* * *
Антон шёл ровной походкой в сторону знакомого дома Попова. Несмотря на предупреждение гидрометцентра о жутком снегопаде, на улице стояла прекрасная погода. Светило яркое солнце, морозный воздух пускал по щекам паутинки, а хрустящий под ногами снег казался белее обычного. Настроение Антона было на максимуме, он даже зубную щётку взял с собой. Он, конечно, ни на что не надеялся… Хотя, кого он обманывает, конечно надеялся; он надеялся вновь остаться у Арсения на ночь, но, если бы ему пришлось вернуться домой сегодняшней ночью, он бы не расстроился, ну, может быть совсем капельку. Арсений открыл дверь Антону, выслушивая громкие крики по телефону, и кивком поздоровался, а потом быстро скрылся где-то в гостиной, ну, или в своей комнате, натянуто угукая абоненту на том конце провода. Антон прислушался, но так и не расслышал, что именно говорил Арсений. Парень прошёл на кухню и плюхнулся на стул. Чего-то явно не хватало. Шаст пристально окинул взглядом кухню и понял, что не хватало самого главного — еды. Ещё никогда Арсений не встречал его без очередного кулинарного шедевра. Антон тяжело вздохнул и бросил взгляд на ноутбук. Стоп-кадр какого-то фильма, поставленного на паузу, знатно повеселил Антона, он даже усмехнулся; хотя, вновь бросив взгляд на пустой стол, тяжело вздохнул. Вчера у них были дополнительные с Ирой. Кузнецова, конечно же, была в бешенстве от факта, что Шастун вновь ходит с ней к Арсению. Даже после пыталась наорать на него, но парень очень быстро ретировался на работу, так и не дослушав возмущения девушки. Хотя, кажется, это Антон должен был возмущаться. Ирина, конечно, никогда не отличалась скромностью, но то, как перед занятиями с Поповым её юбка волшебным образом укорачивалась сантиметров на пять, а то и десять, как её волосы распускались из небрежных пучков и хвостиков, скатывались по плечам и спине красивыми волнами, как на её ресницах становилось явно намного больше туши — выбешивало. Она всё так же вешалась на Арсения, очень громко невпопад смеялась, улыбалась так, что хотелось надеть солнцезащитные очки и постоянно пыталась прикоснуться к мужчине. Антон же лишь смотрел на это, тонко сложив губы от злости и крепче под партой сжимая кулаки, врезаясь короткими ногтями в кожу. Арсений старался просто не обращать на девушку внимания, хотя было очень заметно, что такой интерес к его персоне мужчине льстил, отчего было обиднее и неприятнее вдвойне. Он как будто уже смирился с тем, что Ира его в покое не оставит и старался получить от этой ситуации хоть какое-то удовольствие. Из воспоминаний о вчерашнем дне Антона выдернул звук звонка в дверь, от которого парень даже подпрыгнул. В голове тут же скользнула мысль, что это Кузнецова, как говорится: «вспомни солнце…», но Арсений подал голос из комнаты и развеял все мысли Шастуна: — Антон, открой пожалуйста, это скорее всего доставка. Я сейчас подойду. Шаст встал и поплёлся к двери. Небольшого роста и замученного вида курьер передал Антону большей крафтовый пакет с логотипом ресторана и тут же шмыгнул в закрывающиеся двери лифта. Шастун занес пакет на кухню и вновь уселся на стул, прислушиваясь. Арсений где-то в недрах квартире шуршал какими-то вещами и спустя пару минут зашёл на кухню. — Привет, — поздоровался он, ярко улыбаясь Антону. В его глазах как будто что-то искрилось по новой, как будто он очень давно хотел видеть Антона на своей кухне, и вот, его маленькая мечта сбылась. Антон смог лишь в ответ кивнуть, разглядывая вновь взбалмошные волосы Арсения, закатанные рукава рубашки, накинутой на футболку и на эту чёртову улыбку, от которой внутри всё переворачивалось. — Прости, я сегодня с самого утра кручусь как белка в колесе, даже не успел ничего приготовить, поэтому заказал доставку, — Антон на это вновь кивнул, всё так же разглядывая мужчину. — Даже не могу понять, ты то ли меня пожираешь глазами, то ли раздеваешь, — усмехнулся Арсений, и парень резко опустил голову. — Извините, — Антон извинился просто потому что так принято, на самом деле. Арсений был прав, он готов был сейчас его и раздеть, и съесть, и вообще всё что угодно, потому что безумно по нему соскучился. Соскучился вот по такому домашнему Арсению, который был ещё прелестнее, чем обычный Арсений-учитель. — Антош, — позвал парня Попов и подошёл к нему максимально близко, Шаст практически упирался ему носом в кромку спортивных штанов. Парень поднял голову, и от того, с какой нежностью смотрел на него учитель, у Антона спёрло дыхание. Он глядел на него сверху вниз, несмело улыбался, и всё это очень сильно напоминало начало какого-то фильма для взрослых. Но когда Арсений провёл большим пальцем по щеке Антона, а потом аккуратно заправил его кудряшку за ухо, сердце парня и вовсе остановилось, и пульс пропал окончательно, — расслабься, слышишь? — Ага, — еле выдавил из себя парень; хотя, как теперь можно расслабится, вообще не понятно. Арсений как будто почувствовал, что если ещё секунду простоит так близко к Антону, то заниматься физикой они точно уже не будут, поэтому быстро сделал шаг назад и принялся разбирать пакет с едой. Физикой они занимались на час дольше обычного. Как сказал Арсений, за всеми этими разборками они пропустили довольно много и нужно было срочно нагонять программу. Антон лишь кивнул, потому что спорить не хотелось, а в очередной раз говорить, что всё это ему не нужно — было нельзя, да и провести лишний час с Арсением — это только плюс, пусть даже и за изучением дифракции и дисперсии света. Пока они обедали и занимались, на улице разыгралась нехилая такая буря. Всё как и завещал гидрометцентр: снег, ветер, дождь. Шаст поморщился, закрывая рюкзак и бросая взгляд в окно. — Антон, — подал голос Арсений, нервно потирая руки и наблюдая за тем, как Антон собирался, — ты не подумай ничего такого, но на улице погода отвратительная. Может ты… подождёшь, пока там всё поутихнет? Шаст кивнул и начал усердно про себя молиться, что бы этот погодный треш не заканчивался минимум до завтрашнего вечера. Не зря же он тащил с собой зубную щётку? Арсений облегчённо выдохнул, и, собрав книги, позвал Антона в зал. Они молча сидели на диване в полной тишине. Жёлтый свет от торшера бросал по лицу Арсению золотые тени. Лёгкая щетина казалась искусственной, как будто художник провёл по его подбородку и щекам сухой кисточкой, испачканной тёмной краской. А глаза в этом свете отдавали чем-то бирюзовым, переходящим в зелёный, длинные ресницы отбрасывали тени и казались длиннее обычного. Он весь был каким-то нереальным. Каким-нибудь героем любовного романа или даже персонажем сказки, заколдованным принцем, которого, чтобы расколдовать, нужно было поцеловать, но решиться на это Антон конечно же не мог. Не сейчас. Всё так хрупко, так тонко, что он одной только попыткой мог вновь всё порушить. — Так и будем молчать? — спросил Арсений, переводя взгляд на Антона. — Не знаю, что сказать, — пожал плечами Шаст. — Может расскажешь, как у тебя дела? Мы давно не разговаривали и… — Вам действительно это интересно? — Шастун не грубил, ему правда было важно знать, хочет ли Арсений вновь быть ближе, нужны ли ему все эти сопли Шастуна. — Правда интересно, — кивнул Арсений. — Я же уже говорил, что я скучал по нашим… по нам. — Вы так спокойно об этом говорите. Ну, в смысле, вы говорите, что я вам нравлюсь, что вы скучаете, но при этом, говорите, что мы не можем быть вместе, почему? — Антон, — Арсений тяжело вздохнул и скользнул взглядом по лицу парня, — всё сложно, понимаешь? Мы же уже начинали, и из этого мало что хорошего получилось. Поэтому мне нужно время, чтобы сделать всё правильно, понимаешь? — Это из-за Эдика? — Эдик тут совершенно не причем, как и кто-либо другой. Просто пока я твой учитель, даже тот факт, что ты находишься у меня дома, что иногда я позволяю себе немного лишнего, всё это может закончится плохо, понимаешь? — Дело только в том, что вы мой учитель? — Не только, — со скорбью в глазах помотал головой Арсений. — У тебя сейчас такой возраст, когда хочется попробовать всё, когда молодость всё прощает, а мне… я свой лимит на прощения уже исчерпал, мне уже нельзя ошибаться. — Арсений Сергеевич, вы совсем не старый, — ляпнул Антон, сам не понимая этого. — Спасибо, — рассмеялся Арсений. — Кстати, наша разница в возрасте тоже имеет большое значение. — Вам сложно вот так со мной тут сидеть? — Очень, — покачал головой Попов и опустил её. — Почему? Арсений молчал. Он смотрел в руки, прокручивая на безымянном пальце левой руки печатку, единственное кольцо, которое можно было увидеть на мужчине. Шаст видел, как он силился что-то сказать, точно видел; слова так и вертелись у него на кончике языка, но он молчал. — Я наверное пойду, — кивая сам себе, сказал Антон и медленно встал с дивана. — Нет, стой, — Арсений тут же вскочил за ним и, взяв парня за руку, развернул на себя. — Мне правда лучше уйти, — почти шёпотом проговорил Антон, смотря мужчине прямо в глаза. Они стояли так близко, что Шаст ощущал горячее дыхание Арсения на своём подбородке. Глаза в глаза, рука в руке, они так близко, но одновременно так далеко, что у Антона в голове растворились все мысли, все желания, всё стало каким-то ненужным, неважным, хотелось лишь продлить этот момент, запомнить его, каждую секунду отпечатать в голове, чтобы потом вспоминать, чтобы было тепло… тепло и больно от осознания, что ничего с этим нельзя сделать, ничего нельзя сделать с нерешительностью Арсения. — Давай я тебя хотя бы подвезу, — кое-как проговорил Арсений хриплым голосом. Антон лишь кивнул, но они так и не двинулись с места. Продолжали стоять, держать друг друга за руки и смотреть в глаза. С каждой секундой становилось всё тоскливее и больнее. Первым не выдержал Шастун, он отвёл глаза и сделал несмелый шаг назад. Арсений отпустил руку и опустил голову. Они оба очень хотели, но очень боялись начинать всё сначала. Попов быстро оделся, и они всё в том же молчании вышли на улицу. Буря стихла, оставив от себя лишь крупный мохнатый снег, спускающийся хлопьями с неба. Почему-то народа на улице практически не было, даже машин на порядок меньше обычного, хотя ещё было совершенно не поздно. Шастун бросил взгляд на парковку, где стояла машина Арсения, правда, сейчас она больше походила на большой сугроб. — Прогуляемся пешком? — Антон не знал, зачем он это спросил. Просто хотелось подольше побыть с мужчиной рядом, даже вот так, в неловком молчании. — Конечно, — улыбнулся Арсений и, подойдя поближе к Антону, надел на его голову капюшон. Сначала они и вправду молча шли по вечерней Москве. Антон спрятал продрогшие руки в бездонные карманы куртки и теребил пальцами подкладку, а Арсений казался спокойным, он смотрел вперёд, лишь изредка бросая на Антона несмелые взгляды, за которыми как будто пряталась какая-то безграничная тоска, которую он силился скрыть за стандартной улыбкой, но у него это, кажется, получалось плохо. Антон достал пачку сигарет и быстро прикурил, оставляя сигарету в зубах и быстро пряча руки обратно в карманы. Арсений наблюдал за этим как-то чересчур пристально, а потом, быстро сократив расстояние между ними, засунул руку парню в карман обхватывая продрогшие пальцы и обжигая их своим теплом. Вообще постоянно разгорячённые руки Арсения были какой-то аномалией, которая всегда была так к месту. Антон даже остановился, тупо пялясь на руку учителя в своём кармане, которая по ощущениям нежно сжимала его ладонь. — Дайте угадаю, это ничего не значит, да? — ехидно улыбнулся парень, гоняя в зубах сигарету, пытаясь стряхнуть с неё пепел без рук, хотя в этом ехидстве было больше наигранности, чем в творчестве самого плохого актёра. — Совершенно ничего, — улыбнулся мужчина и, вырвав у Шаста изо рта сигарету, двинулся дальше. — Расскажешь всё-таки, как ты? — Так же, — пожал плечами парень, — ничего особо не изменилось. — А как… — Арсений нахмурил брови и даже немного поджал губы, — Выграновский? — Не знаю, мы не общаемся. — Хорошо, — кивнул мужчина. — Ты прости меня, Антон, — наконец-то созрел Арсений. — Я знаю, что веду себя по меньшей мере странно, просто мне и в правду сейчас сложно. — Я понимаю, но я хотел бы, чтобы вы говорили со мной. Вы же не один всё это чувствуете, — Антон остановился и потянул учителя на себя, разворачивая. — Антон… — Я хочу, чтобы вы знали, что мне тоже тяжело. Что мне тоже сложно. Мне противно смотреть на то, как на вас вешается Кузнецова; мне грустно, когда вы не приходите вечерами в кафе; когда говорите, что я вам нравлюсь, а потом, что мы не можем быть вместе. Мне всё это тяжело. — Прости меня Антон, я не должен был… — Арсений задумался, подбирая нужные слова и, кажется, невольно начал перебирать костяшки на руке Антона в кармане. — Не думайте, что привязали меня к себе гречкой и физикой, — Арсений посмотрел на парня, широко раскрыв глаза, кажется, именно так он и думал. — Ни то, ни другое здесь ни при чём. — А что тогда при чём? — Не знаю, — пожал плечами парень. — Вот я вам почему нравлюсь? — Просто так. Невозможно влюбиться почему-то. Тебе или нравится человек, или нет. Влюбляются не в определённые качества, а в общем, во всё, понимаешь? Вот ты, например, интересный, добрый, умный, красивый… — Арсений осёкся, заметив, как улыбка на лице Антона с каждым прилагательным становилась всё больше и больше. — Вот и у меня то же самое, и физика тут совершенно не причём. Кажется, Арсений был сильно удивлён рассуждениями Антона, ну, или просто впервые в его жизни физика была хоть где-то ни при чём. Они дошли до дома Шастуна, всё так же держась за руки и разговаривая на разные темы, как раньше — просто болтали обо одном, другом, третьем. Для Антона это был хороший показатель того, что всё и вправду налаживается. Они дошли до подъезда Антона, и Арсений в пару кликов вызвал такси до дома. Шастун стоял и смотрел, как быстрые пальцы мужчины бегают по экрану телефона и подумал, что совершенно не расстроен из-за того, что зубная щётка так и осталась нетронутой в рюкзаке. За этот вечер они много о чём поговорили, и одному и второму нужно было всё обдумать наедине с самими собой. Был, конечно, шанс, что они могли в своих мыслях опять потеряться и напридумывать себе очередных проблем, но об этом Антон предпочитал не думать. — Обнимете меня на прощание? — спросил Антон, лукаво улыбаясь, когда к ним подъехала жёлтая машина с шашками на крыше. Арсений поводил головой по сторонам, завис на пару секунд и протянул руку, для рукопожатия: — Давай лучше так, — Антон спокойно принял это — рано ещё; он пожал ладонь, которая вновь отличалась от ладони Антона на пару миллионов градусов и вошёл в подъезд.* * *
Кто бы мог подумать, что четырнадцатое февраля — такой жуткий день. Вообще, когда Надя просила выйти Антона в две смены, Шастун и подумать не мог, что до этого дня у них не было запар. Куча вечно сосущихся парочек, разбросанные везде валентинки, визги, крики. Если бы у Антона спросили, как выглядит ад, он бы точно показал обстановку в кафе в этот день. Этот знаменитый ящик любви вообще казался Антону изобретением самого дьявола. Мало того, что им с Надей пришлось половину прошлой ночи разбирать всю эту розовую макулатуру, отсекая всё, что не касалось признаний в любви, так им ещё и пришлось прийти на работу на час раньше, чтобы наклеить всё это добро на большой баннер. Вообще Шаст не особо любил день святого Валентина, и на то у него были свои причины. До прошлого года он не был влюблён, и его никто не любил, поэтому этот праздник он считал поистине бредом. А в прошлом году они с Выграновским в этот день сильно поругались, потому что вместо того, чтобы романтично сидеть в кафешке, дарить друг другу кусочки розовой бумаги и улыбаться как идиоты — Эдик нажрался где-то с друзьями и даже не позвонил и не поздравил. А Антон ждал, у него даже валентинка была, которая потом полетела в морду парня в порыве гнева. А сейчас вот Арсений появился. Надежд, конечно, что Арсений устроит парню супер-пупер свидание, у Антона не было, но что тот ненароком бросит валентинку в ящик в кафе или чисто не случайно отправит ему сердечко смс-кой было именно тем, чего очень сильно хотел Шастун. К слову сказать, Антона очень сильно волновал этот ящик в кофейне. Когда Арсений его увидел впервые, то сначала долго разглядывал, а потом даже спросил у Нади, что это и как оно работает. Девушка, естественно, в красках рассказала мужчине предназначение сего приспособления, а потом ещё пару дней выносила Антону мозг по этому поводу. Но, как оказалось, валентинки от Арсения Антону там не было, хотя был небольшой розовый лепесточек от какой-то девушки, адресованный парню. Надпись на нём звучала очень романтично: «Ты очень ебабельный! Катя». Как расценивать такой комплимент, Антон не знал и, честно говоря, ему было пофиг. Они с Надей поржали и бросили его к остальному мусору, ну, не клеить же матюки на стенд. На уроки, как вы понимаете, в этот день Антон, естественно, не пошёл. Даже отпросился у Арсения с дополнительных, точнее, его отпросила Надя. Как ей это удалось, она не сказала, но Шастун подозревал, что за такие привилегии ей пришлось продать душу какому-нибудь Ньютону. Одно Шастуна беспокоило очень сильно — Кузнецова. Что девушка могла вытворить в этот светлый праздник, непонятно, но предчувствие у Антона было очень плохое. Шаст надеялся лишь на то, что учитель после занятий как обычно придёт в кофейню, и парень сможет узнать всё, так сказать, из первых уст. Но до закрытия оставалось около пятнадцати минут, а Арсений так и не появился. От этого у Антона настроение было не то что на нуле, скорее где-то на уровне ядра земли. Приевшиеся треки из праздничной подборки раздражали, счастливые влюблённые парочки бесили, а стрелку часов, которая двигалась в час по чайной ложке, и вовсе хотелось вырвать из конструкции. Угнетал ещё и тот факт, что после закрытия им придётся убирать весь этот романтизированный апокалипсис. Дверные колокольчики зазвенели, и Шастун нехотя поднял взгляд, ожидая увидеть очередную до блевоты счастливую парочку, но в кафе зашёл Арсений. Он быстро окинул взглядом кофейню и, загадочно улыбаясь, кивнул Антону. Мужчина подошел к стойке, хотя его третий столик был свободен. — Два больших кофе с собой, — проговорил мужчина, рассматривая баннер с валентинками и вообще не обращая никакого внимания на Антона. — Американо и латте с карамельным сиропом. Оплачу картой. Антон только кивнул на это, быстро выбил чек и передал его Наде, провожая взглядом Арсения, который направился ожидать свой заказ за свободным третьим столиком. Шастун как прикованный пристально разглядывал мужчину, пока тот спокойно сидел, даже не сняв пальто, в кресле и смотрел в большое панорамное окно на вечернюю горящую разными огнями Москву. Надя поставила перед парнем два стаканчика с кофе, даже сама крышечки на них надела, тем самым выводя его из своеобразного транса. — Ваш кофе, — проговорил Антон, ставя перед Арсением заказ. — Спасибо, — улыбнулся мужчина и перевёл обратно взгляд в окно. Шастун вернулся за стойку и бросил взгляд на часы. Через пять минут они должны были закрыться, но выгнать Арсения ему бы совесть не позволила. Последняя парочка, громко смеясь, выпорхнула из заведения, и они остались втроём. Арсений, Антон и Надя. Девушка скинула фартук и, тяжело и громко вздохнув, выключила кофемашину. — Ну что, Антош, я тебя поздравляю, мы с достоинством пережили этот день. Антон бросил взгляд на развалившуюся на стуле девушку и тут же вернул взгляд к Арсению. Мужчина уже встал взял кофе и шёл в сторону стойки. — Ну что, Антош, поехали? — Куда? — удивился Шастун, стреляя глазами то на мужчину, то на девушку. — Поехали тебе говорят, — расплылся в улыбке Попов. — Давай, Антоша не тормози, — прошептала Надя, вставая и сворачивая фартук. — А как же убираться? — Я сама уберусь, тебя вообще-то ждут, — девушка кивнула на Арсения и истерично усмехнулась. — Но… — Антон тут же осёкся, поняв, что от него хотят, и вихрем вылетел в подсобку, на ходу скидывая фартук. Когда Шаст переоделся, мужчина ждал его около уже заведённой машины. — Вы хотите отвезти меня домой? — Если скажу, куда мы поедем, то сюрприза не получится. — А вы приготовили мне сюрприз? Арсений усмехнулся и, обойдя машину, открыл перед Антоном пассажирскую дверь. Парень сел в машину и невольно бросил взгляд на заднее сидение. Там ютился большой букет красных роз, который так и кричал, что он предназначен для кого-то очень важного, и Шаст тяжело вздохнул. — Нравится? — парень даже не заметил, как Арсений сел на водительское, поэтому только быстро перевёл взгляд на мужчину и кивнул. — Это тебе. Дыхание у Антона перехватило, и он даже вздохнул настолько глубоко, что лёгкие заболели. Он смотрел на мужчину и не мог вымолвить ни слова, а тот в свою очередь лишь ласково усмехнулся и вывернул на дорогу. Они ехали молча долго — Москва, пятница, праздник, пробки. Арсений постукивал пальцами по рулю в ритм еле слышной музыке, а Антон просто ловил эти движения взглядом. Яркие фары машин, едущих на встречу, резали глаза, и Попов смешно морщился, стреляя ими по дороге. — Знаешь, — начал мужчина, кидая быстрый взгляд на парня и тут же возвращая его на дорогу, — в следующий раз, когда я тебя отпущу с дополнительных, я их, пожалуй, отменю вовсе. — Кузнецова… она что?.. — Кузнецова, — кивнул Арсений. — С праздником меня поздравила, сказала, что это, может, не совсем заметно, но я уже давно ей нравлюсь. — А вы что? — Антон сглотнул вязкую слюну, которая как клей-момент склеила губы в тонкую линию. — Ничего, — пожал плечами мужчина. — Попросил больше не поднимать эту тему и в идеале выбросить всё это из головы. Она попыталась меня даже обнять или что-то в этом роде, но я пригрозил, что ещё одно поползновение в мою сторону и мне придётся обраться к классному руководителю и директору, чтобы вызвали её родителей в школу и провели профилактическую беседу. Она расстроилась сильно, кажется… Я решил тебе рассказать сам, потому что… Я помню, ты говорил, что тебе неприятно то, что она делает, поэтому думаю, что теперь будет полегче. — Спасибо, — Антон расплылся в улыбке. Ему было настолько хорошо и тепло, от мысли, что Арсений мало того услышал, что его выбешивали подкаты Кузнецовой, так ещё и принял меры. — А вас самого не смущало её поведение? — Честно говоря, я к такому привык и просто не обращаю внимание на подобное. Она не первая ученица, которая говорит о том, что я ей понравился, хотя, кажется, самая бойкая. — Были и другие? — Да, в Питере было ещё несколько девочек. — А вы, Арсений Сергеевич, я смотрю, нарасхват, — надул губы Антон. Вряд ли это была ревность, потому что, когда Арсений преподавал в Петербурге, они с Антоном не были знакомы, даже не знали о существовании друг друга, просто было немного страшно от того, что в Арсения часто влюбляются. Этого, конечно, не избежать, он же само воплощение слова «идеальность», и от этого никуда не деться, если только не приковать его в подвале к батарее и никому не показывать. — Ну и что ты надулся? У меня с ними ничего не было и не будет. — Я не надулся, — сложил руки на груди Антон. — Просто у вас, оказывается, много поклонниц… — Сам же хотел, чтобы я с тобой разговаривал, делился, а теперь обижаешься. — Я не обижаюсь, — фыркнул Антон, хотя его тон и поза говорили об обратном. — Ну же, не дуйся, у меня правда ничего с ними не было и с Ирой тоже и ничего не будет, слышишь? — А почему? — Что «почему»? — Они красивые? — Ну, да, но… — Умные? — Вполне, но… — Интересные? — Некоторые очень, но… — Тогда почему у вас с ними ничего не было? — Антон, они совершенно меня не интересовали в этом плане. Во-первых, они мои ученицы, школьницы… — А я? Я тоже ваш ученик. — Я уже говорил, что то, что у нас с тобой происходит, у меня впервые. А во-вторых, они были интересны мне лишь в плане преподавании. — А я? — А ты мне интересен как личность. Арсений припарковал машину на большой парковке, перед огромным уличным киноэкраном. — Ты должен понимать, что нам не во все общественные места можно ходить вдвоём. Точнее сказать, вообще нигде лучше не появляться вместе, раз мы решили попробовать, чтобы не давать почвы для слухов. Я долго думал. Это, конечно, не ресторан или прогулка по набережной, но мне кажется, что это… — Это офигенно, — перебил мужчину Шастун, — мне очень нравится. Романтичнее вечера у Антона не было никогда. Старая добрая романтическая комедия «Между небом и землёй», картошка фри и бургеры из мака, попкорн, кофе и Арсений. Вообще, Шасту казалось, что он в этот вечер сам где-то между небом и землёй, потому что в реальность происходящего парень поверил окончательно только тогда, когда на середине фильма Арсений взял его за руку и продолжал держать до титров. Нет никакой сжигающей страсти или похоти, сплошной уют. Если бы можно было выбрать момент для создания своего рая, Антон выбрал бы именно этот. Он готов был целую вечность вот так сидеть в нагретой машине, смотреть то на Риз Визерспун, то на Арсения и держать его за руку. Ощущать тепло, исходящее не столько от печки, сколько от мужчины на водительском. Улыбаться от того, как он мило подносит ко рту Антона картошку, испачканную в сырном соусе, как его пристальный серьёзный взгляд меняется на что-то очень доброе и спокойное, когда Антон эту картошку съедал. К концу фильма Шастун уже начал клевать носом, потому что ночь не спал, весь день работал; в общем, устал он как-то за день. Арсений ничего не сказал, лишь мило улыбнулся и покачал головой. — Ты завтра придёшь? — Попов вышел из машины, достал букет цветов и подал их парню. — Конечно, в пять? — кивнул парень. — Как всегда. И ещё, — он протянул Шасту книгу, — прочти пожалуйста двадцать второй и двадцать третий параграфы, завтра будем разбирать, чтобы ты был в курсе. — Хорошо, — Антон взял книгу, закусил губу и быстро чмокнул Арсения в щёку. — Антон! — вскрикнул Арсений и вытаращил на него глаза. — Да что Антон-то? — Ничего, — тяжело вздохнул Арсений. — Иди уже. Антон вошёл в подъезд, прижался спиной к ледяной двери и только сейчас смог выдохнуть. Он засунул нос в большой пышный бутон красных роз и вдохнул аромат, быстро прокручивая в голове события вечера. Такого от мужчины парень совершенно не ожидал. Хотел, конечно, но не ожидал. Он поднялся по лестнице в состоянии эйфории и некого забвения, эмоции и чувства накрывали с головой… — У тебя опять новый ебырь? Или Сергеича вернул? Антон поднял голову, на ступеньках около его двери сидел Эдик. Это было каким-то проклятием: второй раз Антон целует Арсения, и второй раз где-то поблизости крутится Выграновский. Одно радовало — если он спрашивает, от кого цветы, значит, точно не видел, что это Арсений. Антону стало резко так неприятно и грустно. Парень напоминал Хатико — сидел ждал его под дверью. — Что ты тут делаешь? — остановившись за две ступеньки до парня, спросил Антон, пряча книгу по физике под цветы. — К тебе пришёл, сегодня же… Забей, я так понимаю мои признания тебе не упёрлись, — он пихнул ногой подарочный пакет, и тот громко шлёпнулся на ступеньки, разнося этот звук эхом по всему подъезду. — Я пройду? — Антон не знал, почему спрашивает, но почему-то ему было страшно проходить мимо парня. Эдик ничего не ответил, вместо этого он резко подорвался и пулей пронёсся мимо Шаста, специально цепляя его плечом, как в фильмах. Антон не двигался, продолжал стоять, слушая как глухие быстрые шаги Выграновского давят на ушные перепонки. Он так стоял, пока не хлопнула подъездная дверь и только тогда пошёл, остановился около пакета, посмотрел на него с минуту, но всё-таки поднял и занёс в квартиру. В пакете не было ничего интересного: какие-то конфеты, которые Антон не ел, открытка, в которой Выграновский теперь в письменной форме лил свои любовные поэмы, фоторамка с их фоткой — банально и совершенно не трогательно. Антон быстро скинул всё обратно в пакет и убрал его в шкаф. Он долго просто валялся на кровати, пялясь на вазу с розами, которую поставил около своей кровати на тумбочку, ещё раз прокручивая вечер с мужчиной, пока не вспомнил, что Арсений просил его прочитать книгу. Он с первого раза открыл её на нужной странице. Только вот причиной этому была отнюдь не везучесть парня. Маленькая валентиночка, со смешной жопкой корги на розовом фоне в форме сердечка и подпись «Тебе, от Арсения…» Шастун сначала долго пялился на открытку, а потом взвизгнул и убрал её под прозрачный чехол на телефоне. Естественно надписью вниз, чтобы никто не видел. Он перечитал два параграфа раза три, потому что мысли все были только об Арсении, для физики этим вечером в его голове места не было.