Заложник

      — Если Глава ордена и самые сильные адепты и ученики не выходят плясать на озеро, народ начинает тревожиться, — усмехаясь, Вэй Ин смотрит на краснеющего Цзян Ваньиня. — Во время войны, конечно же, ни о каких праздниках и речи не шло, прошлый год был отдан восстановлению города и обители, но в этом году мы обязаны почтить и основателя клана, и покровителя, и успокоить людей. Но в ордене сейчас совсем немного тех, кто действительно способен танцевать на лодках. Так что отдуваться за весь орден будем мы с Чэн-Чэном.              Ваньинь морщит нос, но даже не выкрикивает свое привычное отрицание ласкового детского имени.              — Ты еще не забыл, чему учил отец? — с нотами недоверия спрашивает он.              — Ни единого движения. Хотя и думал, что больше никогда…              Вэй Ин обрывает себя, и никто не продолжает, и Ванцзи даже не глотает привычный уксус, когда Ваньинь шагает к Вэй Ину и крепко обнимает.              — Но ты будешь. — И тут же отталкивает и сводит брови в притворной угрозе: — Только не думай, что я позволю тебе отлынивать от тренировок!              — Ты мне? — изумленно смотрит на него Вэй Ин. — Это, скорее, я тебя буду выволакивать за шиворот из-за стола и из завалов бумаг!              Ванцзи кусает губу, чтобы не смеяться: это может их отвлечь, а он хочет насладиться представлением полностью.              — У меня нет завалов!              — Исключительно моими стараниями!              — Да ты!.. — У Цзян Ваньиня нет возражения, способного побить это утверждение, потому что это правда. Что удивительно, зная, какой ужасающий беспорядок для несведущего человека творится в рабочем кабинете самого Вэй Ина. Что Ваньинь и озвучивает: — Да как так-то?! Почему в моем кабинете ты поддерживаешь идеальный порядок, но не можешь убраться у себя?!              — У меня все на своих местах, — парирует Вэй Ин. — Все именно там, где оно должно лежать в данный момент времени. Если я «уберусь», или кто-то мне «поможет» из самых лучших побуждений, я потрачу больше времени на поиск нужного в этом так называемом порядке, чем на саму работу. Но и в твоем кабинете я знаю, где что лежит. Не спрашивай меня, как это работает, я не понимаю и сам.              Ваньинь машет рукой и меняет тему:              — Тренировки начнем завтра.              — Почему не сейчас?              — А ты готов?              Вместо ответа Вэй Ин сбрасывает с плеч бэйсинь и распускает гэдай. На скамье в озерной беседке растут две кучки вещей, Ванцзи прикипает глазами к жениху, что остался только в нательных штанах. Смотреть на точно так же непристойно обнажившегося главу Цзян… Постойте, а танцевать они, что, будут вот так?.. Перед толпами народа?              — Вэй Ин?              — Смотри внимательно, гэгэ, — усмехается его бесстыдное сокровище и с места прыгает через перила беседки.              Ванцзи ожидает плеска, но под листьями лотосов прячется маленькая узкая рыбацкая лодочка. Вэй Ин приземляется на ее корму легко, словно лист ивы, слетающий на водную гладь. Вода под лодкой почти не всплескивает. Когда на нос лодки прыгает Ваньинь, все точно так же. И отвести взгляда Ванцзи уже не может, хотя это совершенно неприлично — вот так пялиться на главу уже почти своего ордена.       Но Ванцзи в первый раз замечает, насколько же они похожи, эти двое. Оба поджарые, широкоплечие, узкобедрые, но с сильными ногами. Два озерных луна, созданные для того, чтобы скользить в струях течений и играть среди лотосовых стеблей. Даже их шрамы… Даже выпущенные сейчас на волю из плена тугих причесок волосы… Даже движения, шаги, повороты…              Они стоят на середине лодки спиной к спине, раскинув руки. Их ладони развернуты друг к другу, а пальцы сплетены, и кажется, что никто не сможет разорвать это пожатие. Но каждый ставит ногу на бортик, легко шагая и удерживая равновесие на нем, а руки все еще заведены назад, сцеплены. И только когда они делают следующие шаги — Вэй Ин вправо, к носу, Ваньинь влево, к корме, пожатие разрывается.       Они не смотрят друг на друга, но их шаги идеально синхронны, и лодка лишь слегка покачивается, не теряя устойчивости. На корме и носу — узкие, в две доски, площадки, и танцоры одинаковыми движениями босых ног подбивают в воздух по длинному бамбуковому шесту, лежащему вдоль лодки. Перехватывают и опускают в воду каждый вдоль своего борта, прыжок — и они меняются местами, умудряясь кувыркнуться в воздухе, не задев друг друга.              Солнце льется по телам, одевает в драгоценные ожерелья брызг, целует кожу, лишая юньмэнцев идеальной нефритовой белизны. К концу лета они оба будут мало похожи на тех, кто может покичиться своим происхождением, скорей уж, на рыбаков и ловцов жемчуга. Здесь не принято прятать тела от солнца и воды. В Юньмэне не считается неприличным, если тебя увидят с босыми ногами. Это Озерный край! Но для Ванцзи это его первое лето в Ляньхуа-У, он еще не привык, еще смущается и натягивает на себя по пять слоев, истово радуясь тому, что гусуланьский шелк хоть и в десять слоев не будет жарким, прошитый заклятьями.       Сейчас ему жарко — и не спасают никакие заклятья. Он смотрит на танец двух озерных духов, что попущением богов обрели людские тела, и отвести взгляда не в силах.              Снова шесты в руках, скрещиваются со звонким стуком над серединой лодки, ныряют в воду, вырываются из нее, вздымая веера брызг, снова падают вниз, и Ванцзи с замиранием сердца смотрит, как эти двое, держась лишь руками, описывают круги на раскачивающихся шестах, едва отталкиваясь пальцами ног от лодки. Стук шестов о дно и прыжок, чтобы снова поменяться местами! Но теперь, воткнув шесты в озерный ил, словно бы заклинив меж ними лодку, танцоры прыгают с борта на борт, приближаясь и расходясь, сближаются снова, встают спиной к спине, отведя назад правые ноги и крепко сцепляясь ступнями, кланяются воде так низко, что касаются ее кончиками распущенных волос.              До Ванцзи долетают брызги и смех танцоров, их подначки, выкрики, их ци. Он смотрит, жадно впитывает каждое движение, завидует-завидует-завидует! И клянется себе, что выучит этот танец, обязательно выучит — и на следующем празднике спляшет с возлюбленным сам. А для Ваньиня найдется кто-нибудь еще в пару.       Ведь найдется? У Юньмэн Цзян теперь достаточно сильных адептов, чтобы его главе было с кем плясать во славу Великого Ляньхуа.              Когда он набирается смелости спросить, Вэй Ин с извиняющейся улыбкой качает головой:              — Прости, гэгэ, но на празднике глава всегда танцует со своим чжушоу, а мы еще и побратимы.              И объясняет, устроившись на теплых досках отдаленного причала, уходящего в заросли камышей, заставив Ванцзи раздеться и лечь рядом, подставляя кожу уже заметно не столь жарким лучам закатного солнца:              — Это легенда времен основания клана Цзян. Ты ведь помнишь, кем был Цзян Чи?              — Странствующим рыцарем?              Вэй Ин смеется:              — Можно и так сказать. Наши летописи говорят, он был наследником какого-то вана, после — пиратом и контрабандистом, укрывавшимся в Озерном краю от преследований тогдашнего императора. Он встретил здесь и свою любовь, и верного друга, Хэ Люя, который помог ему выстроить первую резиденцию и заложить основы будущего клана. Цзян Чи нашел его раненым на берегу озера, выходил и после побратался с ним. Хэ Люй обучил его основам совершенствования. Он был яо, бессмертным журавлем, что помог Цзян Чи получить покровительство хранителя Ляньхуа. В его честь глава клана всегда танцует Журавлиный танец на празднике вместе со своим чжушоу. Это традиция, гэгэ. А для нас… Для нас с А-Чэном — это еще и память о Цзян-шушу, который учил нас плясать.              Ванцзи кивает, немного медлит и ложится головой на его живот. Он понимает — пусть и покусывает ревность глубоко внутри — не ему, как бы близки они с Вэй Ином ни были, влезать в эту традицию и в эту память. Это — то, что он должен научиться принимать, не пытаясь изменить.              — А танцевать на лодке я тебя, конечно же, научу, — обещает Вэй Ин, запуская руку ему в волосы. — Мы с А-Чэном будем учить этому всех. Это то, что объединяет адептов нашего ордена, как Ляньхуа — все впадающие в него ручьи, реки и родники.              Ванцзи закрывает глаза, придремывает, и ему снится, как танцуют над лотосовым озером священные белые журавли.