AU, где все живы

- Мишка, я спал сегодня ноль часов ноль минут. Голос у Сергея Михайловича в трубке заторможенный, и у Мишки рвется – но к счастью, все-таки не срывается – с языка «так кто ж вам велел переться в гости с ночевкой в дом, где маленькие дети!». Последнее дело, когда человек жалуется, что ему плохо, говорить ему что сам, дурак, виноват. Даже если действительно дурак и сам виноват. Тем более любимому человеку. - Это ужасно. Сочувствую. - А у меня сегодня совещание. А я наполовину сплю. Будет на совещании сидеть половина товарища Эйзенштейна. - Чудовищно. Только пусть на совещании лучше сидит та половина, которая думает. - А она все равно ни фига не думает. Так что пойдет та, которая сидит. По крайней мере, хоть посижу с удобством. Они обязательно созваниваются каждое утро. ВГИКовский телефон большой, солидный и черный, как у большого начальника. И когда он никак не хочет звонить до начала первой (для профессора Эйзенштейна) пары, профессор Эйзенштейн сетует, что его вот наверняка наколдовал Хоттабыч из черного мрамора – и безо всякой начинки. - Сергей Михайлович, ну я рад бы, но честное слово, сейчас никак не могу к вам приехать вас ни будить, ни убаюкивать. Мне к десяти на Шаболовку. - А еще я взял не те очки. Профессора Эйзенштейна студенты любят. Даже зевающим и плохо видящим. И охотно включились в обсуждение предложенной темы: какие смыслы можно донести до зрителя показом зевающего персонажа, и с чем его в каком случае лучше смонтировать. Но важные люди из Министерства Культуры, к сожалению, придерживаются другого мнения. За пятнадцать минут до того, как ему выезжать в министерство, профессору Эйзенштейну сказали, что его ищет какой-то пацан. Пацан оказался знакомый, Витёк, сосед дяди Миши сверху. И он вручил дяде Сереже тряпичную сумку, в которой обнаружились: - термос с кофе, - бутылка из-под кефира с мандариновым соком из «Соков-вод»; - и записка на тетрадном листочке в линеечку. - Я сок сам переливал из стакана, - похвастался Витёк. – Мне дядя Миша дал бутылку и денег на сок, и на трамвай. И сказал, чтобы я сдачу оставил себе, а я поеду домой на трамвае, и как раз сдачи останется, я куплю себе два пирожных «Подковка»! - Купи лучше два эклера, - посоветовал Эйзенштейн и, покопавшись по карманам, насыпал Витьку в ладонь мелочи. - Чего? - Ну, заварных. - А! – обрадовался мальчик. – Не, ну их, подковки вкуснее! Я тогда могу три купить… - на его физиономии мелькнула озабоченность, и он торопливо пересчитал монеты, и просветлел. – Верняк, три! И еще газировку. Кофе вполне себе водится во ВГИКовском буфете, и, собственно, посещению этого места Эйзенштейн как раз и собирался посвятить оставшиеся пятнадцать минут. Мандарины он ненавидит с сорок шестого года, когда обожрался ими в медицинских целях. Но кроме всего, в сумке была и записка! Спи, мой котик, сладко-сладко, А не прыгай, как лошадка. Ночь придумана для сна, Для того она дана. Зайцы, белки по лесам Спать ложатся по часам, Как медведь ложится спать – Котику пора в кровать. Ровно в семь, мой милый котик, Положи котлет в животик, В девять к ним подлей чайку, Ровно в десять – на боку… Спать пойдут все звери – Я приду, проверю! P.S. Ваши очки в деканате, висят на зеленой лампе. Я видел, как вы их на нее надевали, и не видел, что сняли.