Антоша, мой любимый официант

Бросать всё, что казалось настолько родным и близким, так резко — больно. Антон уже успел привыкнуть к Питеру, его вечной непогоде и царившему спокойствию. Каждый раз, проходя по Невскому проспекту или гуляя по тонким тротуарам вдоль старых зданий, он чувствовал себя дома. Словно этот город, люди, работа, всё так подходило ему, так подстраивалось под нестандартный ритм жизни. Покидать атмосферу любви и вечной апатии казалось невыносимо, чуждо. Каждой клеточкой своего тела Антон хотел остаться здесь, но следовал наперекор желаниям. Окутанные дрожью руки набирают последнее сообщение. «Я… Голова кружится от усиленного сердцебиения, кислорода не хватает. В полумраке небольшой студии, пока его тело освещают лишь фонарные столбы на улице, свет которых достаёт до третьего этажа здания, парень пытается написать самое главное, без чего не может уехать. Антон понимает, что тянуть нельзя. Антону больше не должно быть страшно. …люблю тебя, очень.» Кнопка отправки мечется под большим пальцем, размазывается, словно расплывается под нажатием. Отправка краткого сообщения ещё никогда не давалась с таким трудом. Но он, всё-таки, отправляет это. Отправляет и пытается тут же забыть. Экран мобильного меркнет. Он не включится ещё несколько часов за время поездки. Страх настолько овладевает телом, что парень на мгновение теряется в пространстве. На автомате захватив ключи от квартиры, он накидывает увесистую сумку через плечо и сжимает ручку чемодана на колёсиках, выходя в парадную. Такси уже ждёт на улице; любезный водитель аккуратно складывает вещи в багажник и открывает дверь. Холод весенней утренней прохлады остаётся позади. Сознание до сих пор не приходит в норму. Мысли мечутся от одной к другой. Кажется, на глазах выступает влага, но она слишком неощутима по сравнению с внутренним диссонансом. — Как ваше настроение? — спрашивает водитель, который только сел в автомобиль. — А? — тихо переспрашивает Шастун, которого будто только что вырвали из глубокого сна. — Всё в порядке, — слова оставляют осадок на душе. Всё не в порядке. Жизнь, которую он так долго строил, уничтожена; планы, которым больше не суждено сбыться, рушатся. И только одна, совершенно блеклая на этом фоне мечта осуществляется. Антон даже не подозревал, насколько сильными бывают чувства. Антон даже не знал, насколько слаб останется на фоне обстоятельств. Антон не хотел оставлять свою жизнь, ведь он, кажется, только начал жить. Только сейчас, когда тело окутывала небывалая дрожь, а боль холодным лезвием проходилась по нервным окончаниям, осторожно обрывая каждое из них, откликаясь невообразимой пыткой, Антон чувствовал, действительно чувствовал. Он чувствовал себя живым. Антон чувствовал себя живым рядом с ним, когда думал о нём, когда он был рядом. Он подарил ему жизнь, о которой раньше, лишь существуя, он мог мечтать. Из головы всё не могли выйти написанные слова. Такие краткие, но самые чистые, самые главные. Чувства, режущие по живому, не переставали накрывать с новой силой, пока мир плыл перед глазами. Антон боялся только одного — забыть всё. Всё, что приключилось с ним в этом городе, все испытанные чувства, коих раньше он никогда не ощущал по отношению к другому человеку. Боялся забыть самую долгую, самую чистую и искреннюю любовь, зажигающую в нём свет всякий раз при виде него. Он боялся, но понимал, что не забудет. Не забудет никогда. Возможно, эти воспоминания чуть расплывутся в его сознании, но он никогда от них не откажется. Перед глазами, устремлёнными в лобовое стекло, плывут знакомые здания, улицы и дома. Антон обещает себе вернуться в Питер. Но не сейчас. Может, через пару лет? Или десятилетий? Он не знал, но обещал вернуться. В этом городе прошло его становление самостоятельной личности, здесь он учился жить с нуля. Рассвет, словно масло по холсту, смазывался в неразличимые пятна. На горизонте уже виднеется здание аэропорта, подсвеченного с разных сторон. На парковке столпилось много машин; кажется, не один Антон собирался улететь из мрачного города навстречу собственным мечтам. Около аэропорта ждал друг, чьё присутствие приятно порадовало парня, позволило на время отвлечься. — Здарова, — сонные родные глаза вызывали новый спектр эмоций. Антон не был готов так резко с ними распрощаться.— Готов? — Вроде, — неуверенно произнёс юноша, доставая сигарету из новой пачки, не забыв поделиться с другом. — Как сам? — Да нормально, не выспался только, — рассказывал Дима, поджигая кончик..— Скучать буду. Сильно. — И я, Дим, — с дрожащих губ сорвалось дымовое облако. — А что с Арсом? — в полголоса спросил друг, судорожно поглядывая на реакцию Шастуна. Тяжёлый вздох. Лишь табак позволяет расслабить окутанное мандражом тело. — Признался, как крыса, — усмехнулся он, делая очередную, но более глубокую затяжку. — Написал час назад сообщение, — о большем Диме пока лучше не знать, Антон до сих пор не в силах разложить монолог Арсения по полочкам. — Он ответил? — Я отключил телефон, — парень выдохнул, смотря на восходящее солнце, пропитанное надеждой о новой жизни. — Ты только возвращайся, ладно? — Хах, — вновь последовала усмешка, во время которой голос чуть не сорвался на жалобный писк. — Посмотрим, Поз.

***

Звук уведомления заставляет оторваться от очередного отчёта, над которым уже битый час без намёка на сон трудится Попов. Сообщение с кратким содержанием, но настолько ясным… Воспоминания вечернего диалога с Катей судорожно отзываются в памяти. Арсений всё понимает. Арсений не мог подумать, что парень таки решится уехать. Глаза бегут по строке несколько раз, и в одночасье все кажущиеся важными доныне дела словно испаряются. Арсений даже не успевает одеться перед тем, как в спешке выбежать из квартиры, чуть не забыв запереть дверь. Хотя это действие кажется слишком незначительным. Слишком мелким и неважным. Оно отнимает слишком много времени, как и ожидание лифта, на которое он в скором времени плюёт, быстро переставляя ноги вниз по лестнице. Чуть ли не падая, он успевает добежать до машины, резким движением проворачивая ключ в панели зажигания. Выкручивает руль, выезжая на трассу, на которой уже образовалась пробка в час-пик. Ругается не сквозь зубы, а в открытую, всякий раз пытаясь подрезать чужие машины. И злится, злится на себя за допущение такой роковой ошибки. Он боится потерять его, того самого, кого полюбил больше всего на свете. Того, кого полюбил больше жизни. Без него нет будущего, настоящего и даже прошлого. Он готов дать всё, что у него есть, главное, не потерять. Кажется, он никогда настолько сильно не сожалел о сказанных словах. Никогда так не боялся. Благо время длиной в пару дней заставило всё обдумать, но сейчас…

***

— Мы будем скучать, Шаст, — парень жмёт руку друга, намереваясь уходить, ведь водитель уже совсем заждался. — Возвращайся, тебе всегда рады. — Прощай, Дима, — тихо, чтобы не было слышно содрогание голоса, отвечает Антон, одной рукой поправляя лямку тяжёлой сумки.

***

Наконец удается выехать на прямую трассу, оставляя позади город. Цифры на разметке скоростей не перестают переваливать за новые десятки. Эта скорость позволила бы разбиться насмерть, если бы сейчас неожиданно появилась фура, стремящаяся навстречу. Арсений никогда не ездил настолько быстро, никогда не чувствовал сердцебиение, что было отчётливее собственного голоса. Дорога кажется бесконечно длинной, цифры всё ещё зашкаливают, и происходит самое худшее стечение обстоятельств. Писк разносится настолько отчётливо и громко, что дыхание перебивает. — Блять! Блять! Блять! — с каждым словом открытая ладонь лишь сильнее впечатывается в кожаный руль. Заправка, кажется, близко, учитывая скорость, с которой едет джип. Арсений не перестаёт ругаться, его тело испепеляет злость. «Только бы успеть»

***

— Ставьте багаж, — отчеканивает заученную фразу взрослая женщина, чьи светлые волосы убраны в тугой высокий хвост. Антон послушно выполняет просьбу, снимая сумку, перекинутую через плечо, слегка задевая козырёк черной кепки, отчего та смахивается в сторону. Назад пути нет; он сильнее, чем думал. Томящееся два года желание увидеть маму сейчас почему-то так смазано, незначительно, не приносит былых эмоций, радости и трепета от предстоящей встречи. — Перевес в три килограмма, — спокойно объявляет она. — Придется доплачивать, проходите к той стойке, — тонкий палец указывает куда-то вправо, где уже скопилась немалая очередь из десяти человек. Парню ничего не остаётся, как покорно выдохнуть и присоединиться к людям, которые продвигаются не особо быстро. Антон думает о судьбе. Вдруг сейчас его судьба — это опоздать на самолёт и остаться в Петербурге?

***

Заправлять машину оказалось слишком долгим занятием. Странно, ведь Арсений никогда раньше не замечал, насколько это трудоёмкий процесс. Еле закрыв крышку бака, он отправился дальше, вновь выжимая педаль газа на максимум. Магнитола заработала сама собой, как только машина завелась, отчего пробудила только больший гнев со стороны мужчины. Он несколько раз бьёт по горящим кнопкам, но это не помогает. Радио лишь переключается с одной волны на другую. Тогда приходится аккуратно нажать кнопку выключения и вновь громко ругнуться. Картинка плывёт перед глазами, размазывается настолько сильно, что взгляд едва улавливает дорогу и нужное направление. На горизонте начинает проглядываться здание аэропорта. Судорожный взгляд замирает на электронных часах.

***

Очередь наконец-то доходит до Антона, который уже знатно устал стоять на ногах. Быстро оплатив нужную сумму, он проходит обратно, демонстрируя чек. Живот неприятно крутит. Он бросает взгляд на часы, оценивая обстановку, и направляется к буфету, желая купить что-нибудь быстрое и лёгкое. Он даже не замечает, окутанный собственными мыслями, как съедает купленную пищу и направляется в очередное место проверки.

***

Машина пищит, оповещая о том, что заблокировалась, пока вымотанное, но полное мотивации тело пробегает в здание. Арсений бежит в нужном направлении, но его вечно хотят остановить. — Вам сюда нельзя, мужчина! — кричат куда-то в спину, пока нервный взгляд скользит по незнакомым людям, пытаясь рассмотреть в этой пёстрой массе родной силуэт. И он замечает. — Антон! — словно за последнюю надежду, Арсений цепляется руками за воздух, наскоро перебирая ногами. Он отталкивает посторонних людей, получая в ответ не самые ласковые обращения, но не приковывает внимания. — Антон! — силуэт так далеко, и, кажется, совсем не слышит содрогающийся голос. — Антоша! — брови изгибаются в самом что ни на есть печальном выражении, пока к глазам припадает жгучая влага. Близость не становится ощутима, силуэт скрывается в толпе. Руки сильнее отталкивают людей, пока замыленный взгляд пытается выцепить нужное тело. Надежда покидает с каждой секундой, но он не перестаёт двигаться вперёд, лишь сильнее изнывая в крике. — Антон! — парень оборачивается, сперва не понимая откуда доносится крик. Но лишь мгновение. Одно мгновение. Крепкие руки с силой прижимают к себе худое тело, пока плечи трясутся, а крик становится немым. Руки не перестают хвататься за спину, как за глоток свежего воздуха в припадке. Слёзы, что копились внутри столько лет, как наполненные бочки, выкатываются, оставляя мокрый след на темной одежде. На объятия отвечают нерешительно, словно не могут поверить в действительность происходящего. — Успел, — только и говорит Арсений перед тем, как чьи-то сильные руки оттаскивают его назад, а пропитанные тоской зелёные глаза становятся всё дальше. — Вам сюда нельзя, мужчина, — строго обрывает грубый мужской голос. — Я буду писать! — напоследок кричит Шастун, протягивая руку в немом жесте. — Я люблю тебя… — одними губами шепчет Арсений, опуская голову вниз, пока руки, заломленные в грубом жесте за спиной, с силой тянут назад. Антон прочитывает каждую букву, отчего боль лишь сильнее извергается импульсами по дрожащему телу. Люди заслоняют собой зелёные глаза, скрывают важный силуэт. — Я потерял тебя… — шепчет Попов, покорно следуя назад.