Save me from my thoughts

На следующее утро Накахара буквально вскочил от звука будильника и понёсся в душ приводить себя в порядок. Тёплая вода нежно стекала по его телу и мышцам, а шампунь для волос с ароматом клубники вкусно пах. Тем вечером они договорились о сегодняшней встрече после окончания занятий Тюи в академии. Предвкушение похода в ресторан и желание увидеть того, с кем можешь забыться и ощутить счастье разливалось теплом по телу и покалывало кончики пальцев. Сегодняшнее утро Тюи было особенным и совершенно другим. Больше никаких раздумий и витания в мыслях. Только лёгкое волнение и желание поскорее увидеть Осаму. По дороге в академию он как всегда зашёл в торговый центр за любимым кофе и с хорошим настроением направился в сторону академии. Солнце грело голову, поэтому Тюя нацепил и плотно прижал на голову свою чёрную шляпу. На нём была объёмная, нежно-голубая рубашка из хлопка, чёрные джинсовые кюлоты до колен и высокие белые носки с кедами. Из украшений он предпочитал кожаные браслеты с черепами и ожурные чокеры с камнями, что красиво смотрелись на его хрупкой шее и выглядывали из-под ворота рубашки, первые пуговицы которой были расстёгнуты. Да Накахара сплошной набор разнообразных фетишей. На плече как всегда висел громадный чёрный тубус с кучей чертежей, зарисовок и художественных атрибутов, который гремел при движении карандашами внутри. По его внешнему виду можно было сразу понять, что это определённо человек искусства, ведь одет он был всегда со вкусом, даже огромную домашнюю футболку он умел оригинально подать в купе с другими вещами. На удивление, зайдя в академию, он не почувствовал, как обычно, — раздражения и неприязни ко всем. Лишь желание скорейшего окончания пар и встречи с Дадзаем. Первой парой стояла история искусств, которую не очень любил Накахара. Единственное, что сглаживало этот предмет — энергичная преподавательница по имени Акико Йосано. Сильная, строгая и решительная, весьма феминистично настроенная женщина, из-за своего прошлого крайне не любившая людей, которые не ценят жизнь других. У неё чёрные волосы с прямой челкой и золотой заколкой-бабочкой сбоку, а глаза тёмно-серого цвета. Йосано-сан носит белую рубашку с пышными рукавами, которые заканчиваются на середине предплечья. Её рубашка заправлена в простую чёрную юбку, которая заканчивается чуть выше колена. Она носит чёрные перчатки и чёрный галстук, тёмные колготки и красные туфли на каблуках. Часто, вместо объяснения материала она рассказывала свои истории о поездках в разные страны: Египет, Будапешт, Бразилия... А так же о своём прошлом. Оказывается, у неё есть медицинское образование, но после работы в госпитале в течение года, не смогла созерцать мучения других людей и, уволившись, с головой ушла в изучение искусства. К своим любимчикам, в ряд которых входил Накахара, она относилась очень хорошо, но к тем, кто филонил и не выполнял её огромное количество работ, докладов и рецензий на картины — с пренебрежением. Тюя сидел на первой парте в прохладной аудитории только на её уроках и смотрел прямо в глаза Йосано-сан, что добавляло ей уверенности, а Накахаре — авторитета. Его выводили из себя ученики, сидевшие в самом конце и кидавшиеся комками бумаги. Он терпеть не мог их, да и впрочем, всех в этой академии, кроме нескольких преподавателей. Но если другие выражали свою неприязнь грубыми оскорблениями, то Накахара — спокойным, грустным и свинцовым взглядом. Ему было параллельно на их жизнь и судьбу. Иногда, прислушиваясь к разговорам он разочаровывался всё больше: девушки говорили о джентельменах, которые пишут им лестные комментарии под фото в социальных сетях, а парни, которых было значительно меньше — обсуждали девушек, и, как ни странно, своих котов... Можно сделать много выводов, прислушавшись к чужим разговорам. Так прошли ещё две пары по рисунку и три по живописи. Вымотанный Накахара стоял напротив зеркала в неприятно пахнущем мужском туалете и отмывал остатки графита с рук, что затекли от рисования. На его рубашке виднелось затёртое пятно от темперы, которое он решил не мучить, а отмыть по приходе домой. Лишь бы Дадзай не заметил... Так закончилась его шестая пара — в четыре вечера. С облегчением и полупустым тубусом он вышел в коридор, достал мобильный и набрал сообщение для Осаму:

Кому: Осаму Дадзай

16:09

Я закончил.

Осаму был онлайн и просмотрел сообщение, но ничего не ответил. Вдруг, спускаясь по лестнице к выходу, Накахара стал нервничать: почему он не ответил? Небось передумал? А о чём нам с ним говорить? Ожидание долгожданной встречи угнетало, как вдруг, открыв тяжёлую входную дверь академии, тот увидел бегущего к воротам Дадзая, с красными от жары щекам и мокрой от пота чёлкой. Выглядел он просто охуенно: чёрная, однотонная футболка, висящая на его теле, чёрные, облегающие стройные и высокие ноги джинсы, и всё те же старенькие и потёртые временем кеды. А на лице как всегда улыбка... — Приве-е-ет, художничек! — с ухмылкой и желанием подъебать поздоровался Осаму. Он был безумно рад увидеть Тюю, и боялся опоздать, что присуще ему. Поэтому и непрерывно бежал минут десять до академии. — Здравствуй, Осаму. Видимо, любишь позлить человека при первой встрече, да?— с иронией и улыбкой ответил Тюя. К удивлению, это его ничуть не обидело, наоборот – из уст Дадзая любое прозвище было желанно. Они шли спокойным шагом к ресторану сначала по обочине, у которой стоял неприятный запах бензина и облака пыли. Затем по старому мостику, на который возлюбленные вешали замки с именами. — Осаму, ты не находишь в этом нечто романтичное?... — с замиранием сердца поинтересовался Накахара. Он был романтиком, поэтому такие мелочи, как оставить на мосту замóк в честь любви двух людей — восхищали его. — Как по мне, это глупо – вешать куски железа на перила у моста, да и романтики я тут не вижу. Вот набить парные татухи с именами и сердечками — да, вот это романтика! Что не скажешь о Дадзае, который наоборот не любил милые и сопливые, по его мнению, формальности. Он был больше приверженец экстрима и необдуманных решений в порыве своих желаний: набить парные тату, написать кровью свои имена и сделать пирсинг самых разных, кхм-кхм, мест. — Не то слово. А потом иглы окажутся спидозными и обе половинки скончаются одновременно. М-да, ромаантика... — А мне нравится! Вполне себе классное двойное самоубийство, скажем так. — Ты нормальный? — Смотря с какого ракурса смотреть, художничек. Смысл шутки до Накахары дошёл спустя минуту, после чего он посмотрел на Дадзая испепеляющим взглядом, полным оскорбления и злости. Тюя мог вытерпеть любые шутки, но когда кто-то заикался про его рост — раздражался так, что искры летели из глаз. Осаму впал в приступ заразительного смеха, что ещё больше раздражало Накахару, но при этом и доставляло удовольствие от лёгкости и непринуждённости их общения. В такой обстановке время летит с невероятной скоростью, поэтому они и глазом моргнуть не успели, как перед ними появилась вывеска ресторана с токпокки. Здание из красного кирпича, ничем не выкрашенное снаружи, из которого доносился аппетитный аромат кимчи с душистыми специями. У обоих уже текли слюнки. Внутри было довольно просто, но со вкусом: те же стены из красного кирпича, но выкрашенные в тёплую коричневую краску, яркие тканевые торшеры и чёрные кожаные диванчики, стоящие друг на против друга. Между ними стояли красные деревянные столы с сахаром, солью и салфетками. Зал был почти пуст. Не считая старушки с чихуа-хуа и до тошноты милой парочки. Они выбрали место в самом углу ресторана у большого окна с жалюзи и кондиционером. Чуть поодаль была барная стойка, из-за которой вышла официантка, вынося токпокки для милой парочки. Тюя для себя отметил огромное количество его любимой зелени: на подоконниках кактусы и фикусы, а на тёмном деревянном полу — раскидистые пальмочки в красивых горшках. Плюхнувшись на прохладные диванчики, обдуваемые холодным воздухом, они облегчённо выдохнули и приступили к изучению меню, которое было заметно потрёпано жизнью и местами с пятнами от жира. — Любишь поострее? — О нет, только ничего острого, иначе мой желудок с гастритом будет проклинать меня. Что говорить о здоровье, то у Накахары с ним было не очень — проблемы с щитовидной железой и желудком сильно мучали его, хотя он сам питается одним кофе и печеньем... — Ого, не знал, хах, да ты у нас тот ещё неженка! Тогда возьмём обычные токпокки и кимчи?— улыбчиво спросил Дадзай. — Да можно поспорить, кто тут ещё неженка и при виде насекомых чуть ли не теряет сознание?! — с насмешкой отметил Тюя, заметив, как Осаму съёживался от вида комаров и взволнованно спрашивал у Накахары, не малярийный ли он... — Хах, а ты внимательный, художничек. — прищурившись, сказал Осаму. Он с детства ненавидел насекомых и всю живность после того, как когда-то случайно сел в муравейник. "Ох, как потом всё чесалось неделю" — вдруг поёжившись, вспомнил Дадзай. Они позвали официантку и заказали блюда. — Сегодня для пар у нас скидка пятнадцать процентов! — с радостью сообщила она. Ошарашенные взгляды Тюи и Дадзая встретились, а потом они оба вылупили глаза на официантку, в унисон сказав: — МЫ НЕ ПАРА. — Да? Хи-хи-хи, извините... Ваш заказ будет готов через двадцать минут. — сказала она, краснея от неловкости и уходя за барную стойку. Повисло неловкое молчание между ними. Слышалось гудение кондиционера и звук телевизора с рекламой, постукивание палочек о посуду и неприятное хлюпанье сока через трубочку, как вдруг они начали звонко смеяться. Напряжение и неловкость сняло как рукой, после чего они начали обсуждать трёх, ой, точнее четырёх посетителей, шутить над глупо выглядящей парочкой и часто гавкающей собакой, как они её прозвали – "крысой". Время снова прошло очень быстро. В этом ресторанчике работники приютили рыжую кошку и назвали её Яна(Что за имя такое?). Даже ошейник на случай если потеряется надели с номером и адресом заведения. Яна тёрлась то об ноги Дадзая, то Тюи, но крыса, увидев Яну залилась громким тявканьем вместе со своей старухой. Всё таки, животные похожи на своих хозяев. Персонал унёс кошку Яну, и больше этот грациозный комок рыжей шерсти не тёрся об их ноги. — А она похожа на тебя, Тюя! — с энтузиазмом заметил Дадзай. — Да? А ты на ту тявкающую крысу! — ответил Тюя и рассмеялся от самого же себя, на что Осаму нахмурился и фыркнул. — Я тебя, значит, с милой рыжей кошкой сравниваю, а ты меня с крошечной тявкающей крысой?! — с разочарованием ответил Дадзай. — Если я на кого и тяну из животных, то только на добермана! — с величием добавил Осаму. — ХА-ХА-ХА, ты слишком высокого мнения о себе, Осаму! — снова прибывая в приступе смеха, ответил Накахара. — Уже штукатурка сыпется от твоей невъебенно высокой самооценки! — Да иди ты, маленькая, рыжая язва... — обиженно ответил Осаму и нахмурился. — Уже иду, скумбрия! ХА-ХА-ХА!!! — держась за живот от смеха, простонал Накахара. А скумбрией его прозвал Тюя после того, как Осаму ему рассказал, что любит консервированную скумбрию и королевских крабов... Все посетители косились на нарушителей тишины и бросали на них косые взгляды, но как же им было параллельно. Совершенно похуй на всë и всех. Отведав вкусные токпокки и немного кимчи, Дадзай взял инициативу заплатить за Тюю. По началу тот отпирался, мол, ему неловко, но Осаму умел уговаривать. После аргумента Осаму "Раз я предложил сходить в ресторан — мне и платить за тебя, художничек" Накахара умолк. То ли от убедительности Осаму, то ли от смущения, но всё же умолк... Выйдя на улицу, где уже был вечер, они удивились, как быстро прошло время. Обратно они шли тем же маршрутом, только у ворот академии свернув в сквер. Тюя совем забылся и не понял, что живёт Дадзай совершенно в другом направлении, и что тот его ещё и провожает, с аппетитом пожирая взгядом после наглого решения за него заплатить. — Представляешь, нам препод по рисунку задал сделать кучу набросков силуэта человека с натуры, а потом выбрать лучший и написать полноценный этюд. Похоже, придётся опять срисовывать с интернета... — Как так? Тебе что, некого рисовать? Полно же людей... — удивлённо возразил Дадзай. — Некого. У меня нет друзей. — с лёгкой грустью ответил Накахара. — Тюя, ты меня обижаешь. То есть, после всего того, что было между нами, ты меня за друга не считаешь?! — обиженно и с иронией возразил Осаму. — Не-ет, не подумай! Ты мне друг, — от этих слов по телу Накахары прошлись мурашки. Друг? Он уже забыл значение этого слова, а тут так резко сказал это. Не пожалеет ли он об этом?... — просто я не сказал главного... Этюд, он... — Ну же, не мямли, Тюя. — Дадзай не любил ждать и просто не выносил, когда ему не договаривают что-то. — Этюд. Фигура на нём должна быть обажённой по пояс, а лучше и полностью, чтобы... Чтобы прорисовать все детали строения тела человека. Вот... — как же...блять...неловко было это говорить. Уши и щёки Накахары стали краснеть, из-за чего он невольно натянул посильнее шляпу. — Пф, да я с радостью! Всегда хотел, чтобы меня голым нарисовали! — с улыбкой, но совершенно серьёзно ответил Дадзай. — В белье! — Ну раз в белье, так в белье. Когда начнём, художничек?— довольная ухмылка расползлась по лицу Осаму. Клыки выпирали и поблёскивали от света фонарей, а глаза были до того лукавые и напористо-невинные, что хотелось сбежать от этого смущающего взгляда. — Т-ты согласен? — ошарашенно спросил Накахара, осмысляя и понимая, что зря вообще рассказал. Ну ничего, порисовал бы обнажёнку с интернета, ему не привыкать. А вот живого человека, от одного взгляда которого учащалось сердцебиение, и кровь мгновенно вскипала, вызывая совершенно новые ощущения — никогда. — Ну конечно! Отдашь потом мне картину? Я повешу её у кровати и буду любоваться собой каждый вечер. — Твоя самооценка уже преодолела стратосферу и достигла чёрной дыры, Ос-саму. — Время и место напишешь в эсэмэс, для тебя я всегда свободен! — не переставал Дадзай нагло издеваться над смущавшимся Тюей. — Ладно... — как вдруг он осознал что находится у своего подъезда. Этот иуда, Ос-саму Дадзай, проводил его прямиком до подъезда, и даже ничего не сказал! — Ты что, меня проводить решил? — бровь Накахары медленно стала подниматься вверх. — Ага. А что, нельзя? Зато теперь я знаю, где ты живёшь. Осталось номер квартиры узнать... — Пятьдесят пятая... — резко выпалил Тюя, не понимая зачем и почему, начиная искать ключи в сумке. Опять куда-то мимо кармана упали... — Воу, ок. Спасибо, и не трясись ты так, я же не убийца какой-нибудь. Хотя...— Осаму нагло продолжал испытывать Накахару. — Нашёл! — разворачиваясь к двери, открывает вход в подъезд, игнорируя реплику Дадзая. — До встречи, Тюя. — До встречи, Осаму. — сказал Накахара, выглядывая из-за двери и провожая взглядом Дадзая. Им предстояли ещё долгие часы раздумий о том, почему Дадзай резко и неожиданно для себя стал флиртовать с Тюей, а тот, вместо раздражения принял это и временами так мило смущался... Теперь они оба ждут с замиранием сердца следующей встречи. есть люди, в чьих глазах прочесть слова возможно, ты лишь заметь в его очах тот голос осторожный. он тихо спросит о мечтах, так нежно и тревожно, безмолвие у вас в устах – но говорить возможно. прочувствуй тот немной вопрос, что там внутри застрял. он ждёт и просит на износ того, кто бы понял. понял, и с искоркой в глазах, с сочувствием и лаской, ответил о своих мечтах, что не давал огласке.