«May the force be with you»
***
ZAYN — Addicted Обретя счастье, люди почти всегда благодарят судьбу за этот прекраснейший подарок, ниспосланный им откуда-то свыше. Но практически никто из них не задумывается, что за это счастье рано или поздно придётся заплатить. И цена ему может быть неимоверно высокой. За каждый прожитый день, за каждую улыбку, слезу ты отдашь ровно столько, сколько от тебя потребует судьба. Ведь в этой жизни ничего не случается и не происходит просто так. Судьба следит за этим очень внимательно, уж поверьте. За всё в этой жизни, держащейся на деньгах и удовольствии, придётся заплатить. И Чонгук был готов сделать это. Он был готов отдать всё, что у него есть, за тех, кого он искренне любит. Даже свою жизнь. Если понадобится, он готов погибнуть за человека, которого знал так немного. За того, кто пахнет, как сон, спиреей. Однако, чтобы что-то сохранить, нужно что-то потерять. И вот что именно ему придётся отдать на этом выжженном огнём пути, он не знал. Сколько ещё пройдёт времени? Сколько зим пробегут у него перед глазами? Как долго он будет вдали от того, кто заставляет его сердце биться по-другому? Сколько дорог ему придётся пройти? Скольких придётся убить? Сколькими пожертвовать? Он не знал ничего. Вполне возможно, что финал этой истории никогда не наступит и прямо сейчас Чонгук ступает на дорогу, у которой нет конца. Интересно, всю ли свою жизнь он проведёт во тьме, пытаясь добраться до солнца? Однако несмотря на то, что существует большая вероятность того, что Чонгук никогда не вернётся в то место, которое называет домом, не обнимет своих друзей, не поцелует своих омег и не дотронется до того, кто завладел его сердцем, сдаваться он не собирается. Не в его характере. И пускай судьба возненавидит его, а солнце навсегда закроет от него свои лучи, Чонгук убьёт любого, кто решит позариться на то, что принадлежит ему. Однако для того, чтобы начать эту войну, он должен спрятать подальше то, ради чего её начинает. И он уже знает, куда. Знает, где спрячет каждого из омег. Видит места, в которых их примут как своих. Места, в которых они смогут жить в тишине и спокойствии. А сам он пойдёт туда, где начнётся ад. В место, не так давно подарившее ему Чимина. Прошло ведь не так много времени с их первой встречи, однако душа Чонгука мгновенно покрылась морозом от осознания того, что место, столкнувшее его с самой судьбой, станет полем боя не на жизнь, а на смерть. — Всё готово, господин. Можем выезжать, — сказал один из многочисленных охранников, тревожа альфу, проводившего последние минуты в этом доме в своём любимом месте — в саду. — Благодарю, — ответил Чон, мельком взглянув на альфу, остановившегося сбоку от него. — Можешь идти. — Как скажете, — кланяясь, произнёс он и ушёл. Чонгук проводил его фигуру долгим взглядом затуманенных глаз. Он остался один. И завтра будет один. И всю свою жизнь будет один, если не справится с угрозой, нависшей над его головой. Да и не только его. В последний раз вдохнув дивный аромат собственноручно сотворённого сада, Чонгук безмолвно попрощался с ним. Как и со всеми, кто сейчас наблюдал за ним из окон. Альфа чувствовал, как практически все омеги по ту сторону стёкол безотрывно смотрели на него, оставаясь в полном неведении. И только одна пара глаз обжигала. Омега, непобоявшийся нарушить покой своего господина, сейчас стоял у входа в сад и смотрел на Чонгука так, что тому даже не нужно было оборачиваться, чтобы увидеть решительность, которой наполнился его взгляд. Он её чувствовал. Чувствовал всем своим нутром. Чимин всегда был таким: он не будет бояться своего господина, что бы ни случилось, и уж точно не будет скрывать свои настоящие чувства. Теперь точно. Заметив на периферии приближающийся силуэт, Чонгук не спешил оборачиваться. Он не знал, что сказать Чимину, когда они встретятся лицом к лицу. Он боялся, что просто не выдержит его взгляда. А шаги тем временем становились всё ближе и ближе, шлёпали по уже успевшему начать таять снегу, смешавшемуся с грязью и остатками опавших листьев. Альфа практически физически ощущал, как юноша стремительно сокращает расстояние между ними. — Война, голод, смерть, — как гром среди ясного неба раздался голос, развеявший тишину сада. Чонгук медленно повернулся к Чимину, что шёл к нему навстречу, мягко касаясь цветов, не утративших свою красоту даже в период зимы. Сжав на последнем произнесённом слове розу, Пак позволил острым шипам впиться в кожу, а тоненькой алой, отдающей железом струе болезненно потечь по своей ладони. — Слёзы, кровь, погибель, — вторит чужому голосу альфа, подходя ближе и накрывая окровавленную ладонь своей. Остановившись рядом с омегой, Чонгук видит, как чужая рана начинает кровоточить только сильнее, а кровь, окрашивающая его собственную ладонь в бордовый, не спеша капает на не до конца растаявший снег. — Вернись живым, — просит Пак. — Вернись ко мне. Он бы хотел сказать намного больше, но времени совсем не осталось. — Обещаю, — отвечает Чон, забирая из его руки розу, и целует чужую ладонь, вспоминая всё, что было между ними. Как же ему сейчас хотелось большего: коснуться его губ, почувствовать эту кожу на своей, быть рядом долгие часы, как тогда, когда они были одни в комнате без света. Сердце так и молило остаться с ним. Не уходить, не уезжать, не бросать его одного… Но выбора не было. Просто не было. — Не печалься, — успокаивал альфа, мягко касаясь чужой щеки. — Это временно. — Временно, — не веря усмехнулся Чимин и опустил глаза. — Как до… Не дав омеге договорить, Чонгук быстро сократил расстояние между их лицами и накрыл чужие губы своими, целуя долго, жадно, голодно, пытаясь навсегда запечатлеть этот момент в своей памяти. А омега перед ним трепетал от этого поцелуя и от покорности, исходящей от альфы. Солёные слёзы, смешавшиеся со слюной, неприятно щипали искусанные губы обоих, делая этот миг ещё болезненнее, чем он есть на самом деле. Однако никто из них не собирался останавливаться: любая передышка сейчас равнялась остановке дыхания. С каждым новым прикосновением губ Чимину только сильнее хотелось разрыдаться и, намертво вцепившись в чужую одежду, никогда не отпускать её носителя. Ведь сейчас Чонгук — его спасение. Спасение, которого его собираются лишить. Как иронично, альфа и омега, связанные судьбой, ей же и разбиваются. — Помни меня, — без остановки шептал Чонгук между поцелуями. Как будто у Чимина когда-нибудь получится его забыть. Начав задыхаться от нехватки кислорода, Пак заставил себя оторваться от любимых губ и сквозь пелену слёз посмотреть на ставшее таким родным лицо. — Я всегда буду рядом, — Чон целует его нос. — Плевать, какое расстояние, — щёки. — Я всегда. Буду. Рядом. Альфа бегло осыпал поцелуями омежье лицо, которое было слегка солёным от слёз. Но Чонгуку было всё равно: его сердце трепетало. Он был счастлив и несчастлив одновременно. И это заставляло омегу плакать снова. — Л-ложь, — сквозь икоту прошептал Чимин, сжимая пальто альфы. — Верь мне, любовь моя, — попросил Чон, оставив последний поцелуй на чужом лбу, и улыбнулся из последних сил. — Я вернусь. Расстояние всегда приносит боль. Раньше, слушая разговоры своих друзей, Чонгук этого не понимал. Но сейчас, нехотя выпуская из своих объятий Чимина, он осознал это очень чётко, во всей красе. Вот только есть небольшая поправочка. Расстояние не приносит боль. Расстояние и есть боль. Прямо сейчас, смотря на этого омегу, возможно, в последний раз в своей жизни, Чонгук ненавидел весь мир. Их история не должна была быть такой. Не должна. Всю свою жизнь он искал только одно — любовь. И сейчас, наконец-то найдя её, отпускает, как последний идиот. Не имея в себе сил больше смотреть в чиминовы глаза, альфа отводит взгляд и быстрым шагом удаляется от омеги. Без оглядки. Потому что знает: обернётся — останется с ним. Но так нельзя. Настало время изменить то, на что он долгое время закрывал глаза. Настало время перемен. Пришла пора снова взяться за оружие. Всё ради мира, всё ради Чимина.***
Hans Zimmer — Cornfield Chase Дорога — бесконечность. Всё остальное — пустота. Вот о чём думал Чонгук, наблюдая за пейзажем из окна своего внедорожника: лишь о пустоте и нескончаемом одиночестве. И даже впечатляющий вид ухоженных деревьев, стеклянных зданий и мелькающих в тени людей совершенно не радовал его. Его мысли были то слишком близко, то слишком далеко, за гранью понимания. Он никак не мог ухватиться хотя бы за одну из них. А они только плавали от одного берега его разума к другому и всё никак не обретали единой формы, фокусируясь и размываясь с завидной периодичностью. Спустя какое-то время, оторвавшись от окна, Чонгук пустым взглядом стал рассматривать собственную руку, упирающуюся в подоконник. Его глаза скользили от сгиба локтя к пальцам, обволакивая каждое сухожилие, переплетение вен и неровность кожи; остановились на кольцах. Кольцо — символ бессмертия и бесконечности, любви и власти, магии и богатства. Оно не имеет ни начала, ни конца, ни входа, ни выхода. Тая в себе огромное могущество, оно несет в себе ещё и опасность: из кольца невозможно выбраться. И, кажется, Чонгук как-то умудрился в это кольцо попасть. В кольцо событий, в кольцо решений, в кольцо жизни. Иногда он вспоминал детство. Там не существовало слов «стоп» и «нельзя». А люди, что были рядом, любили искренне. Сейчас же всё изменилось: стало намного сложнее. Поменялись и люди, и он сам. Вот только ошибки никуда не ушли. Они остались неизменными. Чонгук знает это наверняка. Сколько бы лет ни прошло, он всё равно будет винить себя за то, что так и не предотвратил. Жизнь его ничему не учит. Чонгук ведь уже совершал ошибки. Куда ж без них? Ошибки — неотъемлемая часть человеческой жизни. Их совершают все без исключения, и это неизбежно. Покажите Чону хотя бы одного человека, который не прошёл через это. И знаете что? Вы его не найдёте. Почему? Потому что его не существует. Ошибки совершают все. Вот только бывают они разными. Одни более значимые, другие менее. Одни можно исправить, другие — нет. Откуда Чон знает это? Одну неисправимую ошибку он уже допустил. Он тогда был намного моложе. Совсем ещё юный альфа, которому плевать на всех, кроме самого себя. У него не было ни гарема, ни какого-либо ещё имущества, однако полуголые омеги всё равно постоянно окружали его. Всё-таки он наследник влиятельной в Лесвиуме семьи Чон. И вот тогда, когда он и жизни-то толком не знал, он познал, что такое боль. Он влюбился. Влюбился в омегу, который был смертельно болен. Что же может быть хуже этого? Только то, как именно этот омега заболел. Но давайте не будем забегать вперёд. Не так давно, во времена, когда мир уже был устроен так, как есть сейчас, Чонгуку было чихать на дела своей компании и на то, как живут его люди. Он не беспокоился ни о чём, кроме самого себя, и это халатное отношение в конечном итоге привело к ужасающим последствиям. Одна из ведущих компаний Сеула, занимающихся переработкой питьевой воды, всегда акцентировала всеобщее внимание на том, что их вода является лечебной и полностью очищенной от каких-либо загрязнений и токсинов. Она славилась огромным количеством покупателей и была известна как самая масштабная компания данной отрасли даже за пределами Сеула. Её представители гарантировали безоговорочное качество и доступность своего продукта, а всё остальное за них сделала грамотная реклама. Разве не идеально? Просто чудо, а не компания, не так ли? Однако один минус у этой компании всё-таки был: всё вышеперечисленное — ложь. Директора просто нагло врали обо всём, причём не только людям, которым продавали эту продукцию, но и своим же партнёрам. Они никогда не очищали воду. Более того, они брали её не из горных ручьёв, которые являлись одним из немногих истоков чистой питьевой воды, а прудов и рек, полностью заражённых после войны. Поведясь на высокопарные слова, многие люди компаний семьи Чон и самого Чонгука оказались заражены. Значительное большинство погибло, и лишь единицы остались живы. Однако назвать это жизнью было тяжело: всё оставшееся им время они вынуждены были потратить на поиски дорогостоящих лекарств и попытки сохранить остатки иммунной системы. Всё-таки нелегко болеть тем, от чего лечения попросту не существует. Примерно в то же время, когда происходили все эти события, Чонгук и повстречал его. Молодого, правильнее сказать, совсем юного омегу, который был отражением самых потаённых желаний Чона, его никому не ведомой мечтой. Мечтой, настолько скрытой, что даже самому Чонгуку до встречи с омегой не было известно о ней. Этот парень стал первым человеком, с которым альфа познакомился не в апосе или ночном клубе, а в совершенно противоположном им месте. Их встреча произошла в уединённом и совсем непопулярном кафе вдали от центра Сеула. Чонгук оказался там, по чистой случайности, заблудившись в своём навигаторе. Он несколько раз пытался перенастроить неисправно работающий прибор, включая и выключая его с завидной периодичностью, но всё было без толку. И тогда, когда он уже совсем отчаялся найти то место, куда изначально направлялся, Чон зашёл в первое попавшееся заведение, от которого исходил дивный аромат свежей выпечки и горячего шоколада, и увидел там его. Омега, одетый полностью во всё чёрное, под стать своим волосам, что на первый взгляд казались сотканными из шёлка, сидел в самом углу и старался не привлекать к себе ненужного внимания. Он был с головой погружён в собственные мысли и абсолютно никак не отвлекался на мелькающих поблизости людей. Он не заметил даже застывшего в дверях альфу, который был целиком и полностью поражён им. Была ли это любовь с первого взгляда, Чон так и не понял, но что-то в этом парнишке зацепило его. Поборов своих демонов, Чонгук подошёл к нему и плюхнулся на диванчик напротив, испугав омегу своим неожиданным появлением. В тот момент он был сражён во второй раз. Стоило омеге развернуться к нему лицом и встретиться с ним взглядом, альфа понял: он будет его, ведь глаза этого омеги были такими большими, такими живыми и такими яркими, как ночное небо, на котором светится тысяча звёзд, что иначе быть просто не могло. Над столиком повисла странная, не неловкая, но и не комфортная тишина: никто из них не издавал ни звука. Они лишь молча смотрели друг на друга, изучая. Точнее, изучал только омега, альфа же пожирал того взглядом. Обстановка между ними накалялась с каждой секундой, и лишь вовремя подошедший официант смог предотвратить нарастающую бурю. Практически весь тот вечер они провели в этой необычной тишине, попивая свои напитки, и так и не познакомились нормально. Только лишь под конец, когда омега уже собирался его покинуть, альфа успел сообщить тому своё имя. Чонгук до сих пор помнил, как омега лишь слабо и с некоторой грустью улыбнулся ему в ответ и оставил его одного, окружив своим дурманящим запахом. Он пах горячим шоколадом. В тот момент Чонгук добровольно подошёл к точке невозврата: он отдал все силы на то, чтобы найти этого омегу. Он даже собирался забрать его и сделать своим, хотя прекрасно понимал, что парню, скорее всего, нет восемнадцати, а значит, его планам не суждено сбыться. Однако альфе было всё равно: он был бесповоротно покорён им и мог даже нарушить закон ради него. Спустя несколько дней Чонгук всё же узнал его имя. Вот только ожидаемой радости это известие ему не принесло. У омеги было необычное имя — Соха. Ему, на удивление альфы, недавно исполнилось двадцать пять лет, и он уже давно прошёл обязательное для всех очищение. Согласно отчёту, предоставленному Чонгуку, омега был куплен на аукционе другим альфой и находился в его распоряжении уже практически пять лет. Вот только это совершенно не отталкивало Чона. Наоборот, его интерес к Соха рос только сильнее с каждым открывающим для него фактом. Однако кое-что всё-таки разбило все планы альфы на чужой счёт: омега был болен DK. Казалось бы, чем страшен этот DK? Он вдоль и поперёк изучен лучшими иммунологами и вирусологами, количество случаев заболевания им значительно снизилось и всё ещё продолжается снижаться, от него уже даже придумали вакцину. Вот только вакцина — это не лекарство. Она может только предотвратить заражение: людям, которые уже заражены, она не никак поможет. А Соха был заражён. Это случилось, когда омеге было двадцать три. Он тогда выглядел ещё совсем юно и был очень светлым и ярким, если верить фотографиям, прикреплённым к отчёту. Вот только это мгновенно изменилось, когда омега узнал, что болен. Альфа, бывший его хозяином, вышвырнул его из своего дома, а те, кто должны были любить своего ребёнка любым, даже не взглянули в его сторону, когда тот заявился к ним на порог. Омега остался совершенно один: разбитый, никому не нужный, больной. Разглядывая фотографии, Чонгук понимал: омега, которого он встретил недавно в кафе, и омега, смотрящий на него со снимков, — это совершенно разные люди. И разные они только по его вине. А изменить это уже никак нельзя. Болезнь не вылечишь. Особенно такую. А психику омеги, ежедневно страдающую на протяжении двух лет, так легко не восстановишь. И всё это из-за ошибки Чонгука. Самой главной его ошибки. Раньше он не понимал, что владение такой большой компанией и рождение в семье, подобной его собственной, — это огромная ответственность, которая тяжёлым грузом легла на его неготовые к этому плечи. Но сейчас он понял, и теперь ему хотелось рвать на себе волосы. А Соха ведь не единственный, кто пострадал. Есть же ещё куча других, кто, подобно ему, стал жертвой халатного отношения к компании семьи Чон. В каком-то смысле и сам Чонгук пострадал из-за своей ошибки: он ведь действительно влюбился. Вот только омеге, ставшему адресатом его чувств, жить осталось недолго. С таким диагнозом по-другому быть не может. Чонгук и так поражён тем, что Соха продержался столько времени: обычно люди не проживали и полугода. После данного случая, произошедшего в его жизни, Чонгук навсегда запомнил, что все действия, которые он совершает или не совершает, оставляют огромный отпечаток на жизни людей, находящихся в зоне распространения его власти. Абсолютно все. С большой силой приходит большая ответственность. Как жаль, что он осознал такую простую истину так поздно. И сейчас, едя в неизвестном направлении и зная, что возможность не вернуться очень велика, Чонгук был готов на всё, лишь бы его ошибки больше не приводили к подобным последствиям. В этот раз он всё исправит.***
Madalen Duke — How Villains Are Made Шум дороги был слышен всего несколько часов, однако Чонгуку казалось, что они едут уже целую вечность. И было в этом что-то странное: его никак не покидало чувство, что скоро должно случиться что-то непредвиденное. В его душе медленно, но верно рос червячок сомнений — не могло всё идти так гладко. Видимых причин волноваться не было: Чонгук был окружён своей охраной. Четыре машины, две по бокам и две сзади, были до отвала набиты оружием, а несколько минивэнов с наёмниками неотступно следовали за ними в качестве поддержки. Сам альфа от и до был напичкан всем, чем только можно: в области груди он держал пистолет, так же как и за поясом брюк, в ботинках, напоминающих армейские, хранил несколько остро заточенных стальных ножей. Да даже в рукавах у него были специально отведённые места для небольших кинжалов. Бояться ему, по идее, нечего. Вот только волнение всё никак не отступало: внутри были сомнения насчёт всего. Благодаря своим людям Чонгук знал, что следующей целью Зова станет удрифордский апос. Но что-то, сука, было не так. Почему именно этот апос и почему так рано? Почему не один из сеульских, как в прошлый раз? Почему их планы так резко поменялись? Ведь апос, на который готовилось нападение, по сути, был единственным в Удрифорде. Да и город сам по себе никогда не славился большим количеством жителей: в нём практически никого не осталось, так как вся молодёжь, его населяющая, уезжала в большие города, такие как Сеул. Всё это казалось слишком подозрительным. Окончательно в план этой организации Чонгук так и не поверил, а потому, прокрутив в своей голове все возможные варианты развития событий, оставил значительную часть своих людей в Сеуле, распределив их по тем точкам, которые, вероятнее всего, могут стать целью Зова сердца: по больницам, школам, апосам, крупным сералям и у здания правительства. Слишком уж просто его люди узнали все планы зовцев. Слишком уж всё это неправдоподобно. Так не бывает. Чонгук верил своим ощущениям. А ещё он верил в то, что все его действия обязательно станут известны КПТЛ, всё-таки представители этой организации уже давно точат зуб на всё то, чем он занимается, и на него самого. Созданный для надзора за всеми территориями, оставшимися разрушенными после войны, Контроль присоединённых территорий Лесвиума безукоризненно выполняет свои функции: следит за новым государством и соблюдением всех законов в нём, наказывает тех правителей, что идут против установленных правил, и приводит в порядок все те места, что по сей день остаются запачканными запекшей кровью. Однако с недавнего времени одной из функций КПТЛ является ещё и присмотр за юным правителем Сеула, который всё время ходит по грани, но никогда её не переступает. И кажется, прямо сейчас Чонгук как никогда близок к тому, чтобы, наконец, сделать это. Каждый месяц главы бывших государств, назначенные контролировать выделенные им территории, предоставляют отчёт о проделанной работе, о количестве омег, прошедших очищение и купленных альфами или бетами, и обо всех остальных событиях, которые происходят в зоне их влияния. Чонгук был как раз одним из таких: в его обязанности тоже входило составление отчёта и предоставление всей необходимой информации КПТЛ. Альфа хоть и безоговорочно выполнял это требование, но всерьёз к нему он никогда не относился: мог упустить какие-то незначительные детали или обсчитаться на пару-тройку омег, если представлялась такая возможность. Однако в этот раз дела обстояли намного хуже: в своём последнем ежемесячном отчёте альфа ни слова не сказал о том, что в бывшей Южной Корее начинается война, а такое КПТЛ не прощает. Чон знает, что ему за это влетит: рано или поздно представители КПТЛ узнают обо всём, и тогда за каждое недописанное или недосказанное слово Чонгук обязательно выслушает в свой адрес огромное количество нелестных высказываний. И хотя подобное будет происходить далеко не в первый раз (альфа получал выговор чуть ли не на каждом ежегодном съезде Контроля), проблем такого масштаба у Чонгука ещё не было: всё-таки возможная война и слегка неточный отчёт — это не одно и то же. КПТЛ никогда не нравилось то, как младший Чон ведёт свои дела: по сравнению с отцом альфа казался слишком мягким, а потому всё время, что он находился в окружении других глав бывших государств, он был под давлением. Однако Чонгук на подобное к нему отношение уже давно научился не обращать внимания. Он боялся другого — того, что может произойти, если он не справится. Если он проиграет ту войну, которую развязал. Он боялся МСИ. Если у него не получится подавить все восстания, окончательно уничтожив Зов сердца, КПТЛ передаст дело, втайне заведённое на Чонгука, в юрисдикцию Мирового Суда Измены, который, в свою очередь, уже не будет разбираться, кто прав, кто виноват, а просто уничтожит всё, что хоть как-то, даже косвенно, относится к нарушению порядка в Лесвиуме. Если понадобится, МСИ убьёт всех, кто хотя бы раз слышал о Зове сердца. И если это случится, то пострадают не только те, кто действительно повинен в случившемся. Пострадают ещё и совершенно невинные люди, которые никогда в жизни не были причастны к Зову. И что самое главное, пострадают те, кого Чонгук так упорно пытается спасти: МСИ не пощадит ни его омег, ни его друзей, ни его семью, даже если и те, и другие, и третьи ни слова не слышали о Зове. Они знакомы с Чонгуком, входят в круг его доверия или ещё как-то связаны с ним, а значит, виновны столько же, сколько и он. И хотя всего этого могло и не случиться, в душе альфы всё равно поселился небольшой страх за себя, своих подчинённых и своих близких, ведь если КПТЛ всё-таки подключит МСИ, то все методы, которые Чон использует сейчас, ему уже не помогут. Из собственных мыслей Чонгука вырвал противный скрежет металла о металл, который прозвучал достаточно близко и который на секунду, но заставил альфу впасть в ступор. Машина, в которой он сейчас находился, обычно ездила второй по счёту в ряду ей подобных. В целях безопасности, конечно же. Однако в этот раз Чонгуку было плевать на всё, кроме желания сравнять Зов сердца с землей, а потому его машина поехала первой, несмотря на многочисленные предупреждения телохранителей. И если кто-то и дал зовцам наводку о месторасположении Чонгука и его людей, то об этой «маленькой» детали их, видимо, предупредить не успели, потому как прямо сейчас они обстреливали машину, движущуюся прямо за его собственной. Автомобиль, выбивающийся из ряда других, вилял из стороны в сторону и ловко уходил от пуль, стремительно приближаясь к заветной машине — к той, в которой находился Чонгук. Вот что увидел альфа, обернувшись узнать источник раздражающего и пугающего звука. — Стреляйте! — приказал он, доставая свой собственный пистолет и проверяя наличие патронов в магазине. — Не жалейте патронов! Живыми они отсюда не уедут. Не теряя времени, Чонгук разбил заднее стекло первым попавшимся по руку предметом, специально ударив ближе к краям, чтобы оно не пружинило, и, поудобнее перехватив оружие, снял его с предохранителя. Страха не было, волнения тоже. Руки сами знали, что им делать: движения были отточены многочисленными повторениями на полигоне. Он проходил всё это уже тысячи раз. К людям в машине позади не было никакого сочувствия, только разрастающаяся где-то глубоко в груди ярость. Вот только она не должна мешать ему сейчас: его разум должен быть холоден как лёд. Альфа глубоко вдохнул. Машину оглушил первый выстрел. Чонгук без остановки выпускал пули из своего пистолета, намеренно целясь в колёса, и даже не заметил, в какой момент магазин его оружия успел опустеть. Остальные же люди из его охраны стреляли по лобовому стеклу в попытках разбить его. И у них это получилось. — Стреляйте в голову! — изо всех сил кричал альфа, стреляя холостыми. — Убейте его, нахуй! — заметил отсутствие патронов. — Сука! Немного пригнувшись и тем самым покинув поле зрения остальных, Чонгук начал судорожно искать в глубине сумок другую обойму, заряженную. Его руки дрожали как никогда, адреналин бурлил в его крови, подобно раскалённому маслу. Сердце стучало бешено, тело мгновенно нагрелось и теперь пыталось остыть с помощью пота, а вены от дикого напряжения заметно проступили на лбу и шее. Наконец-то найдя и заменив эту чёртову обойму после долгих секунд длиною в вечность, альфа решил действовать по-другому. Бегло изучив боковое стекло, он принял решение избавиться и от него тоже. Ловким движением достав из рукавов один из заранее заготовленных им кинжалов, Чонгук быстро проверил остроту лезвия и прижал его к уплотнителю. Медленно, но уверенно он повёл аккуратный разрез вдоль всего его контура, не сильно заботясь при этом о сохранности поверхности стекла. И когда дело было сделано, с лёгкостью это стекло выдавил. Выпав из оконной рамы, оно мгновенно разбилось об асфальт, однако времени подумать об этом у Чонгука не было. Он понимал, что некоторые его люди из машины, которую начали обстреливать первой, уже погибли, а потому старался делать всё максимально быстро. Всё-таки понапрасну терять своих людей альфе совершенно не хотелось: он отбирал их лично, и каждый из них был на вес золота. Верхней частью туловища он выбрался из автомобиля и, придерживаясь за сидение, уселся на раму, в которой ещё недавно находилось выбитое им стекло. Убедившись в устойчивости своего положения, он незамедлительно начал стрелять в того, кто вёл машину, посмевшую напасть на них. Сердце по-прежнему колотилось в груди Чонгука слишком быстро, но он собрал остатки своего самообладания и попытался успокоить разыгравшуюся в венах кровь. Он стал прислушиваться к каждому сделанному выстрелу, находя в их хаотичном звучании, отдалённо похожем на взрывы фейерверков, некое умиротворение, и сосредоточился на своих собственных движениях, ведь знал: любое нажатие на курок может стать для него последним. Однако на поле битвы альфа был не один: его люди не остались в стороне и, следуя примеру своего господина, тоже начали выбивать окна, стреляя на поражение. Прямо сейчас Чонгуку было плевать, во сколько это всё потом обойдётся ему и его бюджету. На данный момент их главная задача — добраться до Удрифорда. И желательно живыми. И хотя Чонгук действительно был на пределе своей концентрации, это не помогло ему избежать первой пули, прилетевшей в правое плечо. Боль от ранения была просто невыносимой: казалось, мышцы его руки разом разорвались изнутри, а пуля, что попала в него, была вовсе не пулей, а небольшой бомбой, взорвавшейся при соприкосновении с кожей и уничтожившей собой всё на своём пути. Его глаза резко закатились, хватка на сиденье начинала слабеть, а плечо жгло без остановки. Но даже будучи на грани обморока, Чонгук не мог позволить себе пустить всё на самотёк. А потому через силу заставил глаза вернуться в прежнее положение, руку крепче держаться за автомобиль, а себя не обращать внимания на боль, разъедающую не только его руку, но и сознание. В глазах рябило: картинка становилась максимально нечёткой, а все образы расплывались, обретая различные абстрактные формы, которые совершенно не помогали ситуации. Пот безостановочно струился по пылающему телу, но толку от этого было мало: альфе казалось, что сейчас его кровь по жару можно с лёгкостью сравнить с лавой. Чон глубоко дышал, стараясь вернуть себе контроль над своим телом и сознанием, однако получалось у него это из рук вон плохо. Будем честны, пуля подкосила его сильнее, чем он предлагал. Чонгук уже собирался залезть обратно в автомобиль, когда неожиданно даже для себя самого выцепил своим потухающим взглядом чужие голубые глаза, которые пристально смотрели на него из разбитого окна одной выделяющейся из общего ряда других машины. Глаза, что улыбались так, словно их обладатель только что выиграл в лотерею. — Пизда тебе, гнида. Будешь зубы по полу собирать! — прорычал Чонгук, хотя знал, что никто, кроме тех, кто находился с ним в одной машине, его не услышит. Зажав рану другой, здоровой рукой, он повалился обратно на сиденье и позволил себе пропустить первый стон, прорезавшийся сквозь плотно сжатые зубы. Больно было чертовски. Неизвестно, из чего были сделаны эти пули, но обычными их точно не назовёшь. Будь эта пуля обычной 9-миллиметровой, она бы просто прошла насквозь, практически не причинив боли. По крайней мере, такой. В попытке успокоить своё тело и хоть как-то вернуть себе разум, Чонгук начал равномерно дышать, по ходу вспоминая и выполняя изученную когда-то давно технику четырёх квадратов, которая, как он думал, никогда ему не пригодится. — Господин, что делать? — спросил у альфы один из его охранников, Тэян, опустившись рядом с ним на сиденье. — Господин? Тэян видел, что господин сейчас боролся с невыносимой болью, и, скорее всего, даже не слышал того, что он спросил. Вот только Чонгук слышал. Он просто думал. Думал о том, как будет лично вырывать у тех, кто во всём этом замешан, по ногтю и слушать их крики вместо музыки. — Тормози! Удар. Звук искорёженного металла.***
Madalen Duke — Born Alone Die Alone Чимин так и остался стоять в этом саду, хотя прошёл, кажется, уже не один час. Его ноги просто приросли к земле, не давая омеге сделать и шагу в сторону. Кровь уже не шла, кожа неприятно сморщилась, храня на себе полосы засохшей крови. Пак как будто бы был не здесь. Точнее, здесь, но несколькими часами раньше, когда рядом с ним ещё стоял Чонгук. И хотя омежье сердце колотилось уже не так сильно, он по-прежнему ощущал чужие прикосновения на своей коже. Причём так, словно альфа касался его прямо сейчас. Слёзы, что проложили дорожки на его щеках, уже давно высохли, оставив на лице только ощущение неприятной липкости. Чимину ужасно хотелось вымыть себя с головы до ног, но его тело ему совершенно не подчинялось. Он прокручивал их последний диалог в своих мыслях снова и снова и никак не мог им насытиться. Чимину было мало, так ничтожно мало Чонгука: он стал одержим им. Пусть на улице и пахло зимой, Чимин чувствовал только запах горелого: горело его сердце от осознания, что на дворе война. И не зная, куда бежать, кому молиться и что делать, омега так и продолжил стоять том же самом месте, на котором его оставил Чонгук. — Чимин, — позвал его Арго, который уже некоторое время наблюдал за Паком, но никак не решался подойти. — Пойдём. Чимин же, не слыша чужих слов, так и продолжал стоять к омеге спиной и смотреть пустым взглядом на окровавленный снег. — Прошу, Чимин, пойдём! — умолял Арго, пытаясь развернуть его к себе, и, почувствовав сопротивление, округлил глаза. — Чимин.? — Оставь меня, — охрипшим голосом проговорил тот. — Ты стоишь тут уже несколько часов, — омега опустил руку ему на плечо и даже через пальто почувствовал холод чужой кожи. — И весь замерз, — он безнадёжно покачал головой, уже не надеясь, что сможет до него достучаться. — Пойдём, нам тоже нужно собираться. — Куда? — едва слышно прошептал Пак, спрятав лицо в ткани воротника. — Зачем? Я не хочу никуда уходить без него. — Чимин… — Какой в этом смысл, Арго? — он резко развернулся, едва ли не заставив омегу напротив в ужасе приоткрыть рот от вида своего лица. — Нас уже не спасти, понимаешь? Почему только я вижу, что мы находимся в полной заднице? И это притом, что я вообще не бываю снаружи. — Шанс есть всегда, — заявил Арго, но сам уже начал сомневаться в этом. Слишком уж больно было ему смотреть на то, как Чимин, омега, пришедший в этот сераль таким смелым, прямо сейчас рассыпался, как карточный домик. — Когда ты только появился тут, разве ты не думал, что это конец? Помнишь свои слова? — Помню. И ни капли не жалею. Моя жизнь закончилась давно, ещё тогда, когда меня забирали из родительского дома. — Тогда чего ты боишься сейчас? Ты ведь уже решил для себя, что это конец. Что может быть хуже? — схватив Чимина за плечи, Арго едва сдержал себя, чтобы со всей силы не затрясти его. Ему совершенно не нравилось такое состояние Пака. — Смерть альфы, которого я полюбил, — прошептал Чимин и запрокинул голову к чистому голубому небу. Глаза Арго, казалось, едва не вылетели из орбит: он и подумать не мог, что Чимин признается в что-то подобном хотя бы самому себе. Не то, что ему. Особенно за такое короткое время. — Скажи мне, Арго, как можно было полюбить монстра? Как можно было увидеть в нём нечто большее, чем весь этот мир, несмотря на то, что он совершил? — без остановки спрашивал Чимин, готовый разрыдаться в любой момент. — Почему именно он? За что, Арго? Почему именно сейчас, когда я так сильно захотел вернуться домой, моё сердце пошло против своего же хозяина, посчитав Чонгука достойным меня? — Потому что это чувства, Чимин-а. Их нельзя контролировать или остановить. Твоё сердце уже сделало ход, хочешь ты того или нет. Так что прими правила этой игры и выйди из неё победителем. — Как можно выиграть то, что заранее проиграно? — Не ставь крест раньше времени, Чимин. Он же обещал тебе вернуться? — спросил Арго, прижимая младшего к себе и укладывая его голову на своё плечо. — Обещал же? — Обещал… — Так верь ему. Рано или поздно война закончится, и ты снова увидишься с ним. Главное — верить.***
Fleurie — Breathe Боль — вот что почувствовал Чонгук, когда открыл свои глаза, в которые сразу же ударил яркий белый свет, заставляя зажмуриться. Первая его мысль: он в больнице. Всё тело ломило: альфа даже не мог пошевелить пальцами своих рук и ног, а горло жгло так, что казалась, у него там раскинулся свой собственный небольшой ад, который по жару ничуть не уступал настоящему. Пить хотелось безумно. Спустя пять проигрышных попыток Чонгук всё-таки смог открыть глаза, усилиями поборов неприятные ощущения и подальше отвернувшись от настойчивого свечения, чтобы не раздражать и так воспаленные роговицы. Как оказалось, был он вовсе не в больнице, а на какой-то твёрдой поверхности. А свет, который он видел, — это ничто иное, как отблески фар перевёрнутой машины, которая вела с ним смертельные игры. На улице уже давно стемнело, но альфа всё равно отчётливо видел, как люди вокруг него продолжали копошиться и метаться из стороны в сторону. Однако он не слышал никаких звуков, как будто кто-то уменьшил громкость на минимум, оставив только безмолвную картинку. Тело всё так же отказывалось слушаться и не поддавалось на любые его попытки пошевелиться. В глазах продолжало рябить, и белый свет ничуть не улучшал ситуацию. Альфа находился в безвыходном положении, не имея возможности ни позвать кого-нибудь на помощь, ни самостоятельно встать. Он знал, что его поспешные действия могут привести к чему-то подобному, а потому был не сильно удивлён случившемуся. Всё-таки столкновение было достаточно сильным, и это нормально, что даже такой крепкий альфа, как он, может не помнить чего-то после удара и ощущать себя словно в тумане. Прямо сейчас, когда он лежал на холодном бетоне, по ощущениям покрытом льдом, Чонгуку хотелось думать только об одном — об улыбке Чимина, которую ему довелось увидеть всего один раз. Больше ни о чём не хотелось. Ведь кто знает, вдруг это будет его последним воспоминанием. Вдруг он так и умрёт, истекая кровью на асфальте. Вдруг это его судьба? — Господин! Нет. Чон увидел перед своими глазами ботинки нескольких пар ног, но это его не пугало. Он знал: это его люди. — Господин, вы слышите меня? На душе альфы стало так легко, что ему непременно захотелось рассмеяться в голос. Всего лишь пару секунд назад он во всевозможных красках представлял, как его тело найдётся спустя несколько часов какими-то незнакомыми людьми, как информация о его смерти распространится по всему миру, а уже сейчас он чувствовал себя восставшим из мёртвых, получившим шанс на вторую жизнь, переродившимся. А всё из-за знакомых голосов его людей и неизменного и такого привычного «господин». — Но… — пытался проговорить Чонгук, но, не успев произнести и слова, зашёлся в сильном приступе кашля, остановить который ему удалось далеко не сразу. Кашель был тяжёлый, грудной, словно ему нечем было дышать, а в его легких находились тысячи пуль. — Поднимаем его, ребята. Нам нужно свалить отсюда как можно быстрее, пока эти не очнулись, — услышал Чонгук между своими приступами и отметил для себя, что те, кто пытался свести их в могилу, всё-таки живы. Что ж, это радовало. Раньше он хотел убить их, но раз они выжили, то у него появилась великолепная возможность узнать больше. Например, имя того самого выродка, посмевшего пойти против мира и высшего альфы, развязав войну с правительством. Чонгук был убеждён: это не обычное восстание. Слишком уж всё было хорошо спланировано. И эта необъяснимая жестокость, с которой зовцы расправились с омегами из сеульского апоса. Нет, это точно не бунт. Это война. И альфа непременно отыграется на всех тех, кто посмел возомнить себя выше всего мира. Только дайте ему время отдышаться и встать на ноги, и он устроит им сладкую жизнь, о которой они так сильно мечтали.***
SVRCINA — Who Are You? В особняке творился настоящий хаос: голоса доносились со всех сторон, возмущения лились рекой, кажется, кто-то даже плакал. И только Чимин, подобно каменной статуе, восседающей на стуле, сохранял молчание. Люди кружили вокруг него, как колибри, разгоняя пыль туда-сюда по помещению. Каждый думал о чём-то своём. Кто-то думал, что это новое начало, кто-то — что придуманный конец, а Чимин же старался думать лишь о том, что скоро всё станет лучше. В своих мыслях он был не здесь, а далеко-далеко, в своём родном городе, с любимыми родителями и лучшим другом. «Тэхён… Что же стало с тобой? Как ты сейчас там?». Чимин скучал по нему: без Кима ему было тяжелее всего. Ведь именно он был, есть и будет тем самым человеком, который показал Паку его истинный путь. Они всегда были друг для друга не просто друзьями — они были семьёй. И лишившись Тэхёна, Чимин потерял часть себя, часть дома. Но дом ли это сейчас? Если ли у него теперь место, куда можно будет вернуться? Ждут ли его родители так же, как и прежде, когда он возвращался из школы? Пак не знал ответа на эти вопросы. Раньше он не задумывался о том, будут ли рады его родители, если он вновь переступит порог их дома. Что скажет мама, увидев его? Как посмотрит в его глаза отец? Что будет чувствовать сам Чимин, ступив на тот путь, о котором мечтал все эти месяцы? В его голове ни разу не прозвучало подобного вопроса. До этого самого момента. Что теперь можно назвать домом? Ведь дом — это то место, где тебя ждут. Но ждут ли его? Неизвестно. Единственное, чего ждал сам Чимин, или лучше сказать кого, — это альфа, пахнущий, как сад только что распустившихся белых роз. — Ты всё собрал? — спросил Агро, вторгаясь в чужие мысли. — Мне нечего собирать, — выдохнул Чимин и опустил взгляд на сумку, с которой ушёл из дома. За всё это время, что он провёл в апосе и серале, он так и не разобрал её. — Всё уже давно готово. — Хорошо, — кивнул сам себе старший омега и взял ближайший стул, усаживаясь рядом с младшим. — Значит, мы готовы? — Да, готовы… — Не печалься. Лучше подумай о том, что скоро мы сменим эти надоевшие стены и увидим новый мир своими глазами. — Новый мир из других четырёх стен, ты имеешь в виду? — хмыкнул Чимин. — Чувство юмора тебя не покинуло, а значит, всё точно будет хорошо, — улыбнулся Арго и откинулся на спинку стула, сделав глубокий вдох. Всё-таки, как бы ни старался он быть сильным, как бы не поддерживал сейчас Чимина, ему тоже тяжело. Да и кому сейчас легко? Как только Чонгук покинул стены сераля, всех жителей поместья, кроме Арго и Чимина, находившихся в то время в саду, собрали в общей комнате, чтобы объявить о том, что здесь они больше жить не будут. В целях безопасности всех омег, принадлежащих господину, перевезут в другое место, чтобы уменьшить риск гибели кого-нибудь из них. Понравилось ли это кому-нибудь? Нет. Эта новость никому не пришлась по вкусу, особенно с осознанием того, что их альфы не будет рядом с ними. Им не говорили, куда именно направился Чонгук. Так же, как не говорили и о том, куда поедут они. И эта неизвестность пугала. Но в то же время очень сильно завораживала. Практически все омеги, живущие в этом особняке, долгие годы не выходили за его пределы и видели не окружающий мир, а только цветную картинку по телевизору. Лишь некоторым из них довелось приоткрыть завесу той жизни, которой их лишили, и их можно пересчитать по пальцам одной руки. В их число входил Ли, омега, который в своё время пользовался любовью, подаренной Чонгуком, в полном объёме. Сейчас же возвышение среди других не давало ему никакого преимущества. Сейчас они все до одного одинаково не знали, что ждёт их впереди. Можно ли назвать понимание о том, что твой конечный путь не определён, безысходностью? И да, и нет. Ясно было только одно: всем им придётся заново учиться жить самостоятельно. По сей день они, являясь собственностью Чонгука, находились под его ответственностью, но теперь его рядом не будет. Рядом будут совершенно другие люди, другая обстановка и, как думал Чимин, другая страна. Был ли это некий бонус или подарок, Пак не знал, но был рад тому, что именно он был первым и единственным, кто оставил прощальный поцелуй на губах мужчины. Их прощание грело Чимину сердце. И несмотря на этот ужас, который ждёт их впереди, он хотел верить, что ему ещё доведётся коснуться рук альфы. Эта надежда останется с ним до конца его дней. Пока последний вздох не покинет его лёгкие, он будет верить в то, что их ждёт счастливый финал.***
В полумраке, в центре небольшой комнаты, освещаемой лишь одиноко свисающей с потолка лампой накаливания, стояли три стула, к которым были привязаны люди. Их лица были закрыты плотными тканевыми мешками, а руки и ноги намертво связаны между собой. Это были омеги, которые посчитали, что имеют право вершить суд над другими. Они сидели молча, не произнося ни звука, ведь прекрасно понимали, что живыми они отсюда не выберутся. И подтверждением тому был тот, кому как раз таки было даровано право вершить суд над подобными людьми — альфа, с головы до ног перебинтованный, украшенный глубокими шрамами в области лица и шеи и стоящий сейчас с пистолетом в руках напротив этих трёх стульев. Чонгук был настроен решительно. После той злополучной аварии, виновником которой он и являлся, прошло уже несколько дней. И все эти дни с утра до ночи его люди пытали этих омег, сидящих сейчас перед ним, пытаясь узнать хоть какую-то информацию о Зове сердца или его главаре. Однако всё было безуспешно. Чонгук терпел до последнего, оттягивая этот момент как можно дальше, но, видимо, выбора у него нет. Он не убийца, но убьёт, если это понадобится. И прямо сейчас ему придётся ступить на эту кровавую дорожку. Ему было нисколько не жаль всех этих людей, ведь всё, что они сделали, они сделали осознанно. А значит, пощады им не будет. В последний раз стянув мешки с чужих лиц и запомнив пары диких горящих глаз, Чонгук сделал первый выстрел. Потом второй. Третий. Пол медленно окрасился в багрово-красный цвет, который каплями попал и на одежду близь стоящих людей. Металлический запах быстро распространился по воздуху, а привкус железа почувствовал, кажется, каждый находящийся в комнате. Омеги мертвы. Однако на сердце от этого легче не стало. Скорее наоборот, стало только тяжелее. Убийство больше не приносило того удовольствия, что было раньше, и Чонгук не знал, почему. Возможно, всё дело в возрасте, а может в том, что альфа так и не получил желаемого результата: не узнал того, что хотел узнать. В любом случае сожалеть нет смысла. Второй акт окончен. Свечи погасли. Альфа с красными глазами скоро выступит тебе навстречу.