Save me from my thoughts

"Как меня могло занести так далеко?" — всё думал Накахара, расположившись рядом с уже тёплым Дадзаем, который свернулся в клубок под одеялом и удобно устроился подле Тюи. Его глаза под веками быстро бегали, а ресницы подрагивали, от слёз нос забился и мило сопел. Тюя всё никак не мог им налюбоваться, чтобы надолго запомнить это милое создание, схватившееся за край его футболки и никак её не отпускавшее. Тюя гладил его всё это время по спине, боясь уснуть и не заметить, но спустя час чары окутали его и он погрузился в долгий сон... Проснувшись и резко дёрнувшись, он увидел Осаму, лежащего всё в той же позе, но уже без пледа. Во время сна он закинул на Тюю свои лапы и прижал к себе, как плюшевого зайца, хотя и разница не большая. Мочевой пузырь больно изнывал, но одно резкое движение — и это чудо откроет свои карие глаза, чего допускать совсем не хотелось, поэтому, применив всё своё изящество, подкладывая вместо себя плед, Накахара выбрался из мертвецкой хватки и на носочках вышел из комнаты. Туалет... Множество дверей в коридоре не хотелось открывать, дабы не будить обитателей этих хором, как вдруг из своего кабинета вышел Огай. — С добрым утром, Тюя. — зевая, с кружкой кофе в руке сказал он. Круги под его глазами говорили, что тот совсем не спал. — И вам доброе, Мори-сан. Не подскажите, где у вас туалет? — Тюя стеснялся. Очень. Ему не стоило усилий, понять, что тот видел сообщения, адресованые Дадзаю, а в них были извинения за поцелуй... Неловко получилось. — Конечно, дверь перед тобой — дружелюбно ответив, он направился на кухню, видимо, уже не за первой кружкой кофе. Белая дверь в сером коридоре тихо открылась, а туалет пах ароматом свежести и ароматной воды. Белая плитка, кафель и вычищенные до блеска предметы говорили о чистоплотности хозяина квартиры. Справив нужду и умываясь, Тюя отметил свой помятый вид: на щеке была вмятина от подушки, а лицо опухло от сна в одной позе... Красота неописуемая. Выйдя обратно в коридор, Тюя почуял запах чёрного, горького кофе и заметил краем глаз тёмный силуэт, сидящий на кухне в самом конце коридора. Мори-сан услышал его и, развернувшись, подозвал к себе жестом правой руки. Накахара заметно занервничал: вдруг ему предъявят за спаивание Осаму, или что ещё хуже — за его совращение? — Тюя, присаживайся рядом. — Огай жестом указал на табурет, что стоял рядом за круглым столом. — Кофе? — Да, пожалуйста, если не сложно. — и тот направился к кофемашине — закидывать синюю капсулу с золотым рисунком верблюда. На просторной кухне было довольно уютно: обои, цвета молочного шоколада, тёмный линолеум, а на двух окнах перед ним — шторы, цвета бордо из плотной ткани. Слева от двери расположился чёрный угловой кухонный гарнитур с золотыми ручками, а в середине кухонный стол, тоже чёрного цвета, за которым на удобном табурете с красной подушкой сидел Тюя и смотрел на натюрморт с апельсинами, вином и сыром в золотой рамке. В квартире не было цветов, и обстановка была довольно мрачная. Глядя на застывшего и смотрящего в одну точку Тюю, Мори-сан решил первым начать диалог. Он опёрся спиной о кухонный гарнитур, и кашлянул в кулак. — Тюя, я рад, что мы перешли на ты и оставили формальности. Я хочу поговорить по поводу Дадзая. — Накахару это резко вывело из забвения, от чего он легонько вздрогнул и устремил взгляд на фигуру Огая, что стоял в чёрных прямых брюках и чёрной водолазке с высоким воротом. — Мори-сан, мне немного неловко, что вы видели мои сообщения для Осаму, просто я действительно переживаю за него...— отведя взгляд на свои руки, с грустью ответил Тюя. Во взгляде Мори тот не мог угадать его настрой — лишь усталось и желание выспаться. — Я рад, что у Осаму появился такой друг, как ты, а может и не только друг...— сделав короткую паузу он намекнул, что не станет лезть в их взаимоотношения — Меня это совсем не волнует, так что не переживай, Тюя. — заметив его мандраж, спокойно отрезал Мори. — Фукудзава-сан рассказал, что ты знаешь о его прошлом и, надеюсь, понимешь его состояние, при котором нужен рядом такой человек, как ты. — Да. Это случилось по моей вине, Мори-сан, извините. Я не знал тогда о его депрессии и запрете алкоголя, а он не дал мне договорить, ведь я очень его понимаю... У меня тоже нет...родителей. — он пытается быть серьёзным и уверенным, но утром, да и с хриплым голосом волнение очень заметно. — Не нужно извинений, я благодарен за то, что ты с ним рядом, и сожалею о твоих родителях... Вы поговорили вчера с Дадзаем? — Да, и ему от моей истории будто стало лучше. По крайней мере, я надеюсь. — кашлянув в кулак, более живым голосом сказал Тюя. На самом деле внутри он пребывает на седьмом небе от счастья, ведь всю ночь спал не один, а с огромным и длинным чудом в бинтах, что так шершаво тёрлись об его тело... — Я рад. Сейчас ему главное отойти от эффекта антидепрессантов и алкоголя, что займёт ещё примерно дня три, а дальше — ему стоит общаться с кем-то, не замыкаясь в себе. Я не могу тебя просить, ведь ты и так сделал для него многое, но... — Конечно, я буду с ним всё это время, Мори-сан. — перебивая, отрезал Накахара. Он больше никогда не оставит Осаму наедине со своими едкими мыслями, никогда... — Спасибо, Тюя. Дадзаю безмерно повезло. — уголки его губ приподнялись, а глаза с едва заметными морщинками будто отрывали от себя самое дорогое и отдавали на сохранение. Он и вправду рад, что они сдружились, ну, или что-то вроде этого. Кофемашина запищала, уведомляя о готовности кофе. На стол, рядом с Тюей, ставится тёмно-зелёная, среднего размера кружка с аромантым кофе и хрустальная сахарница с серебряной ложкой. Они пьют кофе в тишине. Что странно, но они совсем не испытывают неловкости, или что-то по типу этого, а наоборот — любят и уважают тишину. За окнами проезжают машины и идёт дождь. Вообще, с утра у Тюи пары, но как он может оставить Дадзая одного? Мори-сан попросил остаться с Осаму, ведь у него самого сегодня три операции, на которые не прийти он попросту не может, а по поводу академии сказал не переживать, он врач — выпишет ему недельный больничный и чики-пуки, только бы Осаму лучше стало. Уходя, Огай оставил Тюе запасные ключи и сказал, что сам будет поздно. Когда это поздно — не известно. На кухонном столе лежала груда таблеток для Осаму, а рядом — лист с инструкцией. По расписанию, сейчас как раз нужно пить одну из них, в красно-белой пачке. Прямо по коридору от кухни и налево — комната Осаму, что не вписывалась в общую гробовую атмосферу квартиры. Та была светлая, с белыми обоями в крапинку, как мороженое с шоколаной крошкой, с нежно-жёлтым полом и окна, с лишь с прозрачной тюлью поверх. Справа от входной двери стояла большая кровать, на которой царил хаос, а рядом белая тумба, на которой лежала книга "451 градус по фаренгейту" — научная фантастика, под стать её читателю. В самой комнате было убрано, не считая одежды на стуле у письменного стола, что стоял напротив кровати, и открытого шкафа с вещами — видимо, Осаму так спешил на встречу с Тюей, что забыл закрыть. А аромат... Свежий и солёный, будто морской бриз; тербкий кофе с мускатным орехом. Держа в руке стакан с водой и пилюли, Тюя осторожно, не будя жителя этой комнаты заходит и снова любуется Осаму, устроившимся у пледа и закинув на него одну ногу... Тот одет в обычную бежевую футболку и чёрные шорты до колен. Он ставит всё, что держал на тумбу и осторожно садится подле него. Кровать немного прогнулась под его весом, но чудо и глазом не ведёт. Тогда Накахара запускает свою аккуратную кисть руки в сопревшие от духоты волосы и ерошит их, пытаясь вывести того из сонного царства. От этого на лице Тюи вырастает искренняя улыбка во все тридцать два и милые ямочки на щеках. Сейчас он счастлив, ведь Осаму, почувствовав прикосновения, перевернулся на спину и растянулся во весь рост на кровати, что ему коротка в длину, зевнул и приоткрыл свои карие глазки с густыми, и как смоль ресницами. Сейчас он безумно милый и такой обычный, без выебонов, что хочется сжать мёртвой хваткой и не отпускать. Он смотрит сквозь сон на Тюю, а потом охрипшим и низким голосом, что хорошо контрастирует с его милым обличием, выдаёт: — Тю-юя?... — будто увидев приведение, распахнул глаза Осаму. — Я думал мне приснилось, что ты пришёл... На это утреннее откровение Накахара лишь ласково усмехнулся и продолжил дальше теребить его волосы. — Сон, значит? Тогда скажи мне вот что: ты рад меня видеть? — Да... — чуть подумав, сказал Осаму. Сейчас ему очень хорошо. Ловкие пальчики делают массаж головы, а сам он смотрит на свои ноги и слушает шум дождя за окном. — Очень. — На это Тюя пододвинулся ещё ближе к Осаму и наклонился прямо к его красному затёкшему ушку от сна на одном боку. — А ты помнишь, о чём я вчера тебе рассказал? — шёпотом спросил он. — Да, Тюя, я помню. Всё. — он перевёл свой взгляд в лазурные очи, что смотрят с обожанием. — Я больше не убегу, обещаю. — на этих словах его взляд застыл на красивых, узких и аккуратных губах цвета земленики. — Хочу попробовать их на вкус. — Что?... Не успев договорить, Накахару прервали на полуслове и нежно облизали нижнюю губу, раздвигая их языком и аккуратно целуя, дотрагиваясь языком и переплетая их. Немного прервавшись, тот снова посмотрел в лазурные очи, прося разрешения на поцелуй. В ответ его аккуратно притянули за острый подбородок ближе и поцеловали, но уже требовательно, впиваясь и посасывая нижнюю губу, в конце громко причмокнув. Их губы отделяла тонкая нить слюны, и они оба, уже не смущаясь, продолжили целовать друг друга, будто изголодавшиеся псы, при этом держась за скулы и тяжело, громко выдыхая. Осаму схватился за бёдра рыжика и утянул на себя, садя на колени и нежно поглаживая. — Тебе нужно выпить лекарство. — прервался Тюя, вызвав у Осаму недовольный стон. — Ещё чуть-чуть... — снова целуя, бурчит он. Но Накахара непреклонен. Он отодвигает от себя тушку, упираясь руками в грудь и тянется за таблеткой и стаканом, открывая потрясающий вид для Осаму, а потом, упихивая ту насильно ему в рот, даëт запить. — Умничка. — хмыкнул Тюя, положив всё обратно на тумбу. У уголка губ Осаму стекает капля воды, которую Накахара бесстыдно слизал, целуя в губы, красные ушки и шею, пытаясь добраться до плоти под бинтами и нежно её оглаживая. Осаму млеет от его мокрых поцелуев. Дрёма ещё не сошла, поэтому они оба падают на кровать и лежат в обнимку, смотря точно глаза в глаза. Им нужно ещё столько обсудить. Например то, почему они так быстро и легко могут целовать человека своего пола; что, твою мать, между ними. Рассказать о своём прошлом, вскрыв потаённые скелеты в шкафу, чтобы больше не убегать в ужасе после этого, но сейчас они просто лежат вместе, и им очень хорошо. На самом деле до той выставки Дадзай и подумать не мог о том, что когда-то станет целовать парня. Что уж говорить о том, что он даже и в их сторону не смотрел, кроме как на друзей. Всю жизнь его окружали красивые девушки, которыми он только и мог что восхищаться, ведь до отношений никогда не доходило. Они были слишком настырными и пытались стянуть с него бинты при первом же перепихоне, что безмерно бесило его. Да, безусловно, были у него как-то отношения с девушкой по имени Хигучи. Высокая блондинка с карими глазами и огромной самооценкой, что любила всех судить. Так дошло и до Осаму: при их первом разе, когда в порыве чувств он открылся ей, а она послала его куда подальше, а лучше — полечиться в психушку. После этого он был согласен только на секс, и то в темноте. Но Накахара... Его европейская внешность особенна и выделяется на фоне других. Он не лицемер, умён и просто охуенно рисует. Если быть честным, Осаму просто тащится с его вроде и хрупкого, но с долей мускул тела, с его просто потрясающего стиля, огненно-рыжих волос и чокера на изящной щее. А самое главное — он, блять, не гонит его, а наоборот — даже ухаживает, гладит и говорит безумно милые слова. Не обращает внимания на шрамы и проблемы с головой. Ну не изумруд ли? — Тюя, а у тебя были когда-нибудь отношения? — вдруг стало тому интересно, ведь на натурала он походит не очень, да и не похож на того, кто с кем-то жил. — Нет. — Даже девушки? — Дадзай, они меня не интересуют, я стопроцентный гей. — с усмешкой пытается он успокоить. У Накахары, на самом деле, и вправду никогда никого не было, не считая поцелуя со старшеклассником в лагере при игре в бутылочку — после этого случая, он презирает такой досуг. С самого детства, лет с шести, он восхищался и засматривался лишь на мальчиков в его группе в садике. Был один кудрявый блондин с карими глазами и россыпью веснушек, но тот, после признания в любви лишь посмеялся над чувствами маленького Тюи и больше никогда с ним не играл. Если говорить о более осознанном возрасте, то в старшей школе у него был лучший друг — Атсуши: добрая душа с белыми волосами и фиолетовыми, что странно, глазами. Они дружили и были не разлей вода на протяжении двух лет. Тот помогал Тюе освоится в новой школе после реабилитации, но вот досада — воспринимали они друг друга по-разному: Атсуши Тюю — как лучшего друга и близкого товарища, а вот Тюя в него влюбился, точнее не в него, а в его отношение к Тюе: постоянные угощения бэнто, онигири или токпокки, частые прогулки за ручку и "дружеские" обнимашки. Ну и намечтал тогда он себе счастливой с ним жизни до смерти, но не тут то было... Решив признаться, на новогодней вечеринке, Тюя сказал Атсуши, что тот нравится ему, и после долго объяснения тому, как именно он ему нравится, Атсуши просто испугался и не захотел общаться дальше. Наверное, именно эти люди заставили Тюю принять и осознать свою ориентацию годам так к семнадцати. Когда все его одноклассники во всю засматривались на молоденьких учительниц — он на них самих. Вот же ирония, не так ли? Но Дадзай — это что-то совсем другое. Тюя влюбился. И да, блять, теперь у себя в голове он не боится этого слова. Влюбился в него не из-за внешности, хотя у него с ней всё просто офигенно, и даже не из-за его увёртываний за ним, а в него самого. Как в его минусы: лёгкую неаккуратность, вспыльчивость и язвительность, в купе с кучей шрамов как физических, так и моральных, так и в его просто чудесные плюсы: открытость, горящие глаза и нежность, ум и всегда кучу энергии. Он готов мириться с его демонами, ведь именно это значит любить. Они общаются всего навесего две с половиной недели отроду, а уже могут без стеснения целовать друг друга и лежать в обнимку в одной кровати. После слов Накахары о том, что он точно гей и даже не смотрел на девушек в сексуальном плане, Дадзай задумался: он, прирождённый кадрильщик и обольститель сердец, что любит секс именно с девушками, резко делает исключение для маленького рыжего комочка, ну, или не совсем комочка. Он заметил, каким серьёзным и раскрепощённым становится Тюя наедине с ним, поддерживая язвительные шутки и жаркие поцелуи. А после сдвига в башке у Осаму, так совсем стал взрослым надзирателем, что впихивает насильно таблетки. Он может быть разным и это просто чертовский радует. Так, а вот об этом он не думал: секс с парнем это совершенно другое, вот прям совсем. То, о чём он ничего не знает. От этого становится страшно и жутко неловко, но раз Накахара гей — то он то точно должен шарить в этом? — Чего это мы зависли? Разочаровался что я гей, или в том, что ты не натурал? — Тюя смеётся, над вдруг ставшим серьёзным Осаму. Он реально ушёл в себя, сдвинув брови домиком. — Скорее это просто ты исключение, и девушки мне не стали противны. — а вот тут уже Осаму нагло лжёт. Когда к нему в универе, как обычно, стали клеиться первокурсницы — с просьбой провести вместе ними ночь, тот язвительно им отказал, выражая всю свою неприязнь к таким, как они. "Да ну? То есть раньше, Осаму, ты рад бы был их трахнуть в туалете, а теперь резко стало противно?" — вёл он диалог в мыслях сам с собой. Накахара точно как-то подействовал на него, но при этом и к другим парням его не тянет от слова совем. — Тюя, а у тебя был когда-нибудь секс с парнем? — а что терять, они уже целовались, нужно и о таком спросить... — Что? А ты уже хочешь?.. — Тюя в недоумении. То есть натурал, до этого ни разу не смотревший на парней, первым решил заговорить на эту тему? Это чертовски странно. — Может, это эффект от алкоголя? Отойди немного... — вставая, буркнул засмущавшийся Накахара. Он понимал, что если у них всё-таки серьёзно, то рано или поздно это должно будет случиться, но не сейчас же с этими вопросами лезть... — Прошу, прости, если слишком быстро, но честно, я это ради интереса спрашиваю. — жалобным взглядом пытается он успокоить пыл Тюи, и это помогает. Тот садится обратно и гладит его за ушком. — Нет, я никогда не спал с парнем, но знаю как это делать... Удовлетворённый ответом, Осаму снова затащил Накахару в кровать и крепко-накрепко обнял. Вот же собственник... — Ты мне чертовски нравишься, Накахара Тюя. И с этого момента ты только мой. Тюя пытался возразить, что-то вроде: "Я не твоя собственность", но нежный поцелуй в макушку мгновенно заткнул его. — А ты мой...