ID работы: 12164534

Груз моих... нет, наших проблем.

Слэш
NC-17
Заморожен
209
автор
_.Sugawara._ бета
Размер:
342 страницы, 23 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
209 Нравится 199 Отзывы 55 В сборник Скачать

Часть 18.

Настройки текста
Примечания:
Холод, обмораживающий конечности, боль, тупая боль, которая распространялась по всему телу, силы, которые покинули уже давно, и сбивчивое дыхание — вот, что чувствовал Антон, вновь несясь по тёмной аллее, освещённой мерзким тёплым светом фонарей, которые зажигались, как только парень попадал в их поле зрения. А затем — обжигающе большие руки, хватающие его за горло и быстро сжимающиеся на нём, не давая вдохнуть. Он смотрел в глаза своему обидчику и не мог понять, за что он так с ним. Почему он так долго его мучает, почему наконец-то не доделает дело до конца. Может, умри он во сне, весь этот ад закончится, и он наконец-то начнёт нормально спать и высыпаться, или же умрёт и наяву. Этим утром первого января Антон впервые в жизни всерьёз задумался о смерти. И причиной тому было не что-то конкретное, а его жизнь в целом. Он анализировал происходящее на протяжении семнадцати лет и понимал, что кошмарных, жутких и болезненных во всех смыслах этого слова моментов у него было намного больше, чем радости, веселья и счастья. Все нормальные люди считают детство лучшим периодом в своей жизни, для Антона же детство было адом, который всё никак не кончался. Как только его привезли в больницу, врачи попытались выяснить, кто он, но документов при парне не было, а говорить Антон категорически отказывался, сначала от боли, потом из вредности, как говорили врачи, но на самом деле, потому что не хотел ехать домой. Врачи бы точно позвонили родителям и попросили их приехать. И вот тут Антону бы не поздоровилось. Какой-то мужик в сравнении с бухим отцом в замкнутом пространстве квартиры — просто французский насморк. Хотя, если говорить уж совсем честно, Антон боялся, что за ним просто никто не приедет, и тогда все эти незнакомые люди узнают, что он никому нахрен не нужен и никто его нахрен не ищет; допустить такое Антон не мог. Пусть его лучше считают шизанутым, чем одиноким. Почему-то это было больнее в сто тысяч раз, чем то, как гудела голова и кололо в рёбрах. Почему-то просто не хотелось, чтобы кто-то знал, что Антон один. Когда врачи потеряли последнюю надежду узнать у парня его имя и прочие данные, они напоили его какими-то таблетками, как оказалось, это были снотворное и обезболивающее, и положили в палату до утра. Новый год, как-никак, а они тут разбираются с подростком, вместо того, чтобы отмечать. Антон проспал недолго, всего пару часов, очередной ночной кошмар разбудил его. С ним в палате лежал ещё какой-то дедок лет семидесяти, который спал настолько крепко, что не проснулся ни когда Антона привезли в эту палату, ни когда он с очередным жалким выкриком проснулся. С четырёх часов Антон тупо валялся на кровати, ворочаясь и размышлял о своей никчёмной жизни. Он устал ждать и надеяться, устал постоянно чего-то бояться, устал просто от жизни, как бы пафосно и глупо это ни звучало. В шесть утра пришла медсестра с градусниками, разбудила деда и попыталась ещё раз поговорить с Антоном, но парень на это лишь отвернулся к стенке и накрылся одеялом с головой. Может, конечно, Арсений был и прав, называя его ребёнком, но в свои семнадцать лет ему жутко надоело быть взрослым и хотелось хотя бы чуть-чуть самодурства. Часам к десяти утра к ним в палату зашёл уставший мужчина лет сорока, с огромными синяками под глазами и небольшой чёрной папкой подмышкой. Он окинул взглядом палату и, заприметив на одной из больничных коек кокон из одеяла с головой Антона, тут же направился к нему. Он взял стул и, подставив его к кровати парня, плюхнулся на него, закинув ногу на ногу и громко, и протяжно зевнул. — Привет, — улыбнулся мужчина, и Антон по-детсадовски спрятал голову в одеяло. — Меня зовут Тимур, а тебя? — но Шаст не сказал ни слова. — Блин, пацан, прошу тебя, давай без вот этого всего. Первое января, утро, ты знаешь, как мне сейчас хреново? — но Антон всё так же не подавал признаков дружелюбности и активности. Мужчина посидел с минуту, смотря на него, как на идиота, Антон, конечно, не видел этого, но был уверен; а как ещё можно смотреть на двухметрового пацана, который спрятался в подушках от какого-то дяди. — Хрен с тобой, — фыркнул мужчина. — Я пойду покурю, а ты… — на фразе о курении Антон неосознанно дёрнулся; курить хотелось так сильно, что сводило поджилки и руки тряслись. Вообще, Антон не знал, что у него такая сильная зависимость, ну или он просто перенервничал. — Ты чё, курить хочешь? — спросил Тимур, от которого явно не скрылась эта нервная судорога. Антон показал нос из-под одеяла и легонько кивнул. — Пойдёшь со мной? — встав, спросил мужчина, и Антон, чуть-чуть подумав, вновь кивнул. Шаст просто нерешительно плёлся за мужчиной в какие-то ебеня больницы. За эту ночь он не много где был и не в его состоянии было запоминать путь к своей палате, а то, какими коридорами и лестницами вёл его куда-то Тимур, и вовсе пугало. Они спустились, кажется, в ад, и мужчина открыл перед парнем дверь в небольшую комнату, из которой сильно тянуло мокрым табаком и дымом. Антон помялся перед дверью, не решаясь войти; кроме имени он не знал об этом мужике ничего, и паранойя, разыгравшаяся на фоне стресса, только ухудшала положение. — Да ладно тебе, — простонал мужчина и вошёл первый. Антон, натужно выдохнув, зашёл следом и плюхнулся рядом с мужчиной на лавку. Курилка в этой больнице была не плохая, не Лувр, конечно, но курить можно. Тимур протянул парню пачку и зажигалку, и Антон, забыв про все свои страхи, быстро схватил сигарету и прикурил. — Спасибо, — выдыхая дым, ответил парень и тут же понял, что очень сильно проебался. — Ну наконец-то — рассмеялся Тимур и прикурил следом за парнем. — А то я подумал, что врачи ошиблись, и ты всё-таки глухой. — Почему сразу глухой, может, я немой? — Немых людей не бывает, — улыбнулся Тимур. — Как это? Есть же глухонемые там всякие и… — Они просто глухие, а немые они, потому что не слышат ни себя, ни окружающих, поэтому и не могут говорить, — пожал плечами мужчина. — Я не знал, — отметив для себя этот интересный факт, сказал Антон. — Ну что ж, раз ты заговорил, может, расскажешь мне о себе, что с тобой стряслось, или предпочитаешь дальше играть в партизана? — Предпочитаю играть в партизана, — фыркнул парень. — В войнушку в детстве не наигрался? — Антон промолчал, предпочитая и правда вновь закрыть рот. — Ну, в принципе, у меня не плохие результаты. Врачи с тобой с ночи мучались, и ты им ни слова, ни пол слова, а мне целых три фразы сказал. — Считаю, на первый раз достаточно, — вновь решил открыть рот парень. — Ну, вообще то недостаточно. Если ты мне не скажешь, кто ты, есть ли у тебя полис там, паспорт и всё такое, мне придётся увезти тебя. — Куда? — испугался Антон. — Как куда? К бомжам в обезьянник. У меня таких как ты — молчаливых — полное отделение после сегодняшней ночи. Не все, конечно, бомжи, проститутки есть, бухие в хлам, хулиганы всякие. Короче, тебе будет очень весело. Этот Новый год ты точно запомнишь на всю жизнь. — Меня нельзя в обезьянник. Врач вчера сказал, что у меня что-то с рёбрами и сотряс, — бегая глазами по мужчине, пробормотал Антон. — Ну нельзя — это если бы ты с документами был, а так… — А у меня их это… украли, — соврал Антон. — Ну, тогда надо заявление писать. В любом случае нужно, чтобы ты сказал, кто ты, и ещё, по-хорошему, дал номер родителей, там, или друзей хотя бы… совершеннолетних. Ты, кстати, сам то совершеннолетний? — Да. Ну, почти, — притих Антон. — Ясно, — вздохнул Тимур. — Тогда точно нужен телефон родителей, ну, или кого-нибудь из взрослых. — Да зачем? Мне уже семнадцать, почти восемнадцать, я вполне себе самостоятельный гражданин. Заявление я сам напишу, даже скажу, кто я. — Это классно, — улыбнулся мужчина. — Только вот есть одна маленькая проблемка. Врачи сказали, что у тебя кроме травм, полученных этой ночью, есть травмы, полученные ранее и вот это ещё — кивнул на шею парня Тимур. — Так что мне просто необходимо пообщаться с твоими родителями, ну, или кем-то, кто мог бы помочь мне в этом во всём разобраться. — А вы мент? — Полицейский вообще-то, но, по сути, да, я — мент, — усмехнулся мужчина. Антон потупил в пол с пару секунд и тихо промурлыкал: — А классный руководитель подойдёт? — Вполне, — пожал плечами Тимур.

* * *

Буквально через час в палате Антона стоял запыхавшийся и помятый Павел Алексеевич в сопровождении Ляйсан Альбертовны. Антон окинул их виноватым взглядом и уже хотел вновь спрятаться в свой импровизированный домик из подушки и одеяла, как взгляд его зацепился за лицо женщины. Он же и не знал, что Утяшева настолько красивая без макияжа. Если бы Антон был на её месте, он никогда бы не прятал такую красоту за средствами декоративной косметики, а наоборот — ходит и светил сей натуральщиной направо и налево. Воля окинул Антона недовольным взглядом, как его внимание быстро привлёк Тимур. — Здравствуйте, — поздоровался он и протянул руку. Учитель кивнул и ответил на рукопожатие. — Меня зовут Тимур, а вы учитель этого непутёныша? — Точнее и не скажешь, — улыбнулся Павел Алексеевич, — Павел. — Мне бы для начала узнать, как его зовут, потому что он молчит как рыба, а мне нужно документы заполнить. — Конечно. Знакомьтесь, моя личная головная боль, или как его родитель назвали, — Антон Шастун. — Прекрасно, — Тимур быстро записал имя Антона к себе в ежедневник и, подняв взгляд на учителя, чуть тише проговорил: — Можем мы поговорить наедине? — Конечно, — кивнул Павел Алексеевич, и они вышли из помещения. Ляйсан Альбертовна села на стул рядом с Антоном и неловко ему улыбнулась. — Как ты? — спросила она, рассматривая подбитое лицо парня. — Нормально, — кивнул Антон и опустил взгляд в пол. — Антон, кто тебя так? — Да мужик какой-то, не знаю. — Антон, ты можешь рассказать мне правду, я обещаю тебе, что даже Паше не скажу, и… — Да реально мужик, — перебил её Шастун. — Ладно, хорошо, — вновь неловко улыбнулась женщина. — Антон, может, сейчас не самое удобное время, конечно, но ты мог бы мне рассказать, что у вас стряслось с Выграновским? — Не хочу о нём даже слышать, — фыркнул парень и плюхнулся на кровать принимая лежачее положение. — Антон, я понимаю, что тебе неприятно об этом говорить, но вся эта ситуация дошла до директора и… — Антон вскочил и испуганно посмотрел на Ляйсан. — И что? — И после каникул он тебя точно вызовет к себе, чтобы разобраться в происходящем. — Ну ясно, — фыркнул Антон. — Вы хотите, чтобы я прикрыл задницу Эдика, который и так одной ногой вышвырнут из школы. — Нет-нет, с Эдиком я сама разберусь. Я хочу поговорить с тобой не о нём. — А о ком? — по телу парня пробежал холодок, и даже голова загудела пуще прежнего. — Антон, понимаешь… — Понимаю, Воля вам всё рассказал. Я так и знал. Теперь вся школа думает, что я сплю с учителем. — А вы с ним спали? — испугалась Утяшева и даже подпрыгнула на стуле. — Нет конечно, но кто мне поверит? — Я поверю, — выдохнула женщина. — И вообще-то, знает не вся школа, а только я и Паша. — А директор? — Ты что?! Но он точно просто так это не оставит. Вызовет тебя, Эдика. Я, конечно, провела с ним профилактическую беседу, — Ляйсан сказала это скрипя зубами, и Антон почему-то даже хотел спросить, жив ли после этого разговора парень, не лежит ли он, случайно, в соседней палате с переломами всего. — Короче, Антон, если вдруг он что-то попытается рассказать, то нам нужно придумать, как это всё перевернуть так, чтобы Арсения не уволили или, не дай бог, не посадили, согласен? — Конечно, — кивнул Антон. — Хорошо, значит, работаем в одной команде, — неловко улыбнулась женщина. — Если что-то случится, мы с Пашей тебе сообщим, ладно? — Окей, — пожал плечами Антон. — Может, ты чего-нибудь хочешь? Привезти тебе чего-нибудь? — Ничего мне не надо, я и так не буду подставлять вашего Арсения. — Антон, я вообще-то из чистых побуждений спросила, — обиженно сказала женщина и, закинув ногу на ногу, вновь превратилась в строгую снежную королеву, какой всегда была в школе. — Простите, — виновато поджал губы Шастун. — Но мне правда ничего не нужно. В этот момент в палату зашёл Тимур и пристально посмотрел на Антона. — Так нечестно, — обиженно сложил он руки на груди. — Со мной он разговаривать отказался, а с вами сидит тут лясы точит. — Если он не будет со мной, как вы выразились, «лясы точить», то хрен ему, а не тройка по истории просто так. — А, ну если за тройку, то тогда ладно. — А где Павел Алексеевич? — спросила Утяшева. — С врачом пошёл поговорить. Смотрите, я не мог его допрашивать без родителей или психолога, но с учителем тоже сойдёт, не посидите тут, пока мы поговорим? А то очень хочется домой уже, я и так тут просидел хренову тучу времени с вашим партизаном. — Конечно, без проблем. — Огонь, — подмигнул Тимур женщине и сел на кровать рядом с Шастом. — Итак, классно, что спустя два часа я узнал наконец-то, что тебя зовут Антон, пусть и не от тебя. Итак, Антон, сможешь описать напавшего на тебя мужчину? — Да в нём ничего особенного не было. Высокий, большой, чёрная куртка, шапка, всё. — Ясно, — Тимур старательно всё это записал в блокнот. — А украл он у тебя что? — Телефон… — Айфон? — Не, самсунг, карточку, на ней не особо много денег было, тысяч пять где-то, и браслет. — Золотой? — Нет, серебро, бабушка подарила на прошлый Новый год. — А документы? — Какие документы… ах, да документы, ну это, они вообще-то дома. — Так, ясно, — вздохнул Тимур. — Смотри, когда тебя выпишут, придёшь ко мне с паспортом и родителем, опишешь украденное подробнее, может, к тому времени ещё что-нибудь вспомнишь. — Окей. Всё? — С этим да, теперь давай поговорим о травмах, которые тебе кто-то нанёс ранее, и об этой полосе на шее. — Да не о чем разговаривать, — фыркнул Антон, постаравшись выглядеть максимально убедительным. — Но всё же, кто это? — Считайте, что у меня слишком бурная личная жизнь и извращённые предпочтения. Тимур вместе с Ляйсан Альбертовной запыхтели от негодования и смущения, а Антон мысленно выдохнул — ему не придётся рассказывать травмирующую его историю детства, которая тянется вот уже много-много лет.

* * *

В принципе, Шаст понимал, что Воля не умеет держать язык за зубами, и о том, что парень в больнице, узнают ещё несколько человек. Первыми проведать парня принеслись Дима с Серёжей. Позов много хлопотал и охал, оглядывая повреждения парня, а Матвиенко просто сунул Антону свой старый телефон и новую, купленную по пути в больницу, симку. А вечером Антона навестил ещё один человек. Тёмная угрюмая фигура с пакетом апельсинов в руках появилась в дверях его палаты. Арсений казался расстроенным и, может быть, даже чуточку злым, но старался этого не показывать. Он молча прошёл, не обратив внимания на бубнёж деда о том, что из-за Антона в палате сегодня проходной двор, и сел на стул перед кроватью парня. — Привет, Антон, — поджав губы, проговорил Арсений. — Здрасте, — кивнул Шаст, не зная куда деть глаза. — Как вы прошли? Посещение же уже закончено. — Не поверишь, коробка конфет, бутылка шампанского и обещание как-нибудь заглянуть на чай к вашей старшей медсестре творят чудеса. — Вы будете спать с тётей Лидой, за то, что она вас ко мне пустила? — удивлённо вскинул брови Шаст. — Нет, что ты, это просто приём такой, — быстро оправдался Арсений. — А, ладно, надо запомнить. — Говорил же я тебе — вернись, а ты… — пытаясь разрядить атмосферу, наигранно рассмеялся Арсений, оглядывая ссадины и перебинтованную голову парня. — И вы туда же, — фыркнул Шастун. — Дима меня сегодня воспитывал, Павел Алексеевич, Утяшева, теперь вы. Я могу уже даже предугадать всё то, что вы хотите мне сказать. — Ну, это вряд ли, — пожал плечами мужчина. — Антон, прости меня, пожалуйста, я виноват перед тобой, мне нужно было всё-таки забрать тебя, вернуть, а я… — Нет, не нужно было, ну, если вы, конечно, предварительно не хотели бы забрать назад свои слова про ребёнка и всё остальное, что вы там мне наговорили. — Антон, об этом я тоже хотел поговорить, только, — мужчина обернулся на деда, который всё так же продолжал что-то ворчать себе под нос, — может, выйдем, чтобы не мешать человеку? Антон кивнул и принялся выпутываться из одеяла. Они встали у окна в большом холле отделения. Людей там не было, практически все, кроме Антона и деда, пошли смотреть какой-то сериал в общей комнате, где был телевизор, поэтому вряд ли им кто-то мог помешать. Хотя, этого Антон и боялся, он не знал, о чём собрался с ним разговаривать мужчина, но страх того, что из жалости (по факту, из-за Арсения с Антоном случилось очередное тридцать третье несчастье) Попов решит восстановить с ним отношения, заставлял его руки трястись. — Антон, ты взрослый мальчик, — начал мужчина, потирая ладони. — Классно, что вы наконец-то это поняли, — фыркнул парень, не понимая, откуда в нём вдруг появилось столько язвительности, особенно к этому человеку. — Не перебивай, пожалуйста, — попросил Арсений. — Мне правда тяжело. Я долго думал и… — Я тоже, — снова влез парень, но, увидев суровый взгляд учителя, замахал руками, давая ему продолжить. — Так вот, я много думал и пришёл к выводу, что ты был прав. — Что? — Шастуну показалось, что он ослышался, или это сотрясение мозга сыграло с ним злую шутку. — Ты был прав, ты — ученик, я — учитель, у нас ничего не может быть. Я не знаю, что ты чувствуешь по отношению ко мне… — А вы сами то как думаете? — обиженно, практически со слезами на глазах, произнёс парень. — Антон, я уверен, что это всё быстро пройдёт. Просто у тебя сейчас сложный период в жизни, переходный возраст, я всё понимаю, просто я оказался рядом и… — Арсений Сергеевич, вы дурак? — заставил посмотреть себе в глаза Антон. — А вы-то сами что чувствуете? — Это не важно, — горько усмехнулся мужчина, собирая ладони в кулаки и пряча их в карманы. — А мне кажется, важно. Мне важно, очень важно, я хочу знать. — Я уже говорил тебе, что ты мне нравишься, и с того момента ничего не изменилось, но… — Тогда о каких «но» может идти речь? — Антон, ты ещё молод, я понимаю, кровь бурлит и всё такое. Поверь, у тебя скоро это пройдёт и… — А у вас? Арсений ничего не ответил, он опустил взгляд в пол и тяжело вздохнул. — Знаете, Арсений Сергеевич, я и правда надеюсь, что у меня это скоро пройдёт, потому что вы… вы… — Антон не мог подобрать слова, поэтому вдохнул поглубже и выпалил: — Идите вы нахуй, Арсений Сергеевич, — парень дёрнулся с места, и Попов сначала тоже дёрнулся за ним, это Шаст подметил чётко, но быстро осёкся и развернулся лицом к окну, явно подавляя в себе желание остановить парня. Шаст был зол, очень зол, он хотел кричать и бить кулаками в стену, но вместо этого схватил пачку сигарет и зажигалку с тумбочки и понёсся в курилку. Он цедил одну за одной, пристально смотря в стену, выбрасывая из головы желание убежать из больницы, приползти на коленях к Попову и умолять его больше никогда не говорить такие слова. Просить обнять его, согреть, потому что в курилке, да и вообще по жизни, он бесконечно мёрз, целовать каждый миллиметр его тела и больше никогда не отпускать от себя ни на шаг, охранять его сон и просто любить, потому что никто до Попова Антона и не любил. Антон вернулся в палату спустя пять сигарет и нечаянно сел на пакет, принесённый Арсением. Кроме апельсинов в нём было несколько молочных ломтиков. Шастун долго смотрел на содержимое пакета, а затем вихрем схватил его и выбросил в урну в коридоре. Раз он прав, значит, прав.

* * *

Шаст провалялся в больнице целую неделю. Каждый день к нему приходил Павел Алексеевич, пару раз с Ляйсан Альбертовной, Дима с Серёжей тоже как штык появлялись в больнице, даже Надя забегала пару раз. Ей Антон сам написал ещё первого числа, потому что второго на работу, а он был немного невыездной. А вот Арсений больше не появлялся. Антон первые пару дней, конечно, надеялся, а потом понял, что это бессмысленно, и просто с каждым днём ему становилось всё тоскливее и тоскливее. Родители тоже ни разу не навестили его, но от этого почему-то было ни тепло, ни холодно. Антона выписали с направлениями к миллиону врачей, рецептами на кучу таблеток и освобождением от физкультуры на месяц. Последнему Антон был рад настолько, что чуть не прыгал от восторга. Забирать Антона приехали и Воля, и Позов с Матвиенко, они долго спорили около больницы, куда Антон поедет коротать ещё неделю, даже не спросив самого Антона, куда он хочет. Он, кстати, вообще никуда не хотел, ему было настолько плевать, что он просто облокотился на машину Воли, курил и наблюдал за этой перепалкой. В итоге, каким-то чудом, выиграла идея Позова оставить его у Серёжи, с договорённостью, практически подписанной кровью, а точнее: «Позов, только под твою ответственность! Ты тоже живёшь это время у Серёжи и каждый день два раза мне отзваниваешься по видеосвязи и рапортуешь, ясно?» О том, что Дима и так жил у Матвиеныча, пока родители «косички» грелись на солнышке, парень решил смолчать, дабы не травмировать психику учителя. В принципе, жить с ребятами было охуенно. Они целыми днями жрали какую-то хрень, пили пиво и играли в приставку. Только на созвоны с Волей доставали из холодильника фрукты и кашу, которые учитель купил им, когда привёз их домой. Раскладывали на фон какие-то книги, учебники и кимы для поддержания легенды, что они не фигнёй какой-то страдают, а усердно готовятся к экзаменам. Короче говоря, все были довольны. Антон только грустил сильно. Нет, с Волей и ребятами он был как всегда весел и собран, но как только уходил в комнату, которую ему выделил Серёжа, хандра и депрессия нападали на него. Воля за эти две недели лишь раз упомянул Арсения в разговоре, мимоходом, сказав, что тот экстренно уехал в Питер на пару дней «прочистить мозг». Антон хотел на это что-нибудь съязвить или как-то высказаться, но решил не ворошить улей палкой. Он старался запихнуть Арсения куда-то очень глубоко в недры сознания, старался не вспоминать его, не думать о нём, он даже худак этот чёртов голубой Диме отдал и попросил спрятать, а лучше выкинуть, у самого рука не поднималась. Дима не задавал лишних вопросов, а молча забрал предмет одежды, и больше Антон его не видел.

* * *

Первый учебный день после каникул — это сложно всегда, а для человека, который ненавидел школу всеми фибрами души, — это сродни концу света. Если вспомнить, как Антон страдал тридцать первого августа, можно представить, насколько он был раздавлен сейчас, ведь кроме бесконечной, нудной, зудящей как личинки оводов под кожей, системы образования прибавился ещё и Арсений, видеть которого не хотелось. Антон ещё в больнице решил, что о ЕГЭ по физике слышать больше не хочет, как и о самой физике. Он чётко решил, что больше не появится ни на уроках, ни на дополнительных, ни тем более у Арсения дома. — Когда же вы уже бросите курить? — простонал Воля, прикуривая и подходя к парням, курящим около школы. — Аналогично, Павел Алексеевич, — улыбнулся Позов. — Антон, можно тебя на минуточку? — кивнул учитель, и парень напрягся, но всё же отошёл в сторону от друзей. — Антон, сегодня тебя вызовет Дусмухаметов, поэтому… — Не переживайте, всё сделаю в лучшем виде, не пострадает ваш Арсений Сергеевич, — фыркнул парень и поморщился на имени мужчины, как будто только что запихнул себе в рот целиком лимон. Антон не произносил это имя вслух с того самого раза, как послал его нахуй. Только ночами, когда сидел и тупил в стену, телевизор или окно, он бормотал имя мужчины, перемежая его с ругательствами и мольбами забрать его из этого страшного мира в свою Нарнию, где всё хорошо и прекрасно, где все невзгоды испаряются, стоит Попову только улыбнуться, а проблемы решаются по взмаху волшебной палочки. Шастун понимал, что директор не будет сюсюкаться, но то, что его вызовут прямо на первом уроке, конечно, испугало не на шутку. Он вошёл в кабинет, где уже сидели Выграновский, Утяшева и Воля. Вячеслав Зарлыканович по своему обыкновению по-царски восседал в кресле, и недовольная гримаса на его лице не предвещала ничего хорошего. — Антон, присядь, — проговорил директор, и от его голоса у Шаста по коже побежал холодок. — Я надеюсь, что ты понимаешь, почему я тебя вызвал? — Антон кивнул, не решаясь начать говорить. — Тогда ты понимаешь, что выставлять вот так напоказ свои отношения, по меньшей мере, неэтично. Я понимаю, что у вас сейчас гормоны плещутся через край, но нужно же видеть края. Мало того, что Эдуард проговорился о том, что вы ведёте половую жизнь, так ещё и вы на всю школу признались в том, что имеете непосредственное отношение к, так называемой, нетрадиционной сексуальной ориентации. «Как будто до этого никто не знал», — пронеслось у Антона в голове, и он невольно усмехнулся. — Тебе смешно, Антон? — Нет, что вы, извините, это непростительный поступок, я понимаю, но причём тут я? Я каминг-аут перед всей школой не устраивал. — Но если вы в отношениях, то это решение же было принято коллегиально, или я не прав? — Вы не правы, Вячеслав Зарлыканович, я совершенно не знал о порыве Эдуарда, и мы не встречаемся. Он сделал это… — Антон закусил губу, формулируя в голове правильный вариант объяснения без упоминания Попова, — назло. — Назло? Кому же? — Мне. Я отказался… — Антон вновь завис, придумывая отговорку, как вдруг Эдик подал голос. — Он отказался поцеловать меня, и я решил взять всё в свои руки. Антон обернулся и непонимающе посмотрел на парня. Утяшева стукнула Эда по коленке, как бы прося замолчать, но, кажется, Эдика было не заткнуть: — А что? Это правда, я и так перед ним, и эдак, а он нос воротит. Да за мной полшколы бегает, и он вообще должен быть мне благодарен, что… — Благодарен? — вскрикнул Шастун и подорвался с места, разворачиваясь на Выграновского. — Ты вообще понимаешь, что у тебя проблемы? Что ты передо мной и так, и эдак? Сначала люблю не могу, дом куплю, а потом… Антон чуть не ляпнул, что именно потом делал с ним Эдик, благо, Вячеслав Зарлыканович, который с не особым интересом слушал эту перепалку, стукнул кулаком по столу, привлекая внимания. — Значит так, ещё одна такая выходка от кого-то из вас, и вы вылетите из этой школы оба. Я не потерплю, чтобы разводили бордель в учебном заведении. А сейчас вон пошли, — крикнул директор и потом ехидно добавил: — И если вы думаете, что сможете отвертеться просто так, то смею вас огорчить — вы будете наказаны и очень сильно, я просто пока не придумал, как. Шастун вылетел из кабинета как ошпаренный, а за ним вылетел и Выграновский: — Шаст, подожди, я хотел… — Выграновский, пошёл к чёрту. Тебя для меня больше не существует, ясно? — Шаст, да погоди ты, — вновь проговорил парень и попытался схватить Антона на рукав кофты. — Выграновский, — вдруг откуда не возьмись послышался бархатный мужской голос. Ребята обернулись. В конце коридора стоял Арсений и недовольно смотрел на них. Он в момент подлетел к ребятам, схватил Эдика на ворот жилетки и процедил ему сквозь зубы: — Ещё раз я тебя рядом с ним увижу… — И что? — нахально спросил Эдик. — Поверь мне, тебе лучше не знать, — всё так же агрессивно выплюнул учитель, смотря парню прямо в глаза, ослабив хватку, когда Эдик нерешительно кивнул. Кажется, он действительно испугался и даже знание небольшого секрета не спасло его. Как только Попов отпустил Эдика, тот, фырча себе что-то матерное под нос, пулей бросился по коридору и в момент скрылся на лестнице. — Тош, всё в порядке? — проговорил мужчина, кладя ему руку на плечо. Но Антон недовольно скинул ладонь и, ничего не ответив, ушёл. Он, как и планировал, не пошёл на физику, сразу убегая, пока его не заметили, в кофейню на смену. Надя долго умоляла парня отлежаться дома до полного выздоровления, но у Шастуна кончились деньги ещё в ту самую новогоднюю ночь, когда его ограбили, поэтому в плане работы он был непреклонен. Да и соскучился он и по Наде, и по работе, и вообще по всей этой атмосфере спокойного веселья, если такое существует, которым было наполнено это уютное место. Шаст долго, с перерывами на заказы клиентов и приготовление кофе, рассказывал Наде о случившемся, о том, что от двух вроде как парней у него ни осталось ни одного, и о том, что жить ему теперь стало ещё хуже, чем было до этого. Девушка внимательно, не перебивая, его слушала, а потом задумалась на пару минут и выдала: — А ты не думаешь, что он прав? — Как это? — удивился Антон. Вообще-то он был уверен, что она будет за него и пойдёт и набьёт морду этому голубоглазому красавчику в пиджаке. — Ну вот так. Вдруг он действительно просто стал для тебя небольшим спасательным кругом, и ты просто боишься, что, отпустив его, утонешь? — А я о чём? — Антон, а когда ты научишься плавать, он же тебе станет нахуй не нужён. — Арсений и нахуй не нужён? — Ну да. Это, конечно, очень эгоистично с его стороны, но, может, он просто не хочет остаться спасательным кругом, брошенным в открытом море? — Я не думал об этом. И что же мне делать? — Подумать, — пожала плечами девушка. — Если он и вправду просто островок, на котором ты хотел отсидеться, то лучше не стоит. Иногда… даже не так, всегда, людям всегда больно, когда их оставляют одних. Когда их бросают, когда они уже ненужный спасательный круг. — А если нет? — Тогда надо бороться. Но только если ты уверен, что это по-настоящему. — А он не приходил? Ну, пока меня не было? — Ни разу, — пожала плечами девушка. — Я же тебе говорила, что он ходит сюда только из-за тебя. Антон гонял мысли о том, что ему сказала Надя, весь оставшийся рабочий день, по дороге домой тоже; и только в квартире вылетевшая в коридор мать смогла отвлечь его. — Привет, Антош, как ты? — Живой, как видишь, — разуваясь сказал Антон. Он вроде как должен был обижаться на маму за то, что она не навестила его, не волновалась, даже не попыталась связаться с ним, но ему почему-то было всё равно. — Нам надо в полицию сгонять, заявление подписать и всё такое. — Конечно, как скажешь. Ты прости, что я не пришла, просто отец, он… — Всё нормально, — кивнул Антон и зашёл в свою комнату, закрыв перед носом матери дверь.

* * *

Дополнительные с Волей — это не всегда было нудно и долго. В большинстве случаев учитель не мучал юношу, поэтому и в этот раз Антон надеялся на то, что всё пройдёт быстро и безболезненно, но не тут-то было. — Шаст, ответь мне на один вопрос, — развалившись в кресле, начал учитель. — Какого чёрта тебя ни вчера, ни сегодня не было на физике? — Я вам больше скажу, Павел Алексеевич, меня там вообще больше не будет. — Как это? — Воля подпрыгнул и чуть не упал со стула. — Антон у тебя вообще-то ЕГЭ и… — Не будет никакого ЕГЭ. Павел Алексеевич, я же вам ещё в начале учебного года сказал, что буду сдавать только обязательные, чтобы аттестат получить, поэтому… — Но Антон… — Никаких Антонов, я всё сказал. — Это из-за того, что произошло? Шаст, послушай… — Нет, Павел Алексеевич, это вы послушайте меня. Если хотите, чтобы я сейчас ушёл и к вам тоже больше не приходил, то можем продолжить, а если нет, то давайте закончим этот разговор и больше к нему не вернёмся. Мужчина смотрел на Антона удивлённо, а потом вдруг свёл брови к переносице и лишь кивнул, соглашаясь на условия Шастуна.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.