Я вижу тебя издалека, Но я снова успокаиваю сердце Говорю себе: «что бы ты ни говорил, я могу принять это». You Left To Me — 18 Again, O'z Mood
≪━─━─━─━─◈─━─━─━─━≫
Сирена. Отдавалась она головной болью и раздирающим чувством засухи во рту. Тело качало, как на волнах, чьи-то руки постоянно касались его предплечий и живота. Перед глазами мутная пелена, ощущение, словно пауки наложили нити. Очень мутило и тошнило. Живот словно лавой залило. Она текла по пищеводу и жгла трахею до слёз. Он молил всех, кого мог, чтобы его жизнь кончилась прямо сейчас и все муки прекратились. Резкие толчки извне заставляли его дёргаться на чём-то твёрдом. Руки в латексе держали его, не давали перекатиться. На слёзы никто не обращал внимания. Следующие ощущения появились позже. Тошнило всё так же сильно, желание умереть только обострялось. Теперь он мог открыть глаза хоть немного, потому что тряски не было. Они слипались, словно склеенные суперклеем. Вокруг никого: сплошная тишина. Голова кружилась, от этого тошнило ещё сильнее. Когда он почувствовал спазм желудка и вынужденно свернулся, оказалось, что рядом всё-таки кто-то был: он помог не вырвать на себя и позвал врачей. Сознание снова отключилось. Третье пробуждение стало заключительным. Проснулся от громкого писка кардиографа. Заплывшими глазами осмотрел тёмное помещение, в котором находился. Глаза жгло даже от маленького количества света. Он раскрыл губы, желая попросить воды, но вышел только хрип. К губам тут же прислонился холодный стеклянный стакан, и он жадно вобрал в себя воду, давясь и роняя слёзы от боли в горле из-за больших глотков. Когда он закашлялся, стакан убрали, и он поднял руку, чтобы ухватиться за неизвестного, ища в нём поддержку, захотелось сильно плакать. Его аккуратно обняли, и он прижался мокрым носом к жёсткой ткани на плече, почувствовал знакомые духи. Не мог вспомнить, кому принадлежали, но это было что-то родное… что-то близкое. Сонхун впервые столкнулся с попыткой суицида. Он этого совершенно не ожидал и чувствовал свою вину, потому что не стал человеком, с которым о проблеме можно поговорить. Чувствовал вину за то, что его лучший друг предпринял попытку или, может, даже долго шёл к ней, а он не заметил и только ухудшил ситуацию. Он слепо доверился фразе «я хожу к психологу» и прекратил задумываться о чужих проблемах и эмоциях, решив, что психолог сможет подправить последствия его действий и слов. Это было так опрометчиво и глупо. Он гладил его по спине, держал некрепко, чтобы не становилось хуже. Чонвон, маленький, рыдал навзрыд, захлёбывался и кашлял, напитывая слезами худи на плече Сонхуна. Дверь открылась, вошёл врач, который не ожидал подобной картины и остолбенел, понимая, что прямо сейчас оборвать сцену воссоединения придётся. — Господин Пак, нужно побеседовать в коридоре, — попросил он мягко. Сонхун кивнул и осторожно отнял от себя друга, боясь теперь оставлять его одного. Он просидел здесь уже больше часа, почти сразу с тех пор, как ему позвонили из больницы, и теперь опасался выпускать младшего из поля зрения. Аккуратно уложив Чонвона обратно и шепнув ему о том, что скоро вернётся, он скрепя сердце встал и последовал за реаниматологом. — Можно с ним кого-то оставить? Медсестру? — С ним всё будет в порядке, — неубедительно произнёс врач и закрыл за юношей дверь палаты. Сону, тоже приехавший чуть ли не посреди ночи, поднялся со скамейки и подошёл к Сонхуну, становясь рядом и следя за тем, чтобы специалист не сказал какой-нибудь неприятной или резкой вещи, направленной в сторону его симпатии. Одет он был так же: в свою белую шубку с чёрными шерстинками. На него реаниматолог бросал косые взгляды, но ничего не говорил. — О чём вы хотели поговорить? — обратил внимание на себя Сонхун. — Я думаю, все мы прекрасно понимаем, что это была попытка суицида, молодые люди, — сходу начал мужчина, сложил руки перед собой и не выглядел слишком обеспокоенным. Он не стал подбирать обходные пути, потому что ситуация заставляла быть чётким. — Он пробудет у нас на наблюдении некоторое время, пока его состояние не стабилизируется, но мы будем вынуждены отправить его на лечение в психиатрическую больницу. Сюда скоро приедет специальный сотрудник из нашего филиала и поговорит с господином Яном об этом. Его госпитализация необходима для того, чтобы больше такого не случилось. Не беспокойтесь, с ним всё будет в порядке, больница… — Нет! — глаза Сонхуна заискрились. Сону эмоций не изменил: как был агрессивно настроен, так и остался, и глаза его темнились, едва не переходя грань и становясь абсолютно чёрными. Если такое произойдёт, у них будут неприятности. Пак же всегда, когда нервничал, ловил себя на мысли и прекращал подвергать опасности. — Ему нельзя в психбольницу. Как это вообще?! Он нормальный! С ним всё… — Молодой человек, вы считаете, что выпить всю пачку снотворных — это нормально? Мои получили звонок от его соседей из других комнат. Они объяснили, что слышали шум из комнаты, вошли разобраться и увидели вашего друга в разгромленной ванной без сознания. Это, по-вашему, «с ним всё нормально»? Не подвергайте опасности здоровье вашего друга. Сону обнял беспокойного юношу за руку, неотрывно следя за мимикой врача, и тихо прошептал: — Он мне не нравится. Пошли отсюда. — Подожди, Сону, — резко ответил Пак и выдернул руку из чужой хватки. Сону разозлился сильнее, но промолчал. Только отвернулся, понимая, что его метаморфозы глаз сейчас не должны быть замечены. — Ему нельзя в психбольницу, док. Это всё! Я его опекун, и… — Я связывался с его родителями. Господин Ян уже совершеннолетний и под опеку не попадает, но всё это не бесплатно. Содержание, лекарства, лечение… госпожа Ян и господин Гу уже одобрили это решение и согласились оплатить курс лечения. Мы пообещали, что их сын станет нормальным после… — Что вы сказали? В каком это смысле станет нормальным? — Вы прекрасно понимаете, о чём я говорю. И, молодые люди, — снисходительно обратился врач, кладя ладонь на напряжённое плечо Сонхуна. Такое напряжённое и каменное, словно он готов был взорваться прямо сейчас, прямо здесь. Его руки дёрнулись; ему впервые захотелось ударить кого-то по лицу. Агрессия — это плохо. Но если человек заслуживал? — Не вам решать. Поэтому я советую вам пойти сейчас домой и оставить пациента. Ему нужен покой. Завтра его навестят его настоящие опекуны. Сонхуна прострелило насквозь. Его сердце поцеловала ледяная пуля. Он схватил реаниматолога за руку, которой тот намекающе сжимал плечо, и сдёрнул с себя, приближаясь вплотную. Пак впервые в жизни ощущал внутри себя столько отваги и злости, смешанной с ненавистью к реальному человеку. Он, всегда спокойный, хладнокровный и уравновешенный парень, готов сейчас переступить грань насилия ради своего лучшего друга, вопреки всему. Сону, стоящий за спиной, скрестил руки и лишь наблюдал. Тени в тёмных углах зашевелились. — Вы не посмеете сдавать его им. Они монстры! Чёрт, да вы даже не знаете, с кем говорили! Они сами вышвырнули родного сына на улицу и избавились от него, как от груза, а теперь вы считаете, что это нормально — калечить его в психбольнице, делать штампы в медицинской книжке и обрубать все пути в нормальную жизнь, при этом доверяя его самого в руки больных кретинов?! Да это вам надо в психбольницу, господин док! Ещё немного, и Сонхун не выдержит. Он перестал дышать, перестал замечать всё вокруг. Его волосы посеребрились, а руки заледенели, покрывая форму врача льдом. Его стихия пробралась инеем под одежду и стала покрывать тело, принося колющую боль. Мужчина оттолкнул его от себя, а через секунду Сонхуна схватили охранники по обе руки и надавили на спину, заставив согнуться. Он смотрел с яростью на врача, задрав голову, глаза его побелели, волосы полностью выцвели до искристого белого, и после этого приносить боль ему больше не боялись, ведь эсперы не люди. Сону не стал вмешиваться, вопреки своему внутреннему нарастающему желанию убить как минимум троих людей, находящихся рядом. Первому и самому главному он вспорол бы живот от паха до груди, вытряс бы внутренности и порезал бы их на куски. Второму и третьему, которые сейчас не жалели сил и скручивали руки, ведя нарушителя на улицу, он бы сначала подрезал сухожилия на лодыжках, потом медленно бы расковырял их бицепсы и вены, пока они не умрут от болевого шока. Сонхуна выкинули на улицу в снег, но пока он не встал, один из охранников схватил его и стал держать, опасаясь того, что этот придурошный мог им сделать. Эсперов боялись, очень боялись. Их сверхсилы были неподвластны обычным людям, они были опасны и представляли мощную угрозу всем тем, кто не застрахован от нападения. И любая оплошность, вызванная гневом, несла за собой страшные последствия. Сонхун краем уха, пыхтя от боли и спазмов из-за рук громилы, слышал, как второй охранник вызывал полицию. Полиция. Его всё-таки поймают. Он бежал от неё, скрывался с того самого дня, когда ему по телефону Джейк сказал, что их с сестрой искали. А теперь он выдал себя сам, не сдержав эмоции. Когда сестре угрожала опасность, он тоже в последнюю очередь думал о том, что не стоило проявлять свою силу; прибил Джеюна к стене и пытался выбить из него ответы, но Джеюн другой — он умел противостоять, умел доминировать, умел ставить на место и заставлять слушать. Его кулаки были горячими и мощными, а сила устрашала. Здесь же наоборот. Разгневавшись из-за несправедливости, Сонхун слетел с катушек вновь и окажется наказан. Сону не трогали. Он просто стоял рядом, громко щёлкая челюстью, и терроризировал взглядом мужчину, требующего полицейскую машину к больнице. Судя по его удовлетворённому лицу, его связали с нужным участком и пообещали прямо сейчас отправить копов. Дело за малым. — Иди домой и тоже не нарывайся, — обратился к Киму первый, что сдерживал эспера. Сону строго посмотрел на него, оценил с головы до ног, брезгливо скривился и снова отвёл взгляд, проигнорировав приказ. Мужчина от такого разозлился и гаркнул: — Парень, глухой или отбитый? Домой иди, пока и тебя копы не пришили. — А что, боитесь, что если я не уйду, то копы пришьют вас? Сону снова посмотрел вниз, не опуская головы, и вмиг блеск с его глаз пропал, радужка стала чёрной. Взгляд был почти матовый, такой высокомерный и надменный, даже пугающий, словно неживой, что мужик сам замолчал и прекратил попытки «переговоров» со вторым гостем нового пациента. Вскоре полиция приехала. Сонхуна арестовали и надели наручники, особо не церемонясь — с такими, как он, требовалось быть строгими и не скупиться на жёсткость. Сону последовал добровольно к машине, совершенно не боясь за свою шкуру. Возможно, другой серийный убийца на его месте ушёл бы, дал дёру или просто равнодушно свалил, но не он; Сону не боялся полиции и людей в форме. Он всегда мог убежать или скрыться в тени, и его никогда никто не сможет поймать, если, конечно, его не приведут в комнату, где не будет ни одного тёмного уголочка. Но сейчас он не думал об этом. Ни о чём не думал. Он только остановил полицейского, желающего захлопнуть заднюю дверь машины, встретился с ним пронзительным настойчивым взглядом и сел в салон. Один коп посмотрел на другого, дёрнул головой, мол, чё делаем? Вместе решили просто ехать и разбираться на месте. Мало ли что. Автомобиль тронулся. Волосы Сонхуна стали обычного чёрного цвета, глаза — тоже. Он сидел, понурив голову так, что из задней части шеи выпер острый позвонок. Словно неживая кукла. Сону бесстыдно положил руку на его колено, поднял на бедро, а потом потянулся к ледяной красной щеке, на которой был развод грязи — амбал прижимал его милое смазливое личико к земле, — и вытер, желая видеть свою любовь чистой и невинной. Сонхун закрыл глаза и стиснул зубы, терпя всё вокруг: тремор стоящей на светофоре машины, разговоры полицейских, прикосновения. Приоткрыв глаза, он посмотрел на свои сухие синеватые ладони, выглядывающие из оков наручников, и попробовал применить силу, совсем немного, чтобы хотя бы одна снежинка появилась с подушечки пальца. Его тело мощно тряхнул заряд тока, заставив подпрыгнуть на месте и удариться затылком о подголовник. Сидящий не за рулём мужчина обернулся назад. — Не пробуй, тварина, у тебя не выйдет. Если посмеешь с нами чё-то сделать, то они тебя просто убьют, — рассмеявшись после своей угрозы, он снова сел ровно и возобновил разговор с водителем. Машина повернула, поехала дальше. Сонхун перестал пытаться и закрыл глаза. Он не чувствовал ничего. Ни сожаления, ни вины, ни угрызений совести, ни желания очистить имя. Он чувствовал только пальцы Сону, гладящие его бедро.≪━─━─━─━─◈─━─━─━─━≫
— Ещё один тупой скулёж, и я тебя убью прямо здесь, и все мне за это только спасибо скажут, неблагодарный ты щенок, — вонзала, словно змея, ядовитый яд под кожу человека, который шёл рядом с ней и пытался попадать в такт её твёрдых быстрых шагов. Она нашла его спустя сутки молчания и игнорирования начальства в малоизвестном баре, похожим на миллионы таких же по Сеулу, злого, как изголодавшаяся псина, едва ли не дерущегося с половиной посетителей. Она вырвала его оттуда, выгребла за шкирку на улицу, и он получил несколько уроков, выводы из которых извлёк следующие: даже если тебя захлёстывает гнёт воспоминаний вкупе с галлюцинациями, то тебе стоит закрыть пасть и слушать ту, что выше. А ещё вилять хвостиком, ведь ты на коротком поводке. Сохи ткнула его пистолетом под рёбра перед входом в участок, не стесняясь камер. Пистолет сложился у них на глазах за несколько секунд, собрался из воздуха и теперь больно давил на кости, но Джеюн только злобно пропыхтел и рыкнул, скаля зубы. От него омерзительно воняло крепкими напитками, они распалили его гнусный агрессивный характер, и он мог в любую минуту начать громить всё, что попадёт под руку. Мог бы — Сохи предусмотрительна. Она нацепила ему на запястье датчик, и стоило Джеюну попытаться, как его ударит током. О да, ток — прекрасная и востребованная вещь. Вместе они вошли в участок, пистолет пересобрался в магазин и теперь снова лежал в кармане шубы. Каблуки стук за стуком наполняли холл; женщина не изменяла себе даже в холодные и тяжёлые времена. Её чёрное каре едва доходило до меха на плечах, а отдающие зелёным глаза пытались найти виновника. — Доброй ночи, не могли бы вы предста… — Я к Пэку. Мой человек у него. Живо, — её голос был достаточно стальным и страшным для тех, кто обычно его не слышит таким, но, кажется, дежурный не был из тех людей, кто умел правильно фильтровать чужие эмоции. — Постойте-ка, дамочка, у нас так не поло… Он заткнулся, потому что теперь у его головы собрался в киберпушку маленький магазин. Дуло холодной сталью отпечатывало красный круг на его коже, пока сам мужчина покрывался холодным потом и пытался восстановить справедливость. К его счастью, на первый этаж спустился один из лейтенантов, и именно тот, кто требовался ночным гостям. — Госпожа Ю, прошу воздержаться от таких открытых проявлений агрессии в сторону наших людей, это чревато последствиями, — мягко, скрывая сквозящее презрение, попросил лейтенант Пэк. Он пригладил форму на плотном животе и подождал, пока женщина смерит взглядом побелевшего дежурного и пройдёт дальше по холлу, а за ней поволочит опущенный хвост дворовой пёс, занимающий должность защитника группы. Взгляд у Джеюна был ещё более умертвляющий, чем у его босса, и тем не менее мужчина не стал дрожать под ним и снова улыбнулся. Почти приветливо, но больше омерзительно-гадко. — Где он? — О, пойдёмте. Сонхун сидел в одиночной камере всё в том же положении, в котором и ехал. Сону, до сих пор сопровождающий своего ненаглядного, устроился на скамейке снаружи и закинул ногу на ногу, слегка качая стопой в каком-то странном ритме. Завидев приближающийся тайфун, он прекратил движения и замер, как статуя. Джеюн уставился на него и едва ли не зарычал. Его бесила эта привычка. Он начинал разделять неприязнь Чонсона к этому мальчишке. — Пак. Сон. Хун. Имя, произнесённое таким тоном, заставило его прогнать мурашки по телу и заледенеть. Сохи обошла лейтенанта и подошла медленно к решётке, обхватила изящной цепкой ладонью один прут, сжала его так, словно имела силу погнуть. Её сверкающие глаза были похожи на глаза кобры. Сонхун посмотрел на неё со страхом. Ему ничего не оставалось, кроме как бояться. Она, высокая и неприступная, стояла в непосредственной близости, но одновременно с этим так далеко, что пока что он мог позволить себе наслаждаться последними вдохами и выдохами. Но это пока что. — Вы знаете, что произошло, — снова заговорил лейтенант Пэк. — Это уже перебор. Нападение на сотрудника больницы. Слышал, у жертвы остался ожог на груди. Сонхун сжал челюсти. Боги, как же ему хотелось сейчас придушить его. Он бегал взглядом от него к Сохи, от Сохи — к нему, его глаза болели, но он не мог закрыть их, ему было до того страшно. И когда он всё-таки закрыл их всего на секунду, послышался щелчок замка решётки. Джеюн вошёл, неотрывно пялясь в лицо коллеги, схватил его за плечо и дёрнул на себя, заставляя встать и выйти в коридор. Его, как куклу, снова дёрнули, когда он повернулся не в ту сторону, и Сонхун, вжав голову в плечи, встал перед Сохи и стал смотреть на то, как она острыми пальцами цепляла на худое, израненное голубыми венами запястье шокер. Он сжался ещё сильнее и зажмурился, когда она дёрнула его на себя и встала вплотную, впиваясь ногтями в кожу сухих рук. — Вот так ты должен был стоять тогда, в больнице, тупой сопляк. А сейчас веди себя, как мужчина, — зашипела она и отдала парня лейтенанту, чтобы тот снял наручники. Джеюн тем временем с поднятой бровью смотрел на Сону, всё ещё сидящего, как красивенькая декоративная статуэтка. Тот глядел перед собой, редко-редко моргая, его аккуратное запястье лежало на бедре, кисть свисала, шерсть белой шубы филигранно покоилась в неподвижном состоянии. Не сдержавшись, австралиец подошёл и толкнул того в плечо, нарушая баланс. Ким встал и резко развернулся к нему лицом, всё так же молча и грозно. Но его это не испугало. Наоборот, позабавило. Хотя даже Сохи насторожилась в этой ситуации и шикнула на долбанутого в край Джейка. — Да что с тобой? Мерзопакостная тварь. Приди в себя, — после чего она посмотрела на Сону, и на лице её появилась задумчивость. Парень же медленно повернул к ней голову, и глаза резким движением переметнулись в её сторону, снова замирая. Он точно был не в себе. — Как тебя зовут? — Что будет с Сонхуном? — То, что он заслужил. У нас нет любимчиков, поэтому все платят за свои ошибки одинаково. Ещё раз спрашиваю: как тебя зовут? Сону отвернулся и сделал шаг к Сонхуну, заглядывая в его изуродованное страхом лицо. Босс посмотрела на Джеюна, и тот кивнул ей, хоть и не читал мысли, как Джей. Женщина подошла к лейтенанту и жестом указала на выход. Таким составом они и направились к главным дверям, и у поста дежурного, сверля взглядом всё ещё побаивающегося мужчину, Сохи наклонилась над листом и расписалась там, следом за ней — Джеюн, оставив свою агрессивно-размашистую роспись на три ячейки. Смерив всех убийственным взглядом, он равнодушно отвернулся и вышел на улицу. Вся компания покинула стены участка. Лейтенант Пэк вскинул руки и снял фуражку, поправляя взмокшие волосы. — Эти нелюди доведут меня до гроба. Они сумасшедшие все до одного! — взмолился он. Дежурный помолчал некоторое время и возразил: — Кроме того парня, которого мы задержали. Мне показалось или он нормальный? — Они все больные, Тэун, все до одного.≪━─━─━─━─◈─━─━─━─━≫
О, Сонхуну потребовались усилия и сноровка, чтобы перекатиться шестой раз подряд по полу и не попасть под биту. Его плечи уже саднили от ударов, рёбра дрожали от каждого вдоха, ноги стали желе. Она мучала его уже двадцать минут без перерыва, ему хотелось просто упасть и умереть прямо здесь, на месте, но он знал, что если он оступится и упадёт, она не станет его жалеть, а будет бить без конца, до того момента, пока не услышит последний хрип — и это будет звук рёберной кости, проткнувшей лёгкое насквозь. — Проблемы не закончились на твоём отце. Яблоко от яблони? — ещё один удар, который сшиб его с ног окончательно. Всё. Он больше не мог сражаться. Каждая эмоция приводила к тому, что сила собиралась вырваться, и каждый раз его било током до темноты перед глазами. Сонхун упал на пол экспериментальной комнаты, где обычно проводились тесты сверхспособностей, и обессиленно уставился в потолок, транслируя на своё лицо фразу: «убей меня сейчас». Сохи подошла и упёрлась битой в его живот, надавила и облокотилась о вертикально стоящую, приносящую юношу жуткий дискомфорт. Он схватился двумя руками за головку спортивного инструмента и прижался затылком к полу, жмурясь. Вдохнул-выдохнул. Пришлось расслабиться и терпеть. Слезящиеся глаза, которые выпустили очень много влаги из-за физической боли, посмотрели жалобно на босса. Она была абсолютно равнодушна. — Я не хотел… — Что? — Ю подняла бровь, не ожидав услышать что-то, помимо стонов и криков, и даже подняла биту, давая выговориться. — Если это не чистосердечное признание того, что ты никчёмный мусор, то можешь заткнуться прямо сейчас, пока я не выбила все твои зубы, хирург. — Это было ради моего друга. Босс, послушайте меня, — терять было нечего. Находясь в отчаянии, чуть ли не на грани смерти, он хотел, чтобы послушали хотя бы это. Последняя надежда. Чёрт, как ему от самого себя тошно: молить о помощи такого отвратительного человека, как Сохи. Женщина же, чтобы слышать лучше, присела рядом на одно колено и повернула голову говорящего к себе, запустив пальцы в его смольные волосы и сжав корни. Юноша завыл от боли и медленно успокоился. Привык. — Я… мой друг… его несправедливо хотят отправить в психушку, его родители-тираны согласны, я… прошу, хватит. Я знаю свою ошибку, но я просто не мог. Босс, разве вы не сделали то же самое? Удар по грудной клетке. Сонхун закричал и загнулся, дрожа от боли и ужаса. Сохи встала и отбросила своё оружие в сторону, и оно испарилась в воздухе, не долетая до земли. — Не сравнивай нас, недоумок, — она несдержанно усмехнулась и убрала рукой волосы с лица, поправляя причёску и начиная ходить по помещению, разговаривая с человеком, который едва ли отличал звуки из-за стойкого звона в ушах и спазма в груди. — Хах, я просто поражена, честно. Ты более безрассудный и тупой, чем кажешься изначально, Сонхун. Правильно Джей заметил, когда я нанимала тебя. Ты в действительности можешь стать предателем. — Н-нет… — М? Ты что-то сказал? — Я не стану. Не буду… — Сонхун со слезами, упираясь непослушными трясущимися руками в пол, медленно, вяло сел, перетекая на колени. Он встал, упираясь острыми чашечками в пол, дрожа крупно всем телом, едва удерживая голову на весу и сражаясь со жгучей болью в лёгких, обостряющуюся с каждым вдохом. Сохи подошла к нему медленно, скрещивая руки на груди. Стоило ей подойти ближе, как юношеские руки потянулись к штанине, обхватили худую ногу, а Сонхун заплакал, словно ребёнок, и задрожал с новой волной. — Простите меня, босс… простите. Это б-была моя вина. Я виноват. Я-я больше вас не подведу. Сохи хмыкнула. — Посмотри на меня. Живо, — Пак тут же исполнил приказ, вскинул сквозь резанувшую боль голову и посмотрел на своего мучителя через крупные слёзы в глазах. Его щёки и нос были красными, к носогубной впадинке медленно текла кровь. Лицо Ю на долю процента смягчилось. Она процедила: — Это был последний раз, ничтожество.≪━─━─━─━─◈─━─━─━─━≫
Они шли по улице уже больше получаса. Сонхуну не было холодно, не было голодно; он, ведомый, плёлся без эмоций за Сону, который поручился присмотреть за своим хёном и потащил его к себе домой. К себе. Джеюн чётко выразился, что в своей квартире не желал его сегодня видеть, а Сонхуну было абсолютно всё равно, куда идти. И они пошли домой к младшему, совсем не заботясь о том, что же скажут отец и служанки. Но Сону знал: ничего. Потому что отцу всегда всё равно, а вот служанкам не подобало хоть как-либо своё мнение презентовать. Они пришли к трёхэтажному зданию. Благо фонд и дом Сону находились в Итэвоне, поэтому светиться в таком состоянии в транспорте не нужно. Следя за тем, чтобы Сонхун не упал по ступенькам и не наделал шума в прихожей, Ким с неприсущим ему терпением волочил едва живого человека за собой, заставил его избавиться от обуви и провёл до своей комнаты, где уже заменили окно и привинтили новую лампу. К счастью, у него была своя ванная, так что больше они сегодняшней ночью выбираться не будут. — Хён, — резко, не так, как обычно, назвал его Сону. Помнил ли он до сих пор о той агрессии, с которой обращался к нему старший, или просто настроение испорчено — неизвестно. В любом случае во всём была вина Пака. — Иди мыться. Сейчас же. У непослушания свои последствия. Сонхун их уже испробовал. В ванной комнате была душевая кабинка, к счастью, и принять душ ему удалось быстро. Было больно до слёз — и кровоточащие раны, и гематомы, и кровоподтёки; всё чесалось, зудело, ныло, болело, кололо, простреливало при движении. Сонхуну даже выдали одежду. Никакого нижнего белья, но шорты и футболка. Свои грязные он оставил на плиточном полу ванной. Всё равно. До мозга костей всё равно. Вторым пошёл Сону и вернулся совсем не скоро. Его не было минут тридцать, и, если ему верить, это он ещё спешил. Когда владелец комнаты вернулся с влажными волосами и в голубой пижаме из шёлка, то гость сидел на краю кровати и смотрел куда-то на пол, не заинтересованный ни в чём. Маленькая ладошка Сону легла на его плечо, и он тихо прошептал: — Ложись. Пока никто не заметил, Ким спрятал один забытый снимок Сонхуна в ящик трюмо, после чего повернулся к кровати: старший уже лежал на одной стороне, той, что ближе к окну, и смотрел в это самое окно, пребывая в царстве дум и размышлений. Сону медленно, точно принюхавшийся лис, опустился на кровать и легко подполз, неспешно наклонился, лёг на чужое тело и опустил глаза на ворот футболки. За ним виделся настоящий космос из уродств, оставленных Сохи. Младший оттянул ворот и прикоснулся к травмам губами, влажными и мягкими. Его поцелуи не рассеивали боль, а только усугубляли. — Сону. Что ты имел в виду, когда говорил про пропащего мальчишку? Сону блеснул глазами в темноте, медленно подтянулся ближе и оставил поцелуй на скуле, на щеке, подбородке и губах. Снова спустился вниз, услышав вздох. Сонхун ничего ему не скажет. Право слова у него забрали навсегда и бесповоротно.