If you go out tonight, I'm going out
‘cause I know you're persuasive
You got the salt and I got me an appetite;
now I can taste it.
Harry Styles — Medicine
Тереза покрутилась перед зеркалом, поправляя голубое платье, прекрасно сочетающееся с ее глазами, густо подведенными черным карандашом, собрала волосы в высокий хвост, одобрительно улыбнулась своему отражению и обернулась к Томасу, который лениво наблюдал за ней, прислонившись к дверному косяку. — Ну, как тебе? — усмехнулась она, подходя к нему. — Потрясающе, — честно ответил тот, окидывая ее восхищенным взглядом. — Реально потрясающе. Выглядела Тереза как модель, вроде тех, что Томас видел в журналах, лежащих на тумбочке у Бренды, когда та приглашала всех выпить в своей комнате. Даже не верилось, что за ней прямо сейчас не бегают толпы парней. — Спасибо, — она улыбнулась с невинным видом актрисы, которой сказали, как великолепно она сыграла свою роль. — А теперь обернись, — вполголоса сказала она и ткнула пальцем куда-то ему за спину. Он обернулся и попросту утратил дар речи, увидев сзади Ньюта, осматривающего себя с придирчивым видом. На нем были черные джинсы, кремовая рубашка и черный пиджак поверх, и выглядел он... слишком хорошо. Томас и не думал, что кому-то может настолько идти костюм. — Рот закрой, а то муха залетит, — блондин подплыл к нему и одним небрежным движением вернул его челюсть на место, после чего прищурился и щелкнул пальцами. — Эй! — Томас подскочил от неожиданности и завертелся, осматривая себя, когда привычная футболка на нем сменилась на белую рубашку с черным галстуком, а на плечах возник темный пиджак, вроде того, что был у Ньюта. — Тебе идет, — рассмеялся тот и игриво дернул его за галстук. — Знаете, если бы вы не были моими друзьями, я бы втюрилась в вас с первого взгляда, — ткнула в них пальцем Тереза, одарила плутоватой улыбкой и продрейфовала к выходу. — И мое сердце было бы разбито, если бы я узнала, что в девочках вы, кажется, не заинтересованы. По крайней мере один из вас. Ньют засиял еще сильнее, словно начищенная до блеска монета, а Томас, чертыхнувшись, кинулся вслед за ней. Клуб был огромным. Ньют, мило поулыбавшись компании девушек, тут же начавших строить ему глазки и поглаживать по плечам к огромному неудовольствию Томаса и радости Терезы, ликующе прошептавшей что-то вроде «А я говорила!», отбил столик у стены и, отвязавшись от какой-то буквально повисшей на нем шатенки, отправился к бару. Томас с Терезой остались ждать его, и первый с интересом рассматривал танцующую толпу, в которой были как демоны, так и обычные люди, и вдруг выцепил в нем взглядом стройную блондинку, которая тоже заметила его и приветливо помахала рукой. — Соня! — сверкнула глазами Тереза и поманила девушку пальцем к столику. — А где Ньют? — Соня уселась рядом, откидывая влажную от танцев челку со лба и поправляя серебряное платье, и внимательно осмотрела Томаса. — В этом ты выглядишь гораздо симпатичнее. — Благодарю, — он коротко улыбнулся. — А твой непоседливый братец ушел за выпивкой. — Я так и думала. Музыка была громкой, но они все равно слышали друг друга, что очень обрадовало Томаса. Минхо обычно таскал его в клубы, в которых разговаривать было невозможно, да и песни крутили не самые лучшие, зато в Сплендоре плейлист составлял человек (или же демон) с похожим вкусом. — Там что, Бритни Спирс играет? — недоверчиво спросил он у Терезы, вслушиваясь в знакомую мелодию. — Конечно, — перед ним возникло четыре стакана и огромная бутылка алкоголя, и Ньют пихнул его под ребра, заставляя подвинуться. — Прекращай так удивленно на меня таращиться. Бритни Спирс любят даже в аду. Привет, Сонечка, — радушно поздоровался он с сестрой, пославшей ему испепеляющий взгляд исподлобья. — Она ненавидит, когда ее так называют, — прошептал Томасу на ухо Ньют. — Понял-принял, — Томас усмехнулся и перевел взгляд на принесенное пойло. — Это что? — Смесь водки и виски, — Ньют открыл бутылку и разлил по стаканам. — И вас с Терезой унесет с нее в пять раз быстрее, чем нас с Соней, поскольку это не простая водка. Как ты понимаешь, демонов ваш алкоголь почти не берет, поэтому пей осторожнее, если хочешь уйти отсюда на двух конечностях, а не на четырех. — Да уж, — зябко передернула плечами Тереза, — никогда не забуду свой первый поход сюда. — Когда ты проорала на весь клуб цвет своих трусов? Поверь, я тоже никогда это не забуду, — заржал Ньют, а Тереза дала ему подзатыльник, но тут же расхохоталась, увидев наигранно обиженное выражение лица Томаса. — Почему я этого не видел? — он громко застонал. — Тереза, пообещай мне, что повторишь это сегодня! — Томас прижал сложенные в умоляющем жесте руки к груди и скорчил грустную рожицу. — Тебе так интересно узнать цвет моих трусов? — Тереза чуть не упала под стол, цепляясь за плечо всхлипывающей от смеха Сони. — Сильнее всего на свете! — Договорились, — и Тереза одним залпом опрокинула в себя всю стопку, даже не поморщившись. Мощно. Соня и Ньют последовали ее примеру, а Томас поднес стакан к носу, с опаской нюхая его содержимое. — Не волнуйся, пей, — подбодрил его Ньют и сам наклонил его бокал, заставляя выпить все до капли. — Нихера себе, — закашлялся он, чувствуя себя школьницей, впервые попробовавшей что-то кроме детского шампанского. Пойло было реально крепким, и Томас понял, что этой ночью он будет уходить из клуба ползком. Остальные в это время уже наполняли свои стаканы. Постепенно мир перед глазами Томаса куда-то поплыл, а в голове появился туман. Он вдруг стал больше смеяться, опрокидывая в себя стопку за стопкой, и даже не заметил, как они вылакали всю бутылку, из-за чего Соне пришлось притащить еще литр, Господи Боже, текилы. Ну, или чего-то похожего на текилу — Томас не понял, но продолжал пить, во весь голос обсуждая с Терезой их прошлые жизни, и даже чуть не пустил слезу, вспомнив Минхо. Интересно, чем он сейчас занимается? Вскоре Тереза вскрикнула, что это ее любимая песня, и, схватив Соню за руку, утащила ее на танцпол, и рядом остался лишь Ньют в рубашке, который трезвым не выглядел от слова совсем. — Томми, ты как? — он качнулся к нему и, не рассчитав расстояние, ткнулся ему прямо в шею и тут же щекотно засмеялся. — Прекрасно, — пробормотал Томас, поводя плечом. — А ты? — Я тоже, — Ньют взял его за руку, и Томас неожиданно четко понял, что они оба безбожно пьяны. О, Сатана, дай ему пережить этот вечер и не натворить глупостей. — А говорил, что тебя алкоголь медленнее берет, — он посмотрел на Ньюта, растянувшего губы в идиотской улыбке от уха до уха. — Помнишь, я ходил к бару? — хихикнул он, протягивая руку и зачем-то приглаживая челку Томаса. — Меня там угостили каким-то коктейлем. — За красивые глазки? — Тебе нравятся мои глаза? — Возможно, — кто-нибудь, заткните ему рот, желательно поцелуем. Так, стоп. Томаса окончательно переклинило и понесло. Ньют сжал его ладонь в пальцах сильнее, другой рукой расстегивая свою рубашку сверху на пару пуговиц. — Жарко, — выдохнул он, откидывая голову назад, и обвел Томаса мутным взглядом. — Сними пиджак. Томас моргнул и послушно стянул пиджак, откидывая его куда-то в сторону. Ньют радостно улыбнулся, его глаза прояснились. — Не хочешь поговорить? — он уронил голову ему на плечо, так, что его волосы защекотали щеку Томаса. — Нет, — невнятно отрезал Томас и, покачнувшись, поднялся на ноги. — Я танцевать, — и, помахав разочарованному (или ему показалось?) Ньюту ручкой, нырнул в толпу. Музыка била по ушам, в голове стояла блаженная пустота, и он расслабился, позволяя своему телу двигаться в такт. По словам Минхо, когда он был в стельку, в нем просыпался великий танцор, поэтому Томас зажмурился и начал негромко подпевать, прокручиваясь вокруг своей оси. Вдруг его ухватили за галстук, и он прилетел в чьи-то теплые объятия, моментально распахивая глаза. — Ты куда без меня пошел, Томми? — насмешливо спросил Ньют, прижимаясь к нему всем телом, и пристроил голову ему на плечо. — Я же тоже потанцевать хочу. — Да? — сглотнул Томас. Ньют положил руки ему на шею, скользнул по ней тонкими горячими пальцами. — Да. Томаса бросало то в жар, то в холод, а его сердце решило пробить грудную клетку, так громко оно колотилось. Или это было сердце Ньюта? Томас не знал, да и ему было наплевать. Он пропадал, тонул, и ему это нравилось. Возможно, он был слишком пьян, но сейчас это не имело ни малейшего значения. Он балансировал на краю бездны, он почти упал в нее, но еще держался, цеплялся за край, пытался сопротивляться. Но его рука только сильнее сжала рубашку на спине Ньюта, и он со стоном вжал его в себя, утыкаясь носом в его волосы. Сладкий, дурманящий аромат наполнил легкие, и Томас опьянел еще сильнее, жадно вдыхая запах Ньюта, которого сейчас чувствовал так близко, как никогда раньше. Это было чистое безумие, захлестнувшее их и утащившее в свои воды без возможности вернуться. Господи (сейчас его совсем не смущал тот факт, что он зовет родственника Ньюта), что они творят. Ньют притягивал, зачаровывал, наполнял и резко опустошал, выбивал землю из-под ног и вытягивал весь кислород из легких, обещал все и ничего одновременно, заставлял умирать и вновь оживать. Ньют сводил с ума, заставляя терять все остатки рассудка и самообладания. И Томасу было все равно, был ли виноват алкоголь в его крови, или все это натворила суккубная сущность, или на него воздействует еще что-то. Ему было все равно, что будет потом, что будет завтра, все равно, что это безумный и безрассудный поступок. Он больше не мог сдерживать себя, поэтому разбежался и прыгнул в эту бездну по имени Ньют. И теперь падал, падал, падал в нее. Ему не удалось утопить сердце в алкоголе. Томас обхватил лицо Ньюта руками и накрыл его губы своими. Его длинные ресницы защекотали щеку Томаса, пальцы до боли вцепились в плечи, и Ньют подался вперед, хотя, казалось бы, ближе уже некуда, отвечая на поцелуй. Гремящая музыка, огни, стены клуба и сам Томас — все пропало, остался лишь прижимающийся к нему Ньют, восхитительный, такой желанный и сейчас целующий его. Это было настолько чувственно и сладко, что Томас пожалел, что не поцеловал его в ту самую секунду, когда впервые увидел. Ньют жался к нему как бродячий кот, изголодавшийся по теплу человеческой руки, чуть ли не мурчал, водил ладонями по плечам, шее, вызывая волны мурашек, зарывался в волосы, заставляя колени предательски дрожать. Когда кончик чужого языка проскользнул в его податливо приоткрытый рот, Томасу показалось, что его сердце сейчас остановится от этих ощущений, банально не выдержит, и он отправится в небытие сильно раньше, чем планировал. — Томми, мать твою, Томми, — забормотал Ньют, отстраняясь и хватая ртом воздух. — Это... охуеть. От звука его голоса Томас разом протрезвел. Отшатнулся, как ошпаренный, осматривая распухшие, блестящие в свете неоновых огней губы Ньюта и пятна румянца на его скулах, и понял, что натворил. Спина взмокла, легкие горели огнем, накатила волна тошноты, а кровь громко застучала в висках. Томас сжал ладони, чувствуя, как темнеет в глазах, в ужасе осмотрел танцующих рядом. Он не понимал, что с ним происходит: все тело охватил жар, нестерпимый и удушающий. — Я не могу, — сипло шепнул он, с трудом сдерживая подступающие слезы. — Прости. Томас всхлипнул, глядя в кофейные глаза напротив, резко развернулся и бросился прочь, как можно дальше от отчего-то понимающего, но тяжелого, печального взгляда и встрепанных светлых волос, как можно дальше от накрывающей его паники.