Красные разводы на стене

— Так убей меня, — покачиваясь на цепях, он смотрел прямо в глаза вампира. Чонгук на его слова лишь улыбнулся, ещё сильнее обнажая клыки. Его это откровенно веселило, все люди такие одинаковые: всегда жаждут быстрой смерти, надеясь избежать муки пыток. — Убью, — он провёл пальцами по чужому лицу, касаясь губ, надавливая на них средним пальцем. — Но не сейчас, — улыбается он, спускаясь рукой по шее и как-то чересчур нежно оглаживая выпирающею венку. — Чимин. «Он знает моё имя». — Я знаю имена всех, кто погиб от моей руки, Чимина, — возвращается к лицу и на этот раз проводит пальцами по его скулам. Чимин старался следить за движением его руки, но ужасный запах металла вызывал у него рвоту. Он закрыл глаза и пытался успокоить свой истощенный организм, но даже это не помогало полностью выбить из его сознания тот факт, что руки Чонгука были покрыты кровью. — Тебе плохо, — он очерчивал его шрамы на груди, вызывая дрожь в тех местах, которых касались его руки. Чимин на его действия лишь сильнее сжал руками цепи, стараясь подавить животный крик. Ему было настолько противно и одновременно страшно, что его мысли стали разрозненными. — Противно, да? — опустил руки ещё ниже, касаясь пупка Чимина. — Ты такой нежный, Чимин-а, такой мягкий, — просунул сразу два пальца в пупок, смазывая его кровью, что осталась на пальцах. — Хв…атит, — через сжатые губы надломлено проговорил Чимин. Чонгук же его скупую мольбу тупо проигнорировал, продолжая вычерчивать узоры своими пальцами. Для него происходящее было сплошным эстетическим удовольствием — ему нравилось мучить людей, особенно таких хорошеньких. — Уже сдаёшься, Чимин-а? — поинтересовался вампир, поднимая взгляд, но не отрывая рук от его тела. — Не расстраивай меня, — прошептал он, всасывая его чистую щеку, пробуя вкус его кожи собственным ртом. — Ах. Прекрати. Но Чонгук не мог остановиться. Вкус кожи жертвы был таким манящим, таким вкусным. Он оставлял на нежной коже щёк засосы, опускаясь поцелуями все ниже к шее, а свободными руками сжимал до синяков нетронутые цепями участки кожи. Чимин не мог соображать здраво, его чувства смешались в один большой комок. Чувствуя одновременно и отвращение, и всепоглощающее удовольствие, он хотел освободиться от цепей и убить этого вампира, сжать его шею настолько сильно, чтобы лишить его способности дышать, а уже после вонзить в его сердце огромный кол. Но где-то на окраинах собственной души он хотел не его смерти, а его тело. Возможно, сказалось его долгое времяпровождение в данном подвале. Ведь никто кроме самого вампира не знает, сколько дней он провел здесь. Резкая боль пронзила его шею, вызывая в теле судороги — больно было настолько, что на мгновение в глазах потемнело, — Чонгук вонзил в его шею клыки. Чимин чувствовал каждый глоток, который он делал. Кровь постепенно покидала его тело, притупляя боль, что он испытывал от укуса. Он медленно, но верно чувствовал, что скоро потеряет сознание, ведь его тело, истощённое несколькими днями заточения под землёй, не могло выдержать такого. Стоило Чонгуку прокусить столь желанную шейку, в его рот полилась живительная, но необычная кровь. Впервые за 900 лет своей вампирской жизни он ощутил на языке вкус вишни. Кровь Чимина затянула его в воспоминания о той далёкой юности и счастливой жизни человека, каким он когда-то был. Перед его глазами появилась картинка весеннего дня, распахнутое окно и ветер, что несётся с полей, на которых высажены вишнёвые деревья. Чонгук даже не замечал или же не осознавал, что с каждой минутой и с каждым крупным глотком отнимает у своей игрушки жизнь. Чимин же уже не осознавал, кто он есть, он полностью повис на цепях и руках, которые плотно обнимали его за талию. Ещё немного и он отключился бы, но Чонгук наконец-то решил оторваться от высасывание крови. Он провëл шершавым языком по длинной шее, слизывая кровь, стекающую из маленькой ранки, сделанной им же. — Ты на вкус, как вишнёвый сад, — пробормотал Чон, практически мурча от наслаждение. Он приподнял голову Чимину и впился в губы голодным поцелуем с привкусом крови. Чонгук не просто целовал его, он словно сжирал каждую губу, переходя от верхней к нижней. Посасывая, кусая и заливая столь желанные губы, он углубил поцелуй, проникая языком в его рот, встречаясь с неподвижным языком Чимина. Ведь даже несмотря на то, что поглощение крови закончилось, Чимин так и не смог полностью осознать происходящее. — Так бы тебя и съел, — отрываясь от чиминовых губ, прошептал он, касаясь его лба своим, пытаясь словить его взгляд. Его руки всё также покоились на талии Чимина, обнимая его слабое тело, прижимая максимально близко к себе. Он хотел его разорвать. Внутри Чонгука творилась буря — выпитая кровь сделала его более безумным. Был бы он не столь благосклонен, он бы просто разодрал своими длинными когтями тело Чимина, отделяя от него кусочки плоти и поедая их вместе с кровью — Вишенка, — потираясь всем телом о тело Чимина, проговорил Чонгук, сверкая своими красными глазами. Он не мог устоять перед таким податливым человеком и вновь впился поцелуем в его пухлые губы. Но в этот раз он целовал его нежно, не проникая языком в рот, посылая таким образом некую благодарность за столько яркие эмоции, которые подарила его кровь. Но Чимин никак не реагировал на действия Чонгука, ведь в промежутках между поцелуями он потерял сознание. Стоило только Чонгуку оторваться от губ Чимина, немного отдаляя их друг от друга, человеческая голова тяжёлым камнем упала вниз. — Сдался, Вишенка? — приподнял его за подбородок. — Ничего. Я вернусь, как только ты очнёшься, — сказал он, поглаживая сделанные им же засосы на щеках Чимина. Его руки вновь оказываются на чужой шее. Чуть сжимая горло, Чонгук пальцами находит сделанный укус и давит, накрывая его ладонью. Никакой реакции не следует даже на это действие, и Чонгук решает оставить его в покое на некоторое время, ведь эту жертву он ни за что не отпустит, его кровь слишком идеально подходит для него. — До скорой встречи, моя Вишенка, — он последний раз бросает взгляд на обездвиженное тело Чимина и покидает мрачную комнату, похожую на подвал.