Finis vitae, sed non amoris

Услышав это заявление, Томас решил, что на нервной почве у него начались слуховые галлюцинации, и уже где-то минуту раздумывал, как бы помягче намекнуть Галли, что в психбольнице они будут тусоваться вместе, в одной камере. — То есть истерики не будет? — разочарованно уточнил Галли, отрывая взгляд от книжных страниц. — Разве это не шутка? Галли одним выразительным взглядом разрушил все его фантазии. — Портишь весь драматизм! — воскликнул он, негодуя. — А, извини, — попытался развести руками Томас, но цепи не позволили ему этого сделать. — И зачем тебе Ньют? — Я его люблю, — решительно вздернул подбородок Галли, с громким хлопком закрывая книгу. — А он тебя нет, — внезапно рассмеялся он, поскольку его насмешил пафос, с котором была произнесена эта фраза, но тут же пожалел об этом, увидев побагровевшее лицо Галли и осознав, что только подлил масла в огонь. — Он будет меня любить! — аж захлебнулся криком тот, нависая над съежившимся Томасом. Лежащий Цербер поднял головы, почувствовав настроение хозяина, и оскалил акульи зубы; слюна капнула на задымившийся пол, а хвост-змея приподнялся и закачался, шипя. — Боюсь тебя расстроить, но, — Томас на всякий случай подготовился к смерти, потому что сейчас буквально тряс красной тряпкой перед быком, — мы с Ньютом связаны навсегда. И он не сможет полюбить никого другого, тем более тебя, — последние слова он прохрипел с трудом, поскольку Галли придушил его, буравя налитыми кровью глазами. — В этом и дело, — прошипел он. — С помощью ритуала я заберу твою связь с Ньютом и его, соответственно! — Но зачем тебе нужен Ньют? — задыхаясь, выговорил Томас, когда вошедший в раж Галли надавил на его горло сильнее. — Я люблю его! — у взбешенного демона чуть пар из ушей не пошел, и Томас нервно хихикнул. Звук вышел сдавленным и больше похожим на писк, и Галли злобно усмехнулся, видимо, восприняв его за болезненный стон. — Я годами пытался добиться его! Да все пытались! А затем появился ты, и моментально завоевал его расположение, хотя никто до сих пор не понял, что он в тебе нашел! Тощий, бледный и абсолютно тупой! Поэтому, когда я совершу ритуал и вырву тебе сердце, — он больно ткнул пальцем свободной руки в грудь Томаса, — твоя связь с Ньютом станет моей, и мы будем вместе! — Ты конченый? — проникновенно спросил Томас. — Я бы с радостью убил тебя прямо сейчас, — Галли чуть не плюнул ему в лицо, пылая от гнева, — однако не могу, — он убрал руку, и Томас судорожно принялся хватать ртом воздух, кашляя и фыркая. — Цербер, сторожить! Раскатистое рычание пса оглушило Томаса, и он потряс головой, стараясь унять звон в ушах. — Я так и буду висеть как пришпиленная булавкой бабочка? — он повертел окованными запястьями и лодыжками и болезненно поморщился. Галли метнул на него презрительный взгляд, и цепи резко растянулись, так что Томас шлепнулся на пол, громыхнув костями. — И когда ты планируешь совершить этот ритуал? — он невозмутимо продолжил светскую беседу, на всякий случай ощупывая коленки. — Когда добуду необходимый артефакт, — спустя минуту соизволил ответить демон и исподлобья зыркнул на него, явно жалея, что он не переломал себе все кости. — Один у меня уже есть, — Галли любовно погладил рукоятку клинка, — и еще нужен кубок. Для твоего сердца и крови, — он кровожадно улыбнулся, засовывая нож в карман. — Миленько, — сардонически подметил Томас; по спине пробежался холодок, несмотря на царящую в комнате жару. — Рад, что ты оценил, — благосклонно кивнул ему Галли и, засунув свою книгу под мышку, свалил в туман. — Хоть бы он случайно напоролся на этот чертов нож! — тоскливо взмолился Томас, простирая руки к прищурившемуся Церберу, и тут же отдернул их, вспомнив, с каким аппетитом эта псина сожрала несчастных тушканчиков, ежиков и кого-то там еще Галли притащил и убил. Вспомнились предсмертные писки зверьков, и ему вновь подурнело, однако голова продолжала подкидывать мерзкие картинки. Стоп. Он принялся торопливо вспоминать школьные учебники биологии и толстенные энциклопедии, что ему дарили родители, и путем несложных умозаключений сообразил, что к чему. — Тушканчики и ушастые ежи водятся в пустыне! — ликующе ( и зачем-то вслух) воскликнул он, и Цербер аж дернулся от его крика. — А еще здесь ужасно жарко, соответственно, мы в пустыне! Верно, пес? Цербер вновь опустил головы на лапы, и Томас, решив, что это означает согласие, вздернул сжатый кулак к потолку. А Галли еще называл его тупым! Выходит, он находился в пустыне. Перспектива печальная, с условием того, что рядом с Инфернумом пустынь не наблюдалось. Вероятно, похитив Томаса, Галли отвез его куда подальше, чтобы тот, даже выбравшись наружу, не смог найти путь обратно и изжарился под палящим Тенебрисом. Интересно, а как выглядит пустыня в аду? От духоты в комнате все мысли словно слиплись в комок пожеванной жевачки, и тянулись с трудом, размазываясь по черепной коробке, и от этого клонило в сон. Вздремнув на жестком полу рядом с Цербером, Томас очнулся липким от пота, с прилипшим на щеку песком и еще более изнуренным, чем до этого. Со скуки играя сам с собой в крестики-нолики на песке, он внезапно почувствовал непривычную пустоту где-то между ребер, словно из него выдернули что-то, как вату — из плюшевой игрушки. Эта пустота ныла, причиняла дискомфорт, и спустя некоторое время — он не мог точно сказать, через сколько, поскольку совсем запутался и понятия не имел, ночь сейчас или день, — Томасу хотелось разорвать себе грудную клетку и напихать в нее что угодно, хоть смятую бумагу, лишь бы заполнить ее. Чувство было странным, непривычным; от Томаса словно отвалилась какая-то деталька, из-за чего его тело медленно перестало функционировать: усталость затапливала его, тащила ко дну беспощадной волной. Перед вновь погрузившимся в беспокойный сон разумом мелькали смазанные картинки, слышался чей-то голос, и вся сущность Томаса отчаянно к нему тянулась, но он натыкался лишь на стену, в которой не было дверей, и он сидел и слушал этот голос, колотил стену, стараясь пробить ее, но ломался лишь сам, все сильнее и сильнее. Ему не хватало этой исчезнувшей детальки, бывшей важной его частью. — Эй, псина, — растерянно позвал Томас Цербера, и тот медленно сел, потряхивая головами. — Что со мной? Он определенно слетел с катушек, если ожидает, что пес сейчас встанет на задние лапы и заговорит с ним человеческим голосом. Он уронил лицо в ладони, надавил на глаза в надежде открыть их и обнаружить, что это — лишь приснившийся ему кошмар, что сейчас Ньют тихо позовет его и потормошит за плечо, что обнимет, прижмется губами к виску, и его рука скользнет по щеке Томаса в незатейливой ласке, что его успокоят, однако, подняв голову, обнаружил лишь пустую комнату и чудовищную псину в углу, которая резко напряглась и исторгла рычание из всех трех пастей, уставившись на закрытую дверь. — Ты чего? — удивился он, глядя, как с острых зубов Цербера капает слюна, и невольно морщась от этого зрелища: в голову вновь пришли убиенные зверушки. Пес, разумеется, и не подумал ему ответить — какая наглость! — и, ощерившись пуще прежнего, подскочил к двери, царапая ее когтями. Раздался отвратительный скрежет, и руки Томаса автоматически рванулись к его ушам, зажимая их. Цербер разинул рты пошире и оглушительно громко залаял, продолжая биться об дверь. Вот тупое создание, подумал Томас, наблюдая, как собачья тушка раз за разом врезается в железо. Псина, захлебываясь слюной, колотилась в дверь все яростнее и яростнее, и Томас уж было решил, что Цербер свихнулся раньше него, что являлось успехом, однако с другой стороны тоже раздался грохот и оглушительное шипение, будто бы на раскаленную сковородку плеснули холодной водой. Томас отпрянул назад, когда в двери появилось отверстие: что-то острое проткнуло металл. Невидимое острие вырезало дверь, пока Цербер рычал и лаял, чуть не прикусывая себе языки. Несколько мучительно долгих секунд — и дверь выпала, и в комнату ворвался кто-то, пылающий огнем. Он, взревев, кинулся на Цербера, сшибая его с ног и валя на пол. Томас распластался по стене, надеясь, что его не заметят, и широко раскрытыми глазами смотрел на разворачивающуюся перед ним битву. Огненное нечто прижало активно сопротивляющегося Цербера к полу, и Томас между всполохами огня увидел силуэт огромной кошки с кисточками на ушах, которая оскалила зубы и одним движением расцарапала псу одну из морд. Акульи зубы щелкнули в миллиметре от ее лапы, и она сделала очередной выпад, параллельно работая задними лапами и раздирая воющему псу живот. Кошка клацнула зубами, кусая Цербера, и зашипела; Томас узнал этот звук, тот самый, что он слышал за дверью. Пес заскулил, когда кошка, растопырив длинные когти, воткнула их в одну из его морд, проворачивая. Ее глаза полыхали огнем битвы, и она грозно зарычала, заставляя Цербера испуганно прикрыть глаза, однако не заметила подбирающуюся сзади хвост-змею. Томаса словно обухом по голове ударило, и он, схватив цепи, которые теперь, к счастью, были нормальной длины, со всей дури шарахнул ими змею. Она покачнулась от удара, изогнулась и повалилась на пол, подергиваясь. Огненная кошка оторвала взгляд от обмякшего Цербера, скаля окровавленные зубы, отчего Томас сглотнул, отступая обратно к стене и сильнее стискивая цепи. Она спрыгнула с пса, напоследок пихнув его задними лапами в живот, и направилась к Томасу, цокая когтями. Проклиная собственную невезучесть, он замахнулся цепью, планируя ударить кошку по голове, но та стремительно отпрыгнула в сторону, как-то обиженно мяукая. Томас моргнул — и кошка пропала. Теперь на ее месте стоял стройный юноша в оборванной, покрытой чем-то красным и слегка подпаленной одежде. Он издал удрученный вздох, проводя пятерней по медно-рыжим волосам, а затем свел брови домиком и наставил на обалдело протирающего глаза Томаса палец. — И так ты встречаешь своего спасителя?