22 декабря 2022 год 3 дня до кровавой луны
Светлые коридоры, наполненные людьми в костюмах со свисающими на лентах именными картами, сменялись один за другим. Чужак, не относящийся ни к одному из всех отделов, уверенно шёл в конкретную точку огромного муравейника, в котором каждый работник что-то выполнял каждую секунду. Некоторые столпились возле кулера, обсуждая последние новости. Кто-то планировал выпить кофе и поговорить о грядущих статьях. Статьи. Именно отдел журналистики был так необходим гостю — крепкому мужчине за пятьдесят. Твёрдость его шагов перекрывала внутреннее волнение, и каждый прохожий даже заподозрить не мог, что каждый его шаг здесь приравнивался количеству наказаний, которые он рисковал получить, если кто-то прознает. Неизвестный объявился в отделе редакторов и журналистов. Они, как жужжащие мухи, ходили от стола к столу, перенося бумаги или советуясь. Среди всех мужчина заприметил её — юную бойкую журналистку, часто приходящую к ним в участок. Её завитое каре забавно плясало при движении головы, а тонкие пальцы ловко перепечатывали название новой статьи про разрушенный Намдэмун. Подойдя со спины, мужчина прочёл:«Намдэмун — магнит для бед?»
— Здравствуйте. — А? Здравствуйте, могу чем-то вам помочь? — журналистка обернулась, не признавая гостя, как знакомую личность. — У меня есть идея для новой статьи. Это касается Кумихо и коррупции в полиции Сеула.≪━─━─━─━─◈─━─━─━─━≫
Сеул поразила сенсация.«Виновен, но богат.
Несмотря на убийство троих людей, состояние миллионера выросло за пять месяцев на $5 млн.
Прокуратура центрального округа Сеула арестовала президента компании "День и Ночь", 46-летнего миллионера Ким Сучжока. Фактический глава крупной компании Южной Кореи признан виновным по всем пунктам обвинения, в том числе в укрывательстве преступлений, коррупции, растратах, сокрытии активов за границей и лжесвидетельстве.
Как сообщило в четверг, 22 декабря, южнокорейское агентство Рёнхап, прокуратура потребовала приговорить Ким Сучжока к 12 годам тюрьмы по обвинению в том, что, кроме зарегистрированных преступлений, он санкционировал перевод на счета фондов Цон Сун Силь (близкая подруга бывшего президента Южной Кореи Пак Кынхе) $38 млн с целью добиться от правительства поддержки слияния двух филиалов "День и Ночь", главным держателем акций которых был государственный благотворительный фонд. В "Дне и Ночи" утверждают, что слияние призвано поддержать конкурентоспособность дочерних компаний и никак не связано с коррупцией.
Кроме того, филиал в провинции Чжэцзян, расположенный на архипелаг Чжоушань (舟山市) и принадлежащий президенту компании Цон Сун Силь, был признан незаконным и обвинён в рабовладении, хищении несовершеннолетних и эксплуатированию детского труда. Китайские власти уже проводят арест близкой подруги бывшего президента Южной Кореи и готовят суд. Под подозрение в коррупции попали 53 компании, которые вложили средства в фонды Цой Сун Силь. Крупнейшей из них оказалась "День и Ночь". 9 декабря 2016 года парламент Южной Кореи проголосовал за импичмент президента страны Пак Кынхе. В марте 2017 года Конституционный суд страны подтвердил отстранение Пак Кынхе от власти. 17 апреля ей были предъявлены официальные обвинения во взяточничестве.
В мае 2017 года в Южной Корее прошли досрочные выборы президента, на них победил оппозиционный политик Мун Чжеин. Президент "Дня и Ночи" Ким Сучжок был арестован по обвинению в коррупции в феврале 2017 года. Он отказался давать показания по делу о взяточничестве экс-президента Пак Кынхе, отметив, что иначе он рискует повлиять на ход уголовного дела, возбуждённого против него самого. "Мои честные намерения заключаются в том, чтобы искренне отвечать на вопросы суда, чтобы раскрыть правду. Но, согласно советам моих адвокатов, я не могу этого сделать", — заявил миллионер.
В июне 2017 года обвинения с президента дочерней компании были сняты. К сожалению, зря».
Каждый владелец телефона или другого девайса, на котором можно было ознакомиться с новостями, уже был в курсе. Разговоры не стихали, а репортёры окольцевали здание прокуратуры. Их коллеги также заявились и в участок, где творилась неразбериха. Все были на иголках; то, что схватили Сучжока и признали его виновным по стольким пунктам, и, самое главное, доказали акт взяточничества с главой полиции Сеула, привело хаос в участок, где работал лейтенант Пэк — главный. Как только статья вышла в люди, он приказал почистить все архивы и удалить абсолютно всё, что было известно о деле Ким Сону. Правда, им не удалось избавиться от всего, потому что уже в девять утра двери распахнулись, и прокуроры явились, буквально в лицо тыча удостоверениями. Это был конец. Да, признаться, когда Пэк Тэсок увидел перед собой Мунги, генерального прокурора, он захотел покончить с собой. Неразбериха творилась в городе, и больше всего из невиновных пострадали благотворительные фонды, на которые обрушился шквал негатива. Тех, кто не был никак связан с фондом «День и Ночь», начали упрекать в нелегальных схемах, а обычные граждане опасались, что однажды один из таких, как «Tomorrow by Together», однажды окажется таким же коррупционером и их деньги уйдут не на помощь больных онкологией, малоимущих и инвалидов, а в преступные предприятия. Рэйну пришлось действовать оперативно, так как его напарница Ю Сохи пропала со всех радаров. Он срочно вызвал к себе её заместителя, Пак Джея, и, несмотря на отсутствие положенного сна, Чонсон явился незамедлительно в кабинет президента волонтёрского департамента. — Доброе утро, Рэйн, — поздоровался Джей, кланяясь. Он выглядел помято, но всё ещё свежо, в хорошем костюме. Это было условие Рэйна, когда он вызывал работника к себе. Сам же Рэйн был просто на взводе, однако старался сохранять решительную хладнокровность и стойкий ум. Сейчас не было места для нервов. — Доброе, Джей. Где Сохи? Почему я не могу связаться с ней? — Мы тоже не знаем. Никто не знает. — Значит так. Нам нужно сделать заявление для сеульцев, потому что они требуют вернуть все вложенные в нас деньги. Наши общие деньги, Джей. Ты понимаешь? — мужчина подошёл к нему. Он выглядел ещё более худым, а морщины на утянутой коже виднелись сильнее. Он словно был не на свой возраст. — Понимаю. Мне следует показывать своё лицо? — выдерживая тяжёлый взгляд, спросил Пак. — Ещё как. Чем больше ты собираешься скрываться, тем больше гнева ты вызовешь. Отставьте свои игрушки в сторону! — нота ярости проскочила в его голосе, и Пак просто кивнул. — Идём. Нам нужно ехать в Рёнхап. У здания департамента было слишком много людей. Джей, когда приехал, воспользовался служебным входом, так что ему удалось избежать столкновения с репортёрами, их огромными камерами и летающими микрофонами, однако сейчас он встретился с этим лицом к лицу. Вспышки фотоаппаратов слепили глаза, и ему приходилось протягивать руку для того, чтобы и себя закрыть, и хоть как-то обезвредить огни. Рэйн вызвал машину с водителем, так что им не требовалось куда-то ещё идти, однако перед тем, как сесть, он остановился и повернулся к журналистам. — Как вы прокомментируете ситуацию? — Вы знаете, что люди негодуют? — Вы будете продолжать свою деятельность, как председатель фонда? — Слишком много вопросов, — произнёс Рэйн. — Но я скажу одно: мы честны и совесть наша чиста. Под нас могут копать долго и много, но никогда не найдёт ничего противозаконного. Все деньги, предложенные нашим филиалам, ушли на помощь гражданам Сеула и беженцам, а также были выделены для поимки особо опасных преступников для безопасности мирных жителей. Мы отправляемся в Рёнхап вместе с заявлением, которое всё расставит на свои места. Рэйн незаметно для других, но ощутимо дёрнул Джея, стоящего рядом. — …Благотворительный фонд «ENhypen» тоже столкнулся с негативными комментариями и угрозами, но ни один из них не был действительным или правдивым. Наши сотрудники всегда старались поддерживать граждан, и только желание наших клиентов могло помочь нам помочь им. Чем больше ненависти мы получим, тем меньше помощи будет оказано нуждающимся людям. Фондам не нужны деньги. Фондам нужна вера, — голова Джея нещадно болела. Рэйн коротко кивнул и открыл двери салона. Сохраняя молчание, они отъехали, оставляя дальнейшие вопросы без комментариев. Когда автомобиль отъехал на достаточное расстояние, Рэйн обернулся на заднее сиденье, где расположился нервный Чонсон. Струны его нервов натягивались от многого: излишнее внимание, отсутствие защиты в виде маски, нет поддержки от коллег и босса. Ему очень не хватало босса. Она была его рычагом движения, а теперь… — Отличная речь, Джей. Жду от тебя такую же в микрофон. Они проехали мимо Намдэмуна. На сгоревшие от взорвавшихся щитков обломки лёг ночной снег. С разрухой за один день точно не справиться, да и не было рядом даже намёка на служебные машины, потому что все были заняты совершенно другим. Он надеялся, что органы опеки отправились проверять состояние приютов под владением «Дня и Ночи», потому что о них в статье ничего сказано не было и никаких обвинений по этому поводу не выдвинуто. Но он вспоминал друга Рики — мальчишку Такасахи, который вёл себя совсем не так, как другие дети. В нём что-то было определённо не то. Но сейчас Джей не беспокоился о том, что не мог понять этого; он вряд ли не помнил. Просто не знал. Здание телестанции Рёнхап, службы новостей Республики Корея, представляло из себя высокое и широкое здание, облепленное отражающими синими окнами, в которых отражалось яркое холодное слепящее солнце. Перед входом возвышалась большая карикатурная статуя журналиста, как символ здания. Благо как раз здесь толпы не было — все убежали по разным точкам города. — У нас есть время договориться для дачи интервью. Джей, ты готов? — Да. Нам следует идти сейчас и не терять время. Внутри было просторно, свежо и тихо. Но только первое время, пока все журналисты не сойдутся сюда, в эпицентр. Джей понимал ровно так же, как и Рэйн, что именно сейчас им было необходимо защитить честь своих предприятий, пока не стало слишком поздно. Даже если одна из крупнейших благотворительный компаний превратилась в порох в одночасье, они не могли позволить народу смешать их дело с грязью. Их репутация была только в их руках, и, когда Чонсон подошёл к кафедре с микрофоном, стоящей рядом с панорамным окном на первом этаже, он вдруг осознал свою немощность. Никогда прежде ему не приходилось выступать с продолжительной оправдывающей речью. — Вы должны понимать, что вас будет записывать телевидение, потому что заявление будет официальным, — говорил шеф, обращаясь к Рэйну. — Мы включим прямой эфир, чтобы транслировать ваши слова. Если вам понадобится вода или ручка, попросите у любого из сотрудников. Вы можете обратиться к каждому, кто будет стоять позади вас. Чтобы не произошло никаких конфузов, мне придётся приставить к вам двоих охранников, надеюсь, это не вызовет недопониманий? — Вы принимаете нас за преступников? — недовольно протянул Рэйн, оскорбляясь. — Ни в коем случае. Просто… — Я не хочу, чтобы со мной в кадре стояли два охранника. Это будет выглядеть так, словно меня выпустили на свободу, чтобы я наврал о том, как всё хорошо у меня в фонде. Я ясно выражаюсь? Это моё право. — …Конечно, Рэйн. Шеф остался недоволен, но он не мог настаивать на таком, потому что сам вызвал их в Рёнхап для интервью. Когда Джей и Рэйн остались наедине, мужчина налил в пластиковые стаканчики воды из фильтра и протянул заместителю. Смотря на волнующуюся воду в дрожащей ладони, Пак пожалел о том, что не прихватил с собой лекарства. — Порядок? — Да, босс. — О, прибереги это для своей ненаглядной. Рэйн. Только Рэйн. А вот и они. Двери «Yonhap News» распахнулись, и все журналисты, приехавшие на нескольких фургонах, наполнили помещение. Действуя не впервые, они все встали перед интересующими их личностями, установили камеры, настроили микрофоны с шумоподавителями, и в кадр попало, как Рэйн наклонился к Джею и стал что-то шептать, отчего тот царапнул ногтями дерево кафедры. На самом деле, от ушей толпы скрылась поддержка; Рэйн понимал, что заместитель никогда не выступал с речью. Конечно, он был строг и требователен, но он не был монстром. — Запись идёт, — оповестил один из камерамэнов. Рэйн дождался, пока мужчина, который вёл прямой эфир, не подал знак. — Чон Чжихун, Пак Чонсон, расскажите нам поподробнее о том, что заявили возле фонда? Всё, что вы сказали, — правда? От настоящих имён дискомфорта стало чуть больше, но Рэйн знал, что всё так и будет. Журналисты, они такие. — Да. Исключительная правда. Цели нашей благотворительной деятельности заключаются в социальной поддержке и защите граждан, включая улучшение материального положения малообеспеченных, социальную реабилитацию безработных, беженцев, инвалидов и иных лиц, которые в силу своих физических или интеллектуальных особенностей, иных обстоятельств не способны самостоятельно реализовать права и свои законные интересы. Всё это — единственное, что мы позволяем себе делать. Наши отделы разделены на помощь беженцам, домам престарелых и приютам, восстановление улиц, домов и квартир, помощь экологии и работа в исследовательском центре, помощь малоимущим и инвалидам, расследование паранормальных явлений, укрытие от правоохранительной власти… Из зала донёсся град вопросов, перебивший слова Чжихуна. — Укрытие? — Вы укрывали преступников? — Я хотел бы потребовать тишину, — попросил Рэйн, однако вопросов стало ещё больше, все пытались перекричать друг друга. Джей поднялся на кафедру, молча прося мужчину отойти и дать ему взять ситуацию в свои руки. Ноги дрожали от страха перед толпой, но он всё равно решился, ведь это была вынужденная мера; сосредоточив все свои внутренние силы, он потратил их на то, чтобы в голове каждого человека в зале, терроризирующего его взглядом, появилось: «Мы просим тишины». Расход такого большого количества энергии дало о себе знать — Джей почувствовал мгновенный упадок сил, но держаться всё ещё мог. Наступила долгожданная тишина. — Благодарим за понимание. Впредь хотелось бы, чтобы наши слова были распознаны, а затем обсуждены. Укрытие от правоохранительных органов мы обеспечиваем нелегально живущим людям без гражданства или беженцам, не получившим официальное разрешение на въезд и убежище от государства. Мы не позволяем продолжать жить им на территории Республики Корея, мы осуществляем депортацию в страны, откуда они родом. Если говорить о недавно всплывшей информации и рабовладельческом лагере Цой Сун Силь, то тогда подобный способ поможет похищенным детям не попасть в клетку власти, а отправиться домой. Кроме того, следующий отдел фонда «ENhypen» отвечает за поиску преступных личностей и группировок, чем наши сотрудники занимались в Намдэмуне двадцатого декабря. Подтверждение всему вы можете найти в новостях и любом доступном источнике, — виски пульсировали от боли, и она расходилась волнами, охватывая все участки черепа. — Вам хорошо знаком Кумихо? — послышался неожиданный вопрос. — Более чем. — На репортаже семнадцатого декабря, проводимого на одной из благотворительных мероприятий в психоневрологическом интернате, с вами находился юноша. Ким Сону. Не хотели бы вы рассказать поподробнее, что на вылазке волонтёров находился разыскиваемый убийца? — Мы не имели понятия, что Ким Сону окажется Кумихо. Никто не догадывался об этом, — послышался шквал негодования: вопросы-вопросы-вопросы! — Но! Никто не догадывался и о том, что имя Ким Сучжока было очернено. Власти молчали. Полиция куплена. Тогда с какой стати нам, обычным людям, знать о том, что неизвестный Кумихо, носящий маску, — это Ким Сону, студент Сеульского Университета? — его голос начинал повышаться, распаляя репортёров. — Почему отвечаете вы нам? Разве директор фонда «ENhypen» не Ю Сохи? — Всё верно. Но Ю Сохи была вынуждена сойти с поста по семейным обстоятельствам. Она потеряла мать. Он почувствовал на своём плече руку Рэйна и повернулся. Мир вокруг зашёлся каруселью. Журналисты негодовали, однако до Чонсона не дошёл смысл их слов, а работники, которые должны были им помогать, вдруг подскочили и усадили его на стул. Уставившись на свои расставленные ноги, облачённые в натянутую ткань брюк, он увидел, как от его лица вниз, на блестящий пол, упала алая капля. К его носу приложили салфетку. Он почувствовал вибрацию в кармане и достал непослушной рукой карту. Синие волны расходились рябью. Нажав на кнопку, Джей увидел раскрывшееся маленькое окно с адресом. Чип Сонхуна в зоне действия. В глазах потемнело.≪━─━─━─━─◈─━─━─━─━≫
Сону оставил Сонхуна в своей спальне и убежал, никак не в силах насладиться трепетными поцелуями, сворованными с молчаливых губ. Но ему потребовалось бежать. Он пообещал, что сделает всё возможное, а когда возле их дома остановились патрули, юноша слился с тенью и выскользнул сквозь щель на улицу, пропадая в кронах лысых деревьев. Его дымовое облако слонялось от тени к тени, временами обнажая его истинное обличие, когда поблизости не находилось мглы, которую можно было бы поглотить. Яркое солнце не содействовало ему, наоборот, только ухудшало ситуацию.Ким Сону — Кумихо!
Об этом гласили все новости, об этом твердили из каждого угла. Злость внутри него накапливалась; он хотел найти того, кто назвал его имя, кто сдал его, и собственными руками умертвить, даже если после этого его тушу закинут в одиночный карцер дожидаться дня смертной казни. Он знал, что его предал не Сонхун, его дорогой, его любимый хён, который сейчас неподвижно лежал в его комнате, словно любимая игрушка. Нет, он не был мёртв, просто Сону не понравилось, что любовь всей его жизнь, причина его существования была против заточения. Сону же не видел ничего плохого в жизни внутри золотой клетки, где он будет даровать ему нежность, ласку и любовь. Нездоровую и ненормальную для других. Но не для них! Сону приходилось много раз останавливаться. Какого чёрта полиция была везде? И вместо прямого пути к лечебнице нужно было выбирать обходные пути, и всё растягивалось. Была бы его воля, он бы… Сону остановился на стене, спрятавшись в тени здания, и уставился на двух копов, обсуждающих недавние события. Если бы Сону обладал возможностью управлять пигментом, то его глаза насытились бы алым, однако его сгусток тьмы только стал насыщеннее. — Поверить не могу, что сам лейтенант Пэк оказался втянут во всё это. И как после этого верить начальству? — говорил один, что потолще, прикуривая сигарету. — Да по нему видно, что он такой, как и по этому бизнесмену. Но вот что этот милый мальчик стал убийцей… Никогда бы не подумал. — Я тебе говорю, рожа у него такая, — мужик помахал перед лицом раскрытой ладонью с жирными пальцами, промасленными от недавнего ланча. — Прям… на психа похож. Сону усмехнулся и облизнул губы, переносясь с одной стены на противоположную и спускаясь по щелям в кирпичной стене. Рядом с ним находились трубы, проводящие газ, и Сону слегка выкрутил краник, разъединяя трубы; между ними появилась маленькая, но достаточная щель для того, чтобы газ выпал на улицу. Сону улыбнулся, подмигнул им двум — жаль, что они не увидели! — и продолжил свой путь. Следующий тлеющий пепел вызвал незамедлительную реакцию. Раздался взрыв и вопль. Плюс два очка к убийствам Сону. Он улыбнулся. Терять уже всё равно нечего. Мимо пронеслись две полицейские машины, когда Сону едва не налетел на одну из полос дороги. Раздалось шипение, но он решил не мстить своим очередным обидчикам, потому что время, выведенное на один из баннеров, подначивало поспешить к цели. Всем, кто попался ему на пути, не повезло; чёрный туман сносил трости бабушек, дёргал за руки детей, заставляя их обронить лакомство. Заставлял падать и спотыкаться о собственные ноги молодёжь. Никогда прежде Сону не чувствовал внутри себя абсолютную ненависть к цивилизации. Хотелось, чтобы на весь мир упал метеорит или началась ядерная война, которая позволит всем людям превратиться в порох. Хотелось, чтобы погибли не только обычные люди, но и эсперы — они тоже цеплялись за его хвост, как блохи. Когда-то до его рождения эсперы уже сражались людьми, весьма кровожадно и обречённо пытаясь доказать своё значение и отхватить место под солнцем. И всё это после корейской войны, когда люди не то что сражаться, а просто существовать не могли; и Сону, в принципе, был согласен с таким решением, потому что нападение стоит проводить тогда, когда враг этого не ожидает. Собственно, именно этим он и занимался всю жизнь. Первой жертвой в его жизни стал мальчишка чуть младше его. Сону — уроженец Сеула, самый настоящий сеулец, и родился он в полноценной семье в достатке, и его счастьем было то, что родители больше не планировали для него тех, с кем пришлось бы сражаться за материнское внимание (отцовского и в помине не было). Деньги позволяли ему не только выглядеть лучше, чем девяносто девять процентов граждан, но и заводить те знакомства и общаться с теми ровесниками, до которых обычным мальчишкам и девчонкам не дотянуться. Но каждый из таких его раздражал. Не сказать, что Сону был чем-то лучше них, но, кроме избалованности и просьб покупать невообразимые вещи, Сону не был склонен к истерикам со срывом голоса, интересом к дружбе с девочками и мальчиками. Его интересовало оружие, особенно красивые ножики, и различные инструменты интересной формы и предназначения. Дедушка поощрял интерес. Говорил: «растёт настоящий мужчина». Первый друг, как его тогда считал Сону, появился у него в первом классе начальной школы. Это был тихий и совсем неразговорчивый мальчик, который сумел поверить и открыться ему. У них были похожие увлечения: оружие, интерес к внутреннему наполнению человека. Они сцепились своими особенностями, негласно вознося на плечи Кима груз лидера, ведущего. Его друга звали Хван Инхёп, он был младше на год, отдан в школу раньше положенного, и ему был необходим покровитель, помощник, старший, который позаботится. И какая удача, что он встретил Сону — такого же, как и он, только вот идеи Сону по отлову животных или вредительстве одноклассникам были смелыми, громкими; Инхёп никогда бы не осмелился озвучивать свои желания вот так. Но зато он был готов следовать им, делать всё, что прикажет ему хён. Кошки в округе пострадали. Живодёров искали, но не нашли; никто не мог подумать, что двое крохотных мальчиков с отличными успехами в школе и слезящимися глазами от любого замечания способны на такое зверство, как поджог шерсти или отрезание ушей. Когда Сону исполнилось девять лет, случилось неожиданное — семья распалась. Мама, его луч света, ушла; как рассказал позже отец, она устала справляться с семейной жизнью и просто сбежала, оставив и ребёнка, и своего мужа. Сону поверил. Ненависть стала больше. Теперь никто не звал его лисёнком, будили по утрам служанки, еда стала безвкусной, дни — серыми. А после того, как он перестал веселиться и погряз в пучине ненависти ко всем, его друг начал медленно сходить с ума. Истерики. Вечные истерики. «Сону, я хочу пойти на наше место!» «Сону, давай поиграем!» «Сону, хватит учиться». «Сону, зачем тебе этот спектакль?» «Раз тебе всё равно на меня, я просто уйду и буду дружить с другими».«сонусонусонусонусонусону»
Юноша, остановившись перед внезапно проехавшим школьным автобусом, остановился и растёкся чёрной лужей, проскальзывая по дороге под колёсами. Прошло уже столько лет, он вырос почти что втрое, однако неприятные воспоминания до сиз пор жгли его сердце. Нетрудно догадаться, чем закончил Инхёп — его излюбленный нож разорвал его внутренности, и тогда Сону впервые увидел человеческий мир изнутри. Но терять уже тогда было нечего: мама ушла навсегда, его сдвинули с главной роли в спектакле, отец махнул рукой, а единственный друг начал закатывать истерики ежедневно и ехать по ушам. Ему не посчастливилось попасть в участок, всего измазанного в крови. Так как он был малолетним убийцей, никто посадить его не сумел, и Сучжок выплатил не только денежную компенсацию пострадавшей стороне, но и откупился за сына перед властями, предложив председателю три золотых слитка. Ненависть Сону никуда не пропала. Но убивать он перестал. Из школы пришлось перевестись, но ни одно учебное заведение не собиралось принимать его из-за страшной истории. В конечном счёте с помощью взяток Сону удалось записать в школу на домашнее обучение, чтобы в конце у него появилась возможность сдать экзамены, но прошло несколько лет и произошло чудо — межнациональная школа «Delight» наконец-то приняла документы, правда, неизвестно, сколько денег для этого туда влил отец, однако если зайти в актовый зал и увидеть совершенно новый ремонт и вмонтированные статуи по бокам сцены, станет понятно, что Сучжок стал там не последним человеком. Сону снова начал жить нормально. И связался с группой бандитов, несовершеннолетних воришек и преступников, за которыми с радостью последовал, потому что они были единственными, кто не боялись; единственными, кто всерьёз восхитился слухами о нём. И тогда юноша нашёл воодушевление, пускай, несмотря на такое доброжелательное отношение с примесью восхищения, всё равно ожидал удар в спину и держал нож наготове. И именно тогда, в четырнадцать лет, он впервые сумел слиться с тенью. И тогда его роль в группировке возросла — именно он занимался вандализмом и воровством, всегда имеющий возможность просто испариться. Ограбления в Итэвоне были их рук дела. Убийства — тоже. Вернее сказать, тоже его, ведь никто не осмеливался убивать, а Сону всё равно — закрылся полностью в балахон и испарился после поножовщины. Однако за два года до поступления в университет он покинул группировку. С криками, скандалами и «ты нам нужен, сучонок, ты наша фишка», но пары дырок (несильных, разумеется, ведь репутация должна быть чиста) хватило, чтобы от него отстали. А дальше университет и ещё три зафиксированные смерти. Кроме мужчины с руками в его трусах и милой актрисы, был ещё преподаватель-активист, который занимался всеми мероприятиями, в том числе и организовывал балы, ярмарки и конкурсы. С ним он сымитировал несчастный случай и столкнул в подвал. Несколько ударов головой о бетонную лестницу — лужа крови. И даже улыбнулся в камеру, потому что вряд ли охранник был настолько гениален, чтобы различить в полупрозрачной тени студента психиатрии. Засигналил автомобиль, и Сону случайно врезался в проехавшую машину. Его неудачно откинуло, но, к счастью, ему удалось пролететь за кусты, где его не увидят. Лёжа на земле, покрытой снегом и льдом, он пришёл в себя, быстро отряхнулся и приложился ушибленным местом к ледяному снегу, смягчая удар. Снова слился с тьмой и решил перебираться по стенам и крышам. Лечебница уже была близко.≪━─━─━─━─◈─━─━─━─━≫
— В сторону, дамы, в сторону! Чёрно-белое месиво — Сучжок явно был любителем классики, все его служанки носили чёрные платья с белыми фартуками. Оперативники старались не причинять вред, да и девушки этому содействовали: под руки не совались, осторожно семенили рядом, перешёптывались, отвечали на вопросы. Следователи прошли внутрь, остались в гостиной, детективы сразу проверили спальню убийцы. Труп на кровати, замерший и не двигающийся, заставил их на мгновение остановиться. — В сторону, сейчас же, — рыкнул нетерпеливо Хисын; он рад, что узнал о местонахождении Сонхуна как раз тогда, когда агенты разведки явились в каннамскую резиденцию Ким. Его не хотели пускать, однако прокурор Ён дал разрешение, но поторопил. Хисын не был врачом и не знал, как действовать, но только он подошёл к кровати, то сердце с облегчением нагрелось за секунду до взрыва, так и не дойдя до конечной точки. Грудная клетка Сонхуна вздымалась, жив — сразу видно, просто слишком крепко спал. К счастью, с ними был судмедэксперт, ведь все готовились встретить в доме несколько окоченевших жителей города. — Прокурор Ён, кажется, всё чисто. Мы проверим всё ультрафиолетом и проведём пробу с люминолом. Господин Хо, вы нашли что-то подозрительное? — Сюда, — позвал один из оперативников, послышался хруст дерева. Двое особенно крупных мужчин отодвинули в сторону комод, стоявший криво, заслонявший люк. Они отперли его, из нижнего помещения повеяло холодом. Никакого трупного запаха однако не было. — Нужно проверить. — Жертву стоит отправить в больницу? — поинтересовался Хисын и поблагодарил одного из детективов, который посоветовал надеть перчатки и не прикасаться ни к чему руками. Ли и не планировал, но решил на всякий случай предохраниться. Судмедэксперт внимательно оценила состояние тела, проверила лицевые рефлексы. — Его накачали чем-то. Похоже на циклобарбитал. Мне кажется, что он здесь в чистом виде, но я не могу понять, откуда этот юноша достал его. Следователь Ким, установите, имеются ли в Сеульском Национальном Университете в наличии препарат циклобарбитал, — попросила женщина коллегу, однако тот только нервно вздёрнул бровью, и щека его дёрнулась. — Я напишу вам на листке. Думаю… — Мне кажется, что в этом нет смысла. Мальчишку всё равно приговорят к пожизненному, хотя я бы предпочёл дать ему смертную казнь. Но не мне судить. А этого парнишу в больницу. Да? — Да, — кивнула медицинский эксперт и обратилась к Хисыну. — Поедете с нами, ему нужен опекун. Потом разберёмся с родителями и допросами.≪━─━─━─━─◈─━─━─━─━≫
Двенадцать часов. Время обеда. Всех пациентов вытаскивали из палат чуть ли не за шкирки, заставляя обедать в общем зале, к которому следовало пройти по множеству длинных неприятных коридоров. Шаркая тапочками и пряча руки в складках больничной формы, Чонвон старался обособиться от остальных, поглядывал на людей с недоверием и остерегался работников, словно каждый из них стоял с кочергой или палкой. — Так будет лучше. — Нет, мама! Почему?! Почему я вынужден торчать здесь? — Чонвону хотелось кидаться на всех, драться и кусаться. — Потому что ты болен, сын. Потому что ты… — Потому что я сын своего отца?! Нет! Я ношу фамилию Ян, я твой сын, мама! Как ты можешь меня сдавать сюда?! — его голос впервые срывался на крик. Он ещё никогда не кричал на свою мать. Однако почти сразу он почувствовал слабость и темноту вокруг. Уснул. Вынужденно. Еда здесь всегда невкусная, хотя многим нравилось. Сегодня было карри. Чонвон обычно выбирал крайний стол и садился в одиночестве, иногда к нему кто-то молчаливо подсаживался, чаще всего это были какие-то бабушки с шизофренией, однако совершенно безобидные на вид. Сегодня с ним, к счастью, никто не сел, и он планировал съесть вязкий плотный карри с несчастными кусочками мяса и рисом. По его ногам вдруг пробежал ветер, и Чонвон вздрогнул, выронив ложку из руки в тарелку. Он посмотрел вниз, под стол, но ничего не увидел, а когда снова выпрямился, то напротив сидел улыбчивый Сону. — Приветик. Как дела? — Что ты тут делаешь? — глаза Чонвона почернели, губа дёрнулась от отвращения, он отодвинулся и оцепил взглядом гостя. — Тебе сюда нельзя. Как тебя впустили? — Мне не нужно разрешение, Чонвон-и. Я пришёл сюда, чтобы забрать тебя. Сердце юноши ухнуло и перестало биться. Ему захотелось прочистить уши и ещё раз вслушаться в то, что этот парень сказал. Забрать? Его? — И как ты собрался это делать? — Видишь ли, Чонвон-а… ты видел новости? — Сону ощутимо болтал ногами под столом. Его непринуждённый вид не сочетался с бегающими глазами и дрожащими зрачками. Ян подозрительно прищурился. — У нас нет доступа к новостям. А что? — Тут такое дело… я вляпался в неприятную историю, и теперь меня разыскивает полиция. Я спасу тебя и вытащу, но ты должен будешь помочь мне взамен. Знаешь ли ты человека, у которого мы сможем побыть на время? М? Чонвон задумался, не отводя взгляда от гостя, хотя жуть как хотелось упереть его в стол. Странное чувство не покидало его, но он цеплялся за единственную надежду сбежать отсюда, поэтому выбирать особо не приходилось. Уж лучше он будет на улице, но свободный, чем запертый внутри тюрьмы с психбольными людьми. Сону наклонил голову, растягивая губы в улыбке, его худое лицо заострилось. — Наверное, знаю… — кивнул Чонвон. — Она точно не прогонит меня с порога. — Прекрасно! Значит, сбегаем. Я вытащу тебя через окно в туалете. — Что? Каким образом? — М? — Сону округлил глазки. — Просто. Открою с обратной стороны и… — На всех окнах решётки, Сону. — М-м… — прозвучало расстроенно. — Значит, мы просто сбежим через главный ход. Знаешь, как? — Сону улыбнулся. — Как? — Побег — это хорошо, — послышался голос мужичка с немного безумной улыбкой, который то расслаблял губы, то снова улыбался. Чонвона пробрала дрожь, а вот Сону не почувствовал совершенно ничего, только толику раздражения из-за того, что их разговор прерван. — Но остерегайтесь ночи… скоро произойдут несчастия, катастрофы, война… предзнаменование кровавой луны — таково оно. И если… — Например, Чонвон, вот так, — Сону не выдержал, подцепил поднос с едой и выбросил все содержимое на мужчину-полудурка, говорящего сумасшедшие вещи, в которые ни один человек не поверит, а затем схватил Чонвона под руку и потащил за собой. Он снова приобрёл свою теневую форму благодаря тому, что сейчас, в солнечный день, большинство окон были занавешены — защита для пациентов, восприимчивых к свету, и с его помощью они перемещались быстрее, даже если пациент не всегда успевал переставлять ноги. «Слушай меня и следуй за мной», — звучало в воздухе, и пускай Чонвон не видел Сону, он чётко ощущал его прикосновения и крепкую хватку на запястье. За спиной было шумно, кажется, некоторые врачи и даже санитары бежали за ним вслед, приказывая остановиться. «Беги». Чонвон перестал чувствовал руку Сону, а затем позади раздался ещё один грохот. Ким распахнул чулан и, словно полтергейст, швырнул всё находящееся там — вёдра, швабры, средства, тряпки — на пол, под ноги преследователям. Ян остановился, когда увидел впереди себя приближающихся работников с другого конца коридора, и тогда Сону слегка толкнул его в сторону, а сам схватил стоящую рядом тележку уборщицы и с силой толкнул вперёд, вновь мешая. Они рванули в другой коридор. Пришлось сделать круг и свалить ещё парочку вазонов и горшков с цветами, прежде чем они вырвались к входным дверям. Охранники среагировали сразу, потому что их приставили к дверям, чтобы мальчишка не сбежал, но вдруг на глаза Яна попалось что-то блестящее — оно сверкнуло в свете солнца, — а затем он услышал чавкающий звук и мужской вскрик. Кровь брызнула на пол. Его отпустили. Они вновь побежали. — Чёрт, Сону, что… — дыхания не хватило. Он моргал слишком быстро, едва дышал, пытался оставаться в сознании и просто бежать. И только когда территория лечебницы сменилась какой-то подворотней с мусорным баком, Сону снова обрёл физическую оболочку и рухнул на землю, тяжело дыша. На его лица было безумное наслаждение. Чонвон не выдержал и упал рядом на колени, присаживаясь на выброшенную коробку и дрожа от холода. — Сону… ты… это же ты… — Что? — Ты убил его? — Так, пырнул слегка, — улыбнулся хён. — Для смерти мелковато.≪━─━─━─━─◈─━─━─━─━≫
Звон. Всплеск. Стук. Всё повторялось, словно во временном петле. На тёмной кухне, где уже не было смысла включать свет, выпивалась до конца бутылка коньяка, разбавленная льдом с привкусом холодильника. На зелёном виртуальном экране проигрывалось старое семейное видео. Четырёхлетняя девочка, бегущая по аллее с воздушным змеем, снимающая происходящее мать и папа, который отобрал детский трёхколёсных велосипед и пытался разогнаться на нём, едва умещаясь. Сохи уже ничего не видела перед собой, в глазах была сплошная муть. Собранный пистолет лежал на столе — она несколько раз пыталась выстрелить себе в голову, но никак не набиралась смелости осуществить задуманное. Вот он и лежал, выкинутый и никому не нужный. Она растеклась по стулу, экран пропал, и кухня погрязла во мраке. Тяжёлый выдох слетел с её губ, и она закрыла глаза. Хотелось попасть просто в небытие. Вдруг окно снова появилось и включило новое видео. На этот раз оно было снято Нишимурой Рики, он весело смеялся за кадром, пока снимал веселящихся на дне рождения коллег и новых друзей. Его подруга, Сонхён, танцевала вместе с выпившим Хисыном, рядом с ними затесался Сону, стреляя игривым взглядом в каждого, где-то сбоку разговаривали на диване Чонвон и Сонхун. Сонхун. Сохи безэмоционально и вяло потянулась к пистолету, засматриваясь внутрь дула, представляя, как прямо ей в лоб вылетает крохотная пуля, размазывая мозги по стене позади. Сонхун. Сонхун.