Полная луна светила в незашторенное окно и освещала небольшой уголок комнаты, словно специально настроенный прожектор, указывающий на главного героя сценки в школьном (или взрослом) спектакле. Подсвеченный лучами луны, словно зажжённый фитиль,
главный герой вытягивался ввысь над распластанной жертвой. Его силуэт плавно сливался с темнотой вокруг, и тело пропадало в тех местах, докуда свет лунный не доходил. Волосы были похожи на само небо, только без бесчисленных звёзд и покрытое сгустками тёмных облаков. Глаза его были глубокими дырами без конечной точки, они захватывали и не отпускали. Солнечный луч резанул по нагому телу, восседающему на присвоенном троне, прошёлся по мягкому животу и грудной клетке, очертил шею и глаза — уже карие, жадно поглощающие весь свет и отражающие лишь лёгкий алый наплыв.
Сонхун задохнулся, смотря на раскрытого перед ним юношу. Его приковало к постели цепями, неподъёмным балластом, и Сону был суккубом или марой, предвещающим скорую смерть во сне, и его тонкие руки, нашедшие контакт с чужой напряжённой шеей, абсолютно точно намекали на прекрасную кончину. Вдруг тяжесть сменилась невообразимой лёгкостью, и Сонхун ощутил Сону почти эфемерно, будто облако: невесомое, полупрозрачное, которого невозможно коснуться, даже погружаясь в него целиком. Руки пропали с его шеи, давая вздохнуть, и после этого он не видел в кромешной темноте больше ничего.
Закрыл глаза и снова открыл — и снова увидел его. Подсвеченный ярким солнцем силуэт двигался сверху, плотно прислоняясь бёдра к бёдрам, и непрерывно смотрел в глаза, гипнотизируя. Сонхун как натрий, брошенный в кипяток: рассыпался, растворяясь в Сону. Этот кипяток обжигал его кожу, сначала заставлял мёрзнуть и покрываться мурашками, а затем зажигал его собственный фитиль, начиная от дрожащих рук и несоображающей головы, опускаясь огнём ниже, вдоль впадины на грудине и обходя завязь в центре подрагивающего живота.
Сону, дикий лис, полоснул ногтями по обнажённой груди Сонхуна, оставляя борозды алого оттенка с кровоподтёками, темнеющими на посеребренной коже в свете луны. Внезапно горячий шершавый язык ощутился на шее, и пришлось резко отдёрнуть голову, которая балластом вжалась в подушку, словно весила, как целый фургон гирь.
— Ты такой послушный, — наигранно-скучающим тоном протянул Сону, невозмутимо рассматривая блестящий в лучах солнца след. — Перестал отрицать свои желания? — мурлыкнул он, заставляя сердце Сонхуна пропустить удар.
— Я сейчас с ума сойду, — призналась жертва, после чего сжала свои непослушные губы в тонкую линию. Голос отдался даже не эхом, а булькающим звуком, словно при каждом слове в его рот затекало огромное количество воды. Звук был совсем далеко, словно не в этой квартире, не в этом доме, не в этом районе…
— Я знаю, — наклонился Ким ближе, спустившись пальцами с груди на плечи, прижимаясь своей грудью к чужой, локтями болезненно упираясь в рёбра. — Но тебе ведь это так нравится… Сегодня я задаю правила. Я буду делать только то, что скажешь ты. Тебе придётся говорить вслух всё, что ты хочешь, чтобы я сделал с тобой.
Пак округлил глаза и резко повернул голову, видя перед собой в непозволительной близости косую усмешку и блестящие глаза. Волосы налились чернилами, острыми сосульками свисали, прикрывая уши и немного глаза, то скрывая их блеск, то снова его демонстрируя. Сону выглядел совершенно серьёзным даже с таким издевательским выражением лица. Он не шутил. Чёрт возьми, он правда имел это в виду.
— Нет, — испуганно замотал головой.
— Да. Да, Сонхун, да, — словно пытаясь доказать серьёзность своих слов, Сону выпрямился и убрал свои руки с чужого тела, на котором остались чёрные следы от ладоней с лёгким узором кожи. Ещё секунда, и юноша слез с бёдер, становясь коленями на кровать и никак не касаясь любовника. — Всё сегодня зависит только от тебя.
Сонхун чувствовал себя так, словно его обводили вокруг пальца, словно он был обычной беззащитной бабочкой, окружённой огнями. Теперь его ничего не сковывало, смерть не дышала в спину и никто не дышал в шею. Он сел и молча уставился на принципиального юношу, по плечам и спине которого текло губительное солнце, предвещающее концовку сегодняшнего спектакля и подтверждая угрозу. Он отчаянно замотал головой и выдохнул, опуская глаза. Он чувствовал себя ужасно смущённым от такой прямоты.
— Тебе нужно просто начать, — успокаивал Сону, уже выглядя мягче и нежнее. Он подобрался на коленях ближе, его тонкая талия утекала в простор домашних летних шорт, вытекая уже двумя плотными бледными ногами с родинкой ближе к краю штанины. Не выдержав вида испуганного старшего, энергетический вампир погладил его по плечу. — Начни с малого. Ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал?
— Да… — хрипло, проглотив слог, едва слышно шепнул Сонхун.
— Тогда скажи. «Поцелуй меня». Видишь? Никто не умер. Небо не упало на землю…
— Как ты можешь быть таким… — Сонхун проскулил, запрокидывая голову назад и чувствуя, как чужие пальцы пешей прогулкой прошлись от груди до шеи, обхватывая её плотно и цепко, — невыносимым?
— Кто бы говорил. Я жду, Сонхун. Время истекает…
Как доказательство, комната озарилась ярким светом, ослепляя нерешительного хирурга. Сону оставался непоколебим, на его лице не было даже намёка на румянец, он весь был бледен, словно чистый лист, и совершенно невозмутим. Словно статуя, неживая и пугающая; словно вампир, жаждущий крови и зрелища.
— Пожалуйста… поцелуй?..
— Куда, Сонхун? — каменное лицо разломилось на осколки и осветилось улыбкой, просочившейся яркими лучами сквозь трещины властной натуры.
Пак судорожно выдохнул, считая такое слишком интимным для озвучивания вслух, и одно он совершенно не понимал до конца: на кой Сону требовались слова, если он и так прекрасно всё видел и понимал, если он читал его, словно детскую книжку, если… так много если, которые крутились в голове вместо необходимого слова. Невыносимая пытка, давление, заставляющие разводить мозговой штурм и заводить аритмию.
— Не дави на меня, Сону… пожалуйста…
— Ты сам на себя давишь. У тебя есть выбор, Сонхун.
Сону встал на ноги, и расстояние возросло в разы, пугая старшего. Распахнутыми глазами он наблюдал за тем, как юноша растворялся частица за частицей в ярком солнечном свете, губительном и убивающем — его сущность взаправду была вампирской, умирала в дневных лучах, покидала не только мир, но и Сонхуна, нуждающегося в обществе кого-то такого смелого и прямого, способного припереть к стене и высказать всё как есть, на духу, бесповоротно. Так, как он никогда не сможет.
— Пожалуйста, Сону, не уходи. Поцелуй меня… пожалуйста, в губы, Сону.
Армагеддон обрушился на землю сумерками. Сону исчез в темноте и через мгновение вырос перед своей ночной жертвой; перед бабочкой, крылья которой сгорели в огне. Ким опустил пухлые бёдра на чужие, не заботясь об излишнем удобстве, и наклонил голову, выдыхая тёплый воздух с лёгким привкусом мармелада — этот аромат духов москино душил сильнее рук, снова нашедших убежище на шее, и теперь вместо соединения воздушных элементов Сонхун вдыхал в себя только сладость, прислоняясь рефлекторно в ответ, не позволяя своему мозгу больше мигать и предупреждать, запрещать, кричать об опасности.
Прохладная ладонь опустилась на спальные штаны Хуна, оставляя на них чёрные следы мазута, нефти, сажи — младший не церемонился и миновал резинку, попадая буквально в печь, разогретую дровами с вырезанными на них сердцебиениями; чем хаотичнее линии кардиографа, тем жарче пламя, охватившее ладонь Сону по локоть. Он задвигал рукой и позволил произойти такой несдержанной вольности, как укус в нижнюю губу. Хён вздрогнул и упал на локти, откинулся назад, поджимая пальцы на ногах. Глаза скосились и мир закружился в калейдоскопе, и только один силуэт был в нём целым, неразобранным, жаждущим и кровожадным.
— Сону, — Сонхуна почти не слышно, тело будто потеряло все силы, и он еле держался на локтях. — Сону…
— Сонхун-хён.
— Я… подожди…
— Сонхун-хён. Ты в порядке?
— Я… что? — он раскрыл склеившиеся глаза и невидяще уставился на Сону в лучах света, напоминающего священное светило, святую корону порождения Господа.
— Просыпайся, хён…
Сонхуна подбросило от крупной дрожи, и он снова распахнул глаза, ощущая жар и одышку, словно от кошмара. Он сидел, подорвавшийся в ночной истерике на кровати, и смотрел на недоумённого и перепуганного Чонвона в чьём-то безразмерном худи, тормошащего его за бедро, покрытое мурашками. Сонхун сдвинул ноги, убеждаясь, что длинная ночная футболка прикрывала не вовремя заявившуюся поллюцию. И всё-таки он до сих пор не мог до конца понять, что произошло. Солнце уже начинало освещать город, а это значит, что было уже около восьми часов или чуть раньше.
— Тебе снился кошмар? Ты… ты так скулил… — невинно шёпотом спросил Чонвон, садясь ближе с понимающим взглядом.
— А… да… не хочу о нём говорить…
— Тогда вставай, хён, тебе надо взбодриться. Джей-сонбэ уже готовит еду, Сону-хён тоже встал, и Рики… Остальные пока спят, поэтому не шуми, ладно? — Чонвон улыбнулся. — Я знаю, что ты не будешь шуметь. Пошли.
На кухне действительно были все названные. В спальне спала сестра, что было достаточно удивительно, так как Сонхун предполагал, что в эгоистичном и жестоком сердце Джейка нет места для благородства, но потом увидел его на диване в гостиной, а рядом, на полу, постеленные места для всех остальных, и сейчас там спал только Хисын, потому что Рики, Чонвон и Сону уже встали. Правда, Сону вроде как не ложился — по его словам.
Джей запекал в духовой печи кукурузу с сыром и майонезом, а сам пока нарезал свежий багет, купленный во французском магазине за баснословные деньги. Он был суперсвежим и хрустящим, но, кроме него самого, никто такой привязанности к хлебу не питал, а Сонхун, как самый привередливый в мире едок, так вообще отсел подальше. От неаппетитного завтрака даже желудок перестал урчать и загнулся. Жар спал, последствия поллюции тоже сходили на нет — в доме, полном людей, возбуждённый настрой быстро сменялся на напряжённый и несколько враждебный. Джей был в спортивном костюме и с мокрыми волосами, на шее висело скрученное полотенце. Был на пробежке даже в такое холодное многолюдное утро.
— Всем доброго утра~
Сону был возле окна и заваривал кофе и чаи, и если Джея было видно издалека, как и Рики, сидевшего за столом, то Сону заныкался за углом и часто прятался за дверцей нижнего шкафчика, где хранились пакеты нерастворимого итальянского кофе. Услышав слащавый голос, Сонхун напрягся и вытянулся по струнке, сразу вспоминая злосчастный сон, а следом за этим остаток ночи перед тем, как отключиться. От шейного позвонка до копчика прошлись неприятные мурашки.
— Доброе, Сону-хён! — улыбнулся Чонвон и подошёл к нему, оставляя лучшего друга и макнэ компании сидеть вместе в дружной тишине. — Сделаешь мне чай? Ты будешь?.. — он кивнул в сторону Джея и духовки, подразумевая завтрак на американский манер с некоторым подозрением.
— Нет, я не ем еду для собак, — улыбчиво ответил Сону.
Сонхун и Рики заметили, как Джей за плитой остолбенел с ножом в руках, да и Чонвон покосился туда, побаиваясь, что такой человек, как он, мог устроить битву на смерть за подобное оскорбление. Но единственное, что произошло, — возле американца собралась негативная аура. Больше ничего. И когда все успели уже выдохнуть облегчённо, а Сону присел на корточки, убирая пакет кофе обратно, мужчина хмыкнул.
— Что-то я не заметил, чтобы в составе нашего завтрака были мясо, яйца и сырые овощи. Разве собакам можно майонез?
— О, Джей-хён, — Ким выпрямился и закрыл шкафчик, растягивая улыбку по лицу. Чонвон не понимал, как тот мог не замечать чужих предостерегающих взглядов или не чувствовать гнетущую атмосферу. Хотя, возможно, он замечал, но ему это не мешало. — Собаки едят кукурузу. И сыр. А майонез… это единственное, что отличает твою еду от собачьей, и то только потому, что собаки умнее и не едят то, что убивает их организм.
Джей развернулся и вцепился взглядом в Сону, которого не переносил на дух с первой встречи, произошедшей вчера.
— Что сказал?
— Ты плохо слышишь? — невинно поинтересовался в ответ.
Джей стиснул зубы и стал копаться в голове эспера, пока остальные принудительно оказались втянуты в шоу. Но, к удивлению, он не нашёл внутри головы юноши ни намёка на издевательства. Мужчину словно водой окатило, и он нахмурился, расслабляя плечи и задумываясь о том, как этот человек мог всё это время говорить правду без подтекста и не замечать, что он выбирал фразы и выражения, провоцирующие злость и гнев. Недоумение потушило гнев Джея.
Сонхун впервые видел того сбитым с толку.
— Ты услышал меня или мне ещё раз спросить? — улыбнулся Сону.
— Если не нравится, не ешь. Я не заставляю никого здесь. Это все поняли? — вместо ответа Джей обратился ко всем сидящим, обведя их взглядом и задержав его на Сонхуне. Возможно, он хотел что-то ему сказать, но Джей не обладал передачей своих мыслей в чужую голову, что очень жаль.
— Чего вы разорались с утра пораньше? — на кухне объявился заспанный и уставший Хисын, держащийся одной рукой за бок и поясницу. Спать на полу — идея не из лучших.
— Доброе утро, хён!
— Доброе утро, Хисын-сонбэ.
— Хи, ты будешь кукурузу?
У Джея был такой побитый и заранее оскорблённый взгляд, словно друг ему уже отказал и вонзил нож в спину. Хисын с улыбкой подошёл к приёмному сыну, погладил его по плечу и закатил дразняще глаза, покосившись на духовку.
— Опять?
≪━─━─━─━─◈─━─━─━─━≫
— Вы на месте? — Чонсон заглянул через переднее опущенное окно автомобиля в салон, высматривая задние сиденья. Чонвон и Сонхён сидели вместе и о чём-то оживлённо беседовали, отмахнувшись от вопроса.
Уже было двенадцать дня, все собрались за воротами двора джейковского дома и обсуждали дела насущные: фонд, задания, будущие поездки с волонтёрским центром. Хисын и Джеюн курили, разделив зажигалку на двоих, Сону чем-то заболтал Рики, а Сонхун стоял рядом и слушал. Джей временами внедрялся в диалог, но в основном сидел на капоте поодаль со скрещёнными руками.
— Сонхун.
— А?
Хисын выпустил дым в сторону.
— Помнишь, тебе Сохи показывала фотографию избитого мужлана?
— Э… да, помню, — кивнул Хун.
— Недавно Сохи удалось выбить встречу с этой бандой. И что ты думаешь? — Хисын поднял уголок губ, кончик сигареты сверкнул, когда он затянулся. — Я не сомневался, что ты сможешь верно подсказать. Она не верит студентам и школьникам, но я бы на её месте пересмотрел взгляды на мир.
— Я немного не понимаю… — Сонхун скинул чёлку с глаз.
— Я имею в виду, что те бандюги действительно занимались наркоторговлей. Точнее…
Неделей ранее.
— Удалось? — Сохи вскочила со стула, прижимая сильнее телефон к уху. Звонили из полиции: ей пошли на уступки при условии, что её заявление и обвинение — чистая правда. Если же она, наоборот, окажется неправа и следователи проведут задержание невиновных граждан, то её будет ждать штраф. Звучало страшно, но Сохи знала, на кого повесит оплату, поэтому сразу согласилась на такой расклад. И сейчас звонок, поступивший из полиции с положительными вестями, значил одно: бандиты не покинули границы Кореи и даже не успели выехать за пределы Сеула, а это очень, очень огромная удача.
Уверенность Сохи подкосилась. Если они действительно наркобароны, то должны были уже давно скрыться и поджать хвосты, но они были здесь. Она всё чаще думала о том, что кретин-новенький ошибся. И тем не менее встреча состоялась вечером в главном здании благотворительного департамента. Его местонахождение знали все желающие, а вот про здание, спрятанное в Итэвоне, знали лишь избранные; лишь те, кто нуждались в Сохи по связям или рекомендациям знакомых. В целях безопасности себя и своих сотрудников. На допросы с потенциальной угрозой она всегда являлась в закрытом костюме без единого участка кожи и с маской на лице, чтобы её не могли запомнить, увидеть, проклясть. Эсперы бывают разных сил и разного уровня агрессии.
У них не было доказательств, что конкретно эта банда людей принадлежала к эсперам, но перестраховаться необходимо. Поэтому, входя по приезде в здание департамента через чёрный вход, она была уже в маске и перчатках с подкладкой из кибер-материи, способной пропускать её сверхсилу наружу, в люди. Допросная располагалась на нижних этажах, и туда женщина спустилась на лифте с помощью пин-карты. Сегодня с ней никого не было, у всех свои дела, да и она считала, что не нуждалась в дополнительных руках и помощи мужчин, так как была самодостаточна и сильна.
Нижний этаж напоминал склад: коробки, доски, реквизит, краски, детские сиденья, одежда. Были даже морозильные камеры с отключенными систематизаторами и загруженные компьютерные кабинеты. Среди таких и затерялась допросная, где уже был главарь банды. Остальные поместились в участке за решётками, ожидая вердикта.
— Какая цаца. Ты кто? — пренебрежительно и пошло отозвался жирный мужик, оценив сначала фигуру в чёрном плотном костюме, а затем поднявшись взглядом к маске. — Ух ты ж бля. Аджума, не кажется, что время Хеллоуина уже прошло? Вы опоздали.
«Да уж, жаль, что вас тогда не задавило в Итэвоне», — подумала Сохи и молча подошла к мужчине, не церемонясь и не реагируя на его слова и ругань. Она дёрнула за потную синюю рубашку, пуговицы полетели на пол. Вспоминая описание со слов Сонхуна, она анализировала вид мужчины, дёргала его голову из стороны в сторону, благо долгие тренировки в полиции помогали ей сосредоточить силу. Мужик что-то орал и пытался оттолкнуть, но Сохи быстро справилась. На шее и груди те же пятна, слизистая раздражена, кожа сухая и губы бледные, изрезанные, шелушащиеся.
— Дурная баба… чё звали вообще?
— Чем торгуете? — Сохи заняла лидирующую позицию напротив растрёпанного мужика, наклонившись над столом, держась за него руками. Толстяк только улыбнулся, поднял брови и рассмеялся.
— О чём ты? Криминальных фильмов пересмотрела?
Сохи улыбнулась под маской и подняла руку. В её раскрытой ладони сначала засветился зеленоватый огонь, который трансформировался в виртуальную биту. Из сеточной она превратилась в настоящую, тяжёлую, бейсбольную. Мужик уставился глазами-шарами на это действо, а затем неожиданно разозлился и вскочил, двигая животом стол. Сохи отступила на шаг, опустив руку с битой. Её маска не выражала никаких эмоций, не было никаких звуков и слов, и это ещё сильнее раздражало и пугало допрашиваемого.
— Нахрен я вообще сюда пришёл… пришибленная… пусти меня, и я уйду!
Сохи улыбнулась и встала у стола, кокетливо качнув бёдрами.
— Будем говорить честно, или мне придётся выбивать ответы? Учтите, господин, бью я много и сильно, — она обвела пальчиком поверхность стола и наклонила голову набок. Мужчина сомкнул губы и с ненавистью уставился прямо в прорези маски, где сияли зелёные неоновые глаза. Тишина затянулась. — Одобряю ваш выбор.
Сейчас.
— И она серьёзно побила его? — Сонхун нахмурился, пытаясь принять услышанное как факт.
— Да, — Хисын докурил и затушил сигарету о столб, выкидывая окурок в урну у ворот. — Немного. У него осталась половина зубов и даже кости целые. Но это всё потому, что сам он жирдяй редкостный, не пробить. В итоге оказалось, что его шайка промышляла не просто наркотиками. Они толкали под видом чудо-пилюль кокаин — просто засыпали его в таблеточные пилюли. Загвоздка была в том, что всё их дело завязано было на нас.
— В смысле?
— Тормозняк, — усмехнулся Джейк, начавший уже вторую сигарету. — Они пихали таблетки, которые «даруют» сверхсилы. Тупицы. И люди им верят.
— Оу… — Сонхун призадумался и скрестил руки. Джей усмехнулся. — Ну да, рано или поздно такие контрабанды должны были появиться. И что с ними сделали? Ну, с бандой.
— В полицию и в тюрьму. На них специальные кандалы против магии. Как браслеты на ногу для ребят на домашнем аресте, сечёшь? — усмехнулся Джейк.
— Не то слово…
— Мы поехали, — оповестил Джей и открыл дверь своего автомобиля, но разговоры внутри салона не прекратились, даже наоборот, послышался девичий смех.
— Удачи. Сонхён! — прикрикнул Хисын, пытаясь заглянуть внутрь с расстояния.
— Что?
— Не хлопай больше дверью, этот зануда потом будет мне весь вечер рыть мозги по этому поводу.
≪━─━─━─━─◈─━─━─━─━≫
Хисын и Рики ушли следующими, так как у младшего в школе, как и во всех других, устроили субботнее дежурство. С каждого класса должны были явиться несколько учеников для уборки и организации школьного пространства, нарисовать плакаты к зимним каникулам… В университетах ничего такого не планировали, поэтому Сону, собственнически касаясь пальцами плеч и бицепсов хирурга, пригласил его на субботнюю прогулку. Пак умоляющим взглядом просил Джейка не пускать его, но тот лишь поморщился и махнул рукой.
И Сонхуну пришлось идти гулять с Сону. Закутавшись в куртки, они пошли по району, спускаясь по узким улочкам вдоль бутиков, кафешек и ресторанов. В основном болтал именно Сону, как инициатор прогулки, и рассказывал, к удивлению, о всяких бессмысленных вещах, словно между ними могла существовать обычная беседа на посторонние темы. Рядом с младшим хирург чувствовал себя дискомфортно.
— Хочу вот сюда.
Они внезапно остановились возле одного кафе. «Gelateria. L'Alberto Di Ginkgo» — можно было прочитать на вывеске небольшого серенького здания, оформленного на итальянский мотив с вензелями, открытым балкончиком над входом и флагом Италии справа от меню. Сонхун поёжился и посмотрел на Сону.
— Ты привёл меня в кафе с мороженым? — спросил старший. — Если ты хочешь поесть где-то, мы можем пойти в более приличное…
— Во-первых, я не ем в «неприличных» заведениях, а во-вторых, никуда мы не уйдём, — младший схватил того за руку и поволок за собой внутрь. — Это моё любимое место, и я хочу, чтобы ты попробовал самое вкусное мятное мороженое в Сеуле, я без него буквально жить не могу. И собираюсь тебе тоже привить эту зависимость.
— Я не люблю мятное мороженое.
— Очень жаль, — улыбнулся Сону и подошёл к кассе, за которой стояли парень и девушка. Они знали его в лицо, потому что этот парень часто наведывался сюда в свободное время и покупал много всего. Сонхун же здесь был в первый раз. В Итэвоне и его окрестностях он не ходил никогда, потому что надобности не было, а вот Сону, кажется, здесь знал всё вдоль и поперёк. Хотя неудивительно — в отличие от Сонхуна, младший был коренным сеульчанином.
— Ты уверен, что…
— Пошли, — с улыбкой оплатив картой две порции мороженого, он выволок хёна на улицу и сел на деревянную скамейку во дворе.
Сонхун сел, скромно сжав ноги и готовый в любой момент удрать, а вот Сону расслабился и прижал своё колено к чужому, ощущая тепло тела даже через штаны. Сонхун любил мороженое и мог есть его много, его любимым было бинсу с красной фасолью, но не с мятой. Хотя после того, как вкус освежил горло и приморозил язык, он стал понимать, что в этом что-то определённо есть.
— Нравится? — не способный угадать по чужому лицу, поинтересовался Ким.
— Ну… да, есть можно… весьма неплохо… — он и сам не понимал, соврал сейчас или нет, но такой неуверенный ответ его собеседник принял и даже не стал переспрашивать и уточнять, словно любое произнесённое слово вслух не могло быть ложью.
Сону был странным. Крайне странным. И это пугало до чёртиков. И волновало до жара.
— Не сдерживай себя, Сонхуни-хён. Дальше у тебя это точно не получится.
Пак подавился.
— О… о чём ты?
Ким положил холодную из-за мороженого ладонь на чужое дрожащее бедро, соскальзывая на внутреннюю сторону, и приблизился к лицу хёна с хитрой улыбкой. С точно такой же, которую демонстрировал сегодня в ночном видении. Сердце забилось от нервозности, захотелось сбежать от смущения и дискомфорта, не хотелось вылезать из зоны, хотелось остаться в уютном домике своих рамок… Сонхун испуганно зажмурился и прирос к скамейке. Но когда спустя тридцать секунд ничего не произошло, он открыл глаза и никого не увидел. Тупая боль появилась в затылке.
— Чего застыл? Твоё мороженое сейчас растает.
Сонхун повернул резко голову, да так, что в шее щёлкнуло до боли. Сону выбросил грациозным движением стаканчик с ложкой в урну и улыбнулся, поправляя шарф и убирая руки в карманы плюшевой куртки, в которой он был похож на невинного медвежонка.
Сонхун начал подозревать, что есть вероятность сойти с ума окончательно.
