Bloodline

      Жесткий удар заставил тяжелый увесистый снаряд отклонится. Удар ногой, затем еще, с разворота. Короткая серия ударов в корпус воображаемого противника. Жесткий трос под потолком опасно загудел, раскачиваясь все сильнее и сильнее. С глухим утробным рыком мужчина нанес последний мощный удар. Трос не выдержал. Шум от падающий «груши» наверняка было слышно снаружи. Ловко отпрыгнув, Леви тяжелой слегка прихрамывающей походкой направился к низкой скамейке, где стоял графин и лежало полотенце. Безцеремонно вылив на свою голову холодную воду, Леви сделал глубокий вдох, а затем выдох, замирая на какое-то время с опущенной головой. По его обнаженному торсу стекали струйки холодной воды, и казалось, что его кожа вот-вот задымится от разницы температур. Он резко схватил полотенце и начал агрессивно растирать влажную кожу, напряженно сведя брови к переносице. Очередная короткая вспышка в левом виске, отчего он невольно поморщился. Вот же…       — …гребанный придурок, — выдохнул он злобно, шипя, когда задел недавно затянувшуюся рану и она вновь начала кровоточить. Белоснежное полотенце начало медленно заливаться красным пятном.       Леви провел рукой по мокрым волосам, выравнивая дыхание, чтобы успокоится.       Они вернулись на Парадиз вчера поздно ночью. К счастью, встречать их никто не стал, потому их мрачные лица в полной тишине разбрелись по разбитому на пристани лагерю, а ранним утром выдвинулись в центр по железной дороге. Его группа собралась в одном вагоне, пока он решил уединится в другом. До его слуха доносились приглушенные голоса, иногда повышающиеся от возмущения. Судя по все чаще звучащему смеху, мрачная обстановка начала рассеиваться. От этого Леви разозлился еще больше, но… они ведь были молоды.       Если безрезультатная вылазка на материк и их неоправдавшиеся надежды на мирный исход быстро отошли на второй план (придумают еще что-нибудь другое, так всегда было), то тема внезапного побега Эрена хоть и не обсуждалась, витала между членами его отряда, словно намагниченные пылинки в воздухе. Одно неловкое словно, электрический разряд, вспышка. Огонь.       Он ненавидел этого гребанного придурка. Этого чертового смертника.       Слишком своенравный. Слишком агрессивный. Непредсказуемый. Эгоист.       Чтобы он ни задумал, Леви был уверен, что он обязательно сделает это ради своих друзей. На первый взгляд — благородно. Но если капнуть глубже… Кто он такой, чтобы решать все за них? Кто он такой, чтобы решать, кто должен жить, а кто умирать? С чего он взял, что должен взвалить все на свои плечи?       «Я никогда не знал, как будет правильно: довериться себе или довериться своей команде».       Он и сейчас не знал. И это изводило его больше всего. Он осуждал Йегера, но одновременно с тем ему казалось, что у него не было прав на это. Эрен поставил свои интересы превыше, пусть его интересы и сводились к благополучию своих друзей. Раньше подобный выбор показался бы Леви абсолютно неправильным и заранее проигрышным.       Раньше.       Закрыв лицо руками, вслушиваясь в размеренный стук поезда и гул голосов за тонкой стенкой, он пытался привести внезапно разбросанные безумные мысли в порядок. И почему он так разволновался? Когда такое было в последний раз? Кажется, после того, как они закрыли дыру в стене Мария. После битвы с Райнером и Бертольдом. После битвы с гребанной обезьяной. После смерти Эрвина.       Нет, он ни разу не пожалел о своем выборе. Вколоть спинномозговую жидкость титана Армину было правильным решением, возможно, одним из самых правильных в его жизни. Но то чувство, когда он вернулся в квартиру Эрвина, чтобы забрать несколько его вещей на память, было похоже на его состояние сейчас.       Что это было?..       — Что это было?       Леви поднял голову на вошедшего. Ханджи удивленно смотрела за него на потолок. Она была одета в широкие для нее черные брюки и белую свободную рубашку. Ее длинные каштановые волосы были собраны на затылке в пучок и заколоты двумя резными палочками, подаренными ей госпожой Киеми. Она выглядела довольно расслабленно и уставши. Черная повязка на одном глазу резко выделялась на фоне ее бледного худого лица.       — Что ты?.. Впрочем, не важно. Сам чинить будешь… хотя, твоего роста явно не хватит, — хмыкнула она, поправляя очки и характерно опуская голову, отчего тени на ее лице стали темнее, подчеркивая круги под глазами и заострившиеся скулы.       — Чего не спишь? — безразличным голосом спросил Леви, ища взглядом свою рубашку. Не очень хотелось надевать ее на потное тело, но ради приличия он все же накинул ее, небрежно застегивая несколько нижних пуговиц. Он не стеснялся Ханджи и не думал, что может как-то стеснить ее. Они видели друг друга и в более непристойном виде.       — Да так, кое-что изучала… пока не важно, — понизив голос и уставившись в одну точку, задумчиво ответила молодая женщина. Леви хмыкнул. А ведь раньше она бы непременно выложила ему все на духу, даже не дожидаясь его вопроса.       — Ты в порядке? — спросила она, когда он опустился на пол рядом со скамейкой.       Леви ничего не ответил, отвернувшись. Раздался тяжелый женский вздох. Она подошла к скамейке и села позади него. В тишине было слышно лишь завывание ветра. Леви вдруг подумал о том, что до финишной прямой дошли лишь они вдвоем. Все, кого они когда-то знали, погибли.       — Я ведь не глупая, Леви, — тихо начала Ханджи. — Я все вижу...Я изучила родословную Аккерманов. Уж прости. Было интересно.       — Я тебе не опытный образец! — огрызнулся Леви. И хотел было добавить, что «она тоже».       — Ты мой подчиненный, не забывайся, — слегка повысив голос, оборвала его Ханджи. Леви лишь фыркнул. Ханджи вдруг резко обхватила его торс и притянула к себе. Он напрягся от неожиданности, когда почувствовал ее горячее дыхание у своего уха.       — Знаешь, мог бы и сказать. Я думала, мы доверяем друг другу.       Он привык к тому, что иногда она была непредсказуема, но почему-то сейчас ее поступок выбил у него воздух из груди. Ханджи удивила его и дальше, когда уткнулась лбом в его плечо и издала тихое мычание. Тонкие пальцы ее рук крепко сжали ткань его рубашки, оставляя мятые следы. Он непроизвольно дотронулся до ее кисти, едва касаясь кончиками пальцев прохладной кожи.       — Ты…       — Прости. Не ты один, знаешь ли, пустился в жесткий самоанализ и размышления о жизни. Я тоже запуталась в себе. Не знаю, что чувствую и почему. Не знаю, что делать дальше.       Он молчал, слушая ее исповедь. Укол совести задел его сердце, где как раз покоилась ее ладонь. Он ведь и не замечал изменений. Ханджи оставалась все той же Ханджи, какой он знал ее еще с кадетских времен.       — Иногда мне кажется, что это не я должна была стать главнокомандующим. До сих пор не могу понять, почему Эрвин так захотел.       — Нет достойнее кандидата, чем ты, — честно сказал он, мягко сжимая ее руку. Почему-то сейчас ему казалось, что так будет правильно.       Он слегка откинул голову назад, укладывая ее ей на плечо и прикрыл глаза. Возможно, ему не хватало таких вот объятий. Просто чтобы понять, что он не одинок в своих переживаниях. Чтобы напомнить себе, что он еще жив.       — Прости, что не сказал тебе про Аккерманов.       — Извинения приняты, — пробурчала Ханджи, поднимая голову, отчего их щеки соприкоснулись, но Леви не отодвинулся и не открыл глаз.       — И прости, что не заметил, как тебе тяжело…       Ханджи промолчала, шмыгнув носом.       — Расскажи мне, что тебя тревожит?.. — прошептал он, открывая глаза и слегка поворачивая голову, задевая ее щеку носом. Ее кожа пахла чем-то знакомым, но неуловимым. Он почувствовал, как по его телу проходит электрический импульс. Давно забытое ощущение.       — Все. Абсолютно все. Иногда я жалею, что мы спустились в тот проклятый подвал и узнали правду. Лучше бы мы погибли в неведении, чем вот так…       Ему показалось, что ее голос дрогнул, и он успокаивающе погладил тыльную сторону ее ладони.       — У них армия. Флот. Те летающие штуки, — она хмыкнула. — Что мы можем сделать?       — Продолжать жить.       Ханджи подняла голову.       — Мы должны жить ради тех, кто погиб. Кто отдал свои сердца, чтобы бились наши, — он не знал, откуда берутся эти слова и верит ли в них сам, но они казались ему правильными. — И мы должны жить ради тех, кто остался жив.       Ханджи задумалась, расстегивая и застегивая пальцами одну из его пуговиц.       — Это… меня это не успокаивает, — наконец выдохнула она, вдруг отстраняясь, отчего его кожу обжег холод.       — Это не решает проблему, — продолжала Ханджи, ее взгляд лихорадочно блестел.       Она поднялась на ноги, принимаясь нервно расхаживать взад и вперед. Леви лишь тяжело вздохнул, окончательно прощаясь с ощущением тепла ее рук на своей груди. Странное чувство. Ему хотелось растянуть этот момент.       — Они убьют нас. Они уничтожат остров. Сотрут всех с лица земли. Ты слышал ту речь? Мы — дьяволы. Дьяволы, живущие в раю, ха!       Она вдруг нервно рассмеялась. Любой другой бы на его месте испугался, но Леви слишком хорошо знал эту женщину. Впрочем, что-то в ней действительно изменилось, сломалось. Леви поднялся на ноги.       — Иногда я жалею, что не погибла раньше, намного раньше. Зачем, зачем ты спас меня в тот проклятый день! — ее голос сорвался на хрип, словно ей не хватало воздух, и прежде чем она тяжело осела на колени, захлебываясь в тяжелых рыданиях, он оказался рядом, подхватывая ее тело и крепко обнимая.       — Я хочу остановиться. Я устала думать. Моя голова скоро взорвется! — вырывалось сквозь всхлипы. — Я не хочу жить, Леви. Я просто хочу, чтобы это все закончилось. Леви молчал, прижимая ее голову к своей груди. Он крепко стискивал челюсти, борясь со злостью. Какого хера она несет это бред? Зря спас? Не хочет жить? Хочет все бросить?!       — И что ты сделаешь? — вдруг злобно прошипел он, сильно стискивая ее в объятиях. — Сбежишь в лес? Будешь жить в хижине? Одна? Сходя с ума? Дура!       Он уткнулся лицом в ее макушку, вдыхая запах хвои.       — Бросишь все? Разведкорпус? Память павших солдат? Своих товарищей? Кадетов? Бросишь меня?!       Он дрожал от ярости.       — Я и так потерял все. Мать. Дядю. Свой отряд. Эрвина. Я могу потерять Микасу из-за гребанного Эрена Йегера! И остальных ребят!.. Черт! Еще и тебя?!       Он насильно поднял ее заплаканное лицо, крепко обхватывая горячими ладонями. Очки успели когда-то упасть, расфокусированный взгляд одного единственного глаза зацепился за его лицо.       — Не смей. Плевать, что я твой подчиненный, сейчас я приказываю тебе: продолжай жить. Скули, плачь, страдай, но живи, Ханджи.       Ее волосы растрепались, волнами спадая и обрамляя заплаканное лицо. Она попыталась опустить голову, спрятаться от взгляда его холодных серо-голубых глаз, но он не позволили ей это сделать, резко притянув ее за затылок, сократив разделяющее их расстояние и впившись в ее губы. Поцелуй вышел агрессивным и коротким. Она вздрогнула от неожиданности, ощущая привкус крови на своих губах, а затем его язык. Не успела она как-то среагировать, как он так же резко отстранился, облизывая свои губы.       Леви поднялся на ноги, посмотрев на нее сверху вниз.       — Так и будешь там сидеть? — грубо спросил он, протягивая ей руку и рывком поднимая с земли. Нагнулся, чтобы поднять ее очки, тут же убирая в свой карман.       — Что… куда…       — Я намерен выбить из тебя всю дурь, — коротко ответил Леви, утягивая ее за собой к выходу из ангара.