≪━─━─━─━─◈─━─━─━─━≫
Это был просто отвратительный день, и у Чонвона до сих пор тряслись руки, хотя они уже как час приехали обратно в университет и набросали план следующей практики. Сейчас же оба юноши складно шли ко двору университета, минуя светлые пустынные коридоры. За окнами была темнота; каждый раз кинув туда взгляд, они встречались лишь со своими полупрозрачными отражениями. — Вообще, я полностью согласен с куратором. Они вышли из корпуса университета и направлялись к выходу, освещённому уличными фонарями и красивыми декоративными огоньками. Морозный воздух обдул лицо, и вспотевшие под кучей плотных свитеров и курток тела почувствовали долгожданные уколы прохлады. Сонхун держал лямку рюкзака на плече, давя под своими ногами снег, а Чонвон кутался сильнее в шарф и пытался закрыть краснеющие от холода уши. Пускай хён был одет легко, но ему самому, в тёплой пушистой кофте и куртке сверху было до жути холодно. А от слов друга стало ещё и больно. — Эй, хён, ты должен быть на моей стороне, — буркнул недовольно Ян, моментально хмурясь и надувая щёки. В груди зародился неприятный комок, словно клубок запутавшихся чёрных нитей. — Мне это не нравится. — Почему это? Куратор всё правильно сказал, — безразлично ответил Сонхун и пожал плечами, потирая покрасневший кончик носа ладонью и что-то приговаривая о том, что стало холоднее и комфортнее. Чонвон остановился посреди пути и уставился в спину друга, для которого, кажется, весь разговор был абсолютно нормальным. Возможно, так объективно и было, только вот юношу задело за живое; его глаза налились обидой, самой настоящей детской обидой, челюсти сжались до скрипа зубов, а ладони в карманах превратились в нервные кулаки. Он внезапно потерял опору. Словно ступит ещё пару шагов и упадёт. Сонхун заметил перемены через несколько секунд и тоже притормозил, оборачиваясь. — Что-то не так? Пошли уже быстрее. Пожалуйста. — Почему ты вообще с ним согласен? — «разве я настолько плох?» — мелькнуло сразу следом, и в наполненных надеждой глазах Чонвона появился блеск. Это были не слёзы, это были детские неоправданные ожидания, которые пробудились в нём сейчас, спустя много лет. Сонхун поднял бровь и затем нахмурился, не понимая. Эта эмоция вонзила в грудь юноши ледяную остроконечную иглу: «Неужели я не могу ни на кого положиться?» — Прав же. — Ты на моей стороне только… — Чонвон сглотнул, — только когда я тебе нужен? Когда помогаю? Даю деньги сестре? Сонхун несдержанно улыбнулся и пожал плечами, а затем вдруг опомнился и достал из своего кармана купленный ещё во время обеда гранатовый сок. — Как видишь, даже после этого я не на твоей стороне. Чонвон замер и криво кивнул, стискивая челюсть. Вот оно как. Не способный больше выдерживать зрительный контакт, юноша опустил глаза в снег, где были протоптаны чужими ботинками следы. Эмоции силком стиснули горло и заставляли желать слёз, но он просто не мог; не здесь и не сейчас. Не при нём. Но Сонхун считал иначе — подошёл с улыбкой и положил руку на плечо, похлопал несильно. — Да ладно тебе. Не куксись. Я всегда на твоей стороне. — Я вижу. Ян выбрался из-под руки друга и отвернул голову, боясь, что если он снова хоть как-то пересечётся взглядом с хёном, то больше не сможет скрывать всю ту бурю эмоций и нарастающую обиду, которые готовы вылететь лавой из пробудившегося вулкана. Забавно. Заблокированные травмы и спящий вулкан. — Ладно, давай так: когда речь не заходит об университете. — Я пойду домой сам. Мне в другую сторону, — Чонвон накинул на свою голову капюшон и повернулся в противоположную от их остановки сторону, теперь уже поднимаясь в горку, куда-то к тому зданию с кафе, где они сидели втроём, вместе с Сону. Сонхун удивлённо уставился младшему в спину и пошёл за ним, совершенно не понимая мотива. Шутки же? — И как быть? Хочешь, понесу тебя, а? — пошутил Пак и не услышал в ответ совсем ничего. Он попытался положить руку на плечо, но в этот раз Чонвон сразу увернулся и сжался, втягивая голову в плечи и пропадая за большим шарфом. Теперь уже хён насторожился и поправил спадающий с плечо рюкзак. — Почему ты расстроился? Давай серьёзно поговорим, смеяться больше не буду. — По-моему, я уже сказал, что мне не нравится. — Нет, скажи ещё раз. Объясни как есть. — Не хочу, — Чонвон сжался сильнее. Он прекрасно знал, что ему не стоило признаваться вслух и обсуждать это с кем-либо, особенно с лучшим другом, потому что это точно принесёт много проблем и разногласий. Он хорошо знал Сонхуна для того, чтобы быть убеждённым в этом, и поэтому пытался максимально избежать разговора. Но, как обычно, у старшего свои планы — он взял Вона под локоть и остановил, дёрнув на себя. Не сильно. Осторожно. — Я должен понять, не хочу додумывать. Так будешь хуже, знаешь. — Мне не нравится, когда ты ставишь кого-то в больший приоритет, чем меня, — ответил Чонвон быстро, заплетающимся языком, смотря вниз, на их ступни в ботинках. Его всё ещё держали под локоть, и младший почувствовал, как держащая рука непроизвольно сжалась, посылая по него тревожные мурашки, скапливающиеся в животе и пояснице. И в ногах; они стали ватными и дрожали так, словно следующего шага больше не будет. — Мне не нравится, что я остаюсь один. Что ты не со мной. Меня это злит. Расстраивает. — Выходит, я должен тебе лгать? — Пак хмыкнул. Чонвон зажмурился и глубоко вдохнул, повторяя себе, что он должен держаться и не позволять себе плакать; повторял, что это всё просто разговор, что он — взрослый человек. Повторял, повторял, повторял… — Ну, чтобы быть на твоей стороне. — Нет, — рвано выдохнул Чонвон. — Ты можешь… — «похвалить меня?» — просто обойти эту тему. — Я ничего плохого не имел в виду, я просто согласился с куратором. Ты должен взяться за голову. Так-то я вообще не участвовал в вашем диалоге. — Зачем? — Чонвон случайно забылся и шмыгнул носом, в ужасе столбенея и, кажется, теряя сознание от чувства собственной никчёмности. Чёрт, ему нужно было просто забить и не разводить сцену, иначе бы ничего не происходило бы сейчас. Возможно — нет, с вероятностью в девяносто девять процентов они бы дошли до остановки, он бы отпустил ситуацию и расслабился. Но нет. «Ты всегда создаёшь проблемы», — заговорил голос матери. Чонвон слабо кивнул ей. Это правда. — Зачем ты согласился с ним тогда? Он мне многое наговорил. Он… это то же самое, что тебя кто-то расстроит, а я соглашусь с ним. — Если тебе нужна была защита, то сказал бы. Чонвона словно ошпарило кипятком, а затем бросило прямо в этот грязный снег под ногами. Первая слеза потекла вниз, и он рефлекторно потянулся её вытирать, совсем забыв о том, что на него сверху пялился неотрывно старший друг. Однако тот даже слово не сказал. — Почему… ты не можешь понять… — судорожно вдыхая и выдыхая, пролепетал юноша. — Твоя легкомысленность разбивает меня. — Я не телепат? Круто, что я должен угадывать все твои знаки, но я так не могу. Чонвон, я реально не могу так. Именно об этом Чонвон и твердил себе, когда пытался скрыть обиду, потому что это снова вылилось в недопонимание. Он просто стал ждать завершения, глупо смотря на землю, чувствуя, как все мышцы лица просто тянулись вниз по костям, словно пытаясь полностью слезть со скелета. Его всего тянуло вниз. Хотелось сесть в какое-то тёмное и закрытое место, где не будет никого. Рука Сонхуна с локтя перешла уже на плечо и крепко сдавливала, но Ян просто не обращал внимания на ноющую часть тела. Просто ожидал конца. — Послушай, Чонвон, я не твоя собственность. Я не собираюсь делать абсолютно всё, что ты мне говоришь. Или я должен тебя беспрекословно слушаться? Что? Тут Ян даже голову вскинул и всмотрелся в лицо друга, пытаясь понять, точно ли это он перед ним. Сонхун, которого он знал, никогда бы не сказал нечто подобное. Сценарий начал разворачиваться в ту сторону, о которой младший даже подозревать не смел, и теперь он мог только молиться, чтобы сегодняшний эпизод не закончился недельной или месячной ссорой. Чонвон не вынесет этого. — Я же… я… я поделился своей эмоцией? — попробовал сгладить ситуацию Ян, желая, чтобы всё прекратилось сейчас же. Он готов больше никогда не говорить о себе, никогда не заявлять о своих правах, лишь бы его хён не злился. Чонвон больше не скрывал слёзы; он плакал и временами вытирал мокрые щёки, болящие от холода. Но взгляд Сонхуна был холоднее. — Это не похоже на эмоции. Это похоже на манипуляцию, Чонвон. Ян потерял дар речи. «Манипуляции?» — подумал он и разбито опустил взгляд. В голове не осталось мыслей. Видимо, это действительно конец. Сонхуна теперь не остановить — он перестал прислушиваться и перешёл в нападение, отражая атаку друга, и теперь жертвой себя ощущал Чонвон, хотя по факту не был ею совершенно. Он лишь кивнул болванчиком и почувствовал, как рука хёна отпустила плечо. — Я уже давно об этом думаю. Ты стал вести себя так, словно хочешь изменить меня, — Пак замолчал и тяжело вздохнул. Пауза затянулась. — Иди домой. И всё. Втаптывая снег грубой подошвой, Сонхун ушёл и не попрощался напоследок. Чонвон добился своего: он по правде направился домой самостоятельно, только пришлось следовать своим словам и идти по небольшим сугробам в сторону общежития, находящегося в десяти минутах ходьбы. Холод его больше не беспокоил. Ему хотелось дружеских объятий и утешений, слов о том, что всё это была неурядица и он просто перенервничал. Он знал, что если Сонхун злился или молчал, то он не был этому виной; он должен поддержать, обязан, как лучший друг, выслушать, обязан обсудить и ни в коем случае не осудить, даже если не прав. Это ведь возможно? Ледяная игла вошла ещё глубже в грудную клетку, раня сердце и протыкая лёгкие. Сонхун ему ничего не должен. Он сам сказал, что он не обязан во всём беспрекословно слушаться, и он был абсолютно прав — ни один человек никому ничего не должен. Чонвон знал это. И всё равно не мог остановить слёзы, которые не понимали такой команды. Во дворе темно. В коридорах пусто. В комнате тихо. Чонвон запер дверь на замок, оставил ключ в скважине и скинул рюкзак у входа. Мир нырнул в крохотную каплю росы, и он вдруг почувствовал себя в коконе без возможности вернуться в реальность. Соседа не было, кровать по-прежнему застелена, за окном всё ещё выл ветер. Он очень хотел домой. В место, куда он смог бы отправиться, чтобы сбросить с себя груз. Он не понимал, как все его мечты и сны превратились в кошмары и как он потерял всё, что ему было даровано жизнью. Ему вдруг на самый короткий миг показалось, что он один был вынужден сражаться с судьбой за крохи хороших — даже не счастливых, а просто хороших — моментов. Чонвон сбросил куртку, снял худи, обречённо смотря на свои руки. Розовые шрамы уже затянулись, но в некоторых местах — например, у сгиба локтя — всё ещё болело, чесалось и гноилось из-за того, что ржавчина со старого канцелярского ножа попала в открытый порез и заразила… микробами? Бактериями? Ему было всё равно. Он стёр пальцами склизкий гной, превратившийся в желе, и растёр в пальцах, словно мазь. Не было истерики, не было ничего. Плакать не очень хотелось, но глаза рефлекторно слезились и приходилось временами вытирать их, как и подтирать нос. Чонвон сел на кровать, смотря глупо на скинутые на пол вещи. Что делать дальше? Больше у него никого не было. Чонвон всегда стремился к людям, любил общение, хотел быть открытым со всеми и иметь множество знакомств, но всего этого хотелось только потому, что рядом с ним всегда была опора. Всегда был человек, рядом с которым не сложно завести новое знакомство, не страшно потерпеть неудачу, зная, что лучший друг всегда за спиной и всегда поддержит. Всегда будет тот, кому он мог довериться. А теперь нет. Они не раз ссорились, но не так. Это был уже не Сонхун. Точнее, Сонхун, но понять его перемен Чонвон не мог. И не хотел. Вот он, эгоизм. С самого утра его закреплённая швами рана начала медленно раскрываться, и осталась всего парочка швов до последней точки, когда внутренность обнажится. В чём вообще смысл всего, если всегда любые его попытки и начинания сводились к нулю? Его стремления, цели, хобби, дружба, отношения — всё это заканчивалось стремительно и агрессивно, будто судьба не желала, чтобы его существование окрашивалось хоть в в какой-то цвет, кроме чёрного. Чонвон свыкся с тем, что он — вот такой: нескладный, иногда ветреный, без талантов и умений — не будет приоритетом. Ни у родителей, ни у друзей, ни у врагов. Родители выбрали брата, лучший друг — Сону, враги… а они есть? Можно ли считать куратора врагом? Но вывод всё равно напрашивался сам. Теперь Ян один. Один. Одиночество в радость, когда оно добровольно. Вынужденное одиночество мучительно. Это ужасно, когда человек — взрослый, состоявшийся человек — одинок. Когда ему не к кому прийти, когда его некому обнять, когда его слёзы никому не нужны. Ещё страшнее, если человек испытывает одиночество с малых лет. Если он всегда одинок. Что может вызывать одиночество с детства? Одну боль. И злость. Но Чонвон не чувствовал сейчас злости, её пора прошла, взамен пришла лишь бесконечная тоска, тянущаяся длинной паучьей нитью куда-то за горизонт, словно патока. Это туман. Непроглядный, через который нужно пробираться на ощупь. Чонвон пробежался пальцами по своим шрамам, по всё ещё заживающим ранкам, почувствовал вновь, как они чесались и ныли. Что, если вся жизнь намекала ему: это всё — дохлый номер? Если ему просто не суждено? Нежеланным детям путь всегда выбран заранее, ещё до их появления на свет. Слёзы всё лились и лились, хотя были нежелательны, нелюбимы. Чонвон пошёл в ванную комнату, чтобы смыть с лица весь ужас, рухнул лицом в раковину и потёр лицо множество раз, пытаясь прийти в себя. Отражение показало отвратительную картину: опухшее красное лицо с отёками, ужасные глаза с двойным веком, совсем как у отца, впадины на щеках, доставшиеся от матери. Ямочки. Какое прелестное слово для такого уродства. Ян стиснул зубы и ударил по раковине, скинул все предметы гигиены, которые с грохотом разлетелись по маленькой комнате. Злость. Ах, вот она… верная подруга, помогающая ему всегда в трудные моменты. А думал, что она прошла и осталась где-то в подростковом периоде. — Как же я всё ненавижу… и всех… да пошли вы все к чёрту… Шёпот разрезал клинками горло. Чонвон всхлипнул и достал из шкафчика под раковиной пошарпанную, избитую упаковку снотворного, которое ему посоветовал пить психолог. Тупая курица. И где твоя помощь? Он страдал от бессонницы, иногда не мог подолгу уснуть и терпел боль в глазах, иногда просыпался каждый час и раздражался; и всё, что сделала эта женщина, — посоветовала таблетки? Он внемлет совету. Прямо сейчас. Набрав горсть в руку, целую пачку, абсолютно всё, что осталось, он запихал в рот, давясь, и запил водой из-под крана, сунув голову в раковину. С трудом, с рвотными позывами и спазмами, но юноша проглотил всё до единого, даже ту, что выплюнул в очередном приступе тошноты и кашля. И теперь он сидел возле старой ванны, ожидая свой конец. Наконец-то всё закончится.≪━─━─━─━─◈─━─━─━─━≫
Сонхун провёл в раздражении час, пока добирался до дома. Сначала на ногах, затем — на автобусе полукругом по Сеулу, после — снова на ногах. Он смотрел в землю, прочёсывая взглядом подтаявшие и не очень кучки снега, отпинывая от себя комки и недоснежки, разбивая их и намеренно давя подошвой. Его тихая ярость сопровождалась тухлым и мрачным выражением лица, а ещё глаза временами светились серебром, но он пока сдерживался, потому что прилюдно нельзя показывать эмоции. Дома было грязно. У Джейка в последнее время какое-то сумасшествие, не иначе. Как объяснить то, что вчера ночью он напился в хламину и приехал на такси, а сегодня, пока сожителя не было, выпил семь банок пива и скомкал их на кухне, разбросав по столу и полу? Посуда была грязной, какая-то — побитой; осколки валялись на полу. Разбит был и стеклянный стакан, и дорогая бутылка коровьего молока. Белая жидкость уже стухла, и вся кухня и провоняла. В спальне тоже всё перевёрнуто, как и ванной комнате, и Сонхун, наблюдая очередные последствия ярости вегугина, только глаза закатил до боли в глазницах. Да почему всё это происходит?! Уборка. Просто уборка. Сонхун швырял в мусорный пакет всё ненужное, злился, когда запутывался в чём-то, резался осколком или задевал предмет мебели, каждая мелкая неудача или препятствие заставляли его испытывать острейший стресс. Когда завибрировал телефон, он полностью психанул и бросил пакет на пол, тяжёлыми шагами направляясь к самсунгу, подключённому к зарядке.Сону.
— Что надо? — огрызнулся Сонхун, намекая на то, что сейчас разговор между ними нежелателен, совсем забывая то, что его собеседник не понимал ни намёков, ни сарказма. — Привет, Сонхуни-хён! Как дела? Я соскучился! — мурклыкнул в трубку юноша, находясь явно не дома, ведь на фоне был ветер и только что просигналила машина. — Я сейчас не в настроении разговаривать. — Почему это? Джейк дома? — Нет, но… — У-о-о, Джейки нет дома?~ — улыбнулся Сону, хихикая в трубку. — Тогда жди меня, хён. Сонхун даже моргнуть не успел, как вызов оказался завершён. Видимо, его никто слушать не собирался и учитывать желания — тоже, но Сонхун со спущенными рукавами принялся на уборку, решив просто на всё забить. Он собрал целый пакет разного мусора по всей квартире, прибрался немного в ванной, кое-как поправил все криво стоящие вещи и ушёл в комнату заниматься, пока было время. Сону явился через сорок минут, когда хирург уже доделывал один из отчётов по практике, основываясь на сегодняшнем занятии в больнице. Это даже расслабило его. Встав, он случайно задел стопку учебников, и на пол упала одна книга, относящаяся к внеклассной литературе. А именно та самая «Вегетарианка», которую Джейк любезно привёз из квартиры бабушки по наставлению секретаря. Он её так и не дочитал. Да и с такими изменениями в его жизни неудивительно. Сону был, как обычно, в огромной белой шубе с вкраплениями снега, оставшимся даже на его длинных ресницах. Щёки были сухими и красными, кончик носа слегка побелел. Сонхун обратил внимание на перчатки-лапки, чёрные с рыжими подушечками и открытыми пальцами, и стоило ему задержать взгляд, как послышался смешок. — Нравится?~ Сону провёл пальцем по воротнику чужой футболки, вызвав мурашки, и разделся. Сонхун нехотя помог повесить куртку, пока младший разувался, и ушёл молча на кухню, никак не комментируя его приход и даже не приветствуя. Ему хотелось максимально прямо показать, что чужое присутствие нежелательно. Он даже стал что-то делать руками, достал из холодильника лук и из тумбочки — пачку рамёна, делая вид, что находился в помещении он один. Однако Сону решил заполнить всё это молчание собой и встал рядышком, кокетливо прижавшись бедром к столешнице. — Сделаешь и мне? Хотя… — юноша открыл самостоятельно холодильник, удивлённо булькнул и вытащил оттуда картонную яркую упаковку с нарисованными феями. — Не ожидал увидеть и такое у вас, — он открыл упаковку под косым взглядом Сонхуна и достал один прямоугольный пакетик йогурта, оторвал краешек и присосался к ней. Пак не стал утверждать, что, вообще-то, это был его йогурт. Решил просто забить, чтобы не ухудшать ситуацию. Что бы он ни чувствовал, ссориться с кем-либо ещё ему совершенно не хотелось, учитывая, что этим кем-то был такой же эспер, о способности которого никто не знал. Сонхун вспомнил свой сон и сглотнул, страх Сону снова вернулся. Поставив кастрюлю с водой, Сонхун нарезал зелёный молодой лук и взял молоко с большим содержанием белка. Сону хмыкнул улыбчиво и встал ещё ближе, чуть ли не прижимаясь к собеседнику своим телом. — Следишь за здоровьем? Тогда рамён будет не лучшим вариантом ужина. Может, приготовишь что-то полегче и вкуснее? Наприме-ер… — Сону снова открыл дверцу холодильника. Он заприметил забитую в самый угол упаковку мяса и достал, чтобы посмотреть. Глаза его загорелись. — О… то, что нужно. Пак перевёл взгляд от упаковки неострого рамёна на упаковку в руках юноши и округлил глаза, увидев там свёрнутые внутрь белые кишки, уже заранее нарезанные для жарки. Сону точно не выглядел как человек, любящий подобные блюда — да что там говорить, Сону же любил мятно-шоколадное мороженое, какие кишки! Сону же обогнул Сонхуна и встал у плиты, занимая свободную конфорку. Правда, небольшая неурядица. Видимо, раньше Сону никогда не сталкивался с таким понятием, как газовая плита, потому что юноша замер и уставился на непонятную конструкцию и несколько ручек, над которыми были непонятные точки. — И что это такое? Сонхун взял в руки длинную зажигалку для плиты и показал Сону. — Смотри, — он прокрутил ручку нужной конфорки и поднёс огонёк к чёрным зубцам. Тут же вспыхнул длинный огонь, который он отрегулировал. — Теперь ставишь сюда сковородку и готовишь. Ничего сложного в этом нет. Элементарно, — вздохнул он, пытаясь задеть юношу его же незнанием, но не сработало, что можно было бы предсказать, ведь Сону был не обычным парнем, считывающим эмоции с интонации или мимики. — Оке-ей, — задумчиво протянул он и стал готовить, пользуясь чужими столовыми приборами, словно у себя дома. Рамён готов через пятнадцать минут. Кишки жарились дольше. Сону рассказывал о всяких не интересующих Сонхуна вещах, пока он молча топил свой взгляд в тарелке и мало-помалу ел. Копался в телефоне, чтобы хоть как-то скрасить свой несчастный ужин, и наткнулся на всплывшую новость:Директор развлекательного агентства «Hook Entertainment» назвал трагической и неожиданной смерть Сон Гёнхи.
Ли Хичжу: трагическая смерть Гёнхи стала для всех неожиданностью.
Трагическая смерть известной актрисы Республики Корея Сон Гёнхи стала для всех неожиданностью. Об этом заявил журналистам директор агентства «Hook Entertainment» Ли Хичжу во время посещения собрания. «Трагический повод для посещения собрания директоров — безвременная, насильственная, совершенно неожиданная для всех кончина <…> Сон Гёнхи <…> выдающейся актрисы, зарождающейся певицы, несостоявшейся жены Ким Сучжока и большой, искренней подруги нашего народа», — сказал Хичжу после того, как оставил запись в книге соболезнований в память о Гёнхи.
Гёнхи насильственно скончалась 12 декабря. Ей было 34 года. Церемония прощания прошла в Сеуле 13 декабря.
Сонхун пролистал немного новость, совершенно не слушая больше сплетни Сону, и наткнулся на фотографии со свадьбы, выложенные средством массовой информации как приложение к статье. На некоторых Пак остановился и приблизил. Это был Ким Сону собственной персоной: в голубом костюме, грациозный и элегантный, с подкрашенными глазами и дорогой ботоньеркой на лацкане. Включил видео, и на звук отреагировал гость, перестав гонять лопаткой жарящиеся на сковороде кишки. — Сону, — позвал Сонхун, смотря на напуганных гостей и хаотичную съёмку операторов. — Ты не говорил. — …А о чём говорить? — он вышел из оцепенения и продолжил готовить, а Сонхун поражённо, с ужасом в глазах уставился на его спокойную спину. Видео окончилось и свернулось, кухня погрузилась в давящую тишину. Ким двигался коротко и мало, от этого Сонхун даже дыхание задержал, начиная бояться всё больше. Хотя почему? Что было не так? — Эта смерть не затрагивает никого, кроме меня и отца. — …Что? — запоздало осмыслил Сонхун. Ему показалось же? — Говорю, что она часть нашей семьи. Не твоей. Зачем мне о ней говорить? Ни грамма сожаления или грусти в голосе. Он как был спокоен, так и остался, только, кажется, игривое настроение испарилось, взамен пришло некое хладнокровие, с которым раньше Пак не сталкивался лицом к лицу. Сону прокрутил ручку, ранее заметив, что таким способом выключилась вторая конфорка, и перевалил кишки на тарелку, разрезал их ножницами для удобства. Теперь уже этот момент с выбором еды перестал казаться столь безобидным и обычным. Если так подумать, Джеюн тоже ел кишки. Но он буквально сумасшедший. Значит ли это, что Сону?.. — Ну, это же… это убийство члена твоей семьи, а ты… ты даже расстроенным не выглядишь! — Сонхун поклялся себе сразу же, что будь на месте этой актрисы какой-то его родственник, он бы как минимум почувствовал тоску. Если бы это была сестра, он бы не выдержал. Варианта всего два: либо Сону полный псих, либо эта актриса была той, чью смерть невозможно оплакивать; ей радуются. — На самом деле, я расстроен, — и он даже не врал, пусть и не уточнил, чем именно. Но это ведь не так важно. — Я не хочу сегодня об этом говорить. Завтра будут похороны, я хочу отвлечься от этого всего, а дома находиться просто невыносимо, — он повернулся с тарелкой и палочками, садясь рядом. Но не плечом к плечу, а с другой стороны стола. Сонхун судорожно выдохнул воздух, который уже начал жечь лёгкие, и доел остатки лапши, неотрывно следя за поведением гостя. Тот лишь пожал плечами и попробовал макчан, довольно расплываясь в улыбке. Да уж. Странно. Полное отсутствие комфорта. Сонхун помыл вручную тарелку и кастрюлю, повернувшись к опасности спиной, прислушиваясь к каждому звуку, но сквозь воду это давалось сложно. Он так и стоял, не поворачиваясь, до тех самых пор, пока гость не доел и не подвинул его, оставляя и свою посуду на мытьё. Сам он не станет мыть. Не-а. — Не хочешь пригласить меня посмотреть фильм? — с улыбкой произнёс юноша, поправил наигранно ворот чужой футболки и потянул за собой в спальную комнату, расположение которой заведомо знал. Сону вообще многое знал о Сонхуне. Практически всё. Слежка и игра в коллекционера информации сделали из него настоящего сталкера, но всё это лишь несерьёзные игры, которые позволяли узнавать объект симпатии лучше. Не человека. Именно объект. В спальне горел свет от настольной лампы. Сону подошёл к ней, чувствуя уязвимость и желание соединиться с темнотой, но кнопка просто не сработала. Сонхун за спиной сглотнул и выудил запястье из мягких пальцев. — У меня тут… небольшая станция… лампа выключается только с розетки, — Сонхун неуверенно указал в сторону своей кровати, возле которой стоял удлинитель и множество воткнутых в него разъёмов, зарядок и других вилок. Например, от принтера, на котором он печатал конспекты для лекций или анатомические фотографии. Сону подошёл к мини-электростанции и выдернул из неё провод, проводящий ток к лампе. Темнота полностью завладела покоями, и только тонкий луч света с кухни добирался до них через приоткрытую дверь. Сону испарился в воздухе и появился позади Сонхуна, запирая их двоих. Старший остолбенел и почувствовал на себе влияние паралича — его парализовало от страха и неожиданности. Телепортация? Это и была сила Сону? Вдруг юноша позади него снова слился с темнотой, и тогда парень увидел тень, пробежавшую по стене, более плотную, чем всё остальное. Увидел дымку. Из дымки выпрыгнул лицом к нему Ким, оказавшись запредельно близко. Сердце включило десятую скорость. — Не ожидал? — …Не ожидал… — Если бы не мой папа, ты бы огорчился… — выпятив губы, сообщил Сону, проскользив кончиками пальцем по открытой ледяной руке Пака; такой ледяной, словно он был ходячим мертвецом. Правда — если бы отец не выкупил все видео с камер, сейчас Сонхун вряд ли бы позволял себя касаться. — Покажи и мне. Сонхуна просить и умолять не нужно, потому что он едва боролся с тем, чтобы эмоции не трансформировались в выброс магии, но раз уж все карты раскрывались, он отпустил момент и выдохнул, позволяя страху поглотить себя. Волосы засеребрились, отражая остатки света в укрытом мраком мире. Лунный свет нашёл отражающую поверхность и забликовал. Кожа стала светиться, искрить, как переливающиеся сугробы снега; глаза блеснули, вместо привычных карих стали белом акцентом на тёмно-синей коже. — Сегодняшняя ночь поменяет многое, — прошептал Сону, поднимая руки и накрывая ими щёки, лаская за ушами. — Ты похож на Вторую Справа Звезду. Моя звезда, да? Звезда Питера Пэна, — Ким увидел, как Сонхун закрыл глаза с дрожащими ресницами, и прижался горячими губами к холодным, размораживая лёд, заставляя иней таять. Пак поднял руки в нерешительности и так замер, как зимняя скульптура из льда. Когда Сону снова отлип, он с обожанием посмотрел в открывшиеся глаза и улыбнулся. — Сегодняшней ночью ещё один пропащий мальчишка исчезнет по велению звезды-Нетландии.