* * *
Шастун зашёл в кабинет физики и, тут же распознав в лужице с последней парты Диму, двинулся к нему. — Нет, Попов точно гей, — сказала полушёпотом Ира Оксане, но Антон это услышал. Он приземлил пятую точку за парту, молча попросил Диму помолчать и прислушался. — Ну, Ир, с чего ты это взяла? — качала головой Оксана. — То, что он на тебя не повёлся, ещё не значит, что он гей. — Окс, ты вообще себя слышишь? На меня может не клюнуть или гей, или импотент. Для импотента он слишком молод, значит, гей. — Может, у него девушка есть или вообще жена. — И что? Жена не стена, подвинется. И вообще, кого когда-нибудь останавливали жёны? — Ну, может он её любит. — Пф, любви вообще не существует. Я это миллион раз доказала. — Ты на всеобщее обозрение так не выставляла бы количество своих половых партнёров. — Окс, блять! — Да, что? Может, ты вообще не в его вкусе? — Не неси ерунды, как это я могу быть не в его вкусе? — Ну, ты светленькая, а он, может, любит тёмненьких; или ты слишком худая для него, или интересы у него другие. Тут вообще не угадаешь. Ты же его совершенно не знаешь. — Тут ты права, Окс, — Ирина задумалась и даже изящно закусила нарощенный ноготок. — Вот, тебе надо подружиться с кем-то, кто дружит с Поповым. Во-первых, про него всё узнаешь. Во-вторых, вольёшься в тусовку. Ира немного задумалась, а потом обернулась и, лукаво улыбнувшись, подошла к парте Антона и Димы. — Антоша-а-а, — протянула девушка, и Антон скривился. — Чего тебе? — А вот ты же с Волей в хороших отношениях? — Ну и чё? — А ты случайно не знаешь, с кем он дружит? — С Поповым, — ехидно прищурившись, ответил Антон. — А ещё? — А тебе-то что? — Ну так, просто интересно, — намотав на палец выпавший их хвостика локон, ответила Ира. — Ну так с кем? — Ну, с Утяшевой он дружит, с Белым, с Харламовым, — Антон знал некоторых друзей Воли, но говорить о них Ире не хотел, поэтому быстро накидал в голове список людей, с которыми Кузнецова никогда в жизни не сможет пообщаться, и сливал его без зазрения совести. — А кого-то не из школы? — А других я не знаю, я ему что сын, что ли, чтобы знать, с кем он общается вне школы. — Ясно всё с тобой, Шаст, толку от тебя, как от козла молока, — недовольно фыркнула Ира и ушла обратно к Оксане.* * *
— И, пожалуйста, подготовьтесь к следующему уроку, проверочная будет сложной, — кричал уже вдогонку улетающему классу Попов после звонка. — Арсений Сергеевич, — Антон, который в этот раз собирал свою одну тетрадку и ручку в рапиде, подошёл к столу учителя, когда почти все уже вышли с кабинета. С ними остались только Ира с Оксаной, Абрамов и Сабуров, которые тоже как назло не спешили свинтить из школы, запихивая учебник и тетради очень медленно. — Да, Антон, ты что-то хотел? — Вот, — Антон протянул ему Ремарка. — Спасибо, я в восторге. — Я рад, что тебе понравилось. Если у тебя нет никаких дел сейчас, и ты хочешь, можем обсудить. — Я с удовольствием. Антон бросил рюкзак на пол около первой парты и сел за неё под непонимающие взгляды уходящих одноклассников. Арсений принёс из лаборантской две кружки с чаем и пачку печенья, от которого Шастун тактично отказался. — Ну, что тебе понравилось больше всего? — отпивая горячий чай, спросил Арсений. — Да всё, начиная от языка, которым пишет Ремарк, атмосферы, в которую погружаешься с первых строк, и заканчивая всеми сюжетными линиями. Я даже выписал несколько цитат. — Это похвально. — Вы много читали из Ремарка? — Практически всё. Очень люблю его, поэтому стараюсь растягивать удовольствие. Антон с Поповым просидели около двух часов в кабинете, обсуждая Ремарка, потом Брэдбери, а потом уже литературу в принципе. Антон вообще бы никогда бы не подумал, что физик будет так любить литературу. В их школе, да и как любой другой, все учителя любили и признавали только свои предметы. Если ты химик, то обществознание для тебя — совершенно ненужный предмет; или если ты преподаёшь английский, смысла в информатике для тебя столько же, сколько в Серёже любви к распущенным волосам. А Попов был каким-то другим. Он являлся очень разносторонней личностью. Он был умным, весёлым, много читал, путешествовал, имел хорошее чувство юмора, да и вообще был очень интересным человеком. Антон слушал мужчину, практически в рот ему заглядывая, — настолько был увлечён рассказами и рассуждениями Попова. Он не пропускал мимо ушей ни одно слово, запоминал новые рассказанные Арсением факты, обещал прочитать посоветанные ему книги, и, что самое главное, с Поповым он не чувствовал себя тупым. Такое было впервые в жизни. Даже в общении с Волей парень иногда ловил себя на мысли, что из-за разности в возрасте и объёме жизненного опыта парень намного глупее учителя, а здесь нет. Арсений общался с ним на равных, не пытался указать на недостатки и, если даже Антон говорил какую-то глупость, Арсений мило улыбался и помогал самому, своим умом, дойти до правильного вывода. Шастун попрощался с Арсением и вышел из кабинета практически счастливым человеком. Он, кажется, никогда в жизни не разговаривал ни с кем настолько легко. От былой неловкости не осталось и следа, а послевкусие беседы рисовало на лице Антона яркую искреннюю улыбку. — Шаст, — окликнула его Ира, сидевшая на подоконнике, обхватив ноги руками. — Ира? Что ты тут делаешь? — А что ты так долго делал с Поповым? — девушка практически впечатала парня в стену, влетев в него. — Обсуждал Ремарка, — выдавил из себя Антон. Он бы послал Кузнецову куда подальше, но не хотел, чтобы девушка распускала про учителя слухи. — Опять? Что там можно обсуждать два часа. О чём он вообще пишет? — Ну, ты ради Попова прочла бы хоть одну книгу, — фыркнул парень и, толкнув девушку плечом, поспешил убраться прочь из школы.* * *
Футбол Шастун любил, правда, настоящий, а не тот, в который играли школьники. Но он обещал Эдику, да и делать всё равно все выходные было нечего. Позов всё-таки пошёл к Серёже, а кулачки за него Антон мог держать и на футбольной трибуне. — Привет, Шаст. Думал, ты не придёшь, — поймал его Выграновский, как только Антон зашёл на стадион. — Я же обещал, — улыбнулся парень. — Пойдём, я тебе выбил лучшее место. Эд привёл Антона к рядам, на которых всегда сидели его друзья, и сегодняшняя игра не была исключением. Как Шастун и подозревал, никто не был рад видеть юношу, но Выграновский шикнул на ребят, и все тут же затихли, лишь изредка кидая на парня неодобрительные взгляды. Среди них, кстати, была и Кузнецова, которая вообще открыла рот от удивления, когда увидела, как Эдик мило воркует с Антоном, но говорить ничего не стала, то ли не знала, что сказать, то ли тоже боялась Эдика. Игра прошла действительно легко. Их школа выиграла со счётом 3:0. Угадайте: кто забил два из этих трёх? Выграновский на поле был хорош, как, в принципе, и всегда, а сегодня особенно. Выпендривался, кидал на Антона неоднозначные взгляды, даже первый гол ему посвятил. Шастуна это всё очень смущало, но и забавляло одновременно. Не был Выграновский таким ни с кем, а с ним был. И плевать уже, что они не встречаются, внимание — это всегда приятно. Но для Антона большим удивлением было другое. Недалеко от них сидела Утяшева в компании Воли. Альбертовна-то понятно, зачем притащилась сюда — большая часть участников команды состояла из её учеников, а вот Воля… Из его класса был только Комиссаренко, да и Павел Алексеевич вообще не любитель таких мероприятий. Особенно, когда приходится сидеть полтора часа под мерзким мелким дождём и держать над Ляйсан Альбертовной зонтик — это было чем-то из области фантастики. Раньше. Шастун понял, что за последний год соплей и слюней по Выграновскому он пропустил нехеровый такой пласт своей и чужой жизни. Позова с его любовью не заметил, Воля с Утяшевой тоже прошли мимо него, если бы всё это оказалось ненастоящим — это было бы последней каплей, а он уже давно лежит в больничке в коме или в палате с мягкими стенами. — Мне нужно пять минут, — подбежал сразу после финального свистка к Антону Выграновский. — Поздравляю, ты молодец, — одобрительно кивнул Шастун. — Эд, ты что, не пойдёшь с нами? — удивился Булаткин. Парень плёлся за другом, восстанавливая дыхание. — Не, пацаны, сегодня без меня. — Ты чё, блять? Мы уже столик забронировали, и Кристинка обещала прийти, — зыркая на Антона в надежде увидеть его реакцию, сказал Егор. — Крид, блять. — Всё в порядке, — начал Антон. — Если хочешь, иди. — Нет, Шаст, дай мне пять минут, чтобы привести себя в порядок. За спиной Егора появилась Кузнецова, которая округлила глаза настолько, что они вот-вот норовили выпасть. Никто и никогда не видел такого Выграновского, и это, мягко говоря, всех удивило. — Антоша, признавайся, что ты сотворил со Скруджи? — подошла к Антону Ира, когда ребята ушли в школу переодеваться. Крид и Скруджи — кликухи Егора и Эда. Ребят так называли их в общей компании. Никто не знал, почему их так прозвали и когда это случилось. Все просто приняли это как факт. — В каком смысле? — Почему это он после игры не как обычно идёт отмечать со всеми победу, а с тобой куда-то там? — Ну, может, тебе стоит это у него спросить? — фыркнул Антон. — Антоша, ты последнее время слишком язвительный, не боишься? — Тебя? Нет. Девушка на это лишь показательно изогнула бровь и вернулась к своей компании. — Не думал тебя здесь увидеть, — подходя и прикуривая, сказал Павел Алексеевич. — Я вас тоже, — Утяшева умчалась поздравлять своих ребят с победой, поэтому Воля выкрал пару минут на покурить. — Вы сошлись с Выграновским? — Нет, мы просто друзья. — Антон, он к тебе относится не как к другу. — Вы к Ляйсан Альбертовне тоже, — заметил Антон, и Воля несильно отвесил парню подзатыльник. — Поговори мне тут. Я вообще-то серьёзно. Ты же знаешь, что Эдик сложный и… — Мы правда просто друзья, ну, по крайней мере, для меня точно. — Хорошо, — улыбнулся Воля. — Кстати, мог бы и мне сказать, что читал Ремарка, — улыбнулся Павел Алексеевич и, подмигнув, ушёл к вышедшей из школы Ляйсан.* * *
— Кинотеатр для двоих? Серьёзно? — Антон пялился на вывеску антикинотеатра с лаконичным названием «Romantic room». — Ты же сам хотел, чтобы мы были только вдвоём. — Я не хотел бухать с твоими друзьями, потому что я не нравлюсь им, а они не нравятся мне. — Ну, поэтому отдохнём вдвоём, — затягиваясь, спокойно ответил Эд. — Ты точно издеваешься. Выграновский, мы не встречаемся, и я не буду… — Шаст, да чего ты начинаешь. Просто посмотрим фильм, побухаем, вызову тебе такси и поедешь домой. — Звучит как свидание. — Для меня да, для тебя дружеский вечер. Всё, как ты хотел. — Нет, я хотел не этого. — Если хочешь, можешь идти, я один посижу, — Выграновский выкинул бычок в урну и направился к дверям кинотеатра. Антон немного помялся, но прошёл следом за парнем. — Ты играешь нечестно, — садясь на диван рядом с Эдиком, сказал Шастун. — Я всегда играю честно, — самодовольно улыбнулся парень. — А тебе нужно расслабиться. Выграновский взял со стола бутылку шампанского и разлил по бокалам. — Наоборот, расслабляться рядом с тобой вообще нельзя. — А знаешь, почему? — парень отдал один бокал Антону. — Потому что как только ты расслабишься, поймёшь, что до сих пор любишь меня, и мне не нужно будет творить вот это вот всё, чтобы… — Чтобы трахнуть меня, — психанул Антон. — Я так и знал, что ты не из чистых побуждений со мной дружишь. Эдик, я сказал, что между нами ничего больше не будет. Вот зачем ты опять? — Тогда почему ты не можешь со мной расслабиться? — Потому что я уже один раз расслабился, и ты выеб меня, всю жопу мне порвал и сейчас хочешь того же. — Я обещаю тебе, что между нами сегодня ничего не будет. — Никогда. Между нами никогда ничего не будет. — Пока ты сам этого не захочешь. Пока ты сам не попросишь, я не прикоснусь к тебе и пальцем. Так тебя устроит? — Я не попрошу. — Я не спрашивал, попросишь ты или нет. Я спросил, устроит тебя такой расклад? — Вполне, — смягчился Антон. Нервы у парня последнее время были на пределе. И, возможно, он правильно сорвался на Эдика, но обижать его Антон точно не хотел. — Прекрасно, а теперь давай ты не будешь истерить, и мы просто отдохнём. Я вообще-то полтора часа безостановочно носился по полю, и ты мог бы меня хоть немного пожалеть. — Извини. Просто ты меня не слышишь, и это меня злит. — Я тебя слышу, если бы это было не так, я бы трахнул тебя спящего у тебя же дома. Шаст поджал губы, а ведь действительно, если бы Эдик хотел, мог бы сделать всё что угодно с Антоном. Несмотря на то, что Шастун умом понимал, что нельзя им с Выграновским спать, уже нельзя. Эдик был физически сильнее парня, да и в эмоциональном плане тоже. Он мог одним взглядом заставить Антона сделать всё, что ему угодно, но не делал этого, за что Антон был ему благодарен. — Тогда давай отдыхать. — Я могу тебя хотя бы обнять, или у меня даже на это не хватает маны? — Только по-дружески. — А как иначе-то, — усмехнулся Выграновский и, нажав на пульте от огромного экрана кнопку «плей», обнял Антона за плечи, прижав к себе.* * *
— Блять, Шастун, ты не исправим. Он же откровенно тебя клеил вчера! — кричал в трубку Дима. — Да ладно, а то я, блять, не понял. Он всё равно не отстанет, а так я хотя бы могу контролировать ситуацию. — По-моему контролирует всё только Выграновский. Он точно добьётся своего. — Ты вообще в меня не веришь? — Верю я в тебя, верю, я Эдику не верю. — Да ладно тебе. Он, когда мы встречались, не кидал друзей из-за меня, а сейчас… — Вот это-то и пугает. — У тебя там что. Как выходные с Матвиенко? — Лучше не спрашивай. — Не поговорили? — Хуже. Он опять нажрался, и мы сосались пол ночи. А на утро он наорал на меня, что я якобы пьяный пизданул ему, потому что у него губы были как у утки, — Шастун громко рассмеялся. — Вообще не смешно. — Прости, Поз, может ты уже ему расскажешь? Сколько вы так будете по пьяни сосаться? Пока не переспите? — Радует, что я хотя бы забеременеть не смогу, а то вообще получилось бы не хорошо. — А жаль, «Беременна в 16» такой бы куш на тебе сорвала, а ты денег бы заработал. — Ну тебя, Шаст, я тебе тут душу изливаю, а ты издеваешься. — Да я не издеваюсь. Просто вы реально должны поговорить. Знаешь, как говорится, что у трезвого на уме… — То… по пьяни лезет сосаться к лучшему другу. Он меня повесит. Я мало того, что в него втрескался, сосался с ним ни один раз, так ещё и после первого не рассказал. Ты бы простил такое? — Если бы я был я, то понял бы всё. А если смотреть со стороны Серёжи, он, конечно, сначала вспылит, наорёт, но потом перебесится, поймёт и простит, а может и вообще… — Что вообще? Уедем с ним в Израиль и распишемся? — Ну, это при самом лучшем раскладе, а так, может, он тоже гей, просто ещё не осознал этого. А ты ему расскажешь и поможешь. Он же не просто так сосаться лезет именно к пацану, именно к тебе. — Ох, Шастик, всё это сложно. Он лезет ко мне, потому что в таком состоянии с ним рядом только я, а он же тот ещё покоритель сердец. Он же ласки хочет, любви. — И что, будешь так до выпускного лизаться с алковерсией Матвиенко? — Ну пока что я точно не готов с ним разговаривать на эту тему. Может, само собой как-то рассосётся. — Ну, говоришь ты прям как участница «Беременна в 16». — Пошёл ты, — рассмеялся Дима. А Антон облегчённо улыбнулся. В ситуации Димы единственное, чем он мог помочь, — поддержать, развеселить, дать выговорится. Пусть это такая малость, но Диме она была нужна. Антон был нужен Диме.