***
Слуги переносят на лодку вещи и сундуки со второй частью «выкупа за невесту». Небольшой сампан снаряжен не просто навесом — это почти как комната, и стены утеплены войлоком, а на узких лежанках вдоль них можно спать, так что остановка в пути предусмотрена только одна — в Тунлине, где есть хороший постоялый двор. Там они отогреются, искупаются и поспят в нормальной постели. Следующая будет уже в Цайи, и там они тоже приведут себя в подобающий вид на постоялом дворе, чтобы не краснеть перед Лань-лаоши и братом. Цзян Ваньинь, провожая их, даже не пытается скрыть тревогу, отрывисто отдает приказы их сопровождению — на второй лодке располагаются четверо заклинателей, и еще двое — на их лодке. Не то, чтобы на реке кто-то посмел напасть на сампаны под лотосовым флагом, но после войны прошло еще не так много времени, а глава Цзян дорожит своим братом и, возможно, даже Ванцзи… немного. Во всяком случае, ни повода, ни даже желания отказаться от подобной заботы ни Ванцзи, ни Вэй Ин не ищут и не испытывают. И в пути с удовольствием отдают возможность управлять сампаном своему сопровождению — а сами пользуются возможностью отдохнуть. Конечно, надолго желания отдыхать у того же Вэй Ина не хватает — и вскоре сампан оказывается излазан ими — потому что Ванцзи не мог позволить Вэй Ину делать это в одиночку — от носа до кормы, а Вэй Ин увлеченно рассказывает Ванцзи о проплывающих за бортом землях. Он проделывает этот путь уже в третий раз: впервые Вэй Ин плыл по реке до Цайи, когда направлялся на обучение в Гусу, второй — когда его оттуда выгнали. Ванцзи же этот путь не на мече проделывает впервые — да и на мече он наведывался в Юньмэн из Гусу, будучи в полном сознании, лишь единожды. Потому ему все интересно, даже то, как устроен сампан для таких вот долгих путешествий. Здесь есть даже свой очажок, который служит одновременно и обогревом для каюты. Он больше похож на пузатую бронзовую печку или котел-треножник янь, но его конструкция позволяет самому котлу оставаться неподвижным при качке. Очень удобно, и нет опасности перевернуть и рассыпать угли. Каюта разделена ширмой на две части. Во второй по очереди спят и греются сопровождающие их заклинатели, не особенно настаивая на общении. На второй день Вэй Ин сам втягивает их в разговоры, а вечером вытаскивает Ванцзи на нос лодки, укутывет его в подбитый утиным пухом плащ, мотивируя это тем, что на реке зимой зверски промозгло, и принимается петь. Его яркому, ясному голосу вторят голоса юньмэнцев, и это настолько красиво, что Ванцзи не решается даже вынуть гуцинь из рукава — голоса самодостаточны, и лучшим сопровождением им служит плеск темной зимней воды. Три дня пролетают незаметно. А порт Тунлина оказывается шумным, суматошным и ярким. И вместо того, чтобы сразу отправиться в гостиницу, Вэй Ин тащит Ванцзи по торговым рядам, где вроде бы беспорядочно мечется, рассматривая и комментируя все подряд, но Ванцзи уже привык смотреть и видеть: Вэй Ин целенаправленно выискивает те лавки, где торгуют всяким нужным для заклинателей. В Тунлине есть свой небольшой клан, из вассалов Юньмэн Цзян, и лавок с талисманами, амулетами и прочим здесь достаточно. Вэй Ин цепко выхватывает из мешанины товаров то, что его интересует, но не покупает ничего. В гостинице спрашивает, когда их оставляют в комнате одних: — Как тебе этот город, Лань Чжань? Город одновременно похож и непохож на те, что Ванцзи уже видел — до войны он мало где успел побывать, и в основном это были территории Гусу Лань; во время войны… Тогда все города слились для него, превратились в один и тот же безымянный серый, с запуганными жителями и покосившимися закопченными стенами, город, и различались для Ванцзи лишь метками на карте. Послевоенные города тоже, в некотором роде, были похожи друг на друга — в каждом из тех, где бывал Ванцзи, требовалась помощь заклинателя, эти города лишь оправлялись, зализывали раны, и Ванцзи особо не задерживался ни в одном из них. Тунлин… Немного похож на Юньмэн, к которому Ванцзи успел привыкнуть, и гораздо более мирный, чем те города, которые Ванцзи видел до того, как остался с Вэй Ином на Луаньцзан. Ванцзи говорит об этом, и о том, что… успел соскучиться по Юньмэну, его ужасно громким торговцам и зазывалам, шумным пристаням и даже по огненным, перченым закускам. А еще — по своим ученикам в Пристани Лотоса. — Лань Чжань, Лань Чжань, — Вэй Ин смеется, но в его глазах читается та же нотка грусти. — Это всего лишь на месяц. Зато ты сможешь красоваться перед сяодицзы в красивом гуане, когда вернешься. О том, что он сможет еще, они оба молчат. Вэй Ин еще не брался за расчеты благоприятных дней для свадебного торжества. И в любом случае их свадьба будет только после свадьбы сюнчжана, этого требуют традиции. Он — младше и не может выйти замуж вперед старшего брата. Ванцзи тревожно: он не знает, удалось ли сюнчжану уговорить старейшин, не знает, как к ним отнесутся в Юньшэне. Только после он понимает, что не подумал «дома». Словно Облачные Глубины перестали быть его домом. — Что такое, Лань Чжань? Вэй Ин расчесывает ему волосы, еще влажные после купания, и масло, которым он смачивает зубчики гребня, едва уловимо пахнет лотосом и миртом. — Что тебя тревожит, гэгэ? Ванцзи не знает, как сказать об этом — о том, что Юньмэн кажется ему больше домом, чем родной Юньшэн. В конце концов решает сказать прямо: — Мне не кажется, будто я возвращаюсь домой. Вэй Ин ещё пару раз проводит гребнем по его волосам, задумчиво хмыкает. — Знаешь, Лань Чжань, человек привыкает называть домом то место, где живёт. Я вот тогда, на Луаньцзан, почти привык звать домом нашу пещеру. А ты в Юньмэне живёшь уже немало, и планируешь остаться навсегда — разве это плохо, что для тебя он стал родным? А Облачные Глубины… У тебя будет месяц, чтобы привыкнуть звать их домом заново. Если захочешь. Ванцзи думает, хотя под ласкающими прикосновениями рук возлюбленного это сложно, но все-таки думает еще — и наконец говорит: — Не захочу. Мой дом там, где Вэй Ин. — Ах, гэгэ, — Вэй Ин прижимается лицом к его плечу, обнимая. — Что ж ты делаешь с моим сердцем, ему так сладко от твоих слов, что почти больно! Нет! — тут же успокаивающе гладит по рукам: — Больно не в том смысле. Просто… Я не привык к такому. Говори мне это почаще, Лань Чжань, пусть оно привыкает. А когда привыкнет, приручится, будет тихо биться в твоих руках, как ручная птаха… Если ты оставишь меня, Лань Чжань, мое сердце больше не спасет даже все искусство Цин-цзе. Оно разорвется, окаменеет и рассыплется мелкими осколками. Ванцзи осторожно оборачивается в объятиях Вэй Ина и обнимает его за пояс в ответ, прикладывает ухо к груди, чтобы слышать — пускай и немного чересчур быстро, но сердце его возлюбленного бьётся ровно и сильно. Шепчет: — Никогда не оставлю Вэй Ина.***
В Цайи они добираются, как и планировали, на шестой день. Ночуют в гостинице — Вэй Ин смеется, что это уже, похоже, традиция для него — останавливаться именно там. В Цайи они расстаются с сопровождающими от Цзян — те возвращаются домой. До Гусу их будут сопровождать адепты Лань, которые прилетают рано утром. И следуют за лодкой на мечах почетным эскортом. Они же после прибытия несут все, что было привезено — Ванцзи и Вэй Ин берут только свои вещи. — Ты уверен, что хочешь подняться пешком? — уточняет Ванцзи. — Это будет данью вежливости и традициям, разве нет? — усмехается Вэй Ин. Ванцзи впервые жалеет, что лестница в Юньшэн Бучжичу такая длинная. Но поднимаются они спокойно, что еще раз доказывает: Вэй Ин поправился и силен, как и прежде. Встреча проходит… Формально. Раньше Ванцзи то ли не замечал этого, то ли считал нормальным, а может, раньше всё было действительно по-другому, но из всех встречающих рады их видеть лишь брат и дядя. Старейшины и адепты же смотрят на них — на Ванцзи без лобной ленты и особенно на Вэй Ина — настороженно, как на опасных чужаков, и в груди Ванцзи начинает ворочаться дурное предчувствие. Это действительно не похоже на возвращение домой, скорее на дипломатический визит к недружелюбно настроенным соседям, и плюнуть на всё и сбежать обратно в Юньмэн Ванцзи мешают лишь радостные лица дяди и брата. Вэй Ин с момента, как они вошли в ворота обители, выглядит замкнувшимся и отстраненным. Его поклоны и слова выверенно-вежливы, а по связи Оков Ванцзи чувствует: возлюбленный насторожен и нервничает. Но даже взять его за руку сейчас, при всех, было бы ошибкой. Эта лицемерная двойственность напрягает Ванцзи еще больше. Он делает полшага в сторону и придвигается к Вэй Ину так, что они почти соприкасаются плечами. Хотя бы так. Он ловит краткий проблеск улыбки и одними губами сказанное: — Все хорошо, Лань Чжань. Не все. Старейшины настаивают на том, чтобы Вэй Ина осмотрели клановые целители. И все бы ничего, если бы не формулировка этого требования. Они не о здоровье Вэй Ина пекутся, а желают удостовериться, что он больше не темный заклинатель! Дядя, к удивлению Ванцзи, встопорщивается сердитым котом: — В этом нет нужды, я проверял это лично! Вэй Ин холодно улыбается: — Лань-лаоши, я не против. Если уважаемые старейшины так хотят проверить и не доверяют вам — я согласен на осмотр. Только это будет последняя уступка с моей стороны. — Не стоит, господин Вэй, — если только что брат искренне радовался встрече, то сейчас его улыбка — лишь вежливая маска. По-настоящему сюнчжан в ярости, каким Ванцзи не видел его уже давно. — Уважаемые старейшины вполне доверяют суждениям Лань-шифу и моим, ведь я тоже осматривал господина Вэй. Или уважаемые старейшины всё же считают, что мы с Лань-шифу ошибаемся? На сюнчжана тут же сыпятся, хотя и явно сквозь зубы, заверения в том, что уважаемые старейшины, естественно, верят своему главе. Это… необычно, столь открытый спор — и настолько быстрая победа, и Ванцзи не знает, что произошло, но рад переменам. Еще одной победой становится то, что вместо гостевого дома Вэй Ину позволяют поселиться в цзинши. Конечно же, сам Ванцзи там жить не будет — его, едва проводив гостя, уводит к себе сюнчжан, и Ванцзи успевает только бросить на Вэй Ина виноватый взгляд. Даже попрощаться не дали! Но Вэй Ин улыбается ему, и остается только следовать за братом. — Сюнчжан, — Ванцзи обнимает его, едва только двери ханьши закрываются за ними. Если он по кому-то и скучал, то это по брату. Он заметил появившиеся в его прическе заколки, и спешит поздравить его. Не ждет вопросов, начиная рассказывать о жизни в Пристани Лотоса — брат волновался за него, Ванцзи это знает. А еще знает, что безудержно хвастается, рассказывая о своих учениках, но остановиться не может, пока не выложит старшему брату все-все о тех, кого помнит по именам и особенностям… Сюнчжан не прерывает его и дает выговориться, после чего тихо смеется: — Ах, Ванцзи, жизнь вне Облачных Глубин на тебя благотворно влияет. Ты стал улыбаться и говоришь больше двух слов в сутки. Я ведь не ошибусь, если предположу, что это на самом деле больше влияние молодого господина Вэй? У Ванцзи краснеют уши и приходится жестко подавить порыв опустить голову: уж чего, а этого он не станет стыдиться или стесняться. — Сюнчжан не ошибается. — Я рад. Брат проводит рукой по волосам Ванцзи, как в раннем детстве, и Ванцзи чувствует, как всё-таки краснеет. Сюнчжан довольно смеётся — ему всегда нравилось дразнить Ванцзи — и берётся за чайник. Ванцзи мягко отстраняет его — это привилегия младшего, подать старшему чай… Тем более что вряд ли Ванцзи ещё когда-нибудь представится возможность сделать это для брата в Облачных Глубинах, как в нелюбимом и полузабытом, но — доме; в следующий раз он прибудет сюда уже глубоко замужним человеком, как гость, и это будет обязанностью хозяина — подать гостям чай. — Сюнчжан… — Ванцзи глубоко вдыхает и начинает иначе: — Дагэ. Что это было у ворот? Он всего второй раз в жизни называет брата вот так. Или не второй, может, в том детстве, что он уже почти не помнит, он так его называл? Но для него это обращение — знак, наверное, доверительности разговора. Знак, который он подает сам, первым. Брат улыбается своей привычной безмятежной улыбкой — и видимым усилием воли убирает её с лица. Смотрит серьёзно и немного хищно, напоминая этим своего жениха: — Тебя никогда не удивляло, что Лань — единственный клан, в котором старейшины могут оспорить решение главы, а не наоборот? Ванцзи не удивляло — он об этом не задумывался. До войны он был слишком молод, чтобы задумываться о действиях старейшин и тем более — сравнивать их с тем, что происходит в других кланах. Да и с чем бы он, юнец, занятый лишь учебой да ночными охотами, мог сравнивать? Но если задуматься сейчас… Во время войны он достаточно повидал отрядов из других кланов, и пускай тогда всё было слишком перепутано, чтобы судить строго, но ни один совет старейшин не имел такой власти, как в Юньшэне. С кланом Цзян Ванцзи даже сравнивать не брался — там сейчас и старейшин-то не было… Но судя по рассказам Вэй Ина и Цзян Ваньиня, предыдущему главе Цзян если кто в открытую и перечил — то разве что его супруга… Ванцзи спотыкается об эту мысль — и решается высказать, потому что брат всё ещё ждет от него ответа: — Это… из-за… предыдущего главы Лань? — Его… преступление, — Сичэнь запинается, но продолжает твердо: — послужило ключом для того, чтобы совет старейшин ощутил слабину и решил, что им все можно. Я поднимал документы, при деде такого не было. После того, как Цинхэн-цзюнь ушел в затвор, исполняющим его обязанности стал дядя, но реальная власть сосредоточилась в руках старейшин. Нас с тобой спасает лишь то, что меж ними нет единства. И не будет. Об этом я позабочусь. Ванцзи пробирает дрожью от силы и холода, которыми исполнены слова брата. И от того, что брату придётся справляться с этим самостоятельно. Как бы он ни хотел быть сейчас рядом и помочь — брат справится один, уже справляется. Тем более что — Ванцзи бросает очередной взгляд на его прическу — он будет не так и одинок. А тот, кого Ванцзи действительно не может теперь оставить — Вэй Ин, и никто иной. Об этом он и говорит, правда, теперь подобрать слова труднее. Он знает, что мог бы молчать вовсе — брат, как никто, понимает его вовсе без слов. Но… Вэй Ин сказал: «Ты должен говорить с людьми» — и он говорит: — Дагэ справится. Дагэ не один... Запинается, глубоко дышит, пытаясь прогнать затапливающее смущение от того, что собирается спросить, но уши горят нестерпимо, и он хватается за ханьфу на коленях, чтобы не схватиться за них, как в детстве. — Ванцзи… А-Чжань, ты можешь спросить у меня все, что угодно, — приходит на помощь брат. Ванцзи снова резко втягивает воздух и спрашивает, словно бросается в Холодный источник: — Дагэ, этот младший осмелится спросить, разделил ли его дагэ сладкий персик со своим спутником? Уши-уши-уши… Да что там уши — он сам сейчас пеплом осыплется! Даже во время того разговора с Вэнь Цин было не так стыдно! Брат издаёт странный сдавленный звук, и Ванцзи кажется, что он всё же перешёл черту, спросил слишком личное, и очень хочется попросить дагэ забыть о том, что Ванцзи только что спросил, но нет решимости взглянуть ему в лицо... Звук повторяется, и только теперь Ванцзи распознает, что это смешок. — Диди, — голос брата звучит так мягко, но в нем все равно слышен этот смех. — Ох, диди… Когда дядя вернулся, из его слов я сделал вывод, что вас с молодым господином Вэй уже связывает разделенный на двоих персик. Дядя… ошибся? Смущение поднимается новой теплой волной, но брат не сердится, скорее опять дразнит Ванцзи — и это вполне можно перетерпеть: — Мы… Решили не торопиться. Дагэ смотрит внимательно, и во взгляде читается одобрение: — Если так, я рад, это… очень взвешенное и взрослое решение. Но ты хочешь узнать о… кхм… процессе, чтобы быть готовым? — Да. Ванцзи решает не говорить, что теоретически им уже всё объяснили… В конце концов, Вэнь Цин сама говорила, что она — не знаток. — Что ж… Тогда скажи мне, диди, кто из вас будет драконом в играх с весенними дождями? Ванцзи не выдерживает, все-таки хватается за уши. Как, как об этом можно говорить?! Лучше бы он попросил Вэй Ина! И как сказать брату, что он готов в полной мере стать в своем будущем браке «женой», лишь бы не навредить Вэй Ину, но ведь Вэй Ин откажется, потому что они же равны… Ванцзи умоляюще смотрит на брата, и Сичэнь вздыхает: — Прости, я не должен был спрашивать о таком. Не подумал сразу, что вашу связь во многом определяют «Оковы»… Ванцзи пораженно замирает. Он об «Оковах» не думал вовсе! И при чём здесь вообще они, неужели сюнчжан посчитал, что Ванцзи мог осмелиться прикоснуться к Вэй Ину, руководствуясь чем-то… подобным? Чем-то, кроме их общих желаний?! Или — он подумал, что «Оковы» как раз на их желания и могут влиять?.. — Сюнчжан не прав! — Но, по сути, не имеет большого значения, что именно Сичэнь подумал — что бы это ни было, это недоразумение следует разрешить: — «Оковы» никак не влияют на наши с Вэй Ином чувства и желания, и когда мы решимся разделить постель — эта связь не будет иметь никакого отношения к тому, как нас связали «Оковы». От возмущения у Ванцзи даже выходит сказать всё это без смущения, но при слове «постель» уши снова начинают тихо тлеть. Удивление в глазах Сичэня длится буквально пару мяо, после чего они светлеют до такого же ясного золота, которое он видит в зеркале. — О, — произносит он и улыбается тепло и нежно. — Понятно. Что же, тогда самое главное, что вам потребуется — сила воли, терпение и запас масла. Чтобы утром не пришлось воззвать к запасу неприличных слов и ци. Поверь опыту старшего брата и не повторяй его ошибок, диди. Сказанное братом в дальнейшем, в принципе, не очень отличается от слов Вэнь Цин… За исключением некоторых подробностей, от которых Ванцзи вновь чуть не сгорает — и которые позволяют предположить, что он примерил на себя роль «младшего брата». Не то чтобы Ванцзи хотел это знать — и более он предпочтет об этом не задумываться. И, хотя рассказ брата и успокоил некоторые опасения Ванцзи, так же он утвердил его в решении повременить. Им с Вэй Ином некуда торопиться — и они вполне могут дождаться того времени, когда будут в силах и получить удовольствие от процесса — и принять последствия. Дальше об этом они не говорят — тема не то чтобы исчерпана, но закрыта. Говорят о подготовке к гуаньли, о необходимых обрядах и медитации, ради которой глава клана откроет запечатанную уже около ста лет пещеру Ханьтань. — Это поможет вам обоим, — говорит Сичэнь. — По вашей связи накопленная тобой сила будет распределяться равномерно. Все, что тебе нужно — пожелать этого, «Оковы» подчинятся. Сам понимаешь, молодого господина Вэй в Ханьтань старейшины не пустят, даже если для этого им придется лечь костьми на ее пороге. Невзирая на мою волю и все достигнутые результаты в установлении баланса власти в клане. Но, — он смеется, и это странный, нехороший смех, словно у хули-цзин, — ни один не затребовал свитка с описанием этого артефакта, А-Чжань! У тебя развязаны руки. Действуй, диди. От твоего старания зависит сейчас ваше общее совершенствование. В Ханьтань ты отправишься через пять дней. До того дядя и я проведем все необходимые ритуалы. В эти пять дней вы с Вэй Усянем сможете видеться на трапезах и в присутствии сопровождающих — советую выбрать Лань Хэфина или Лань Лисю — им я доверяю. Ванцзи благодарит за совет и последний дар родного дома. На этом беседа заканчивается, и брат предлагает отправиться в купальню и отдыхать. Как бы ни хотелось этого Ванцзи, он не может даже пожелать возлюбленному доброй ночи… Он недооценивает Вэй Ина. В тишине ночи к нему на постель тихо планирует бумажный человечек. Ванцзи одновременно растроган и немного сердит: Вэй Ин, как обычно, сделал то, чего не мог сам Ванцзи — позволил им увидеться хотя бы так… Но техника опасная — если что-то случится с человечком, самому Вэй Ину не поздоровится — и это Ванцзи возмущает до глубины души. — Вэй Ин, — звучит укоризненно, но ладонь бумажному человечку Ванцзи подставляет как может бережно. Человечек послушно садиться на ладонь не желает, вместо этого взмахивая рукавами-крыльями и вспархивая к щеке Ванцзи. Ванцзи улыбается, чувствуя, как невесомая бумажка скользит по щеке к уголку губ — и после этого наконец-то падает в подставленную ладонь. «Лань Чжань-Лань Чжань-Лань Чжань!» — словно звучит внутри, тихий смех и шепот в самое ухо, теплом скользящий по коже. «Я уже соскучился, гэгэ. Но я умею ждать. Мы же встретимся завтра?» Ванцзи уверен, что это он себе придумал, техника переноса души не может передавать слова, у бумажного человечка для этого нет рта, но еще он уверен, что Вэй Ин бы так и сказал. Потому он подносит фигурку к губам и прижимается к бумаге на мяо. — Мы обязательно увидимся завтра. Спокойной ночи, сердце мое. Человечек снова гладит его по щеке и вспархивает с ладони. Вэй Ин, которого он когда-то знал — до всего, что с ними случилось — принялся бы дурачиться и дальше. Вэй Ин, которого он любит теперь, намного серьезнее и привык распределять силы. И думать здраво… почти всегда. Ванцзи поднимается с постели и подходит к оконной панели, закрытой «хрустальным барьером», а не ставнями. Отсюда видно его одинокую цзинши, и он смотрит на смутно белеющие стены до тех пор, пока в оконном узоре не загорается и не гаснет снова фонарик. И лишь после возвращается в постель, спокойно ложится и надеется, что сумеет уснуть без привычного тепла и тяжелых рук и ног, оплетающих тело.