Красные разводы на стене

«Это конец.» Когда он услышал голос вампира и ощутил его руки на собственной талии, Чимин понял — это конец. Ему даже не было страшно, чувства будто покинули его, оставив после себя лишь пустоту. — Хотел убежать? — спросил Чонгук, постукивая пальцами по его животу. — Ай-ай-ай, Чимин-а, — он развернул его лицом к себе, одаривая немного опечаленным взглядом. А Чимину нечего было ответить, он понимал, что за его поступок его явно не по головке поглядят. Оставалось только надеяться, что Чонгук решит больше не тратить своё время и убьёт его прямо около двери. Чимину хотелось в это верить. Чонгук знал, что никто не ответит на его вопрос, ведь чувствовал страх перед собой. Его это даже радовало — люди его радовали. Они всегда были все на одно лицо: у них у всех были одинаковые эмоции, и даже этот человек не стал исключением. Ему это нравилось, нравилось это превосходство над ними, они желали его, а ему было плевать. До момента, когда Чонгук попробовал вкус крови Чимина, он хотел просто поиздеваться над ним, но в конечном итоге поступил так же, как поступал со всеми. — Пойдём обратно, Вишенка, а то ты простудишься. Он подхватывает на руки Чимина, и, не ощутив хоть какого-то веса на своих руках, двинулся в обратную сторону, туда, откуда они пришли. Чимин на его действия издал вскрик, сжав рубашку вампира на груди. Были бы у него силы и возможность, он бы разодрал эту рубашку, и вырвал бы его сердце, оставив вампира умирать в агонии. Но он не мог, он просто обычный человек, точнее сказать, довольно слабый человек. До момента, как Чимин попал в это подобие тюрьмы для людей, он жил жизнью вора. Да, это неправильно, да, так не стоит жить, но у него не было выбора: его семья погибла, когда ему стукнуло 10 лет, и он остался на улице без родственников, без друзей. Его выгнали из школы, как ненужный мусор, ведь всегда легче избавиться от проблемы, чем решить её. Да и денег у него особо не было на тот момент, чтобы оплачивать обучение. Вампиры считали, что человеку не нужно образование, а если и нужно, то пусть платят. Поэтому его проблемами и гибелью семьи никто не стал заниматься ни в школе, ни в других местах. И долгие годы слоняясь по улицам, побираясь, как собака, он задавал себе вопросы: «А что было бы, если бы он был вампиром? Как бы сложилась его судьба? Оставили бы его в школе? Дали бы возможность жить нормальной жизнью после всего произошедшего?» Ответ напрашивается сам собой. Если бы он был вампиром, он бы никогда не оказался на улице, не познал бы жизнь бомжа и многочисленные скитания по разным городам. Только вот, если бы… — Прост…и меня, — он прижимается лицом как можно ближе к шее Чонгука. — Я не хотел, — первая слезинка скатилась по его щеке. Он был полностью сломлен. Только представьте, недавно он гордился тем, что никогда не опустит голову перед этими существами, а сейчас слезливо просит Чонгука простить его. И смех и грех. Вампир улыбнулся уголками губ на такое заявление Чимина, он в каком-то смысле знал, что всё так и получится. Этот человек не способен пережить то, что с ним произошло. Слабохарактерный, одним словом. Но Чонгуку это только на руку: теперь он мог делать с ним абсолютно всё, что хочет. И он не упустит этот шанс. — Не плачь, Вишенка, — говорит он, поглаживая его по голове. — Побереги свои слезки на будущее. Не переставая поглаживать его по голове, он превращает своё лицо в оскал — Чимин всё равно его не видит, а значит, можно позволить себе чуточку больше. Хотя в последнее время Чонгук совершенно себя не понимал: он знает будущее Чимина, знает как с ним поступит, что сотворит, но в то же время были совершенно противоположные мысли, которые не давали покоя, какой-то маленький червячок сомнений насчёт этого человека. Он очень сильно сомневался в себе. Мысли бегали из угла в угол, образовывая некий шторм в его голове. Он колебался над каждым словом, над каждым своим действием. Он знал всех вампиров, что заходили в комнату Чимина, каждого из них, и каждого из них он провожал взглядом, ведь именно он был тем, кто их туда посылал. Можно подумать, что ему нет прощения — что так и есть, — но это было раньше, когда люди были у власти, сейчас же балом правят они. И поэтому Чонгук сделал свой выбор.

***

Он заметил, что Чимин уснул на его руках, прижавшись своей головой к телу и уже не сжимая его рубашку на груди. «Милый.» Промелькнуло в мыслях Чонгука, но он быстро себя отдёрнул. Ему не стоило думать о таком. Никогда. Даже тот факт, что Чимин уснул у него на руках, не сможет заставить его мёртвое сердце сжалиться. Он отнёс его в ту же комнату, из которой Чимину удалось сбежать. Он снова приковал тело к стене, заменив цепи на верёвки, что обхватывают кожу Чимина намного плотнее, чем цепи. Закрепив Чимина, который теперь висел под потолком, Чонгук собирался приступить к своему плану, который он собирался осуществить ещё на момент их первой встречи. Вампир начал медленно расстёгивать свою чёрную рубашку, кидая её комком на грязный пол; по очереди, начиная с мизинца, стал снимать свои кольца, кладя их в карманы брюк; оставшись обнажённым по пояс, он перевёл свой взгляд на Чимина. Его сердце не дрогнуло, поэтому для себя он решил, что делает всё правильно — так, как должно было быть. Он быстрым движением припал к шее Чимина, прокусывая её, тем самым вырвав его из царства Морфея. — Чонгук! — Чимин среагировал моментально, душераздирающе прокричав имя своего насильника. Но крики Чимина только раззадорили его, и он погрузил свои клыки ещё глубже в мягкую плоть. Он был ненасытен, кровь человека заставляла бурлить его собственную, разжигая внутри пламя. — Про…шу, не надо, — он пытался вывернуться и уйти от цепкой хватки вампира, но ему мешали веревки, сковывающие его тело. Держась из последних сил, чтобы снова не отключиться, Чимин попытался освободить свои руки, что были задраны над головой. Он чувствовал, что путы не были туго завязаны, и пытался через боль, которая пронизывала его тело с каждым глотком Чонгука, хоть немного ослабить их, освободив тем самым свои руки. Но у него не получалось. Боль была невыносимой, и из его глаз градом полились крупные капли слез. Он сдавался с каждым глотком, с каждым сжатием его тела вампиром. Он и представить себе не мог, что укусы могут приносить такие острые ощущения, ведь многие люди, с которыми он встречался, рассказывали, что они испытывали удовольствие. Интересно, в каком месте? Ведь кроме боли и отвращение к себе, Чимин не испытывал ничего. Наконец-то оторвавшись от шеи Чимина, Чонгук впился в неё с новым укусом, вырывая из его уст сдавленный скулеж. Чон знал, что приносит своими действиями боль, но также он знал, что мог бы принести и удовольствие. Всего лишь нужно попросить его. Стоило только появиться желанию, и Чонгук бы превратил эту боль в удовольствие, он был способен на это, как и любой другой вампир. Его слюни обладали токсичным воздействие на людей, вызывая по его желанию разные эмоции: боль, страх, желание, удовольствие и — в некоторых случаях — влюбленность. Это был временный эффект, но все его человеческие партнеры, которым удавалось уйти от него живыми, боготворили его, искали с ним встречи, преследовали его во всех местах, где только могли услышать новость про него. Ему это нравилось, нравилось это превосходство над ними, они желали его, а ему было плевать. — Остановись… я умоляю тебя, — шептал Чимин, не прекращая попыток остановить его, была бы у него возможность, он бы встал перед ним на колени. Но никто не слышал его мольбы, Чонгук был полностью поглощен его вкусной кровью, что ощущалась во рту то как кислая, то как сладкая вишня. Прекратив высасывание крови, Чонгук сцеловывал пот, стекающий по израненной шее Чимина, смешивая его с кровью, смакуя так, будто попробовал сочный стейк средней прожарки. — Умоляешь? — приблизившись к лицу Чимина, он дал ему возможность оценить вид собственной крови на чужих губах. — Умоляй сильнее, Чимин-а, — потеревшись щекой о щеку, Чонгук опустил взгляд на его часто вздымающуюся грудь, слыша как сильно бьется его сердце, ударяя о ребра. — Чонгук, прошу тебя, — умолял Чимин, тяжело собирая и выпуская воздух из легких при каждом произнесенном слове. — Остановись, — стараясь не смотреть в его глаза, он всё пытался сдерживать истерику, он не хотел выглядеть ещё более ничтожным перед ним. Красные глаза потухли, сменяя цвет на глубокий черный, как сама бездна. Если бы у Чимина спросили, как выглядит ад, он бы без раздумий описал эти глаза. Они пугали, пугали до дрожи на кончиках пальцев, но так манили опуститься ещё ниже, глубже утонуть в этом мраке под именем Чонгук. — Всё ещё недостаточно, — соприкасаясь лбами, он впился когтями в бедра Чимина, проникая в его плоть до самых костей. — Я знаю, ты можешь лучше, Вишенк-а-а-а-а, — проговорил Чонгук, растягивая столько отвратительное прозвище, которое ему подарил. Чимин наконец-то встретился с ним взглядом. Он смотрит в эту черную бездну и передает ей всю свою боль и ненависть. Он так сильно его ненавидит, что больше не собирается поддаваться. Хватит, он пытался. Ничего не получилось, Чонгук отказывался его слышать. И он собирает скопившуюся слюну во рту, плюет в Чонгука, попадая четко в его глаза. Вампир, не ожидавший такого, отступает на два шага назад, и, как в прострации, касается своей кожи лица, трогая кончиками пальцев слюну Чимина. — Хаа, — вырывается из Чонгука. Он не верит, что человек, который мгновение назад слезно умолял его прекратить пытку над ним, решился на такое. Чимин видел его недоумение и шок на лице: глаза Чонгука по-смешному округляются, а рот вытягивается буквой о», он выглядел как оленёнок, который потерял свою маму. И это могло бы показаться милым, если бы не обстоятельства, которые привели к этому. Чимин, затаив дыхание, продолжал наблюдать за ним, ожидая его следующего шага — они словно играли в кошки-мышки, меняясь местами туда-сюда и стараясь как можно сильнее удивить и задеть друг друга, — но вампир всё медлил, его лицо оставалось таким же удивленным, и ни одна мускула не дрогнула на его лице. Он выжидал. Но только у него, походу, были стальные нервы. — Я не твоя игрушка, урод, — заявил Чимин, сверля злым взглядом своего оппонента. — Что бы ты со мной не делал, я не сдамся, — дёрнулся он, всё ещё пытаясь ослабить путы на своих запястьях. — Пусть я теряю сознание, пусть молю тебя о пощаде — это не означает ничего от слова совсем. Ты можешь измучить моё тело и даже убить меня, но мою душу ты никогда не получишь, мертвый кусок говна, — теперь совершенно не сдерживая свою злость, Чимин начал раскачиваться под потолком, принося себе ещё больше боли. Ему было плевать, он был готов умереть. — Так, значит, — Чонгук наконец-то начал подавать признаки жизни и кинул оценивающий взгляд на извивающегося человека. — Умереть хочешь? — подходя, как грациозная пантера, всё ближе к человеку, поинтересовался он. — Смерть мне не страшна, вампир-р-р-р, — прошипел он в лицо подходящему к нему Чонгуку. — Моя жизнь ничего не стоит, мне нечего терять — у меня уже отобрали всё, что могли. Убив меня, ты сделаешь мне одолжение, — выплюнул он, чувствуя своё превосходство в этот момент. — И даже если мне удастся сбежать от сюда и выбраться живым, меня найдут другие — такие же, как ты — и снова посадят на замок. — продолжал свой монолог Чимин. Чонгук не останавливал его, а наоборот внимательно слушал, смакуя каждое его слово. Чимин был интересным, постоянным и очень эмоциональным — таких Чонгук уже давно не встречал. — Так что давай, убей меня, — с решимостью в голосе закончил Чимин, вызывая дикий восторг в глазах Чонгука. Это было удивительно, Чимин был невероятно тупым. — Как пожелаешь, Вишенка. — чуть наклонив голову в сторону, проговорил Чон. — Но сначала мы разберемся с одним делом, — ухмыляясь, он снова придал своим глазам кровавый цвет. — С каким? Чонгук, больше не медля ни секунды, подлетает к Чимину, используя свою вампирскую скорость, обхватывает руками его бедра, заставляя согнуться пополам, и проникает сразу двумя пальцами в его дырочку. — С этим, — отвечает он, продолжая довольствоваться своим успехом и на периферии сознания слыша истошный крик Чимина.