AU, где все живы

У каждого сезона - свой цвет, и это когда-то говорил Станиславский, и Мишка тогда думал, что это - о театральных сезонах. И так оно, конечно, и было. Но и в году каждое время года - это сезон сезоном. И в первой половине июля цвет этого сезона - зеленый и белый. Есть в Подмосковье такие места... Зелень здесь уже чуточку выцвела, меньше, чем в городе с его жарою и выхлопами машин, но несколько подвыцвела и здесь, зеленый мягче стал и бледнее. И по зеленому - щедрая россыпь белых ромашек. Белой пастушьей сумки. На ветру качаются белые высокие зонтики. Понизу - низенький белый клевер. И тут и там, словно легко пеною, неведомой пеною, нанесенной ветром - что-то белое, легкое, ни Мишка, ни даже всезнающий Сергей Михалыч вовсе не знают названия, невесомыми белыми - то ли шапками, то ли кистями. - Сергей Михалыч, вам не жарко? - Жарко. Но мне пофигу! Сергей Михайлович присаживается на корягу. Он тоже по цвету сезона. В белых штанах, белой тенниске, белом тропическом шлеме. И веер, которым его заботливо обмахивает Мишка… веер, привезенный как сувенир из Японии, со съемок «Ёсицунэ», элегантно простой. По белой бумаге – тушью набросаны несколько бабочек. На горизонте – белые стволы берез под зелеными шапками. Звонкий березовый перелесок, докуда еще надо дойти. А здесь – заросли зеленой травы в человеческий рост, заросли мелких аптечных ромашек, а над ними – лопух много выше человеческого роста. У раскидистых зеленых лопухов, если отвернуть лист, беловатая паутинистая подпушка, и бутоны-репьи, еще не взорвавшиеся лиловыми лепестками – тоже в белесоватых чешуйках. Для земляники – белый эмалированный бидончик. С красною земляничкой, чтобы не оставалось сомнений. Белая бабочка крутится, кружится… и улетает прочь. Над березами в небе – белые, невесомые облачка. Есть такие места в Подмосковье… - Мишка, а Мишка… - Что? - Ничего. Просто – Мишка… У Мишки глаза – голубые, как летнее небо. И к штанине прилипли целых четыре репья. - Пастораль, правда? Где-то вдалеке дзякает колокольчик. Медленно идет стадо. Прокатывается долгое мууу-у-у-у-у. Белые пышные мыльники. Беловато-бледно-зеленые цветочки-хлопушки. Белая стайка ромашек. Не аптечных – крупных, покачивающихся на ветру. Нет, вообще в первой половине июля есть и другие цвета. Неприметно вливаются в зеленый и белый: розовый клевер; темно-лиловый клевер, крупный, густой, целые заросли, уходящие вниз по склону. Синий вьюнок. Сине-фиолетовые колокольчики поднимаются над травой, точно стрелы. Желтая кашка и изредка – желтый донник. Внезапно – куст отцветшего почти что шиповника. Последние розово-лиловые лепестки и рядом, на том же кусте – уже завязавшиеся… уже разросшиеся до полного размера плоды! Мишка общипывает клевер. Вьюнки, торчащие из травы – где голубые, где белые. Дикий щавель. Эйзенштейн грызет кислый стебелек и подмигивает Мишке. - Сэнсэй… - А? - Ничего. Просто – сэнсэй. В матерчатой сумке – две бутылки холодного чая и белый хлеб с белой брынзой. На пригорке, залитом солнышком, земляники почему-то совсем не нашлось. Зато повыше, в кустах – много дикой клубники. Она обдирается с веток с трудом, норовит вместе с веточкой. Бледно-красная, скорей даже розовая, а с другого бочка – беловатая. Но даже и совсем беловатая – сладкая. Вдоль тропинки – стена зверобоя. Опустил свои ветки орешник. На них – в светло-зеленых своих, слишком длинных еще, пока что не по размеру, сдвоенных шапочках – беловатая завязь орехов. Есть такие места в Подмосковье. Где еще сохранились приятные деревянные домики с резьбою под крышей, и с резным «полотенцем» под окнами. В садах уже зреют яблоки. Белый налив. - Ох и жарко! Разгадайте, сэнсэй, загадку: не купался, а всё равно мокрый. Зеленый колодец под крышей – точно с открытки. - Добрый день! Хозяева! Можно вашей воды напиться? Э-эй, отзовитесь! Есть кто-нибудь? Никто так и не откликается. Даже соседи. Может, ушли куда со двора. А может – поселок дачный, день будний, и вовсе никого нет. Подождав приличное время и покричав – решают, что жажда не дядька. Мишка с удвоенной аккуратностью, все-таки чужая вещь и чужое хозяйство, вытягивает полное, холодное от воды ведро. Льет в руки Сергею Михайловичу, и оба по очереди умываются, оба по очереди пьют из ладоней. - Пастораль… Мишка оглядывается, не без неловкости. Оттягивает со спины темно-синюю майку. Мишка еще раз оглядывается, но никого поблизости точно нет. Мишка решается наконец. Стаскивает майку полностью и наклонятся. Сергей Михайлович окатывает его из ведра. С удовольствием смотрит, как Мишка фыркает от удовольствия и отряхивается, точно пес; как скатывается по плечам вода, под ноги на траву, как тонкая упрямая струйка воды ползет вниз, стекает вниз по ложбинке спины, затекает под брючный ремень. Вечером едут домой в электричке. Садятся на станции, где деревянная билетная касса и бетонный перрон с парой лавочек, больше ничего, и поезд стоит минуту. Вместе с ними садятся загорелые дачники с банками белого молока, завязанными белыми тряпочками. Молоко даже пахнет – молоком, деревней и вечером. Едут в электричке, на деревянных сиденьях, деревянную раму заклинило, и окно ни закрыть, ни открыть, из полуоткрытого окна – холодок. Ягод у них на двоих – полбидона, зато оба в малость привядших венках из лилового клевера, белых неведомых зонтиков, белых ромашек, синих вьюнков, желтого донника и той, неизвестной, травки, легкой и белопенной. И у них – огромный пучок зверобоя. Сумерки набегают. В синих окнах - повисла белая половинка луны. Электричка бежит, постукивая на стыках, и луна в синем небе плывет за ней, ни капельки не отставая. В вагоне – беззаботные дачники, пара студентов-этнографов с рюкзаками, беззаботные ягодники и огромный пес-водолаз. Такой черный, что как нагрелся за день – так до сих пор не остынет, шуба горячая, когда его гладишь. Зверобой надо отдать тете Паше – пусть раскладывает на противне, сушит на зиму, пить чай, если есть опасность простуды. А пока… завтра снова начнется работа, очень много работы, и еще больше – заседаний и совещаний, ответственность за всю свою съемочную группу, за фильм, за советский кинематограф, и немножечко ответственности – за мировой. А пока – они тоже беззаботные ягодники. Электричка бежит, и постукивает на стыках… Цвет сезона в начале июля – зеленый и белый.