* * *
Каждый новый день в жизни Шастуна был похож на предыдущий, и это угнетало Антона. Может, это была зарождающаяся депрессия, может, страх взросления, может, ненавистная школа и одиннадцатый класс на него так действовали, а может, запоздалый переходный возраст, но Антон устал. Устал от того, что ничего не происходит и одновременно происходит всё. Парень был сейчас в том самом возрасте, когда хочется всё и сразу и ничего одновременно, когда у него нет права на ошибку, ведь, оступись он сейчас, вся дальнейшая жизнь может пойти под откос. Несмотря на всю эту трагикомедию в душе Антона, парень продолжал ходить в школу и готовиться к экзаменам без должного энтузиазма. Его, в плане учёбы, конечно, никогда не было у Антона, но сейчас последние нервные клетки сдавали. Он злился, грустил и загонялся без повода, а учителя и друзья со своими нотациями по поводу важности образования совершенно не помогали, а только больше угнетали парня. Шастун прорывался по заполненному «началкой» коридору к выходу из здания, от которого его откровенно тошнило. И это было уже не просто ёмкой присказкой, которую дети используют в отношении школы. Его действительно тянуло блевать от запаха тушёной капусты или щей, идущего из столовой и распространявшегося по всей школе. — Шаст, привет, — одёрнул парня Эдик. Антон улыбнулся, хотя последнее время, можно сказать, страдал от их постоянных взаимоотношений. Просто дружить, как хотел Шастун, у них не особо выходило. Спать с ним он всё также не собирался, а Выграновский продолжал всячески показывать, какой он весь из себя принц на белом коне. В жизни Антона вообще стало очень много Эдика и, если бы не его постоянные взгляды и аккуратные касания, намекающие, что жопа всё ещё в опасности, Антон бы спокойно общался с парнем. Но нет же, Эдику этого было мало, он как будто и правда влюбился в него. Провожал его до дома, угощал кофе, звал на прогулки, как он их называл, но это были самые настоящие свидания, и всё это Шастуну совершенно не нравилось. Его, скорее, не устраивало не то, что Эдик так к нему относился, а то, что сам Антон на это не вёлся. Кто угодно визжал бы от восторга, Эдик в их школе был первым парнем на деревне, на него вешались все, кому не лень, и ко всем парень никак не относился. Тешил этим своё эго и продолжал бегать за Шастуном, который постоянно отшивал его. Антон ещё несколько недель назад был уверен, что, продолжи Эдик в таком ключе, он втрескается в него снова, и они будут жить долго и счастливо, но почему-то не получалось. Антон продолжал ничего не чувствовать, а поэтому злился и на себя, и на Эдика. — Привет. — Покурим? — Покурим. — Ты какой-то грустный, что-то случилось? — Просто не выспался, — улыбнулся Антон. На самом деле случилось. На самом деле Антон уже несколько недель сходил с ума от того, как близко подкралась к нему взрослая жизнь. Страх, что он не сможет найти нормальную работу, уйти от родителей, что всё останется как есть, только в школу ходить не надо будет, хватал его за горло и душил. Не слегка придушивал, от чего можно было получить кайф, как во время секса. А как, когда ты уже задыхаешься и потихоньку обмякаешь от нехватки воздуха, бросая царапать руки жизни, всё крепче стягивающиеся на шее. Антон быстро выкурил сигарету под рассказ Эдика — тот через два дня уезжает в Калугу на какие-то очередные соревнования. Антон рад был за Выграновского, но собственные переживания не отпускали. Вот такой он был эгоист. — Шаст, ты точно в порядке? — отбирая сгоревшую до фильтра сигарету из рук Антона, спросил Выграновский. — Точно, — натянуто улыбнувшись, ответил Антон. — Что я последнее сказал? — Прости, — Антон поджал губы и посмотрел в пол. — Ты можешь рассказать мне всё, — подойдя чуть ближе к Шастуну и взяв его за руку, попросил Выграновский. — Не бери в голову, — поднял взгляд Антон и встретился с сияющими тёмными глазами Эдика. Они заинтересованно сверкали прямо глаз в глаза. В голове Антона вдруг что-то вспыхнуло. Он вдруг понял, что никогда не сможет посмотреть в эти глаза как раньше и, резко вырвав ладонь из руки Эдика, стремительным шагом пустился прочь от школы. — Шаст, подожди, — сорвался с места Эдик и бросился за Антоном. — Нет, Эд, оставь меня. Я хочу побыть один. Но Выграновский не собирался так просто сдаваться. — Погоди ты, ты можешь хотя бы объяснить? — Я просто хочу побыть один, — резко крикнул Антон, и Эдик прирос ногами к земле. Он действительно отпустил его, просто смотря, как тот убегал. Шастун шатался по городу до поздней ночи, игнорируя сообщения и звонки Эдика, Позова, Матвиенко и даже Воли. Он не хотел никого видеть, не хотел ни с кем разговаривать и тем более никому и ничего объяснять. В октябре множество городов превращаются в депрессивные руины, наполненные грязью, слякотью и серостью, но только не Москва. Этот город хорош в любое время года, его даже не портят многочисленные лужи и дождь. То ли Собянин так хорош, то ли это сама Вселенная говорит, что лучше города в России нет, но, даже когда всё небо затянуто тучами, а проезжающие по дорогам машины окатывают пешеходную часть дороги грязной водой, этот город не перестает искрить яркими красками, не оставляя равнодушным ни одного эстета. Антон зашёл в квартиру мокрый и продрогший. После этой прогулки парень точно должен был заболеть, но оно и хорошо. В школу не пойдёт, пару дней поваляется дома с чаем и сериалами, а если повезёт, то и пару недель. Антон, конечно, не был из тех людей, которые грели градусники в горячей воде и натирали лицо махровым полотенцем, с заинтересованностью его родителей в парне в этом не было необходимости, но последнее время день сурка, в котором жил Шаст, надоел неистово. А температура и кашель — это хоть какое-то разнообразие скучных шастуновских будней. Отец был на работе, а мать спала, и никто не смог помешать Антону принять горячий душ и, завернувшись в тёплый плед, сидеть на подоконнике на кухне, продолжая всё с тем же восхищением смотреть на ночную Москву под какой-то грустный трек. Шастун поплёлся в комнату только когда на улице начало светать, а он понял, что в такой позе больше походит на девочку из клипа нулевых. Уснул парень моментально, всё ещё подрагивая от холода и шмыгая появившимся соплями. Он очень устал от всего. От бессонницы, от кошмаров, от сонных параличей, от постоянного чувства голода, который перебивал йогуртами, кофе и другой жидкостью, от родителей, от себя. Да, он устал от себя и, если избавиться от всего вышеперечисленного он мог хотя бы попытаться, от себя не уйдёшь, и это страшно.* * *
Антон проснулся в полдень от того, что голова раскалывалась, горло больно раздирало, а вдохнуть носом вообще было невозможно. Он всё-таки заболел, и сейчас в этом не было ничего хорошего. Ему было холодно, и даже тёплое одеяло и плед, в которые он был укутан, не согревали. Шастун повалялся ещё немного, а потом, завернувшись в плед, пошёл на кухню — сделать себе чай. Пока закипал чайник, парень приоткрыл окно, из которого тут же повеяло октябрьским холодом, и Антон невольно задрожал пуще прежнего, но это не остановило его в желании покурить. Парень поднёс почти скуренную сигарету ко рту, как вдруг его запястье сжала горячая большая ладонь отца, а за этим прилетела сильная пощечина. Отец всё-таки сорвался, и только заложенность носа помешала почувствовать знакомый резкий запах перегара на кухне. Отец ударил Антона несколько раз по лицу, что-то невнятно крича, а затем толкнул парня, из-за чего Антон больно ударился поясницей о кухонную тумбу. Шастун не первый раз попадался отцу с сигаретой и знал, что это только начало, поэтому, пусть и туго соображал из-за болезни, он быстро сложил два плюс два и бегом умчался в комнату, закрыв дверь на щеколду. Парень упал на колени, потому что последние силы покинули его, за дверью разрывался отец, впечатывая кулаки в стену, но открыть ему было сродни подписанию смертного приговора, поэтому Антон просто сидел на полу и как будто в вакууме слушал крики и удары. По щекам стекали слёзы, всё лицо горело, и парень не мог понять — это из-за температуры или из-за отца. Шастун опомнился только, когда заметил на футболке брызги крови. Он подлетел к небольшому зеркалу, стоявшему на столе, и охуел от увиденного. Нос был размером с лепёшку, крупные ссадины простирались по щекам, а в правом глазу полопались все капилляры — такого отец с ним ещё не делал. Он, конечно, никогда не заботился о том, чтобы побоев на сыне не было видно, но сейчас переступил какую-то новую грань. Оставаться здесь точно было нельзя, поэтому, когда крики сменились храпом, Антон оделся и тихо, как мышка, выполз из квартиры. Идти было некуда, хотя, по-хорошему, надо было в больницу, но там пришлось бы рассказывать, где это его так разукрасили. В то, что Антон упал, никто бы не поверил, правду говорить нельзя, а врать, что его избили на улице, Антон сейчас бы не смог. Поэтому брести по Москве по направлению в никуда, пониже натянув капюшон, — это всё, что оставалось Антону. У отца выходной, домой нельзя до следующего вечера. И вот что ему делать? Парень, еле переставляя ноги, добрёл до любимого «Макдоналдса» и, заказав в макавто большой стаканчик, практически залпом выпил его в надежде согреться, но это не особо помогло, поэтому Антон решил заказать ещё один и, только развернувшись, чтобы вновь подойти к окошку, врезался в тёмную фигуру. Только этого ему не хватало. Ещё и подраться с кем-то на улице — день не мог быть хуже. — Почему я не удивлён, что встретил тебя именно здесь, а не в школе? — лучезарно улыбался Арсений до момента, пока Антон не поднял голову, и мужчина не заметил кровавого месива на его лице. — Здрасте, — улыбнулся Антон. Это реально был худший день в его жизни. — Антон, кто тебя так? — Не важно, — помотал головой Антон и хотел уже уйти, но Арсений схватил его за запястье, разворачивая к себе. — Шастун, ты какого хрена трубку не бер… блять, — рядом с Поповым в момент выросла фигура Воли, и весь гнев, который тот хотел обрушить на парня, в секунду сменился жалостью и страхом, стоило только учителю взглянуть на разукрашенное лицо парня. — Антон, ну это вообще уже край, ты не будешь больше об этом молчать, и я не буду! — Нет, Павел Алексеевич, пожалуйста, — взмолился Антон. — Ладно, ладно, — чуть пораскинув мозгами, сжалился над ним учитель. — Мне кто-нибудь объяснит, что здесь происходит? — подал голос Арсений, который всё это время смотрел то на Антона, то на Волю, и продолжал держать парня за запястье. — У меня сложные отношения с отцом, — фыркнул парень. Врать сейчас было бессмысленно. Павел Алексеевич всё равно рассказал бы. — Значит, в прошлый раз тоже был он? — пройдя взглядом по лицу парня, спросил физик. — Какой ещё прошлый раз? — толкнул Арсения в плечо Воля. — Ты, блять, видел его отмудоханного и мне ничего не сказал? — Извини, — поджал губы Попов, — я же не знал. — Всё, что касается моих учеников, ты должен рассказывать незамедлительно, а особенно всё, что касается Шастуна. — Павел Алексеевич, не надо, это я попросил Арсения Сергеевича… — И ты пизды сейчас получишь, — перебил его Воля. — Ты почему мне не рассказал? Почему не позвонил? Ты вообще понимаешь, что всё это очень серьёзно? — Понимаю, — повесил нос Антон. — Он сейчас дома? — Угу, — кивнул парень. — Так, значит, поедем ко мне, у меня пока поживёшь, — Павел Алексеевич развернулся в сторону парковки, но затем остановился и, подняв голову к небу, простонал что-то непонятно, похожее на ёмкое и страдальческое «бля-ять». — У меня же Ляся, чёрт… Хотя, я думаю, она будет не про…. — Он может пока пожить у меня, — не сводя глаз с парня, сказал Арсений и, перехватив его руку поудобнее, за ладонь, двинулся в сторону парковки под непонимающие взгляды Антона и Воли.* * *
У Арсения была небольшая двушка в центре, совсем недалеко от того самого «мака». Вот перед Антоном и раскрылся секрет, почему он встречал мужчину именно там. Шастун представлял себе совершенно по-другому дом Попова, этакий идеальный мир с золотыми колоннами, статуями львов и другими аристократическими штучками, которым был переполнен сам Арсений, но всё было совершенно по-другому. В квартире стояла уютная и домашняя атмосфера, которой у Антона дома никогда не было. Много цветов на подоконниках, которые парень всегда считал ненужными, потому что из-за них совершенно невозможно сесть на подоконник, чтобы покурить; но Арсений и не курил, сам говорил, что давно бросил. Большой мягкий диван в середине гостиной, который был накрыт пушистым пледом, с кучей подушек, а напротив него — большой книжный шкаф, под завязку набитый пестрящими изданиями, от разнообразия которых у Шастуна разбегались глаза. Арсений принёс парню чистое полотенце и заставил умыться, а потом посадил на стул в небольшой светлой кухне и, достав из шкафчика аптечку, сел на корточки напротив Антона. — Тебе точно надо в больницу, вдруг перелом… — Не надо, само заживёт. — Хотя бы снимок сделать. — Что я им скажу? — Я понимаю, ты пытаешься защитить отца, но всё это ненормально. — Я пытаюсь защитить себя. Попов на это поджал губы и, смочив вату большим количеством перекиси, принялся аккуратно проходиться по ссадинам на лице парня. Антон зашипел от боли и Арсений, дёрнув руку, чуть двинулся вперёд и начал аккуратно дуть на ранки, ещё нежнее приходясь ваткой по лицу парня. — Антон, да у тебя жар, — коснувшись ладонью лба парня, констатировал Арсений. — Да я приболел чутка, под дождь вчера попал, — шмыгнул носом Антон. Арсений достал градусник из аптечки и попросил Шастуна измерить температуру. Как только Антон вытащил запищавший градусник, учитель вырвал его из рук парня, даже не дав ему увидеть температуру. Хотя то, как мужчина покачал головой, говорило о том, что там вообще не тридцать шесть и шесть. Арсений намешал парню какой-то порошок и дал несколько горьких белых таблеток. — Пойдём, я тебе постелю в гостиной, — сказал Попов, собирая обратно в аптечку таблетки и скляночки. — Спасибо за помощь, но я пойду… — Куда? Вот куда ты пойдёшь? Переночуешь сегодня у меня, и это не обсуждается, — встал в позу Арсений и, не обратив внимания на мямленье Антона, ушёл в гостиную расстилать диван. Мужчина принёс Шастуну серые домашние штаны, которые, благо, были на завязочках, потому что в противном случае они точно бы свалились с парня, и мягкую серую футболку, которая была велика Антону размеров на пятьдесят-шестьдесят, вот насколько она висела. — Спасибо, вам, — показавшись в зале, сказал Антон, и Арсений даже открыл рот от удивления, окинув взглядом парня. — Я думал, ты немного т… плотнее. — Да, в толстовках я жирный, — кивнул Антон. — Не говори ерунды, ты нормальный, хотя сейчас я в этом сомневаюсь. Кстати, надо бы перекусить, у меня есть… — Ой нет, спасибо, я не голоден. — Антон, тебе нужно поесть. — Я правда не хочу. — Ладно, не буду тебя заставлять, если захочешь — скажешь. Ложись, тебе надо отдохнуть. — Спасибо вам, Арсений Сергеевич, мне очень неловко, вы не обязаны… — Антон, — перебил его Арсений, подойдя к парню и заправив его кудряшку за ушко, — не говори ерунды. Спокойной ночи. — Спокойной ночи, Арсений Сергеевич.* * *
— Знаешь Шастун, ты совершенно меня не бережёшь, — ворчал в трубке Дима. — Пропал, ни слуху, ни духу, я думал уже морги обзванивать, а он у Попова жопу греет. Как только Арсений скрылся в спальне, Антон подождал час и выперся на балкон — покурить и позвонить Позову по видеосвязи, так как пропущенных от него у Антона было больше сотни. — Поз, не неси ерунды. Мне пиздец как неловко у него ночевать. — Да ладно тебе, ты же у Воли жил, и нормально. — Воля — это другое. — Тебя ещё Эдик ищет, ты ему тоже позвони, что ли, или хотя бы напиши, а то он меня сегодня в школе поймал и минут двадцать пытал, где ты, и что с тобой. — Что я ему скажу? Что решил у Попова пожить? — Ну, ты можешь ему вообще не говорить, где ты, вы же не встречаетесь. Вы ведь не встречаетесь? — Конечно нет. — Ну вот. Или скажи, что у Воли пока кантуешься. — Он не знает об отце. — Ну, тогда точно ничего не говори. Скажи, что устал от учёбы и пока в школе не появишься. Кстати, давай завтра на крышу, хочу в живую посмотреть на тебя. — Давай. — А ты, кстати, надолго у Попова останешься? — Завтра отец в ночную, пойду домой. — А мать? — Надеюсь, она тоже куда-нибудь съебнёт, ну или хотя бы бабок отвесит мне за всю эту красоту. — Завтра родительское собрание по поводу выпускного, мать не придёт? — Нет, конечно, о чём ты. А чё там с выпускным? — Ну, мама хочет предложить поехать на выпускной в Питер. Алые паруса, разводные мосты там. — Прикольно. — Поедешь? — Ну, если мне отец сломает руку в порыве гнева, то, возможно, я смогу стрясти денег с матери на поездку. — Знаешь, если бы я не знал тебя, подумал бы, что ты мазохист из клуба БДСМ, которому платят за то, что мудохают. — Вот если нормальной работы не найду, пойду туда, опыта у меня уже выше крыши. — Дурак, ладно, иди спать, а завтра всё обсудим. — Давай, спокойной ночи. — Спокойной. Дима отключился, а Антон прикурил вторую и задумался. Питер — это прикольно. Когда он был маленький, бабушка возила его туда, и Шастуну очень понравилось. Сейчас, конечно, требования у него намного больше, чем вкусная сахарная вата и аттракционы, но он частенько залипал на картинки в ВК с видами этого города, и было бы неплохо там ещё разок побывать. Особенно всем составом, чтобы и Поз, и Матвиеныч, и Воля. Антон выкинул бычок на улицу и закрыл балконное окно. Устал он за сегодняшний день, если уж не спать, то хотя бы полежать и отдохнуть ему нужно. Он ещё раз окинул взглядом книжный шкаф, и его внимание привлекла чёрно-золотая книга. Терри Пратчетт «Мор, ученик смерти». Название зацепило Антона, и он, включив небольшую лампу, стоящую на столике рядом с диваном, открыл книгу.* * *
Горячие, практически обжигающие руки стягивались на горле Антона, отчего вдохнуть не было никакой возможности. Парень хрипел, чувствовал, как ломаются шейные позвонки, было больно, но он не умирал. Пытался сделать вдох, но кислорода как будто не было, пытался выдохнуть, но воздух, которым были переполнены лёгкие, не выходил, он открывал рот в попытке кричать, но всё происходящее было будто в вакууме, он словно рыба, выброшенная на берег, только открывал и закрывал рот. — Антош, тихо-тихо, всё хорошо, — бархатный голос проникал в голову Антона. Он слышал его как будто под водой. — Это всего лишь сон, просыпайся, всё хорошо, я рядом. Шастун открыл глаза и сначала даже не понял, что происходит. Арсений Сергеевич крепко прижимал к себе парня и аккуратно гладил его по спине, говорил на ухо полушёпотом что-то успокаивающее, и только сейчас Антон смог вдохнуть. Он уснул, вырубился и всё это был лишь его очередной кошмар. Когда-нибудь он научится отличать сны от реальности, обязательно научится. А сейчас ему было так хорошо и спокойно, что парень просто опустил голову на плечо учителя и пытался восстановить сбившееся и загнанное дыхание, полностью отдаваясь тёплым рукам Арсения. Даже не обращая внимание на голос подсознания, который кричал, практически бился в истерике, что всё это неправильно, и он должен немедленно отпрянуть от Попова, извиниться и сбежать от него. С каждым прикосновением, с каждым словом становилось так спокойно, что Антон просто расслаблялся, сводя нервные всхлипы на нет. — Ты в порядке? — наконец спросил учитель, когда Антон перестал подрагивать в его руках. — Да, извините, просто кошмар приснился. — Ничего страшного, всё в порядке, я здесь, — не переставая гладить Антона, шептал ему на ухо Попов. — Это всего лишь сон. Расскажешь, что снилось? — Не думаю, что… — замялся парень. — Ничего. Не хочешь — не говори, — мило улыбнулся Арсений и посмотрел на мальчика. — Мне сегодня в школу к четвёртому уроку, а Паша записал тебя в больницу на снимок, поэтому собирайся потихоньку, съездим с тобой к врачу. — Что? Нет, нет, я не… — Не переживай, это частная клиника, у тебя там даже никто ничего не спросит, — успокаивающе улыбнулся учитель. — Я не хочу вас напрягать, я сам доеду. — Не говори ерунды, ты совершенно меня не напрягаешь, — Арсений протянул Антону полотенце и скрылся на кухне, откуда вкусно тянуло яичницей или омлетом. Шастун от этого запаха чуть не захлебнулся слюной. Поэтому, взяв полотенце, скрылся в ванне и от Арсения, и от запаха, и от себя. Горячие струи воды, обволакивающие тело Шастуна, согревали продрогшего Антона чуть хуже, чем объятия учителя, и в его голове билась лишь одна фраза: «Не смей влюбляться в этого учителя, не смей». Спустя овердохуя времени, проведённого в душе, Антон натянул на себя огромное худи, в котором он выглядел, как по-обычному считал, толстым и вышел из ванны. — Иди сюда, садись, — дружелюбно крикнул мужчина. Антон прошёл на кухню, на столе стояли две тарелки с омлетом, две кружки кофе и круассаны. Арсений вряд ли сам их пёк, но выглядели они так, как будто только-только вытащили из духовки. — Я не хочу есть, — присаживаясь, сказал Антон и потянулся к кружке. — Тебе нужно поесть, — сев напротив, сказал мужчина. — Организму надо брать откуда-то силы, а тебе они сейчас нужны как-никогда. Как ты себя чувствуешь? — Нормально, — пожал плечами Антон, обхватывая длинными тонкими пальцами кружку. Арсений протянул мальчику градусник и попросил померить температуру. Сегодня она была намного меньше вчерашней, это Антон опять понял по выражению лица мужчины, потому что на градусник ему, как и вчера, никто посмотреть не дал. Зато Арсений дал ему опять какие-то таблетки. — Антон, пожалуйста, не обижай меня, поешь. — Я правда не хочу… — У меня есть подозрение, что хочешь, но не ешь, — изогнул бровь мужчина. Антон лишь поджал на это губы. — Когда ты последний раз кушал нормально? — Обещайте мне, что не расскажете об этом Воле, — уткнулся взглядом в кружку Антон. — Антон, так нельзя, от тебя остались одни кожа да кости. — Всё в порядке. — Ничего не в порядке, если ты сам не начнёшь есть, мне придётся кормить тебя с ложки как ребёнка. — Ну, Арсений Сергеевич! — И не АрсеньСергеевничай мне тут, давай пять ложек, и я от тебя отстану. — Вы дали мне вилку, — улыбнулся Антон, и Арсений на это рассмеялся. — Хорошо, тогда шесть вилок. — Ну, Арсений Сергеевич, я правда не хочу. — Ничего не хочу слушать, я старался, готовил, не обижай меня. Антон взял вилку и наколол на неё совсем малипусенький кусочек омлета, положил его в рот. Ничего вкуснее он, кажется, в жизни не ел. То ли его запущенная голодовка давала о себе знать, то ли Арсений был настоящим шеф-поваром, но самый обычный омлет казался Антону верхушкой изысканной кулинарии. — Вкусно? — откусывая круассан, спросил Арсений и Шаст закивал головой как болванчик. Шесть вилок, как оказалось, съесть не так сложно, но вот побороть желание выблевать всё это гастрономическое изобилие практически было невозможно. Ну, это так казалось Антону, обычный подкатывающий ком в горле этим утром миновал его, и только мысль о том, что из-за такого плотного завтрака он потолстеет на сто пятьсот килограмм, не давала парню прикоснуться к вилке ещё раз, хоть и очень хотелось.* * *
— Ну что ж, перелома нет, только ушиб сильный, — Антон с Арсением сидели в большом светлом кабинете врача, пристально рассматривающего снимок Шастуна. — Я выпишу вам мази и обезболивающие, поэтому через недельку будете как огурчик. Антона эта фраза обрадовала, почти так же, как утренние объятия учителя. — Вот, — Арсений протянул Шастуну ключи от машины, — посиди пока, я сейчас. Парень кивнул и, оставив Попова в кабинете врача ждать всякие справки и направления, вышел из больницы. Он разблокировал машину и плюхнулся на пассажирское сидение. Было что-то очень тёплое внутри Антона, приятное, даже расслабляющее. Он как будто на время закрыл дверь со всеми своими проблемами и с абсолютно пустой головой наслаждался этим моментом спокойствия. Арсений вышел из больницы с небольшим пакетом, набитым какими-то коробочками, и, сев в машину, протянул его Антону. — Тут всё, что выписал тебе врач, так что скоро и следа не останется, — кивнул на пакет мужчина. — А ещё там жаропонижающие и противовирусные. — Спасибо, — улыбнулся парень. — Ну что, ко мне тебя закинуть? — Нет, нет, спасибо, я обещал сегодня встретится с Позовым. — Ну, хорошо. — А потом домой пойду, — улыбнулся парень, разглядывая коробочки. Но, заметив встревоженный взгляд мужчины, продолжил: — Отца сегодня не будет, он в ночь. — Ты уверен? — Уверен. — Если что-то случится, пожалуйста, сразу звони мне, хорошо? — Хорошо. Сколько я вам должен? — кивнул Антон на пакет. — Нисколько, — махнул рукой Арсений. — Ну, Арсений Сергеевич. — Не АрсеньСергеевничай, куда тебя подбросить? — К ближайшему маку, если можно. — Конечно, — улыбнулся мужчина и завёл машину.* * *
— И ты мне что-то говорил про бери и трахай? — Да ну тебя, Поз. Антон с Димой курили на крыше. Матвиенко был на дополнительных у Утяшевой, поэтому ждать его было бесполезно, Ляйсан Альбертовна работала не на время, а на знания. — Что Поз? Сам с Поповым там всё утро обжимался, пока я по школе бегал от Выграновского. — Блядь, Эдик, — простонал Антон. — Да-да, он из меня сегодня всю душу вытряс: где ты, что ты. — Прости, я совсем про него забыл. — А вот вспомни, пожалуйста, потому что я второго такого дня не вынесу. — Я напишу ему сегодня, обещаю. Антон с Димой ещё недолго посидели на крыше и разошлись по домам. Как ни странно, сегодня идти домой у Шастуна было желание, и большое. Отца не было, а вот очередное вознаграждение за его побои от матери должно было быть. Поэтому, как только Антон зашёл в квартиру, демонстративно прошёл на кухню, где что-то готовила мама, и, свеча всеми «фонарями», принялся делать себе кофе. Женщина окинула взглядом лицо парня и опустила голову, тяжело вздохнув. Она ничего не сказала, да Антон и не ждал, ему было достаточно пяти тысяч, которые появились на столе в комнате парня, пока он мылся.Антон Шастун Эд, со мной всё в порядке, но в школе ближайшую неделю я не появлюсь.
Эдуард Выграновский Шаст, ты ебанутый? Я вообще-то волнуюсь. Где тебя носит?Антон Шастун Да школа заебала, уехал к бабушке на недельку.
Эдуард Выграновский А позвонить или написать — нет?Антон Шастун Тут связь плохо ловит, как смог.
Эдуард Выграновский Я сегодня вечером уезжаю, вернусь тоже через неделю, пересечёмся!Антон Шастун Возможно)))
Эдуард Выграновский Это был не вопрос.