23 декабря 2022 год 2 дня до кровавой луны
Набитые улицы, словно на маленький макет свалено слишком много декораций. Парикмахерские, пивные, канцелярия, крохотные магазинчики со свежей рыбой и вытолканными морозильниками на улицу, кафе с холодящим нутро бинсу, бутики служб связи, много-много палаток со стариками, готовящихми уличную еду. Звон шампуров, пар от горячей еды, запах горького кофе; коробки в коробках, стоящие возле мусорок для покупателей; тут и там стоящие такси; брошенный доставщиком мопед со сложенными тапочками. Автостанция или, проще, вокзал. Женщина остановилась перед входом на станцию Хонги, доставая из кармана смятый листок, ранее вытащенный из архива. Пак Сонхун. Двадцать три года. Родной город — Намъянджу. Родной звучит слишком громко для того, кто был рождён в Сеуле и принят сеульскими акушерами, но не ей спорить с этим. Лист с информацией скомкался пальцами в чёрной коже, а затем отправился одним удачным броском в урну, смешиваясь с помоями. Рокот каблуков сопровождал её, как и шуршание длинного кожаного плаща, скрывающего не только верх, но и длинные ноги в полупрозрачных тёмных колготках. Очки скрывали наполненные ненавистью глаза, маска из киберматерии помогала спасаться от отвратительного запаха вагоночной жизни, а кепка прижимала к голове жёсткие волосы, собранные в совсем короткий хвост на затылке. — Здравствуйте, куда держите путь? — поинтересовался кассир, спрятанный за окошком. — Намъянджу, — донеслось из-под маски. — В одну сторону? — Туда-обратно. — Время? — Задержусь на два дня. Пришлось немного покорпеть над документами, но через почти десяток минут Сохи получила в свои руки два билета, на сегодняшнее число и на двадцать пятое декабря. Рождество. Она уверена, что в день праздника не смогла бы урвать хоть один, и это счастье, что сейчас была возможность позаботиться об этом. Ей не хотелось возвращаться позже и растягивать триумфальную процессию — чем больше времени будет проходить между её целями, тем больше она будет сходить с ума и тем меньше шансов будет завершить начатое. Ей выдали билет на одно из четырёх мест, два напротив двух, и вместе с ней сели какие-то молодые парни-друзья спустя пятнадцать минут после её прихода. Их шумное поведение раздражало, а магазин пистолета в кармане настойчиво давил и намекал на то, чтобы вытащить его и пригрозить идиотам, приставив дуло к виску. Но она лишь надела наушники: у крохотных капелек появились зелёные полупрозрачные крылья, полностью закрывающие ухо и не пропускающие ни единый звук. Поставила будильник на два с половиной часа. Этого хватит, чтобы доехать.≪━─━─━─━─◈─━─━─━─━≫
Разговоры взрослых были очень странными. — Удивительно, что его распределили сюда, — негромко шептал какой-то мужчина. — Разве из-за босса нас не прикроют? — свистящий говор. — Да, пару дней, пока ведутся проверки, всем заведовать станет зам, но потом? Они найдут всё скрытое и что будет? Нас же всех пересажают, чёрт его дери. — Закрой пасть. Чем больше паникуешь, тем скорее это случится. — Пойдём-ка, — уже раздался женский голос рядом с ним, более певучий, чем в грубой мужской перепалке за не плотно закрытой дверью. К нему протянулась рука: тёплая, мягкая, немного пострадавшая от времени. От незнакомки пахло вкусно и нежно, но очень чуждо. Джувону безумно хотелось к маме. Но за руку он взялся, пусть и неохотно, цепляясь тёмными глазами-бусинами за полноватую фигуру в форме. Они пошли по коридорам, где иногда сновали дети, и в большинстве своём они выглядели словно коршуны, следящие из всех щелей за маленькой добычей-мышкой. Его одежда была неудобной, а резинка штанов натирала. Старые вещи были порваны и местами прожжены. Слёзы в глазах ещё не до конца высохли, потому что каждый камень мог напомнить о родителях; он и не забывал их, ему до жути хотелось увидеть каждого, даже старшего брата. — Я останусь здесь навсегда? — спросил он хрипло, закашлявшись, когда женщина привела его к комнате с закрытой дверью. — Мы ещё не знаем. Если твой брат сможет взять тебя под… — она пыталась выбирать выражения, которые сможет понять младшеклассник, и это было достаточно трудно, потому что в обычное время она не имела дел с такими юными созданиями. — Если твой брат сможет забрать тебя к себе, то ты уйдёшь. — А мои родители?.. Женщина поджала губы. — Заходи. Это твоя новая комната и твои соседи. — Нет! — Джувон дёрнул руку и высвободил её из ладони работницы, приближаясь к истерике. Он затопал ногами на месте и завопил. — Я хочу домой! Я не хочу находиться здесь! Я хочу к папе и к маме! Отведи меня к ним! Отведи! — он так быстро ушёл от уважительной речи, чем застал сотрудницу врасплох. Она в ступоре не знала, что и предпринять, однако режущие уши крики и визги медленно распаляли её раздражение. Нет, всё-таки она привыкла работать с более взрослыми и осознанными личностями. — Тебе нужно зайти. Вперёд. Не вынуждай меня делать плохие вещи, — произнесла мягко она, взяла за руку сопротивляющегося мальчишку и запихнула его в комнату, запирая дверь на защёлку с обратной стороны. Те, кто жил здесь, смогут выйти с помощью ключа, если понадобится. На этом её работа была выполнена. Джувон верещал и стучал кулаками по двери, изливался крупными слезами, захлёбывался в них и топал ногами, надеясь, что под его порывом дверь просто выломается, но не тут-то было. Она стояла крепко, видимо, вмонтированная как раз таким способом, чтобы ни один ребёнок, находящийся в этом приюте, не смог прорваться. Джувон долго сражался сам с собой, с ненавистной дверью, боялся оборачиваться и увидеть какую-то нежить, монстров, с которыми ему придётся жить. Когда горло заболело, а кулаки стали ныть, Джувон сел на пол и забился в угол, обнимая колени. Его огромные глаза смотрели на соседей. Одна из кроватей была занята, а человек на ней укрылся одеялом до головы, наверное, пребывая во сне. На верхней койке сидел мальчишка постарше, вытянутый, для Яна он казался совсем взрослым, хотя ему было около четырнадцати лет. Другие две кровати были пусты, но одна из них точно уже кем-то облюбована — вещи и незаправленная постель говорили об этом. — Эй, чего разорался? — прошипел недовольно сидящий сверху. Он взял свою подушку, обнял её и потёр глаза. Только встал. — Не надо орать. Если ты попал сюда, то всё, не надейся, что твои мамочка и папочка заберут тебя домой. Сюда просто так не попадают. Вообще орать нельзя, иначе попадёшь под нож в первую очередь. Лучше иди вон туда, — он подбородком указал на пустующую верхнюю койку, — и спи. Джувон загнанно смотрел на него и никак не показывал, что слова поняты и приняты к сведению. Незнакомец цокнул. — Если услышу от тебя ещё визги, то отрежу язык. Понял? Боже, как я хочу спать… — и лёг обратно, забивая на всё вокруг.≪━─━─━─━─◈─━─━─━─━≫
Слёзы капали на фотографии, скрытые под плёночными файлами в тонком альбоме, который никогда больше не наполнится новыми воспоминаниями. Подрагивающие от эмоций руки молодой двадцатилетней девушки пытались аккуратно выудить фото, где были изображены она и её возлюбленный, который ушёл навсегда пять часов назад, продемонстрировав ей всего один билет в Токио. В одну сторону. Такасахи Харуко ушёл сразу, как узнал, что у него — в его двадцать два года! — появится ребёнок. Его пятки сверкали, а состояние бывшей девушки тускнело, и сейчас, после того, как прошло пять часов с их последнего разговора, Сон Гёнхи никак не могла остановить поток слёз, просматривая совместные фото. Она не могла отказаться от ребёнка, потому что врач чётко дал понять: аборт убьёт её организм. А рожать было страшно, особенно без поддержки родных и близких, без своего любимого — они уехали ещё год назад на остров, подальше от всех, оборвали связи с её родителями, которые были против союза разных национальностей, но молодой Гёнхи было всё равно. Она думала, что они выдержат, что их семейная жизнь не повторит судьбу вечно ругающихся отца и матери. А в итоге она осталась ни с чем: и без семьи, и без молодого человека. Ей пришлось находить работу, потому что заключительная ссора между ней и родителями поставила ультиматум: они больше друг другу никто. И гордость её была слишком большой, чтобы даже в самые трудные времена не срываться обратно в Ансан. Дом на вершине горы стоил дёшево… но обошёлся дорого. За год проживания на такой большой высоте Гёнхи не раз получала кислородное голодание, прогуливаясь на свежем, чересчур свежем воздухе, из-за чего развивалась острая мигрень. Врач выписал таблетки с опаской, предупреждал, что препарат мог негативно воздействовать на плод внутри неё, но разве ей не было плевать? Год был смазанным. Как и сами роды: хаотичные, неразборчивые, с потерей сознания. Ребёнок остался в роддоме, его медицинскую карту вписали под именем «Такасахи Рики». Сон Гёнхи сумела извиниться перед родителями, вернуться в Ансан и начать жизнь с чистого листа, никому никогда не рассказывая о том, что у неё существовал сын. Путь успешной карьеры был более притягателен, а актёрское мастерство помогало не только жить, но и избегать серьёзных отношений. До сих пор, пока она не встретила Ким Сучжока и его совершеннолетнего сына… Юноша проснулся в поту и с лёгким чувством асфиксии. Горло сильно сдавливало, а в глазах рябило от большого количества света, проникающего в комнату с улицы. Уже было утро, наверное. Но что-то определённо было не так. Рики потёр глаза и вынул из ушей крохотные беруши, с помощью которых он всегда засыпал; положил их на тумбочку, благо его кровать находилась на нижнем ярусе — все удобства. Света, казалось, было слишком много, и подросток сверился с временем на часах со сломанным будильником. Уже почти час дня. Такасахи нахмурился. Воспитатели«Та-ки… мы обязаны сделать это. Помнишь, ты обещал мне, что мы отправимся вместе в Японию и найдём наши дома? Сдержи обещание, мой вечный чингу. Или лучше томо?»
Рики очень скучал по хёну. Нишимура часто ему помогал, выпутывал из всех передряг, всегда заступался за него и учил всему новому, учил общению. Должен ли он сделать хоть что-нибудь, чтобы его друг гордился тем, что общался с ним? Такасахи выглянул из-за одеяла и снова увидел мальчика, но на сей раз тот уже никуда не смотрел, его стопы были плотно прижаты друг к другу, как и колени, и только плечи дрожали, когда он несдержанно всхлипывал, влажно шмыгая и кашляя. — Та-ки, что случилось? — Нишимура обошёл уже всю школу. Он не мог никак найти друга: обошёл обсерваторию, осмотрел все туалеты, был в зале практики и в спортивном, предварительно проверив все раздевалки. Пусто. Как оказалось, его друг сидел в небольшой каморке, отведённой для швабр и щёток, спрятавшийся от своих одноклассников. Ни-ки залез туда же и увидел сидящего на низком стульчике друга. Та-ки только покачал головой, обнимая рюкзак покрепче. — Эй, расскажи мне, — он присел на корточки, чтобы была возможность посмотреть в лицо, в глаза, но даже в таком положении Такасахи умудрялся прятать взгляд и заслонять голову, абстрагируясь и выставляя между ними барьер. — Расскажи, кто обижает тебя, Та-ки. Ты знаешь, я всех порву! Даже если меня директор заставит целый урок сидеть на коленях с поднятыми руками. Рики слез с кровати тихонько, шелестя простынёй. Мальчишка у двери вздрогнул и поднял голову, открывая вид только лишь на прищуренные от злости глаза, куда Та-ки, какое бы усилие над собой ни делал, смотреть не мог. Он понял, что ни на что не способен, и решил действовать немного по-другому; так, как хотел бы, чтобы успокоили его. Юноша полез в свой комод с вещами и среди пачек полуфабрикатов и лапши быстрого приготовления нашёл комиксы. Он любил их читать, они позволяли ему путешествовать по разным мирам, оставаясь в тёплой постели, и общаться с разными-разными людьми, даже если рядом никого не было. Один был про супергероев: история про Тора и Локи. Именно её он подтолкнул к мальчику, положив сверху две маленькие шоколадные конфеты с кремом внутри, обёрнутые в шелестящую розово-белую обёртку с сакурой. Джувон отодвинулся и вжался сильнее в дверь, почувствовав прикосновение к своему бедру. Недоверчивый взгляд прошёлся по сладости и предлагаемому комиксу. Он снова зыркнул на незнакомого парня, а тот только и делал, что рассматривал в комнате всё, кроме него самого. Это было странно и пугающе. Джувон не хотел к этому привыкать.≪━─━─━─━─◈─━─━─━─━≫
Третий«ПРИКАЗ: об отчислении студента СНУ ПРИКАЗЫВАЮ: ОТЧИСЛИТЬ с 21.12.2022 за несдачу экзаменов, невыполнение обязанностей по добросовестному освоению основной образовательной программы и выполнению учебного плана (неликвидацию академической задолженности в установленные сроки) и неуплаты контракта, Пак Сонхуна, студента 3 курса специальности 801.437А "Торакальная хирургия" 3-0-90, обучающегося по очной форме на контрактной основе в группе 8.4А914».
Отчисление. Не самое худшее, чем могло произойти, и Джей не беспокоился. Были проблемы гораздо важнее, чем волнение за того, чьей жизни больше ничего не угрожало. По крайней мере, пока что, ведь Джей прожил достаточно, чтобы понимать: неизвестность таилась за любым углом, и никто не мог предположить, когда нужно будет обороняться. Не узнал он и того, что к кабинету босса кто-то направлялся. И когда этот кто-то открыл дверь без стука, то Джей насторожился и нажал ладонью на крохотную кнопку на рабочем столе. Ни один человек фонда никогда не заходит в кабинет босса без стука, а это значило, что явился кто-то чужой. В связи с ситуацией в Сеуле он не мог рисковать… — Такое себе гостеприимство. «Мы чисты и наша совесть чиста», да? На пороге кабинета, погрязшего в малахитовом цвете, стояла женщина с длинными волнистыми волосами, вероятно, недостаточно тёмными, потому что притягивали слишком много зелёного оттенка. Так как кабинет потемнел, а окно, где до этого был виден город, покрылось чёрной плёнкой. Джей прищурился. Паника успела хватить его раньше, чем в голове всё-таки всплыл момент их знакомства. Но избавлять её от кибероков он пока не намерен. — Зачем пришла, Сурён? — Помнишь моё имя? Поразительная память, — усмехнулась женщина. — Не хочешь впустить? Я не люблю ваши магические шашни. — Зачем пришла? — вопрос повторился. Сурён стояла, скрестив руки, и ожидала, пока её впустят и перестанут держать между кабинетом и коридором, как нежеланную гостью. Несмотря на холод и зиму, она была одета в платье до пола, на плечи накинута только шерстяная кофта. Джей продолжал смирять её подозрительным взглядом, обладая таким же упёртым и несгибаемым характером. — Слышала, у Хисына проблемы. Он попросил меня выйти всю следующую неделю. И вот я здесь. У меня нет желания выходить в мои выходные дни, поэтому мы посоветовались всем коллективом и решили, что поможем Хисыну с тем, что тут стряслось, и… — Не вешай мне лапшу на уши, Сурён, — её взгляд сразу ожесточился, а черты лица заострились. Наступила тишина. Между ними было такое сильное напряжение, что Ни-ки не потребовалось бы даже присутствовать здесь, чтобы нарушить направление тока в приборах. — …Десять лет назад умер мой муж. Я тогда уже второй год работала в Бедламе и доучивалась в Национальном Университете Полиции, — Джей хмурился, не понимая, к чему ему эта информация, но не перебивал. Сурён прикоснулась к стенке полупрозрачного прямоугольника, в который была заточена, и фыркнула из-за того, что всё ещё не могла выбраться. — Моего мужа убили. И убили такие же, как вы! — это прозвучало, как обвинение, и Джей непроизвольно сильнее прижал ладонь к кнопке. — Его убил какой-то эспер, которого так и не нашли, да и не искали, потому что посчитали это просто самоубийством. Нахлебался яда и сдох. Так они мне сказали. Я всегда мечтала стать полицейским, но… смотря сейчас на новости, я понимаю, что сделала правильный выбор. Тогда мы были знакомы с Хисыном через мужа. Они хорошо дружили. И именно Хисын отговорил меня от того, чтобы идти работать в полицию. Я бы хотела сказать ему спасибо, пока не поздно. — И зачем ты пришла сюда? — Впустишь? Джей шикнул и, стиснув зубы, открыл виртуальную клавиатуру под монитором, вписал код. Прямоугольные оковы исчезли, но темнота и малахитовый цвет по-прежнему освещали комнату. Сурён вошла, закрыла нормально дверь и повесила кофточку на спинку стоящего у стены стула, грациозной поступью подходя к рабочему столу. — Сомневаюсь, что смогу встретиться с Хисыном прямо сейчас, но я бы хотела помочь с поимкой мальчишки. Я и… остальные наши работники. Сомневаюсь, что кому-то из ваших сотрудников он доверится, потому что… — она рассмеялась. — Вы, сами того не зная, познакомили Ким Сону с каждым членом вашей спецгруппы. Да и с другими сотрудниками. — Тебя он тоже знает, если не забыла. Именно он появился в баре тогда. — Да, верно. Но он не знает Йевон и Джимин. Он видел только Даниэля, Мину и меня. — И что? — Хорошо. Расскажи, как ты пытаешься ловить его, и тогда я всё приму и просто уйду. — У нас есть спецгруппа, которая получила официальное разрешение на поимку эсперов, каждый из нас обучен. — Каждый из вас — это кто? Босс? Джейк? Хисын? Мне казалось, что прямо сейчас они заняты. Джей стиснул челюсти вновь. Из всех остались только Хисын и он сам, ведь Ни-ки считать за полноценного члена команды нельзя — он всё ещё ребёнок, всё ещё неопытный стажёр и ученик, которому учиться и учиться, да и в договоре с полицейским участком Сеула прописано: несовершеннолетним запрещено заниматься военной деятельностью. Но Хисын, который прямо сейчас следил за благополучием невинных несовершеннолетних граждан, не мог ему ничем помочь. Злость разожглась внутри Чонсона. — Что ты хочешь? — Если ты меня слушал, то ты знаешь, что у меня есть некоторый опыт. В Полицейском Университете мы изучали стрельбу, разведку и криминалистику. Да, я не пошла работать в полицию, но… Сурён замолчала и вжикнула застёжкой миниатюрной сумочки через плечо. Она вынула оттуда маленькую распечатанную фотографию в не очень хорошем качестве, сделанную много лет назад. Это было похоже на остановленную запись с видеокамеры, и на снимке была изображена молодая женщина с чернющими волосами в белом летнем платье. Она озиралась на улице и смотрела себе за спину, словно боялась встретиться с преследователями. На голых лопатках Чонсон заметил темнеющие участки, словно фотобумага была повреждена. Или… — Кто это? — О, я хотела бы знать… Но именно она убила моего мужа. Джей поднял бровь, переведя острый взгляд на невозмутимую женщину, и снова обратился к маленькой фотографии, сжимая её уголок большим и указательным пальцами. — С чего взяла? — Я постоянно видела дым рядом с нашим домом. Я думала, что это соседи постоянно что-то жгут. Они фанаты сжигать осенью листья во дворе. А потом я увидела мёртвого мужа. И такой же дым. — И что? — непробиваемость Чонсона начинала её бесить. Но Сурён держалась. — Эта фотография сделана за секунду до того, как она исчезла. Превратилась в дым, Чонсон. Джей напрягся. — Моё имя. Откуда… — Не забывай, что я работаю с Хисыном. Если бы Джей мог, он бы выпустил из ноздрей огонь, но он только повозился с открытием клавиатуры и вывел в воздух виртуальный экран. Пока он лихорадочно перебирал папки и документы, Сурён медленно обошла стол без задних мыслей и встала за спиной, с вежливым интересом следя за всеми действиями. Ей не был удивителен мир магии, она его презирала, но сейчас, когда в новостях всплыл ещё один дымчатый убийца, она была готова терпеть абсолютно всё. В какой-то момент она сделала ещё один клацающий шаг вперёд и взяла на себя инициативу. — Видишь их? — голос Сурён стал тихим. Её тонкая ладонь с длинными пальцами скользнула по виртуальному окну, и на экране появился ровный ряд из зрелищных фотографий убитых людей. Все здесь были разными. — Они все прошли через него. Её палец касался поочерёдно всех снимков, раскрывая каждый раз новое дело. Где-то информации было очень много, словно о человеке знали всю подноготную, где-то информации поменьше, как в делах обычных серых граждан. Все были убиты одним способом — ножом, воткнутым в живот и перекрученным по часовой стрелке. Имена, адреса, места работы. Но в последней анкете, которую раскрыла женщина, не было ничего. Пустота. Только одна смазанная фотография, где в острой тени здания, словно насыщенной тьмой, находился такой же тёмный силуэт. И только белила его маски светились, подобно первому снегу, а красные круги на щеках и лбу горели, словно пролитая кровь. Между двух таких же белых искусственных лисьих ушей покоилось украшение из алых кошачьих глаз. — Ким Сону. Особенный мальчик. Сын убийцы стал убийцей. Фигура женщины развернулась к нему. Чонсон посмотрел в эти глаза, наполненные зеленью, исходящей от каждой стены. Она не нагоняла страх, как это делала Сохи, и мужчина покачал головой, с тяжестью выдыхая застоявшийся воздух в лёгких. — Без Сохи мы ничего не сможем сделать. — Ты не сможешь. А я смогу. Дай мне то, что я смогу использовать. Джей почувствовал на своей спине холод. Когтистые ногти Сурён коснулись его загривка и спустились вниз, пуская переплетающийся разряд по позвоночнику. Позволив себе осмыслить это, он наклонился к выдвижному ящику и вытащил из него короткий стик, который при активации с кнопки трансформировался в киберпистолет. Женщина завороженно посмотрела на технологию в ладони, облачённой в перчатку. — Что насчёт пуль? — Они воссоздаются по встроенной программе. — Отследить получится? — Нет. Их… не существует. Априори. Они созданы благодаря быстрому движению частиц и высокого давления. Они замедляются, когда входят в тело, и плотность исчезает. — Прекрасно. Ты отлично мне помог, — Сурён мягким движением забрала из руки Джея пушку, самостоятельно нажала на блестящую кнопку, и он снова вернулся в прежнее неприметное состояние. — Я пойду. Спасибо. Она вышла из-за стола, но Джей настойчиво схватил её за плечо, вынуждая остановиться и обернуться. Он выглядел неуверенно, недоверчиво, будто всё ещё сомневался в принятом выборе, а затем скривился, касаясь рукой головы. Сурён задумчиво хмыкнула. — Тебе стоит передать принятие решений кому-то другому. Твоя голова уже не справляется. Силуэт исчез, промелькнув перед глазами словно в эффекте растяжения. Она ушла, дверь за ней плотно закрылась, вливаясь в стену, а цокот каблуков, её голос, её дыхание ещё расходились под потолком репетативным напоминанием о том, что поздно предпринимать попытки сопротивления. Джей снова поднял взгляд на виртуальную доску, где светилась фотография с маской Кумихо, и сменил фото на множество сделанных за последний месяц. Медленно вписал все известные данные, чтобы сосредоточенно найти какие-то зацепки. Когда он в очередной раз полез на стол за документами, то вновь обнаружил снимок неизвестной женщины.Сын убийцы стал убийцей.
Джей перебрал глазами по столу и потянулся за телефоном, но на нём тут же раздался звонок с неизвестного номера. И на этот раз он не мог вспомнить это сочетание цифр. Снятие трубки было более напряжённым, чем когда-либо. Вместо слов он просто промолчал, ожидая услышать голос из трубки и сопоставить со всеми ему известными. — Джей? О. Это был Ёнджун. — Что нужно? — Как грубо. Спустись к выходу. Если важный разговор. — У меня нет времени. — Это касается тех детей, что мы поймали пару дней назад. Чонсон стиснул в ладони девайс и сбросил трубку. Выключил все приборы, убедился в каждом замке и вышел в коридор, дважды щёлкая замком. До первого этажа добрался за три минуты, нервно осматриваясь в поиске гостя, однако тот, как и ожидалось, стоял именно там, где останавливался в абсолютно каждый свой визит — перед выходом. Словно если он сделает хоть шаг глубже внутрь, то предаст родину. Одет он как всегда, только на щеке странный след пепла. — Что хотел? У тебя пять минут. — Их выпустили. Тех приютских вернули в «День и Ночь». Послушай сюда, Чонсон, — Ёнджун схватил его над локтем и дёрнул на себя, приблизившись к уху, чтобы никакая другая тварь не услышала. — В этом приюте творится черти что. Эти мальчишки разбомбили Намдэмун, а с них сняли антимагические наручники и зашвырнули туда. — И что? — И то, Чонсон. Мой брат, блять, не был приютским! Они оторвались друг от друга по инициативе Джея и теперь смотрели в глаза. Ёнджун дёрнул дерзко бровью и уголком губ, словно последние нервы уже лопались. Пак решил не повторять раздражающий всех вопрос и просто стал ожидать продолжения. Огонь в глазах Ёнджуна потух, и он помрачнел, прищуриваясь. — Я был в этом приюте и требовал вернуть брата, потому что он, чёрт возьми, не записан там. Но меня выгнали. Сказали, что полиция отдала приказ всех эсперов, нарушивших закон, отправить на биологическое исследование. — Что? Стоп, исследование? Об этом не было сказано в СМИ. — Именно. Потому что исследовательский центр не базируется на бумагах и находится под влиянием власти. О нём запрещено говорить в СМИ, и… — Это глупость, Ёнджун. Журналистам стоит написать статью, и общественность съест представителей власти с костями. Они ведь дети. — Да. Но ещё один важный факт: они эсперы. — Нет, Ёнджун, это звучит как полный бред. — Я от тебя ничего не требую. Чонсон, — Ёнджун был крайне серьёзен. Он вытянул вперёд руку, и Джей хмуро осмотрел огрубевшую ладонь, прежде чем вернуть взгляд восвояси. — Всего одна услуга. Ты говорил на всю Корею, что ваш фонд помогает людям и спасает эсперов от несправедливости. Хочешь сказать, что ты солгал всем? Взгляд Пака почернел, но он взял всю свою волю в кулак и сжал ладони Чхве в рукопожатии. — Молись, чтобы там действительно что-то происходило. Ёнджун достал сигарету и вышел на улицу, чтобы закурить, а Чонсон ушёл обратно внутрь фонда, минуя лестницу на верхний этаж. Он пошёл на этот раз дальше, в комнату, которая хранила для его души кратковременное успокоение. Она никогда не была заперта, и чаще всего он оставлял дверь полуоткрытой, что случилось и в этот раз. Джей прошёл в комнату, скупо обставленную каким-то декором в виде искусственных цветов, и прошёл к пианино, слегка покрывшемуся пылью из-за того, что последняя уборщица уволилась несколько дней назад из-за скандалов. Он сел за инструмент, прошёлся одетыми пальцами по клавишам и медленно заиграл мелодию, напоминающую течение реки. Песнь дождя. Кап. Кап. Кап. Кап.≪━─━─━─━─◈─━─━─━─━≫
«Земля кремнистая, холодная, скупая, Где, пот и кровь свою обильно проливая, Из одного куска насущного весь век В трудах и горестях томится человек;
Где человек и сам черствеет, словно камень; И где из городов заметно со дня на день Бежит всё лучшее, что только в мире есть: Свобода, Правота, Любовь, Покой и Честь;
Где гордость — общий бог; где заступом могильным Слепая смерть грозит и сильным и бессильным; Где высота — там мрак; где золото — там…»
Дверь открылась. Джеюн оторвался от крохотного собрания стихотворений Виктора Гюго, которое ему принёс Святой Отец. Его состояние было стабильным, однако монастырю пришлось оплатить курс лечения и препараты, требуемые для того, чтобы предотвратить негативные последствия болезни. Джеюн ожидал увидеть кого угодно, ведь за сегодняшний день к нему зашла куча людей, и даже Хисын вместе с двумя подростками навестили его. Были и друзья из монастыря, и даже Мисук с беременной женой принесли ему немного сладостей и прочитали молитву. А теперь в больничной палате стояла растрёпанная и испуганная… Гаыль. — Что ты забыла здесь? Ошиблась палатой? — Я видела, как от твоего дома уезжала скорая, когда бегала. И… — она пыталась не смотреть в глаза, так что просто занялась другим: подошла поближе, неуклюже вытащила из небольшого рюкзака коробку булочек из рисового теста с фасолью и бататом. После она немного сдулась и более плавно села, прекращая всю ненужную динамику. Джеюн положил раскрытый сборник на свой живот, прижав страницами к простыни. — Почему пришла? Мне казалось… мы всё разъяснили раньше. Когда Гаыль подняла голову, он уже смотрел в окно. — Я пришла узнать, почему ты… — в поле её зрения попала рука, изрезанная фиолетово-чёрной молнией. — Хотела узнать, почему ты сделал это. — Сделал что? — Ты знаешь. Хватит… — Не знаю. Сделал что, Гаыль? — теперь его настойчивый и грубый взгляд был направлен на девушку. Произносить это было унизительно. Ещё более унизительным являлось то, что момент их обсуждения в действительности мог произойти, если бы… если бы что? Если бы Джейку не стало внезапно плохо? — Тогда ты тоже упал из-за болезни? — Нет. Тогда меня остановила босс, — хмыкнул Джеюн, всё ещё вспоминая с дрожью ту прошибающую электрическую боль, которой его дрессировали полгода к ряду, пока он не прекратил показывать свою агрессию и причинять людям насильственную боль. — Не спрашивай как. Я не собираюсь распинаться. — Чем ты болен? — Вегетососудистая дистония. Я болел ей всегда, потому что она носит у меня хроническую форму. Но в последние года ничего не было, — «пока не пришёл Пак Сонхун». Джеюн снова стал смотреть в окно, уже тёмное и непроглядное. — Бессонница, слабость, неправильная работа сердца. Поэтому я весь покрылся пятнами: кровь ненормально распределялась, где-то её было недостаточно. И вот я здесь. — И когда выпишут? — А что? Хочешь узнать день, когда стоит прятаться от меня в бункере? — усмехнулся Джеюн, но Гаыль не оценила шутки. — Я уйду завтра. Мне нужно помочь восстановить Намдэмун. — А врачи… — Мне всё равно на них. Я сказал Святому Отцу, что буду пить лекарства, а Хисыну, что прекращу нервничать и испытывать агрессию. Этого хватит, чтобы прийти в норму. Я не инвалид. — Я не говорила этого. Какое-то время они ещё сидели, но в абсолютной тишине. Гаыль не понимала, зачем пришла вообще и чего хотела. Её колени дрожали каждый раз, когда взгляд мужских глаз оказывался на ней, она всё ещё боялась прикосновений и избегала мужчин, но… какая-то часть её усердно боролась со здравым смыслом и пыталась оправдать всё произошедшее. Он просто был не в себе. Возможно, пьян. Возможно, ошибся. Каждому мужчине нужна правильная женщина, чтобы он смог жить правильно, так ведь? — Я слышала, в Намдэмуне полный погром, — в ответ красноречивая тишина. Ким кивнула сама себе, уводя глаза в пол. — Я поеду завтра туда. Помогу чем смогу. Джеюн ничего не сказал, продолжая сверлить взглядом оконную раму. Гаыль спустя пять минут игнорирования встала, поправила рюкзак и попрощалась, неспешно выходя. Шим почувствовал какое-то странное ощущение внутри себя и крепко сжал маленькую книжку, сминая страницы. Настольная лампа рядом с кроватью взмыла в воздух и упала обратно на тумбу, выключаясь и погружая палату в темноту.