Груз моих... нет, наших проблем.

— И помните, что от этого сочинения зависит ваше будущее. Если вы напишете его плохо — вас не допустят до ЕГЭ, — распинался Воля, стоя около кабинета русского и литературы, в попытках настроить свой класс на работу. — Павел Алексеевич, вы вообще не помогаете, — покачала головой Ира. — А где «бешки»? Они разве не с нами будут писать? — С вами. Они пока у Ляйсан Альбертовны, она им тоже не помогает. Как я и говорил, ваши два класса перемешают, и не факт, что вы будете писать с друзьями даже в одном кабинете, не то что за одной партой. Но это ничего страшного, насколько я осведомлён, вы с «б» классом нормально общаетесь, поэтому вряд ли возникнут проблемы. И, конечно же, не переживайте и не волнуйтесь, оставьте это мне, — протараторил Воля. — Павел Алексеевич, да чё вы начинаете? Нормально всё будет, — положил руку на плечо учителю Абрамов. — Вот за тебя, Ваня, я волнуюсь больше всего, — потрепав парня по голове, ответил учитель. — Так, стоп, а где моя любимая головная боль по имени Антоша? Шастун нёсся по коридору, снимая на ходу куртку. Угораздило же его опоздать на итоговое сочинение. Хотя, зная Антона — это было неудивительно. И ладно, если бы Шастун проспал, но он не спал; если бы попал в пробку, но он ехал на метро; если бы забыл, что у него на сегодня запланировано такое важное мероприятие, как написание выпускного сочинения, но он помнил; просто Шастун со всей своей дырой в голове сел не в тот поезд метро, а заметил это, только когда проехал четыре станции в противоположном от школы направлении. И если бы не звонок Воли, он бы и больше проехал. Он опаздывал уже минут на пятнадцать, и хоть Воля и сказал, что попытается что-то придумать, Шастун мысленно уже прощался с жизнью. Его не особо волновало то, что его не допустят к ЕГЭ, его волновало, что за это он нехило так получит по шапке от Воли, да и Арсений явно его не похвалит. Вы спросите почему он не пошёл с Димой и Серёжей? Всё просто. Шастун ждал, когда пришедший со смены пьяный отец наконец-то уляжется. По тому, как мужчина кричал на маму, Шаст понял, что лучше из комнаты пока не выходить, а то можно было бы нехило так отхватить люляшек, тем более, тогда он ещё успевал, а сейчас уже не очень. Сейчас он думал, что лучше бы пришёл в очередной раз с отбитыми рёбрами, чем вот так. — Антон, ты вообще головой думаешь? — поймал его в коридоре Арсений. — Мне Паша всё рассказал, давай быстрее. Нам в сорок четвёртый, — протараторил мужчина и, схватив парня за рукав рубашки, практически потащил его вверх по лестнице. — И вам здравствуйте, Арсений Сергеевич, — запыхавшись, промычал Антон. — Это всё потом, давай мне вещи, — мужчина забрал куртку и рюкзак парня и, всучив в руки две чёрные гелевые ручки, втолкнул в нужный кабинет. Павел Алексеевич нервозно ходил по классу, держа в руках несколько листов. За столом учителя сидели проверяющие. Белый и Ахмедова очень неумело делали вид, что не видели ни Воли, ни Антона в кабинете. — Шастун, — шикнул он на парня, всучив ему листы в руки. Как оказалось, это были единственные оставшиеся задания Шаста. — Быстро сел к Выграновскому и только попробуй не успеть написать или написать плохо, я тебя самолично порву. — Павел Алексеевич, — прошептал парень, нервно оглядев класс, — а можно не к Эду, а к… — Я сказал — сел и начал писать. Знаешь, каких мне усилий стоило, чтобы ты попал именно в эту аудиторию к нашим преподам. Ты со мной век не расплатишься, живо за парту. Антон не стал спорить, он опустил голову и сел к Эдику. Воля шепнул что-то Руслану Викторовичу и быстро вышел из кабинета. — Привет, — тихо прошептал Выграновский, не отрывая взгляд от своего листка. Но Шастун ничего не ответил, он вообще постарался абстрагироваться от парня, полностью погружаясь в то, что было написано на доске и в его листах. Быстро заполнив бланки, парень пробежался глазами по теме сочинения и неровно выдохнул. «Возможно ли достигнуть всеобщего счастья?» С темой парню явно повезло, хоть в чём-то сегодня. Антон часто, особенно последнее время, задумывался на тему счастья. Счастлив ли он? Вряд ли. Но он упорно шёл к тому, чтобы обрести это чувство постоянной эйфории, поэтому рассуждений на эту тему у него было хоть отбавляй. «Что бы разобраться в вопросе достижения, нужно сначала понять, что же такое счастье. Начнём с того, что определением слова «счастье» является чувство, которое возникает в человеке в момент, когда он наполнен радостью, когда жизнь его приносит удовольствие. Для каждого счастье разное, оно не имеет рамок и границ, оно бестелесно. Но несмотря на это, все хотят его заполучить. Большая счастливая семья, быстрые взлёты по карьерной лестнице, путешествия, тишина и спокойствие, гармония с самим собой… Счастье не материально, но так желанно, что иногда люди идут на всё в попытке достигнуть его, иной раз даже на преступление…» Шастун написал всё за два часа, даже проверил несколько раз, в классе уже были не все, многие давным-давно сдали и свалили домой, поэтому Антон, очень хотел последовать их примеру. Он даже начал собираться, но его взгляд уже в который раз упал на упрямо пыхтящую макушку Эдика, который за эти два часа написал не так много. Антон давно заметил, что с темой Выграновскому не так повезло, как Шастуну: «Когда слово становится преступлением?» Хотя, и эту тему Антон бы с лёгкостью раскрыл. Ему просто повезло, он много читал, был умудрён опытом, короче, не человек, а кладезь для сочинений. У Эдика же всё было по-другому. Не до книжек с опытом, ему бы кросс пробежать быстрее всех. Разве можно его за это винить? На самом деле Выграновский очень долгое время учился в школе олимпийского резерва, а там все силы были брошены на спортивное развитие, какие сочинения, о чём вы? Но в начале десятого класса он там с кем-то подрался, его выгнали, и он оказался в их школе. У него был большой выбор, но пришёл именно сюда, поближе к лучшему другу Егору, а как иначе? Как говорил сам Эдик — ему было плевать, но все прекрасно понимали, что не было. Антон ещё раз пробежался по строкам написанным Эдом и понял, что тот вот уже второй час не мог дописать второй аргумент и явно завис на этом. То, как он громко вдыхал и выдыхал через нос, слышал практически весь класс, поэтому, немного пораскинув мозгами и посмотрев на то, как Белый с Ахмедовой всё так же тупо пялятся в стол, делая вид, что ничего не замечают, резко выдернул у Выграновского черновой лист с сочинением и принялся быстро писать. Эдик дёрнулся и по тупому уставился на Шаста, не понимая, что тот делает, но потом наконец-то сообразил и просто смотрел, раскрыв рот, на то, как Шастун вытаскивает его из задницы, из которой, как казалось минутой раньше, Эдику было не выбраться. Придумать второй пример к этой теме было проще простого. Пьеса «Гроза», и то, как одной из причин самоубийства Катерины была тирания Кабанихи, вписывались туда как никуда лучше. Парень дописал сочинение, проверил ошибки, убрал тавтологии Эда, переделал некоторые конструкции предложений и так же резко подвинул лист обратно, встав с места и забрав свои вещи. Выграновский всё ещё тупо смотрел на Антона, ничего не понимая. А Шастун выходил из аудитории победителем. Он смог, смог не только не истерить в присутствии парня, но ещё и помочь ему. Это была самая настоящая победа, не только над самим собой, но и над Эдиком. И по взгляду, которым парень провожал Шастуна, он понял: Эдик осознал — Антон его сделал. — Шастунишка, — позвал парня Дима, который сидел на подоконнике около кабинета. — Ну как у тебя? — Да проще простого: «За что может быть стыдно человеку?», а у тебя? — Всеобщее счастье, — хмыкнул парень. — Ну, тоже простая. — Ага, а Сергуля как? — Не знаю, он ещё не выходил, мы все в разных аудиториях, ему больше всех не повезло, у него оба проверяющих из РОНО сидят. — Пиздец, — констатировал Антон, приваливаясь к подоконнику задницей. — А у меня ни одного не было, только Белый и Ахмедова сидели и играли в слепых. — Знаю, ты вообще-то должен был со мной писать, но там какая-то тётка вредная, которая бы тебя не допустила из-за опоздания. Воля переписал какие-то бумажки и поменял местами тебя и Фролову, вот. — Бля, Воля самый охуенный! — выдохнул парень. — Встречу, расцелую. — Но, но, но, спокойнее, Шастик, оставь свои лобызания для Попова. Они так-то вместе носились тут из-за тебя. — А Арсений что? Я, когда пришёл, его как раз встретил, он меня и притащил сюда, я-то сам вообще не знал, куда идти. — Ну, это он предложил Воле сходить к Дусмухаметову и попросить тебя пересадить в эту аудиторию и потом ушёл тебя встречать вниз. — Ясно, как обычно, я создаю кучу проблем людям. — Да ладно тебе, Шастик, не ерунди. — Может, сходим покурить, пока Матвиенко нет? — Пошли, а то я сейчас свихнусь. Они, несмотря на минусовую температуру на улице, вышли из школы без курток, быстро выскакивая за ворота и прикуривая. Дима нервничал, это было видно невооружённым взглядом. — Как у вас там? — Никак, — пожал плечами Позов. — Он просил не давить на него, просил время и вот прошло уже почти две недели, а он ведёт себя так, как будто ничего не произошло, как будто ничего этого не было. И от этого… — Тяжело, — понимающе кивнул Антон. — Да. Он обещал мне, что каким бы ни было его решение, что бы он там ни надумал себе, мы в любом случае поговорим, а потом спросил, сможем ли мы остаться друзьями, если он не сможет. — Что? Ты не рассказывал об этом. — Я надеялся, что он всё-таки сделает правильный выбор, но сейчас… С каждым днём надежды всё меньше. Я понимаю, что для меня такой расклад будет правильным, а он может… даже нет, не может, он думает по-другому. — Поз, не расстраивайся раньше времени, вы же ещё не поговорили. Ему, может, и вправду нужно время, больше, чем тебе, просто пойми его и дай то, что ему нужно. Не дави. — Да я и не давлю, но если он всё-таки даже не решится поговорить со мной, значит, так тому и быть. Я не хочу, чтобы он чувствовал себя некомфортно, не хочу портить ему всё. — А себе? Не пора ли тебе думать о себе, а не о ком-то другом? — Позов хотел что-то возразить, но Антон поднял ладонь, как бы прося его просто принять его слова. — Не надо, не говори ничего, просто подумай. — Шастун! — вырос перед ребятами Воля, а за ним тащились Утяшева, нервно теребящая края пальто, и Попов, что-то печатающий в телефоне. — Здрасте Павел Алексеевич, — улыбнулся парень — Я тебя сейчас четвертую! — грозился учитель. — За что? — За что? Мало того, что ты опоздал, не выслушал от меня напутствия, так ещё и вместо того, чтобы сразу бежать ко мне и рассказывать, как и что написал, ты тут же попёрся голяком курить. Кстати, — повернулся учитель на Позова, — тебя, Дима, это тоже касается. — А что говорить-то, всё нормально у нас, — пожал плечами Позов. — Да в тебе-то я не сомневаюсь, но лучше бы ты оделся. А ты что? — повернулся вновь учитель к Шасту — Что? Сочинение написал, примеры привёл, ошибки проверил, всё нормально будет. — Арсений Сергеевич, вы это слышали, у него будет всё нормально, а то, что мы за него тут жопу рвали, на преступление пошли… — Павел Алексеевич, ну, хватит, — рассмеялся Арсений, — что вы его пугаете. Всё нормально Антош, не переживай. Уверен, что всё хорошо написал? — Уверен. — кивнул Антон. — Так, быстро дал мне сигарету, а сами марш ко мне в кабинет, греться, — скомандовал Павел Алексеевич. — А Матвиенко ещё не выходил? — потушив сигарету, спросил Позов. — Нет пока, — покачал головой Воля. — Слушай, давай к аудиториям пойдём, — чуть слышно предложил Дима, когда ребята вошли в школу. — Волнуешься? — Очень. Он бы уже всё написал, если бы знал, а если так долго, значит, тема сложная, или он затупил, или сомневается. — Ладно, ладно, пойдём, только успокойся. Серёжа не тупой же, всё будет хорошо. Антон с Димой быстро взлетели по лестнице к аудиториям и, только зайдя в коридор, увидели до боли знакомую макушку с хвостиком, которая почему-то сегодня была ещё ниже, чем обычно. Серёжа плелся из туалета, максимально сгорбившись и обняв себя руками. — Серёж, — шепотом крикнул Дима, и Матвиенко вмиг устремился к ребятам. — Поз, у меня пиздец, — затараторил парень, хватая его за плечи и тряся. — Спокойно, что случилось? — Я не написал ни одного примера. Осталось меньше часа. Я не сдам. Поз, а ты сможешь встречаться с ПТУ-шником? — Тихо, тихо, — забегал глазами по лицу парня Дима. — Что у тебя за тема? — Да хуйня полная! — Классно, это мне очень поможет. Что именно? — «Самой тяжёлой дорогой, всегда будет та, которую вы ещё не изведали», прикинь? — Спокойно, это же легко — это тема жизненного пути. — И чё за примеры-то писать? — Ну, возьми Обломова. Он выбрал самую простую дорогу, ничего не хотел, ничего не делал, плыл по течению, и из этого ничего хорошего не вышло. Он ничего не добился, у него ничего не осталось кроме его халата. Ты же читал. Я помню, что ты читал «Обломова». — А второй? — чуть спокойнее спросил Серёжа. — Толстой «Война и мир». Болконский с его рефлексиями. Он сначала думал, что его жизненный путь устлан военными действиями, но затем, разобравшись в себе, понял, что ему это всё не нужно. Помнишь, как Воля говорил: «Болконский шёл к себе методами проб и ошибок»? И не забудь написать, что он в конце жизни обрёл счастье. Он дошёл, он всё изведал. Понял? — Угу. — И ещё напиши, что самая тяжёлая дорога — это дорога к себе. — Угу, — ещё раз кивнул Серёжа и пулей залетел в кабинет. — Как вовремя мы вернулись, — выдохнул Дима, падая прямо на пол рядом с дверью аудитории, в которой находился Серёжа. — Ага, а ты слышал, что он сказал? — Что не сдаст, — махнул рукой Позов. — Но это всё фигня, он просто переволновался, сейчас я ему помог, и он всё напишет, обязательно напишет. — Поз, он у тебя спросил, сможешь ли ты встречаться с ПТУ-шником. Кажется, это верный знак того, что он уже всё обдумал. Дима сначала подзавис, как будто вспоминая, говорил ли реально такое Матвиенко, а потом смущённо улыбнулся и опустил голову. — Он не будет никаким ПТУ-шником, и я буду встречаться со студентом университета.

* * *

Матвиенко действительно был молодцом. Он успел меньше чем за час написать итоговое сочинение. Правда, как он сказал, чтобы его проверить, учителям придётся выучить иврит, так как подчерк там у парня был, мягко говоря, такой себе. Шастун с Позовым дождались Серёжу и пошли к Воле, как и обещали. — Ладно, три мушкетера, я понял, что вы у меня реально умники, — потушив сигарету, сказал Павел Алексеевич. — А я говорил, что всё будет нормально, — самодовольно высказался Матвиенко. — Ничего сложно. Дима даже закусил губу, чтобы не засмеяться. — Хрен с вами, валите домой. Сегодня без допов, Шаст. — Павел Алексеевич, а проверять не вы будете? — подойдя ближе к учителю, спросил Позов. — Нет конечно. Если бы я сам проверял вашу писанину, даже не парился бы. — Да ладно вам, вы прекрасный учитель и хорошо нас подготовили. — Да я своих заслуг и не умаляю, я знаю, что бесподобен, — рассмеялся учитель. — Дело в том, что это большой стресс, из-за которого вы могли неправильно выявить тему, неправильно её раскрыть или примеры подобрать не те. — Ну, мы же всё правильно сделали? — Вы — да. — А что, кто-то что-то напутал? — Ну, в вашем классе вроде всё как надо, а вот у Ляйсан Альбертовны… Выграновский даже не пришел к нам. Написал и свалил домой, только его и видели. А он же практически не читал ничего, не готовится. Короче, всё сложно. — Надеюсь, он всё хорошо напишет, — улыбнулся Шастун. Он, конечно, мог бы рассказать Воле, что помог парню, но не стал. Ему вполне хватало того, что это знал сам Эдик. — Ну ладно, мы пойдём, — махнул Серёжа. — Нам ещё поговорить надо, — чуть тише, чтобы его слышал только Позов, сказал он. Но и Шастун, и Воля прекрасно всё услышали, хоть и не подали виду. — Вы идите, а мне ещё тут надо кое-что узнать, — кивнул Шаст ребятам. — Павел Алексеевич, а где мои рюкзак и куртка? — Шастун, ты что, перегрелся? Откуда я знаю? Ты где их бросил? — Ну, у меня их Попов забрал. — Вот у Попова и спрашивай, где они. — А он ещё тут? — Конечно. У нас, в отличие от вас, рабочий день ещё не кончился. Шастун попрощался с Волей и поплёлся в сторону полюбившегося кабинета физики. Но учителя не было, хотя и было открыто. Куртки и рюкзака Антона тоже не было, поэтому парень уселся за первую парту в ожидании мужчины. За окном стояла всё та же мерзкая погода. Серые тучи, которые большим полотном накрыли город, угнетали больше обычного, вызывая непонятное чувство тревоги и страха. Крупные капли дождя, смешанные со снегом, разбивались о карниз, а сильный ветер стучался в большие окна кабинета, создавая в уставшей голове Антона неприятные сердцу картинки. Тащиться по такой погоде куда-то совершенно не хотелось, но смена в кафе у Антона начиналась уже через час, поэтому выбора особо не было. Ему бы, по-хорошему, поторопиться, чтобы всё успеть, но без куртки и рюкзака идти куда-то было совершенным безумием. Из разглядывания погодного хауса на улице Антона выдернул звук шагов и голос; даже пара голосов, очень знакомых. Антон рефлекторно встал из-за парты, стоило только двери открыться; первой в кабинет зашла расстроенная Утяшева, а за ней уже шёл Попов. — О, Антош, ты за вещами? — заметив парня, спросил Арсений. — Ага, — кивнул Антон, не отрывая взгляд от женщины. — Сейчас, они у меня в лаборантской, — сказал мужчина, кивнув Ляйсан Альбертовне, как бы прося её подождать минутку. Она прошла в кабинет и облокотилась на парту, опустив взгляд в руки. — Ляйсан Альбертовна, у вас что-то случилось? — чуть слышно произнёс парень, подходя к женщине. — Нет, нет, Антош, всё в порядке, — натянуто улыбнулась она, а затем резко подскочила, смотря на Антона как на священника, который должен был изгнать демона из её дома. — Ты же с Эдиком писал в одном кабинете? — Я писал с ним за одной партой, — пожал плечами парень. — Я знаю, что у вас, мягко говоря, натянутые отношения, но ты случайно не видел, что у него за тема? Что он там написал? Этот засранец свалил, даже слова мне не сказал и трубку теперь не берёт. Белый с Ахмедовой тоже ещё не выходили, мне даже спросить не у кого. Я вся извелась, если он не написал, то… — Спокойнее, Ляйсан Альбертовна, я ему помог, не волнуйтесь. — Правда? — с облегчением спросила женщина. — Да, он затормозил на втором примере, а я уже всё написал, ну, и я ему чуть-чуть помог. — Подсказал? — Типа того, — замялся Антон. — В смысле? — Ну я за него дописал сочинение, — закусив губу, проговорил парень. — Ну и всё, что он там написал, проверил, ошибки исправил и всё такое. Короче, если он всё правильно переписал на чистовик, то сдал, правда. — Антон, ты такой молодец! — выдохнула женщина и тепло обняла его. Парень от неожиданности даже вздрогнул, но всё же позволил учительнице обнять себя. Он повернул голову в сторону лаборантской и увидел, как Попов, держа в руках его куртку и рюкзак, облокотился на дверной косяк и мягко улыбался, смотря на происходящее в кабинете. — А Павел Алексеевич в курсе? — Нет, я ему не говорил, — пожал плечами Шастун. — Тогда я пойду его успокою, он тоже волнуется, — улыбнулась женщина и выпорхнула из кабинета. — Ты правда большой молодец, — подходя к парню, проговорил Арсений. — Спасибо, — засмущался Антон. — Сам-то точно всё написал? — Да, мне лёгкая тема попалась. — Я не сомневался в тебе, — улыбнулся мужчина. — Ты сейчас на работу? — Угу, — кивнул парень, наблюдая за тем, как Арсений, положа на парту его рюкзак, расправил куртку, как бы помогая ему одеться. — Тогда увидимся там? — Хорошо, — улыбнулся парень, всё так же смотря на то, как Арсений уже застёгивал на нём куртку. — Там снег с дождём, — посмотрев в окно, констатировал мужчина. — Я бы тебя подвёз, но сейчас всё это закончится, и у нас будет совещание, поэтому… — Да вы что, Арсений Сергеевич, тут же недалеко. — Ладно. Тогда до вечера? — До вечера, — закусив губу, проговорил Антон и, взяв свой рюкзак, вышел из класса. Единственное, на что его хватило, так это просто закрыть дверь в кабинет физики и привалиться спиной к холодной стене, прижимая к себе рюкзак. Щёки парня горели, как будто он только что из бани, дыхание перехватило, а сердце стучало как на физре после кросса. Арсений вызывал в Антоне бурю эмоций, причём эта буря была намного сильнее, чем в случае с Эдиком. Там было больше желания, а тут что-то на высоком. Пока Антон шёл до кофейни, прячась от дождя под большим капюшоном куртки, совершенно не слушая, о чём там в его наушниках поёт Джони, в его голове всплывали строки из миллиона прочитанных книг о влюблённости и любви. Сравнения, которые использовали авторы при их упоминании, описания этих чувств очень сильно были похожи на то, что испытывал Антон. И, несмотря на многообразие бабочек в животе, парня всё это не могло не пугать. Разница в возрасте, социальный статус обоих, непонятки с ориентацией Арсения, да и вообще отсутствие какой-либо информации о его личной жизни, кроме сказанной Иркой фразы, что у него была то ли жена, то ли девушка, то ли видение, забивали весь фон в его голове, перебивая всю романтику. Он не хотел в очередной раз обжигаться, не хотел вновь зализывать раны. Антон боялся испытать очередную боль, к физической он уже настолько привык, что это было не страшно, а вот душевная — её парень не выносил. Надя долго пыталась выпытать у Антона причину его состояния, но он был непоколебим; несмотря на их тёплые и дружеские отношения, разговаривать на темы влюблённости Антон был не готов. Он пока ещё не разобрался в себе, поэтому в принципе затрагивать эту тему хоть с кем-то не хотел. Хотя, судя по взгляду Нади, она и так всё поняла. А как ей было не понять, если поведение Антона резко изменились в тот момент, когда в дверях кофейни показался их постоянный посетитель в строгом чёрном пальто и с кожаным портфелем в руках, снимая с Антона весь шлейф задумчивости одной улыбкой. Из угрюмого паренька, натянуто улыбающегося гостям, он тут же превратился в покрасневшего заикающегося мальчика. И если до его прихода парень, сутулившись, стоял за кассой, то с появлением Арсения начал носиться по кофейне, разнося заказы, протирая столики; и всё оставшееся рабочее время не спускал глаз с мужчины, который сидел за тем самым третьим столиком, мирно проверяя тетради. — Шаст, ты, конечно, можешь ничего не говорить, — начала Надя, стоило им зайти вместе в подсобку перед окончанием рабочего дня, — но если не хочешь пропалиться перед принцем, тебе бы начать контролировать свои эмоции. — Не понимаю, о чём ты, — пытаясь выглядеть убедительным, отозвался Антон. — Всё ты понимаешь. Не хочешь со мной об этом говорить — ладно, я всё понимаю. Но ты же и с ним пока не готов это обсуждать, не так ли? — Не-а, — тяжело вздохнув, замотал головой Шаст, а потом, немного подумав, продолжил: — Я ещё не разобрался, что со мной происходит, поэтому не хочу пока ни с кем об этом говорить. — Ну, ты либо разбирайся быстрее, либо всё-таки поговори с кем-нибудь. Знаешь, со стороны всегда виднее. — Кому виднее-то? — скидывая с себя фартук, пробурчал Антон. — Ну, мне, например. Я вот вас практически каждый день вижу и вижу всё то, что между вами происходит. — Ну, ладно я, — плюхнулся на стул парень. — По мне, согласен, можно, наверное, что-то заметить, хотя я и в этом не уверен. — Антоша, он только в кафе зашёл, так ты слюной весь пол помыл. — Может быть, — фыркнул парень, скрестив руки на груди. — Но Арсений — он же вообще не отображает никаких эмоций. — А дело тут совершенно не в эмоциях. Хватает того, что он просто ходит сюда, как на работу. — Ну, у нас тут хорошо, — пожал плечами Антон. — Антоша, не тормози, у нас тут, конечно, хорошо, но дома-то лучше. Ты подумай, любой другой учитель разве ходит в кафе тетрадки проверять? Сидит до самого его закрытия, чтобы отвезти одного непутёвого паренька домой? Правильно — нет, а он вот ходит. — Ну, он тебя вообще-то тоже подвозит. — Тот один раз, когда я сама напросилась, не считается. Ты, Антон, не умеешь читать между строк, а пора бы начинать учиться. Шастун посмотрел на девушку, поджав губы. Над сказанными Надей словами действительно стоило бы подумать, а пока времени на это не было — Арсений ждал его в машине. Ему стоило действительно начать контролировать свои эмоции, пока не произошло что-нибудь, о чём потом Антон мог бы пожалеть. — Что-то случилось? — спросил Арсений, подъезжая к дому парня. — Нет, с чего вы взяли? — Ну, ты ни слова не сказал за всю поездку, и вид у тебя такой, как будто переживаешь, о чём-то, — пожал плечами мужчина. Мда… скрывать свои эмоции — явно не сверхспособность Антона. — Да просто устал, — пожал плечами парень. — Там, кстати, шлагбаум сломался, так что тут меня выбросите. Арсений остановил машину, и только Шастун хотел попрощаться и выйти, как мужчина развернулся к нему, аккуратно положив свою руку на руку парня. — Ты уверен, что всё хорошо? Ты можешь мне всё рассказать, помнишь? Я постараюсь тебе помочь, если что-то случилось, — улыбнулся Попов, чуть сжимая руку Антона. Сердце Шаста в этот момент то ли остановилось, то ли наоборот — забилось со скоростью света, он так и не понял. — Да, всё хорошо, спасибо вам большое, Арсений Сергеевич, — Антон наконец решился и посмотрел не куда-то в окно за мужчиной, а прямо ему в глаза. И он мог бы поклясться, что Арсений улыбался этими самыми глазами. Раньше Шастуну казалось, что так умела только Тайра Бэнкс, а теперь вот ещё Арсений. Ему так захотелось обнять его, что он даже двинулся вперёд, но потом что-то остановило его, как будто кто-то невидимый взял парня за плечо и отвёл от этого необдуманного поступка. — Антош, — приподнял брови Арсений, не понимая, от чего дёрнулся парень. — Всё хорошо, правда, — улыбнулся Шастун и, попрощавшись, вышел из машины. Раньше Антон не верил в существовании потусторонних сил, но тут можно было не сомневаться — именно кто-то не отсюда не дал Шасту обнять Попова и задержаться в его машине ещё хоть на минутку. Как только машина скрылась за поворотом, к Шастуну подлетел Выграновский, который как обычно ждал его под подъездом. — Что, опять не успел? — усмехнулся Шастун. — Не смешно, — фыркнул Эдик, шмыгая носом и убирая руки в карманы. — Я вообще-то не за этим пришёл, но узнать наконец-то, кто же тебя трахает, было бы тоже неплохо. Из-за мелкого моросящего дождя со снегом Эд был опять похож на собаку, но правда не такую бешенную, как в прошлый раз, скорее, на побитую жизнью, никому не нужную собаку, которая не вызывала ничего кроме жалости. — Ты в очередной раз пришёл меня унизить? — спросил Антон, накидывая на голову капюшон и устремляясь к подъезду. Эдик, вновь шмыгнув носом, поплёлся за ним, держа дистанцию, оставляя Антону его личное пространство, за что Шастун был ему благодарен. — Нет, я пришёл сказать спасибо, я бы без тебя не написал, — проговорил Выграновский, опустив голову ещё ниже. — Не за что, — пожал плечами Шастун, даже не оборачиваясь на парня. — Нет реально, спасибо большое, я даже не читал эту «Грозу». — Я же сказал, не за что. Было бы нехорошо, если бы ты своим незнанием испортил Воле всю статистику. — Ну, ты же сделал это не из-за Воли? — Нет, я сделал это из-за тебя. Эдик, сколько говна ты бы ни сделал мне, я никогда не опущусь до твоего уровня. — Шаст, погоди, — остановил его Эд, схватив за рукав куртки. — Прости меня, — не поднимая взгляда на парня, проговорил Эдик. Было видно, что он действительно сожалеет о содеянном. — Эд, ты должен понять: то, что произошло, стало последней каплей. Я думал, ты поймёшь меня, думал, что мы сможем стать друзьями, но нет. Ты не оставил мне другого выбора — нам нужно перестать общаться. Ты должен остановится и наконец-то понять, что не всё можно решить с помощью силы, нельзя привязывать к себе человека против воли, нельзя заставить кого-то полюбить себя. — Но ты же любил меня. — Да, но уже не люблю. И ты сам сделал всё для того, чтобы все мои чувства к тебе остыли. — Неужели ты думаешь, что тот чувак на тачке сможет полюбить тебя больше, чем я? Я ведь всё это делал из-за ревности, из-за тебя. — Ты трахал меня против моей воли из-за меня? Нет. Потому что мог, потому что тебе так больше нравилось. Или может ты бил меня из-за меня? Выграновский не неси чепуху! Ты делал это из-за себя! Ты делал это, потому что не мог принять тот факт, что я не бегаю за тобой верной собачкой, как ты привык, и продолжаешь это делать. — Неужели, я всё настолько испортил? — чуть слышно проговорил Эдик. — Максимально, — вздохнул Антон. — Вернуть то, что было, уже невозможно. Пойми это и прими и, пожалуйста, оставь меня в покое. — Хорошо, — отпустив рукав Антона, проговорил Выграновский. — Я отпущу тебя, если ты так хочешь, сейчас, но не надейся, что я не буду ждать. Как только я пойму, что ты опять один, я вернусь и попытаюсь снова, потому что не могу по-другому. Ты думаешь, что всё это хуйня, и не веришь моим словам, но я ещё никогда не был таким серьёзным, как с тобой сейчас. Я не смогу отпустить тебя по-настоящему никогда, ещё никто и никогда не вызывал во мне столько всего. Я не такой умный, как ты, и не могу говорить красиво, но я просто хочу, чтобы ты знал, что я тебя люблю. И вряд ли я смогу полюбить кого-то так же сильно, как тебя, и вообще вряд ли смогу полюбить кого-то ещё. — У тебя вся жизнь впереди, не бросайся такими словами. — Это не просто слова, это та самая правда, которую ты от меня всегда хотел. — Только мне она была нужна тогда, а сейчас… — А сейчас мне она нужна. Я с тобой честен, можешь ли и ты ответить мне тем же? Кто он? — Иди домой, Эдик, — проговорил Антон, разворачиваясь и делая пару маленьких шагов в сторону дома, а затем остановился и продолжил чуть громче, чтобы парень его услышал: — Теперь ты понимаешь, как это больно, когда ты хочешь правды, а от тебя просто уходят. Шастун забежал домой и, даже не разуваясь и не снимая верхней одежды, плюхнулся на кровать, скрывая скулёж и слёзы в подушке. Он никогда не был таким жестоким, никогда. Он точно видел на глазах Выграновского слёзы, но даже это не заставило его пожалеть парня. Он приносил столько боли Антону и физической, и душевной, что сейчас, в момент триумфа Антона, единственное, что он мог делать, — это беззвучно плакать в подушку. Он не мог наслаждаться своей жестокостью, потому что это всё было не про него. Та защита, которая рождалась в Антоне, была пропитана злостью и гнилью, которую Шастун в себе раньше никогда не ощущал и ощущать не хотел. Испытывающий всегда боль, он никогда не желал этого окружающим. Даже Эдику, даже этому самовлюблённому мудаку, который, по-хорошему, заслужил всё это, он не хотел делать больно. Прокручивая в голове все слова, сказанные парню, то с каким безразличием он на Эдика смотрел, Антону становилось больно и противно от самого себя. Невероятно больно. Ведь если бы Арсений сказал что-то похожее ему, парень бы умер на месте, он не смог бы вынести этого. Но жалеть Эдика Антон тоже не собирался. С ним нужно было действовать быстро — чик и отрезал. Парень не знал, сколько он так пролежал, но подушка основательно пропиталась слезами. Антон наконец-то встал с кровати, потирая ладонями стянутое лицо, сбросил куртку и кроссовки на пол прямо в комнате и, взяв полотенце, двинулся в душ. Ему хотелось смыть всю эту гадость, налипшую на Антона как ил после реки. Храп отца и резкий запах перегара в квартире говорили о том, что у того завтра выходной. Антон заметил, что в зале горел торшер, и тихонько прошёл в комнату. На диване, свернувшись калачиком, лежала мать. Даже в плохом освещении Антон заметил её огромные мешки под глазами, дорожки от слёз, взбалмошные волосы, собранные в несвойственный ей неаккуратный пучок. Антон подошёл ближе и накрыл мать пледом. Хотя бы к ней он мог испытать каплю жалости, иногда, для разнообразия, правда, кажется, и она этого не заслуживала. В руках женщины был какой-то бульварный роман. Шастун аккуратно, чтобы не разбудить, забрал книгу и заметил, что некогда мягкие и ласковые руки мамы, которыми она в детстве согревала и гладила Антона, сейчас были шершавыми и грубыми как тёрка. Он вдруг подумал, что за последние несколько лет мама сильно изменилась. Такая жизнь высосала из неё последние силы, у них же как в армии — год за два, и это не могло не пугать. Чтобы не разгонять в голове эту тему дальше, Антон выключил торшер и пулей вылетел из комнаты в ванную, прикуривая на ходу.

* * *

— И чё, он тебя прям так взял и засосал? — восхищался рассказом Позова Антон. — Ага, прикинь, — смущённо, но гордо улыбался Дима. — Эй, вообще-то я здесь, — сложив руки на груди, обиженно фыркнул Серёжа. — Да ладно тебе, я же искренне за вас радуюсь, — толкнул его плечом Шастун. — А вот если ты радуешься за нас, погнали с нами в субботу в «Клевер», — всё так же строя из себя обиженного предложил Матвиенко. — Сергуля, ты так сопьёшься. Поз, ты куда смотришь-то? — В наше светлое будущее, — пожал плечами Дима. — Ничего я не сопьюсь, — замахал ручками Серёжа. — Неужели ты не хочешь оторваться? Неужели ты не заебался учиться? — Заебался, — обречённо кивнул Антон. — И учится, и работать, но… — Тогда какие могут быть, но? — перебил его Матвиенко. — Ну, не знаю, я последнее время не пью. — Вот именно, Шаст, ты становишься прилежным мальчиком-зайчиком, тебе это не свойственно. — Ничего, я не такой, просто… — Ну, что? — вытаращился на него Серёжа. — А вдруг Попов узнает? — И что? Он что, молодым не был? Не бухал и не тусил? Не смеши мои коленки, Сергеич нормальный мужик, так что… Да и откуда он узнает? Мы ж не к нему домой идём пить. — Ну, в принципе да, — пожал плечами Антон. — Шастунишка, пожалуйста, — встрял уже Позов. — Я один очередную пьянку века Матвиенко не переживу. — Да что вы сегодня на меня накинулись? — фыркнул Серёжа. — Ну, прости, пожалуйста — подошёл к нему Дима и взял за руку. — Вы невероятно милые, — подытожил Шастун. — Ладно, хрен с вами, пошли пить. — Заебись, — оживился Матвиенко, сгребая Позова в охапку и целуя в макушку. — А вот то, что ты так переживаешь о Попове… Значит ли, что вы… — начал Позов. — Нет, — закричал Антон, — ничего это не значит, просто, ну, мы же вроде общаемся, и он хорошо ко мне относится, и я не хочу, чтобы он во мне разочаровался. — Мда, Шастун, — вздохнул Серёжа, — у тебя, конечно, вкус пиздец. То оторва и балагур Скруджи, то гений, миллиардер и филантроп Попов. — На свой вкус посмотри, — фыркнул Антон.

* * *

Шастун очень давно не отдыхал и не отрывался, и, признаться, действительно соскучился по тусовкам. В субботу и воскресенье Надя вновь устроила Антону выходные, правда, просила отоспаться, но Шастун решил, что на это у него будет целое воскресенье, а в субботу можно и отжечь. Он с обеда начал собираться, перемерил весь свой гардероб и с ужасом обнаружил, что поправился. Даже одни его любимые джинсы на нём вообще не застегнулись, что не могло не огорчать, но парень предпочёл об этом не думать, прокручивая в голове монолог Попова о том, что он очень весь такой красивый… Шастун наконец определился с нарядом: выбрал чёрные кожаные брюки, которые купил на одну из первых зарплат в кафе, и любимый голубой адидасовский худак. Когда он складывал весь свой шмот обратно в шкаф, в комнату к Антону постучали, и он, пусть и не хотел разговаривать ни с кем из родителей, крикнул своё не особо радостное «да». — Антон, мне звонила мама Димы, — начала мать Шаста, входя в комнату, — и сказала, что вы едете на выпускной в Питер. — Да, — коротко ответил Антон, не обратив внимание на женщину и продолжив складывать вещи. — Ты же понимаешь, что у нас нет таких денег и… — Я сам оплачу поездку. — Чем? — Дурацкий вопрос. Деньгами, конечно. Я работаю. — Правда? Кем? — В кофейне рядом со школой, баристой. — И давно? — Второй месяц, — пожал плечами Антон. — Ты не рассказывал, — чуть задумавшись, проговорила женщина. — А тебе это разве интересно? Вам разве вообще интересна моя жизнь? — Ну, мы же твои родители и… — И что? Мам, давай не будем хотя бы сейчас играть в счастливую семью, мы никогда ею не были и не будем. Да и, честно говоря, мы не семья вовсе. — Ну зачем ты так? У нас просто… — Сложный период, я помню. Как только он закончится скинешь мне смс-ку, окей? — Ты всегда так, ты даже не можешь потерпеть! — Да я всю свою жизнь терплю, — взорвался Антон. — А толку-то? — У нас не всегда было так… — Всегда! И как бы ты ни хотела, никогда не будет по-другому, — фыркнул Антон и, схватив сигареты, унёсся в ванну. Ругаться сейчас с матерью он не хотел, да он вообще никогда не хотел ругаться. Поэтому свинтить, пока этот разговор не перерос в скандал, было самым верным решением. Шастун смотрел в стену, прокручивая в голове свою жизнь, и с каждым воспоминанием всё больше и больше осознавал, что всё то, что происходит с ним последние несколько месяцев, — лучшее, что было у него за почти восемнадцать лет. Жизнь Антона менялась, он начал наконец-то чувствовать её вкус. Шастун вышел из ванны, когда услышал, что дверь в родительскую спальню хлопнула. Мама не долго ждала выхода Антона для продолжения разговора. Наверное, тоже не захотела ссориться, ну, или не знала, чем парировать в этой ссоре. Она же была не дура, и сколько бы ни говорила о том, что их семья нормальная, сама прекрасно понимала, что это не так. Антон, быстро забрав телефон с зарядки, накинув куртку и натянув кроссовки, выскочил из дома от греха подальше. До их встречи с Матвиенко и Позовым оставалось полтора часа, поэтому гулять парню нужно было не так долго. А на улице стояла прекрасная погода. Впервые за долгое время на небе не было ни облачка, первый снег, который лежал неплотным полотном и то не везде, искрился на солнце. Морозный воздух приятно щекотал нос, а лёгкие зимние лучи слепили, отчего приходилось щуриться. Но не как летом, когда от малейшего взгляда в сторону солнца ты остаёшься слепым на всю жизнь, а когда смотришь на небо и перед глазами потом прыгают «зайчики». Так как времени у Шаста было предостаточно, парень решил зайти на работу взять кофе и оттуда пойти пешком уже в бар. — Шастун, ты что забыл, у тебя сегодня выходной?! — встретила его за кассой недоумевающая Надя. — Нет, я всё помню, я сегодня как гость, — улыбнулся парень. — Сделаешь раф с карамельным сиропом? — Без проблем, — подмигнула Надя и отвернулась к кофемашине. Антон окинул взглядом кофейню: людей было немного, а столик Арсения и вовсе пуст, поэтому Шастун, оповестив Надю, сел именно туда, ожидая свой кофе. — Я думал, у тебя сегодня выходной, — сказал Арсений, садясь за столик напротив парня. — А, да, — Антон даже опешил от такой неожиданности. — Я просто за кофе зашёл. А вы? — Антон боялся представить себе, зачем Арсений пришёл в кафе, в его, Антона, выходной. Ведь Надя все уши прожужжала парню, что Попов ходил сюда только из-за парня. — Не поверишь, тоже, — усмехнулся Арсений. — У нас собрание было, внеплановое, и я уже по традиции зашёл. — Ваш кофе, — поставив на столик два больших картонных стаканчика, проговорила Надя. Зачем Антон посмотрел на девушку? Лучше бы он этого не делал. Улыбка, с которой она смотрела на них, практически разрывала её лицо, отчего Шасту стало, мягко говоря, не по себе. — Тебя подвезти? — спросил Арсений, вставая. — Нет, спасибо, я прогуляюсь, — промычал Антон. — Ну ладно, счастливо, — Арсений взял свой кофе и вышел из кафе. — Шастун, ты что, дурной, что ли? — подскочила к парню Надя и плюхнулась на место, на котором минутой раньше сидел Арсений. — Почему? — Ты чё с ним не поехал? Я ж ему тоже специально с собой вынесла. — А он что, здесь просил? — Ну, тебя увидел и попросил. Так что? — Да я в «Клевер» иду сейчас, куда бы он меня подвёз? — Шастун, ты пал в моих глазах, — театрально затянула девушка и упала головой на сложенные на столе руки. — Почему? — Я его тут с принцем сватаю, он слюной всю кофейню залил, Арсений тоже и так, и сяк перед ним прыгает, а он бухать собрался, ещё и без него. — Он туда не пойдёт! — А ты приглашал? — Так я ж с одноклассниками иду, он в жизни с нами никуда не пойдёт. — Ну тебя, Шастун, — фыркнула девушка. — Принца мне тут обижаешь. Ладно, вали в свой «Клевер», только это, без глупостей, я уже начала выбирать платье на ваше бракосочетание. — Чего? — Вы только определитесь: летом или зимой будете праздновать, мне под него туфли или босоножки брать. — Надя, ты чего?! — Да шучу я, — рассмеялась девушка. — Или нет, — резко сделавшись серьёзной, договорила она и умчалась за стойку.

* * *

— Всё, Шаст, сегодня мы оторвёмся, — садясь за забронированный столик, сказал Матвиенко. — Я уже поговорил с Рустамом, сейчас кальян принесёт и вискарь с колой. — Предчувствие у меня плохое, — наклонившись к Шасту, прошептал Дима. — Да ладно тебе, когда это Матвиенко плохо было от кальяна, — рассмеялся Шастун и откинулся на кресло спиной, оглядывая помещение. Людей было не так много как обычно, но оно и понятно: время — начало девятого, вот около полуночи тут будет не протолкнуться, а пока можно наслаждаться не прокуренным помещением, в котором от концентрации кальянного дыма уже ночью нельзя будет видеть даже свои руки. Последний раз, когда Антон тут был, его выеб в туалете Эдик, и эти воспоминания были малоприятные. Антон бросил несмелый взгляд в сторону туалета и невольно поморщился. — Всё в порядке? — заметив его гримасу, спросил Дима. — Да, всё хорошо, я пойду пока покурю, — улыбнулся Антон. — Погоди, я с тобой, — выскочил из-за столика за ним Дима, оставив Серёжу в обществе какого-то парня, подошедшего к нему. — Шастик, точно всё в порядке? Ты же тут не был с того раза как… — Не надо, всё хорошо, правда, — прикуривая проговорил Антон. — Просто очень сильно хочу нажраться. — Ну, тогда не говори, что всё нормально. Что случилось? — Да в том-то и дело, что ничего, понимаешь? — Пока не очень. — Да я сегодня поймал себя на мысли, что в последнее время у меня как будто всё хорошо. — И ты от этого страдаешь? — Ну как-то непривычно, что ли. — Шастик, не загоняйся без повода, у тебя поводов для этого больше чем достаточно. — Привет, — выросла перед ними Кузнецова. Макияж на лице девушки сегодня был, мягко говоря, боевой. Шастуну даже показалось, что за все одиннадцать лет, сколько он знал Иру, он ещё не разу не видел её в таком виде. — Здорово, — буркнул Антон, а Дима и вовсе проигнорировал девушку. — Тошенька, нам надо поговорить, — пробормотала Кузнецова и оттащила парня за рукав худи в сторону от посторонних глаз и ушей. — Чего тебе? — затягиваясь спросил, Антон. — У меня к тебе два вопроса. Первый: что у тебя появился за мужик? И второй: ты в курсе, что Крид хочет набить тебе ебальник? — Что? За что? — Нет, нет, нет, сначала ты. — Нет, не в курсе, так за что? — Шаст, не прикидывайся дураком, что за мужик? Скруджи всех на уши поднял, чтобы узнать, кто твой ёбырь. — Фу, Ира, ты же приличная девушка, а тут «ёбырь», — скривился Антон. — Тошенька, не беси меня, пожалуйста, — ехидно проговорила девушка. — Так кто? — Решила быть самым лучшим источником и принести Эду информацию, так сказать, из первых уст? — Типа того, — пожала она плечами. — Ну, тогда извини, у тебя ничего не получиться. — Шаст, тебе что жалко, что ли? — Ир, это не касается ни тебя, ни Эдика. — Шастун, ты что вообще не понимаешь, что натворил? Крид в бешенстве, Скруджи тоже, это всё может зайти слишком далеко. — А Крид, Скруджи и ты вместе с ними можете оставить меня в покое? — Ну, если считать, что Скруджи готов на всё, а вместе с ним и Крид, и я тоже, значит, нет. — Ладно Егор, с ним всё ясно, но тебе то это всё зачем? — Тошенька, просто потому что я их друг, — фыркнула девушка. — Ну, это ты им так будешь пиздеть. А если хочешь узнать, кто он, то скажешь мне правду, — по-лисьи улыбнулся Антон. — Ладно, — сдалась Ира. — Просто интересно, Скруджи сказал, что у него тачка пиздатая, вот и хочу понять, кому и чем могла понравиться твоя тощая задница. — Моя, а не твоя, понятно, — усмехнулся Антон. — Ну всё, теперь твоя очередь. Шастун подозвал к себе девушку поближе и наклонился к её уху, чтобы только она слышала: — Ир, только никому. — Конечно, о чём ты говоришь, — закивала Кузнецова. — Это… — растянул МХАТовскую паузу Антон, — Филипп Киркоров! — Да ладно?! — взвизгнула девушка, но увидев, как сложился от смеха Антон, тут же стала злой и серьезной. — Ну тебя, Шаст, — фыркнула она и ушла в заведение. Слова Иры насторожили Антона. Выграновский бы никогда не позволил Криду его тронуть, но это было до их с Эдиком последнего разговора, а сейчас очко у Шаста немного сжалось. Не то чтобы он боялся, но у Егора рука тоже была тяжелая, и получить от этой руки не особо хотелось. Но сегодня в планах у Шастуна было напиться и забыться, поэтому, выбросив бычок в урну, парень расслабленно вошёл в бар, предвкушая предстоящее веселье. Бедный Позов, конечно, настрадался в этот вечер. Мало того, что Матвиенко, как обычно, много пил и не закусывал, так ещё и Антон не отставал от друга. К двенадцати часам ночи Серёжа с Шастом практически не разговаривали, в основном кивали, смотрели на мир стеклянными глазами, но понимали друг друга без слов, одновременно припадая губами к стаканам, или когда молниеносно, с двух аккордов угадывая любимые треки, неровной походкой неслись на танцпол. Шастуну впервые за несколько месяцев было просто весело, без чего-то там, просто весело. Он пил, танцевал, смеялся, всё это было так хорошо, что он совершенно забыл думать и про Выграновского, и про Крида, и про то, что не так давно произошло с ним в этом баре. Антон зашёл в туалет и, облокотившись на раковину руками и сощурив один глаз, принялся фокусироваться на своём отражении в зеркале. Ноги держали его плохо, в голове вертолёты, от которых хотелось скорее прилечь, и лёгкое чувство тошноты, пока не особо беспокоящее парня, но через какое-то время могло перерасти во что-то большее. Шастун открыл воду и плеснул пару раз в лицо, глаза его окончательно закрылись, и он, опять облокотившись о раковину руками, старался не уснуть прямо здесь. — Привет, малыш, — обжигающий шёпот возле уха заставил Антона встрепенуться, но не заставил глаза открыться. Горячие руки обвили парня за талию, прижав к себе и заставив отпустить наконец-то раковину и полностью расслабиться на большом теле стоящего сзади человека. Антон вздрогнул, как только ладонь скользнула под ткань толстовки и, вызвав на его теле мурашки, оглаживала мягкую кожу. Перед глазами вдруг возник Арсений. Как будто всё то, что говорил и делал голос, делал именно Арсений. Антон почувствовал, как внизу живота начинало теплеть и завязываться в узел. Ладонь тем временем прошлась по груди Шастуна и немного стянула сосок пальцами, вырвав из Антона чуть слышный стон. — Ар-р… — попытался промычать Антон, но голос на ухо успокаивающе зашипел останавливая. — Тише, расслабься, — говорил голос, сжимая Антона и всё крепче распаляя тело парня. — Эдик, руки от него убрал!!! — резкий голос Позова заставил наконец Антона открыть глаза. Не сразу сфокусировав взгляд, он увидел в отражении себя в объятиях Выграновского, отчего рвотный позыв не заставил себя ждать, и парень, резко отпрянув от Эда, вновь склонился над раковиной, отдавая содержимое желудка. — Ну, проблеваться — это неплохо, а то, Шаст, ты опять поправился, — держа Антона за талию, усмехнулся Эдик, за что тут же получил кулаком в плечо от Позова. — Очкарик, ты охуел? — заревел Выграновский. — Пошёл отсюда, — всё так же агрессивно настроено прорычал Дима и подлетел к Антону, держа его кудряшки и самого его тоже поддерживая. — Позов, тебе что, больше всех надо? — Я сказал, вышел отсюда. Несмотря на всю напористость, Эдик фыркнул себе что-то под нос и вышел, громко хлопнув дверью. — Шастунишка, тебе что, жить надоело? — Я думал, это не он, — чуть слышно промычал Антон, и его вновь вывернуло наизнанку. — А кто? Антон посмотрел на Позова покрасневшими глазами и прошептал, как будто их кто-то мог услышать: — Арсений…