Страшная месть

      К концу подходил разноцвет, приближался жаркий липень, когда Горыня со вздохом облегчения поставил точку в своем труде. Он любовно огладил стопку исписанных пергаментных листов наилучшего качества. Долго боролся с жадностью, но счел, что труду всей его жизни и инструменту великой мести недостойно быть записанным на бересте. Сейчас осталось только сшить листы и заказать мастеру достойный переплет. И будет у Горыни гримуар не хуже, чем у того бритского выскочки, которого стал привечать князь в последние годы. Но это не главное. Изыскания закончены, все рецепты составлены, проверены и перепроверены. Можно и к делу приступать. Чародей потер в предвкушении руки. Встал, потянулся, скрипя суставами, и побрел к выходу. Кое-чего в его запасах не хватало.             На улице светило яркое солнышко. До полуденной жары было еще далеко. Воздух звенел чистой утренней прохладой. Горыня замер на пороге, зажмурился, привыкая к яркому свету, вдохнул полной грудью чистый, без примеси книжной пыли воздух.       — Полми!       Старик моргнул, прислушался, не показалось ли.       — Полми! Полми!... Да полми же!       Голос раздавался из-за угла терема. Знакомы звонкий голосок. Горыня хмыкнул и, тихонько подойдя, заглянул за угол. На завалинке сидел мелкий рыжий мальчишка и, меланхолично поедая калач, наблюдал за не менее рыжей девчонкой. Зорянка стояла посреди двора, судорожно сжимая абсолютно целую веточку обеими руками. Все больше хмурясь с каждой не удачной попыткой, повторяла огненное слово.       Горыня сложил на груди руки, прислонился к стене терема и какое-то время наблюдал за бесполезными на его взгляд потугами. Наконец утомившись, снисходительно бросил:       — Зря только пыжишься, малая. Не каждому дар дан. Лучше б делом занялась чем, палкой напрасно махать.       — И добрых людей от дела отвлекать, — важно кивнул, пацан и снова укусил калач.       Зорянка вздрогнула от неожиданности и еще крепче вцепилась в веточку. Не смотря в сторону чародея, бросила.       — Это ты зря меня обижаешь, боярин. Я могу. Получалось уже. Полми!       Палочка даже не затлела.       — Иш гордая. Тьфу! — Горыня махнул рукой, развернулся было уйти.       — Горит, — раздался за спиной удивленный мальчишеский голос.       — А я говорила? Говорила!       Старик обернулся, подошел к детям, благоговейно взиравшим на кривенькую, грязненькую веточку с тоненьким огненным лепесточком на конце. Горыня темной скалой навис над детьми. Хоть старость пригнула его к земле, согнула спину, но былая стать, косая сажень в плечах и богатырский рост еще угадывались в его фигуре. Посмотрел на робкий огонек, дунул, и осталась только тонкая дымная струйка.       — Давай еще раз, — приказал чародей.       — Полми, — нерешительно. — Полми, — уже строже. — Полми! — приказ, и снова пляшет рыжий огонек.       — Чаровница, значит, — задумчиво протянул Горыня.       Смерил внимательным, оценивающим взглядом девчонку. Мелкая, тощая, бойкая, чем-то похожа на задиристого воробушка. Перьями торчащие во все стороны вихры только усиливали сходство. На фоне сверстников девочка выделялась не только непоседливостью и наглостью, а еще умом и сообразительностью. В отличие от подавляющего большинства людей, Зоряна старого мага не раздражала, а постоянно сыплющиеся разнообразнейшие вопросы даже вызывали приступы ностальгии. Пусть идет, как идет, решил Горыня, может и выйдет что путное.       — Пойдешь со мной за травами, малая? — на пробу предложил он.       Зорянка аж подпрыгнула на месте от восторга. Глаза заблестели в предвкушении.       — В лес? С тобой, боярин? А ты рассказывать будешь? А слова новые скажешь? А братца взять можно? Ой, нужен же перекус! Мы же на долго? — затараторила она.       Горыня поморщился от такого напора. На задворках сознания появилась предательская мысль, что он пожалеет об этом решении. Но отступать великий воин, пусть бывший и чародей, к счастью действующий, не привык.       — В лес. Со мной. Расскажу, коль слово сказать дашь, неугомонная. Брата бери. За продуктами беги. Одна нога здесь, другая там. Мы тут подождем.       Зорянка кивнула, потрепала брата по макушке, развернулась на пятке и рванула в сторону кладовых.       — А если мне и тут хорошо, — вслед ей обреченно буркнул мальчик, запихнул в рот последний кусочек калача и отер руки о рубаху.       — Терпи, малой, — хмыкнул Горыня.

***

      К опушке путников привела широкая нахоженная тропа, уже претендующая на звание дороги. Но в лесу она начала петлять, уклоняясь от могучих стволов, огибая многочисленные овраги и густые заросли кустарников. Потеряла всю основательность и ширину, взамен разделившись на множество извилистыми ручейками убегающих во все стороны тропок. И лишь ее тоненький полу заросший призрак терялся где-то в чаще.       Сильно углубляться в лес Горыня не стал, остановился на очередной развилке и позвал заигравшихся ребят. Дети, с хохотом носившиеся друг за другом, ползавшие по кустам и оврагам в поисках спелых ягод, уже давно от него отстали. Но зычный окрик, многократно повторенный лесным эхо, быстро призвал их к порядку в целом и пред Горынинины светлы очи в частности. Старик только тяжело вздохнул и неодобрительно покачал головой, когда из кустов ему под ноги выкатились два раскрасневшихся веселых лешаченка. Назвать человеческими детьми утыканных мелкими веточками и сверкающих зелеными от травы коленками и ладошками ребят было сложно.       — Смотри, слушай, да запоминай, что делаю, малая. Да не отвлекайся! — сурово приказал Горыня.       — Слушаю, барин, — тряхнула растрепанными косами Зорянка и пытливо на него уставилась.       Чародей проводил скептическим взглядом вылетевший из прически листик, хмыкнул, но больше ничего не сказал. Вытащив из котомки каравай ржаного хлеба в тряпице, положил его на развилке, отвесил земной поклон и громко произнес:       — Лесной хозяин, у меня есть до тебя просьба!       Тут же стихло птичье пение. Грозно зашуршали кронами деревья, плотнее переплетая ветви и ближе склоняясь к путникам, вокруг резко потемнело. Дети испуганно шарахнулись от тянущихся к ним кривых сучьев, заплетающей босые ноги травы. Они прижались к чародею, одновременно испуганно и завороженно озираясь. Горыня, наоборот, выпрямился во весь рост, скрипнув суставами и хорошо поставленным командным басом рявкнул:       — Лесьяр Молчаныч, не балуй мне тут! — и, добавляя веса своим словам, тяжело грохнул посохом оземь.       Ответом ему стал резкий порыв ветра, с хохотом налетевший на людей и взметнув мелкий волосы и полы рубах, унесшийся вглубь леса. Миг тяжелой тишины и резко вернувшиеся звуки леса чуть ни оглушили не ожидавших этого путников. Вокруг посветлело, сквозь разошедшиеся кроны безмятежно голубело небо. Деревья не тянулись к людям, угрожающе поскрипывая, а мирно покачивая ветвями, ловили листьями солнечные лучи. Лес снова стал мирным и безмятежным. Но кое-что все же изменилось. И отлипшая, наконец, от чародея Зоряна озадаченно спросила.       — Боярин, тут же три тропки было? И хлеб, хлеб пропал!       — Хлеб Лесовик забрал за то, что открыл нам тайную тропку к своим закромам. Пошли, — он шагнул на тропу. — Запомни, идя в лес, обязательно нужно спросить у Хозяина разрешения, поклониться, чай спина не переломится, да не пожадничать, хоть краюшку, но оставить в дар. Очень они, Лесовики, до человечьего хлеба охочи. К Лесному Хозяину обращаться нужно с почтением. Ежели представиться, то по имени отчеству, ежели не снизойдет, то “Лесной Хозяин” или “Батюшка”.       Горыня вещал неспешно и обстоятельно, делая долгие паузы, и все равно много времени его лекция не заняла, а умолк чародей, и тропа почти сразу кончилась. Вроде недолго шли путники, но стоило им сойти с тропы, и в глаза бросилось, как сильно изменился за это время лес. Тропинка начиналась в светлом, еще довольно молодом лесу, изученном жителями близлежащих деревень вдоль и поперек. А закончилась в угрюмой чаще, казалось, помнившей зарю мироздания. В туманной вышине терялись поросшие темным мхом толстые, в несколько обхватов, стволы деревьев великанов. Они тянули толстые искривленные ветви к небу, плотно сплетая их в вышине, образуя причудливый темно-зеленый свод. Сквозь него не проникало ни единого лучика солнца. Путников окружили мертвая тишина и густой полумрак.       — Как-то тут не уютненько, — зябко передернула плечами Зоряна.       — А чего ты хотела, малая? Пряничные деревья да молочные реки с кисельными берегами? Что напужалась уже, забыла о волшбе да тайнах всяких. Лишь бы домой, под мамкину юбку, а? — сощурился Горыня.       — Да я че? Я ни че! Это вон Ваське страшно, — тут же нахохлилась девчонка.       Горыня с сомнением посмотрел на меланхолично что-то жующего мальчика. Сейчас его пугало разве, что отсутствие малиновых кустов поблизости. Но не успел старик ничего ответить, как невдалеке послышался натужный скрип древесины, шорох листьев и веселый голос окликнул спутников.       — Волхович! Чего застрял я тебя жду, жду. Иди скорее, самовар стынет.       Стоявшие непроницаемой стеной, плотно притеревшись стволами и сплетясь ветвями, деревья разошлись в стороны. В образовавшемся узком проходе, уперев руки в бока, стоял коренастый мужичок лет сорока. С первого взгляда от человека его отличал только очень низкий рост, он был едва ли выше пятилетнего Васьки. Только присмотревшись, можно было разглядеть в густой каштановой бороде зеленые прядки, а из-под густых бровей хитро посверкивали янтарные бусинки глаз с кошачьими зрачками.       — И ты здрав будь, Молчаныч! Давно не виделись, — улыбнулся Горыня, направляясь к лешему.       — Давно! Да ты почитай, с прошлого лета и не заглянул ни разу. А сегодня толпой заявился. Это кто хоть с тобой?       — Да вот детишки с моего подворья: Зорянка и Васька, — он обернулся на нерешительно замерших детей.       — Здрав будь, Лесной Хозяин! — первой среагировала Зоряна. Отвесила лешему поясной поклон, попутно пихнув локтем брата.       — Будь здрав, Батюшка! — наконец отмер и Васька.       — Ай, молодцы какие. Ну, проходите и вы. Я сегодня добрый, — улыбнулся в бороду леший и, махнув приглашающе рукой, скрылся в проходе.       Пройдя за лешим, путники оказались на небольшой полянке. И странная это была поляна. Забор из живых деревьев отделял мрачную глухую чащобу от залитой солнцем лужайки без единого деревца или кустика. Только цветы, травы самые разные, высотой с ноготок или человек по пояс, с тонкими длинными, мелкими круглыми, огромными причудливой формы, гладкими или срезным рисунком листьями и цветами всех возможных форм, размеров и цветов.       — Ой, красота какая! — восторженно пискнула Зорянка.       Леший подбоченился и важно произнес.       — Красиво, конечно. Но краса здесь не главное. Тут, — он обвел рукой поляну, — я собрал самые редкие и полезные травы. Это моя личная кладовая редкостей. И не всякого я сюда пущу. Сколько ты сюда рвался то, а Волхович?       — Ох и долго. И что я только не перепробовал! А продался ты за простой самовар, — ухмыльнулся Горыня.       — И не продешевил, заметь. Ко мне все окрестные духи на чаек заглядывают. Ни у кого такого нет! А чай какой! На шишечках да с липовым медком. Ты сегодня чего принес? Надеюсь, не только хлебушек?       Не переставая болтать, леший подвел путников к огромному пню с пыхтящим на нем самоваром и деревянными мисочками с медом и ягодами.       — Обижаешь, Молчаныч! — чародей не спеша выложил на импровизированный стол два берестяных туеска с пирогами и пряниками.       — О как, добро! — засуетился леший.       Скрипнул краник, в чашки зажурчал кипяток. Лесной хозяин приподнял крышечку заварника, проверяя готовность чая, и по поляне понесся душистый аромат липы и иван-чая. Не успев присесть, Васька тут же вцепился в аппетитный пирожок и увлеченно зачавкал. Глядя на брата, Зоряна только вздохнула и скромно взяла горстку малины. Горыня же с Лесьяром принялись увлеченно перемывать кости знакомым людям и не людям.       Когда солнце перевалило за зенит, все пирожки и ягоды были подъедены, а чай выпит, леший тяжело вздохнул и засобирался.       — Ну, Волхович, засиделся я тут с тобой. По делам пора. Ты тут не впервой, сам бери, что нужно. Как закончишь, иди спокойно. Тропу я затворять пока не стану. Да и заглядывай почаще, не забывай друга. А пока прощевай.       Лесной Хозяин кивнул Горыне, крутанулся на пятке и исчез, вместе с ним пропал и самовар с прочей утварью.       — Ну что, отдохнули, подкрепились, пора и делом заняться. Айда за мной, — позвал детей чародей, направляясь к центру поляны.       — Вот, глядите ка, это разрыв-трава. Смотрите, какие у нее тонкие острые листики, как сабельки, — он наклонился к ничем ни примечательному растению и оторвал несколько листочков.       — Полезная травка. Ежели приложить ее к любому железу, оно порвется, поломается. Она отопрет любой замок, разрушит любую преграду и сделает непобедимым в бою. Найти разрыв-траву очень сложно. Растет она по старым селищам, в темных местах леса да на тайных лугах, как этот, но и тут ее всего пара кустиков. Есть два верных способа распознать разрыв. Первый - начать косить в подходящем месте, ежели коса железная сломалась, знать, разрыв-трава там была. И второй, смотрите.       Чародей подвел ребят к ручейку, пробегавшему по краю поляны, и бросил туда листья. Мгновение они покрутились на мести, затем медленно поплыли против течения. Горыня выловил их, встряхнул и убрал в поясную сумку.       — Упрямая это травка, по течению нипочем не пойдет, – подытожил чародей. Затем наклонился и сорвал два тонких длинных стебелька с метелочкой мелких багровых цветочков и протянул детям.       — А это что, барин? — с интересом разглядывая цветок, спросила Зоряна.       — Это плакун-трава. От нее нечисть в три ручья ревет. Засушите, да носите при себе и никакая погань тронуть не посмеет. Вернемся, я тебе, малая, свой травник дам. Будешь читать да запоминать травы и свойства их всякие. А сейчас пошли, пожалуй, пока не стемнело.