***
В Отречении стало слишком подозрительно. В последнее время доносится много слухов об этой фракции, когда как раньше никто почти о них не вспоминал. В Бесстрашии нередки разговоры о том, что в Отречении идет пропаганда революционных идей, подпольное обучение будущих солдат и скупка оружия. Минхо не мог понять, у кого бы Отречение могло взять оружие, если не у Бесстрашных. Но Чан представлял, как это могло случиться. Больше всего Ли беспокоился, что Сынмин может пострадать изо всех событий. Очевидно, что Бесстрашию придется урегулировать ситуацию, если она окажется правдой… Эрудиция, конечно, спохватилась раньше всех. Они выпустили приказ о мобилизации, но пока только на уровне слов. Ни одна из фракций не может требовать этого от Бесстрашия без согласия глав всех пяти фракций. Минхо не мог поверить в происходящее, все казалось глупым сном, который прекратится резко, оставив после себя только туманную дымку и неприятное послевкусие. Чан был иного мнения, потому что вырос в Бесстрашии. Он знал, что часто слухи — не просто слухи. — Принеси-ка мне еще соджу. Минхо фыркнул раздраженно, а Чан уже мысленно приготовился разнимать этих двоих. — Дядь, сам себе принеси. Я на собаку похож? Чанбин закатил глаза, поглядывая на Чана, а Феликс только беззвучно поднялся, чтобы направиться на кухню за алкоголем для своего парня. Окей, будем честны. Минхо никогда не питал особой любви к Со Чанбину, там скорее больший процент уважительного отношения зависел от признания авторитета. Но тогда они учились, а сейчас они коллеги, и Минхо имеет больше власти, встречаясь с Чаном. Плюс ко всему — Минхо чувствовал неприязнь к старшему из-за его попыток соблазнения и развращения Феликса. Ли искренне верил в то, что Бин не пара его другу, но ничего поделать не мог. Не станет же он бегать и запрещать Феликсу! У него нет прав делать такое… — Ты же хозяйка в этом доме, вот и прояви гостеприимство! — воскликнул Чанбин недовольно, когда понял, что помощи от Чана не дождется. При всем уважении к Минхо — Чанбин сам его провоцировал, хотя, очевидно, знал о неприязни и редко ходил к ним в гости. Феликс уже вернулся из кухни с небольшой бутылкой холодного напитка. Подавая его своему парню, он с намеком поднял брови, чтобы Чанбин точно понял. Но тот не понял. — Ты кого хозяйкой назвал, аджосси?! Открывая очередную бутылку, Со, слегка ухмыляясь, показывал пальцем прямо на разозленного Ли, заставляя Феликса и Чана устало переглянуться. Бан недовольно встрял: — Ребят, брейк. Чанбин, не злоупотребляй нашей дружбой, я могу тебе дать по лапам. А ты, Минхо… — Чан замолк, потому что его парень ни в чем не притворялся. Наверное, это и был минус. Его прошлое в Искренности еще оставляет свой след. Минхо часто несдержан и говорит, что думает. Особенно часто, когда его что-то или кто-то раздражает. — …может хочешь показать Феликсу наш сад? Минхо понял намек, но все равно остался доволен, что ругали только Чанбина. Ли пьяно ухмыльнулся, прежде чем показать язык бывшему ментору. Того эта сцена чуть в могилу не свела — так он взбесился из-за мальчишки. — Эй, ты как себя ведешь? Думаешь, встречаешься с моим другом и все можно тебе? — Я не думаю, я знаю! — уверенно заявил Минхо, вставая изо стола. Ноги едва ли передвигались, а перед глазами мир ходил ходуном. Но Ли не сдавался в том, чтобы уверенно подойти к своему другу, требовательно поднимая его. Чан пожал плечами, когда Чанбин испытующе пялился ему в глаза: — Он вреднее, когда выпьет. Я даже перечить ему не буду, иначе перепадет и мне, а мне еще с ним жить. Аргумент действительно весомый, даже Со не смог поспорить, поэтому только вздохнул тяжело. Он бы с Минхо не справился, слишком уж тот… чертовка, если уж не черт. В любом случае, Минхо не без труда поднял Феликса за собой, хотя, честно говоря, именно Феликс был тем, кто удерживает Минхо в вертикальном положении. Какой вообще сад в таком состоянии? — А может ты лучше приляжешь? Ну его, этот сад… — произнес заботливо Феликс, глядя в мутный взгляд темных глаз. Длинные ресницы заморгали часто-часто, когда парень резво запротестовал: — Нет! Ты не понимаешь, Ликси, там фиалки! Сам садил, ты должен увидеть. С нежностью глядя в спину едва волочащему ноги парню, Чан проводил их за дверь, мысленно начиная отсчет. Через несколько минут он спустится, чтобы занести на руках своего возлюбленного, а потом уложит спать. — Боже, надеюсь, он там проветрится… Иначе сожрет меня. Чан только улыбнулся, вспоминая о вредности Минхо. Бан искренне верил в то, что Минхо так вел себя из-за ревности. Когда-то самым близким человеком для Чана был именно Бин, а сейчас в его жизни появился замечательный парень, который наверняка просто пытался бороться за внимание. В какой-то степени это мило. Ли мог себя вести, как полный дурачек, но все это Чан в нем искренне любил. Они остались вдвоем не случайно. Чана тревожили события, которые нависли призрачной угрозой над всем их городом. Они все еще сидели за обеденным столом. Ярко-желтый диван маячил им из гостиной. Он так сильно не вписывался в интерьер, но так сильно нравился Минхо, что Чан позволил этой ошибке случиться. Бан вообще желтый не жалует. — Как думаешь, нас поведут на мобилизацию? Чанбин задумался на миг, не желая вспоминать о ситуации с Отречением. Честно говоря, он бы все отдал, чтобы просто мирно жить с Феликсом. — Бро, я не знаю. У нас выбора не будет, всех поведут сражаться. Я просто буду надеяться, что из этого всего не выйдет чего-то серьезного… У меня просто еще планов много, война в них не вписывается. Чанбин пытался пошутить, но Чан не рассмеялся, глядя абсолютно трезвыми глазами на подвыпившего Бина. — У меня есть план. Нужно спрятать всех: родителей, Минхо, Феликса… Когда начнется вся эта хуйня, мы просто сбежим и… — Куда? — в глазах Со промелькнула боль вперемешку с безысходностью. Новый Сеул — единственный город, который остался целым. За все время существования его Эрудиция так и не смогла найти подтверждения обратного. Вся остальная земля — выжжена, разбита и непригодна для жизни. Бежать? Интересно, куда… — Да хоть к Изгоям. Не хочу смотреть, как нами управляют в угоду какой-то одной фракции… Чанбин усмехнулся недоверчиво. Он не пойдет, как бы сильно не хотелось ему выжить. За стеной он ничего не сможет дать Феликсу, маме и сестре. А здесь он может попытаться играть по правилам, чтобы иметь хоть что-то. Неплохая прерогатива, если это сделает его родных счастливыми. И Чан мгновенно почувствовал настроение друга. Весь запал пропал, но в груди начало неприятно тянуть. Как будто Чан что-то терял. Как будто это последний шанс что-то изменить… — Ну хотя… Может ты и прав. Лучше не паниковать раньше времени… Чанбин похлопал друга по плечу, подбадривая. А в голове Чана крутились только надежды на то, что власть образумится и не допустит еще одной катастрофы. Одна такая привела мир в упадок, стерев с лица Земли целую цивилизацию. Чан просто хотел готовить приторные вафли по утрам для Минхо, чтобы тот наедался сладкого, а потом целый день носился, как неугомонный. Чан просто хотел приезжать к маме в гости, слушая ее истории из молодости, которые она повторяла из года в год. Он просто хотел и дальше подразнивать Ханну, словно ей по-прежнему пять и она называет его папой. Каждый в этом мире хочет быть счастлив. — Я… Боже мой, какой свежий воздух! — воскликнул Минхо, когда они оказались на улице. Феликс с улыбкой наблюдал, как его друг, шатаясь, бродит по двору, раскинув руки в разные стороны. — Так о чем я? Ах, да! Фиалки… Минхо брел в полутьме по узкой дорожке у его подъезда, надеясь, что Феликс пойдет за ним, потому что он едва ли в силах был следить за чем-то. Парень едва не навернулся на ровной поверхности асфальтной дорожки, но они все же дошли до огороженного пространства за высотными домами, где росли разные растения. Фонари тускло освещали, но Феликс все равно залюбовался местностью. В какой-то мере эти спальные районы — вполне уютное место. Может быть было бы неплохо как-нибудь перебраться в похожую квартиру с Чанбином… Деревянный забор, покрашенный в мятный зеленый, выглядел вполне мило. Минхо оперся на него, наклоняясь вперед, чтобы пальцем указать на небольшой кустик цветов: — Вот, фиалки. Феликс не без удивления действительно видит тонкие стебли с бутонами аккуратных цветов, одобрительно восклицая: — Вау, молодец! У тебя талант в садоводстве. Ну, конечно, это не так. Но Ли должен был поддержать своего друга. Минхо гордо поднял голову, но она закружилась, заставляя парня устало сесть прямо на землю. Трава под ним мягко промялась, а вскоре рядом сел и Феликс. На улице — тихо и спокойно. Вечерняя свежесть бодрила. В окнах домов горел редкий свет, но выглядело это по-своему уютно. Они слышали лишь отдаленные звуки человеческой жизни и стрекот кузнечиков. По правде говоря, Феликс наслаждался этими тишиной и спокойствием. Минхо рядом с ним опирался спиной на забор, слегка прикрыв глаза. Его мутило. — Я садил их с мыслями о тебе… — произнес тихо парень, а Феликс замер. Минхо не смотрел на него, предпочитая вместо этого разглядывать звездное небо. Кому он говорил эти слова?.. Он сейчас несет просто пьяный бред? Он думает, что рядом с ним Чан? — Хотел, чтобы что-то напоминало о прошлых нас… — Что ты говоришь? — неуверенно произносит Феликс, надеясь, что больше ничего странного Минхо не скажет за сегодня. Сердце отчего-то так сильно билось… Совсем недавно он был убежден, что его глупая влюбленность — в прошлом, а он теперь отдал свое сердце надёжному человеку — Чанбину. Но стоило другу произнести неоднозначную, даже невинную, фразу, как весь мир готов перевернуться. — Я долго думал, знаешь… Меня бесит, что Чанбин крутится вокруг тебя. Если бы Феликс услышал эти слова еще полгода назад, то был бы на седьмом небе от счастья и призрачной надежды. Но сейчас он ощущал смешанные эмоции, которые доставляли сильный дискомфорт и отчего-то стыд. — Переживаешь за меня? Феликс спросил это, надеясь, что сейчас с ним согласятся и сведут все разговоры к дружеским. Как это было всегда на его памяти. Он сейчас и вправду понимал, что так легче. — Нет… То есть, да, конечно. Но я долго размышлял по поводу своих чувств. Я такой глупый, прости меня… Он произносит с надрывом, будто сейчас заплачет. Но глаза сухие, только плещется в них вина и сильная боль, которую он скрывает в повседневной жизни. Пусть сейчас упадет метеорит, чтобы этого не случалось. Боже упаси, пожалуйста… — Я… Думаю, я любил тебя. А сейчас я просто не могу избавиться от зацикленности на тебе. Я так привык, что ты мой, что не могу смириться с Чанбином. Блять, какой же я тупой, прости за все это… Ты же не принадлежишь мне, ты не вещь… Я такой пьяный, еще пожалею о своих словах. — бормотал виновато Минхо. Он видел, что его слова не вызвали никакой реакции — Феликс рядом с ним молчал. Но Ли воспринял это по-своему: — Забудь обо всем, что я наговорил — это все неважно. Просто подростковая влюбленность — все уже прошло, честное слово. Все, что он строил для себя самого, рухнуло в один момент из-за одной фразы. На небе звезды смотрели на него с осуждением, а Феликс хотел, чтобы все это прекратилось прямо сейчас. Он не должен чувствовать прежнюю влюбленность в Минхо. Не должен чувствовать в то же время и симпатию к Чанбину. Его раздавливало с двух сторон. Чувства могли заставить порхать, а еще они могли делать невыносимо больно. Сердце сжималось, а тело дрожало. — Ты любил меня?.. — спрашивает он тихо. Феликс задал вопрос чисто на автомате, а не из-за искреннего любопытства. Он мучился от запретности свои чувств, но оказалось, что они могли быть взаимными. Теперь, когда уже ничего нельзя поменять, узнавать это подобно выстрелу прямо в грудь. Слова — пули, что застревали в нем, разрывая плоть беспощадными рывками. — Да. Только спустя столько времени я осознал, что путал дружескую любовь с романтической. Но наверное друзей не хотят целовать, так? А я хотел. Думал об этом, когда на осенний бал позвал тебя. Прости, это так неправильно по отношению к тебе… Я постараюсь исправиться, отпустить все это, чтобы не приносить вам с Чанбином неудобств… И Чану. Горькие слезы текли по щекам — он плакал беззвучно. Минхо пьяно повалился набок, ложась на холодную траву. Ли уснул, а Феликс задыхался. Он все еще любил Минхо. И он уже любил Чанбина.***
Минхо не мог чувствовать себя спокойно хотя бы потому, что Чан попросил его подготовиться. Это весьма заманчивое предложение, особенно, если оно выступает в качестве подарка… — Я безумно рад твоим успехам. И, как я обещал, именно за твои заслуги я и сделаю тебе подарок. — сказал мужчина, когда узнал, что Минхо дали влиятельную должность сразу после принятия в отдел. Ли показался начальству очень способным. Он делал все по правилам, и провел, наверное, часа три в ванной. Минхо не знал уже, дождется ли его Чан, но очень на это надеялся. По большей части, он потратил столько времени из-за волнения. Они уже занимались сексом. В тот первый раз ему было больно, они даже не стали заканчивать. Минхо тогда подумал, что его жестко обманывали по поводу всех прелестей анального секса. Чан же искренне и очень долго извинялся, полагая, что виноват только он. Ну, возможно отчасти это и правда, но Ли винить его уж точно не хотел. В любом случае, они попробовали еще раз после, и это было… терпимо для Минхо. Не сказать, что здорово и крышесносно, но он видел, что Чан сходит с ума в позиции верхнего, поэтому позволял ему. Звучит, как болезненная жертвенность по отношению к партнеру, но Минхо всего лишь молодой парень, который впервые пробует эту жизнь. Он хотел быть удобным для Бана, потому что боялся, что его бросят за скверный характер однажды. Еще важную роль играла и вина за прошлые чувства к Феликсу. Быть взрослым — сложно. Когда он вышел из небольшой, но уютной ванной, то понял, что его уже ждали. В спальне томно приглушенный свет создавал атмосферу интимности. У них была большая кровать с резными спинками, опутанными самодельными светящимися гирляндами. Чан это сделал для Минхо, который был убежден, что их «семейное ложе» выглядит слишком скучно и неприметно. Фонарики гирлянд поблескивали в полутьме, освещая только силуэт Чана. Сердце мигом пустилось вскачь, стоило Минхо заприметить своего парня. Обычная реакция на Бана — ничего удивительного. Ранее тот сидел за письменным столом, прослушивая радиостанцию отдела разведки. Они обсуждали ситуацию в городе. Несколько шпионов находились во фракциях Отречения и Эрудиции, чтобы контролировать ситуацию напряженных отношений. Но Бана пока это никак не касалось, он прикреплен вместе с Минхо за фракцией Бесстрашия. Когда заслышались шаги в прихожей, Чан тут же отложил наушники, с волнением ожидая возлюбленного. Потому что он ждал. Потому что этот день будет посвящен только Минхо. Он искренне надеялся, что сюрприз удастся. Когда в дверном проеме появился нерешительный Минхо, комнату заполнил запах клубники. Они получали хорошее жалование, поэтому могли себе позволить шампунь или гель с синтетическими запахами. Чану нравилось, что Минхо пахнет сладко, потому что он и выглядел так — вкусно и желанно. — Закончил? Он кивнул, глядя на то, как неторопливо поднимается на ноги Чан, чтобы отложить всю аппаратуру подальше. Пока он занимался этим Минхо неловко прошелся дальше в комнату, усаживаясь на мягкий матрац их кровати. Почему-то он ощущал себя неловко особенно часто лишь тогда, когда не знал, что его ждет. Обычно они обсуждали, чего хотят от секса, но Чан ему абсолютно ничего не сказал. В их квартире было жарко, поэтому Минхо одел только халат, зная, что одежда ему уж точно не понадобится. Чан, как всегда, ходил только в пижамных шортах. Ему было так удобно, и в какой-то мере Минхо понимал эти чувства, потому что тоже пренебрегал наличием одежды в их доме — спал нагим или ходил только в нижнем белье. Да ладно, кого им стеснятся, в самом деле! — Как креветка закутался… — Что такое креветка? — спросил Минхо, ощущая позади себя тяжелое дыхание. Чан наклонился к бледно рыжим волосам, чтобы вдохнуть полной грудью сладость запаха. Руки легки на плечи младшего, разминая аккуратно. Минхо чувствовал, как мурашки бегут по загривку, спускаясь к его шее. Он чувствовал себя, словно жертва, загнанная в ловушку. И не то чтобы он хотел сопротивляться. О вопросе про невиданную «креветку» все забыли. Мягкие губы коснулись его плеча, когда Чан спустил невинно халат чуть ниже, открывая себе вид на спину, ровную и белую. Горячий язык ласкал, а зубы легко захватывали влажную кожу, заставляя дрожать. — О каком сюрпризе ты говорил? — едва слышно спросил парень, разморенный нежными касаниями. Нетерпение росло в нем, стоило только подумать о том, что удовольствие может быть сильнее, чем сейчас. Прерывистое дыхание он даже не пытался скрыть. — Ты нетерпеливый, знаешь? Минхо обернулся осторожно назад, и они встретились взглядом. Чан завлекал своими черными глазами прямо в бездну. Минхо видел в его взгляде желание и любовь. Правда ли он любит? — Но тебе же нравится это. — сказал уверенно Минхо, всеми силами скрывая истинные чувства. Чан усмехнулся, не споря, потому что Ли был прав. Но как же можно его любить?! Он ведь… плохой человек. Встречается с одним, но при этом чувствует что-то к другому. Разве он заслуживает любви, разве он заслуживает нежности? Из раза в раз выпытывая слова признания, Минхо только на миг успокаивал свое сердце, что пронзало кинжалом вины. Обнимая за талию любимого, он слегка ослабляет завязки халата, чтобы тот спал, открывая вид на тело. Их губы сомкнулись в поцелуе. Мягкий звук касания губ заставлял мозг отключатся. Он опирался спиной на жесткую и крепкую грудь и ощущал себя нужным. — Мне нужно, чтобы ты лег на живот… Минхо слегка наклонился, позволяя халату полностью упасть с его тела. Он подозревал, для чего Чану могла понадобиться эта поза. В этот вечер Минхо постарается расслабиться. Чан помог Минхо устроиться на кровати, подложив под его бедра подушки. Дыхание участилось, когда Ли оказался в раскрытой позе. Он не видел за спиной Чана, но мог чувствовать его горящий взгляд и желание. Низ живота скручивало от возбуждения только от осознания, что Чан на него смотрит. Член удобно упирался в подушку, создавая трение из-за которого парень невольно начинал ерзать. — Не двигайся. — произнес властно Чан, удерживая рукой мягкое бедро, что едва помещалось в его крупных руках. Больше всего он обожал эти ноги. Впиваясь в них пальцами, он мял и растирал бледную кожу. Минхо хныкал в подушку, закатывая глаза. В этих руках и умереть не жалко. У Чана был кинк на гладкую кожу, а Минхо об этом знал. Бан раскрыл перед собой ягодицы, открывая вид на сжимающийся судорожно анус. Покрасневшие и влажные края его говорили о том, что Минхо готовил себя в ванной, засовывая пальцы внутрь. Укол сожаления привел Чана в чувство, но он не смог удержаться от того, что ввести слегка внутрь фалангу большого пальца. Крупная дрожь прошлась по телу, заставляя невольно протяжно стонать, ощущая напор внутри себя. Большой палец раскрывал его под внимательным взглядом, заставляя член течь. Он уже так возбужден только из-за чужого внимания… Чан жадно облизывал губы, глядя на то, с каким жаром и желанием узкое отверстие захватывает в себя его палец. Но больше пальца сюда, к сожалению или к счастью, ничего не войдет безболезненно. Не доставая его из прохода, Чан наклоняется к белой коже, слегка прикусывая бархатную кожу, что тут же краснеет, расцветая благородной розой. Его ягодицы лижут и покусывают, заставляя бедра дрожать. Палец все еще аккуратно двигается в нем, не причиняя дискомфорта, а лишь усиливая желание. Минхо невольно подается назад, ощущая, как его задницы касается чужое лицо, потираясь с каким-то вожделенным вздохом. Хочется сильнее и быстрее. — Что ты делаешь?.. — спрашивает недоуменно, когда понимает, что Чан вовсе не собирается раздеваться. Шорты все еще на мужчине, хотя виднеется заметный стояк, который наверняка мешает. Разве Чан не собирается взять смазку, растянуть и снова взять его? — Ты не войдешь? Бан мычит отрицательным ответом, а Ли поникшим голосом задает вопрос: — Тогда мне сомкнуть бедра?.. Разве это доставит Чану удовольствие? Внутри Минхо ему же намного лучше, так почему же он сейчас не хочет сделать это? Неужели Чану разонравилось?.. Неужели… он что-то знает и теперь его не хочет? Потому что Минхо предатель… — Нет, тебе ничего не нужно делать сегодня. Доверься мне. Минхо снова утыкается щекой в подушку, краем глаза глядя на себя в напольном зеркале напротив кровати. Взгляд у него дикий, наполненный возбуждением и… виной. Губы искривляются в раздражении, и он отворачивается от зеркала, прикрыв глаза. Чтобы не видеть себя, чтобы не портить момент. Что с ним не так? Он же рассказал все Феликсу, не стал скрывать. Он старается больше не грубить Чанбину, не закатывать глаза каждый раз, когда тот флиртует со своим парнем. Минхо очень любит Чана. Наверное, даже сильнее, чем себя. Горячий язык касается его раскрывшегося ануса, заставляя пораженно подавиться стоном. Слишком новое и необычное чувство едва не подкинуло его на кровати. Пальцы на ногах невольно подогнулись, а бедра разъехались бы в стороны, если бы не крепкая хватка Чана, который уткнулся в ягодицы всем лицом, удерживая Минхо. Мокрые касания, приникающие даже внутрь, плавили, заставляли усердно подаваться назад, что Чан поощрял, сильнее насаживая на свой язык. Стоны теперь походили на истеричные всхлипывания, потому что Минхо едва ли осознавал реальность, не зная, куда себя деть. Он вдруг вспомнил, как однажды говорил Чану, что хочет сесть ему на лицо. Сам Ли услышал об этом явлении в сексе из грязных разговорчиков Мирэ и Ханны, которые сплетничали о своих коллегах. Но кто бы мог подумать, что это окажется приятно… Слюна Чана стекала между ягодиц, капая на постельное белье. Но он с усердием вылизывал маленькое аккуратное отверстие, чувствуя только вкус их смазки — Минхо использовал ее, чтобы растянуть себя в ванной. Чан бы не делал это с таким рвением, если бы ему не нравилось, но все же вина присутствовала и у него. Потому что он знал, что Минхо болезненно переносит некоторые их сексуальные практики. Чан просто хотел сделать своему парню хорошо. Они утопали в вожделении и отравляющем яде вины. Минхо не был худым, но это дико возбуждало Бана. Так он мог иметь удовольствие мять в руках тело, оставляя красные следы от своих ладоней. На ягодицах имелись даже засосы — так сильно он уделил им внимание. Чан приподнял бедра, чтобы просунуть руку под Минхо, обхватывая твердый член. Плачущий стон раздался следом за хныканьем — Минхо сходил с ума. Если бы Бану взбрело в голову съесть сейчас Минхо, тот бы позволил, потому что полностью потерял связь с реальностью, утопая в вязком чувстве. Вишневый сироп затягивал в свою кипящую глубь. Он душил, пытался утопить. Рука на члене двигалась с силой, как Минхо и любил. Ему нравилось, когда его сжимают, проходясь ладонью по всей длине. Палец надавил на щель на краснеющей крупной головки, заставляя слезы стекать по пылающим щекам. Ли был слишком близок, насаживаясь на язык Чана. Он кончил слишком быстро, оглушающе. Это не сравнить с распадом на атомы, потому что оргазм был подобен резкому болезненному взрыву, который отрубил в нем все чувства разом. Его довели до края сама мысль о развратном действе, горячий язык и усердная рука на члене. Бедра все еще дрожали, а по телу растекалась нега с горьким привкусом. Теплые руки успокаивающе поглаживали по усталой спине, пока Минхо приходил в себя. Чан не торопил его, не заставлял подняться. Он лишь ждал, когда Ли сам будет готов. — Твой сюрприз чуть не убил меня, Чан-и… — проговорил хрипло Минхо, ощущая боль в горле. Он слегка прокашлялся, ощущая вдруг холод на своем анусе — влага от чужого языка еще не испарилась. Это заставило его устало застонать, сжимая бедра вместе. Он лег на спину не без помощи Чана, который был очень горд своей проделкой. — Но это же было… хорошо? — спросил он, прекрасно видя, что произошло с Минхо. Тот выглядел буквально затраханно. Любимый вид для Чана. — Да… — прошептал в ответ Ли. Глаза Чана сияли, а Минхо хотел утопиться в их блеске. Так же сверкали звезды в день их первого поцелуя. Это заставило парня задохнуться в нежности от воспоминаний. — Я люблю тебя. Чан счастливо улыбнулся, утыкаясь бессмысленно губами в чужие, чтобы прошептать: — Я тоже люблю тебя. Они пролежали так несколько минут, просто касаясь друг друга лицом. Но когда шок от оргазма прошел, то Ли вспомнил кое-что: — А ты ведь… — он опустил руку на привычное место, нащупав мигом все еще стоящий член. — …ты еще не кончил? Чан убрал от себя шаловливую ладонь, заключая разморенное тело в крепкие объятия. Он улыбнулся успокаивающе, когда заметил панику в глазах напротив: — Я в порядке, отдыхай. Ему и вправду не хотелось больше заниматься чем-то активным, поэтому он в глубине души ощутил облегчение. Но тут же мысленно заругал себя за это чувство. Чан прервал болезненный мысленный процесс мягкой фразой: — Как тебе моя фамилия? Ты бы как отнесся к этому? К чему? Минхо лежал на чужой груди, поэтому почувствовал усилившееся сердцебиение. Чан прощупывал почву. — Ты имеешь в виду… Бан Минхо? — сердце сделало кульбит, стоило Минхо только произнести это. Его семья была бы в шоке, узнай, что он вышел замуж. Хотя… Суирен бы понравилось это сочетание имени с фамилией… Он поднял голову, видя на себе внимательный и любящий взгляд. — Может быть это звучит и неплохо. Теперь Чан знал, что ему благоволит удача. Горит зеленый свет для его будущих действий. Бан Минхо.***
«Сегодня я узнал, что Отречение готовит восстание против Эрудиции, которые негласно заправляют всем городом. В школе был теракт, она разрушена. Отряд разведки был отправлен, чтобы разузнать о ситуации… Здесь только руины, много трупов детей. Здесь моя бывшая классная руководительница — я ее сразу узнал. Была девочка очень похожая на Суирен, но это не она. Лицо у погибшей разорвало от осколков при взрыве, но это точно не она! Браслетик был похож, и юбка почти такого же цвета… Это не она… Моя маленькая белка сейчас, наверное, дома. Сидит в моей комнате, которую она отобрала, и боится. Мне нужно сходит к ним, потому что позвонить не получится — вышка с телефонной связью была разрушена. Сейчас работает только радиостанция Бесстрашия. Мы получаем приказы от Эрудиции. Я слышал краем уха, что лидер восстания убил бывшего главу — Мин Рюсыль. Они говорят о Ким Сынмине. Я был удивлен, что человек с таким же именем в Отречении устроил такой ужас. Потому что это не мог быть мой Сынмин. Он не такой, он не стал бы… убивать. Я хочу вернуться со своими друзьями к урановому озеру. Я хочу обернуть время вспять, чтобы никогда не идти на церемонию, никогда не проходит тестирование. Наверное, стоило уйти жить к Изгоям. Спустя столько лет я узнал, что Изгои живут в трущобах. Мы сегодня проводили чистку — приказ сверху. Я видел ЯнЛи. Она держала в руках чьего-то ребенка, а потом ей выстрелили в грудь раз пять. Я не помню, кто это был. Может кто-то из Бесстрашных. Мы все смешались между собой, больше нас не разделяют на отделы. Все ходят одной толпой. Я так люблю Чана. Он стал раздражительным. Много ругается дома, кричит. Не на меня, а просто. Он разбил мои горшки с цветами, когда ему донесли о том, что Ханна пострадала при взрыве — ей оторвало левую кисть. Мы не знаем, как она, еще не виделись. Чан извинился передо мной, но я все понимаю. Нет, я ничего не понимаю. Где родители, где Суирен? Где Джисон и Феликс? Чан чуть ли не каждую секунду говорит, что любит меня. Мне страшно. Я его так сильно люблю. Мы едем в город на поезде. Нам приказали защищать главное управление города — башню в центре. Я не знаю, смогу ли написать вновь, но так начи…»