Мы ходили под флагами свободы

Следовало признать: у них давно не было столь быстрых атак на хорошо оснащенные суда, да еще и с минимальными потерями. На борту испанской каракки перевозили оливковое масло, золотой песок и дорогую керамику ручной работы, а на охране был не самый крупный гарнизон из пары дюжин человек. Тот сопротивлялся отчаянно, однако человеческих потерь ни на «Мести королевы Анны», ни на «Возмездии» не случилось — обошлось ранениями разной степени тяжести. Разграбление каракки заняло пару часов, после чего пиратские корабли продолжили движение по курсу. Поздно вечером на «Мести» остался только рулевой с парой матросов, а остальные собрались на палубе идущего бок о бок «Возмездия». Намечалась дележка, и тут-то капитаны разошлись во мнении, как следует распределять добычу. — Ты не можешь отрицать, что это справедливо, — Черная Борода стоял напротив Боннета и смотрел в упор немигающим взглядом. В таком состоянии, как сейчас, раздраженном и еще не успокоившимся после захвата, он был непредсказуем. С одинаковой легкостью он мог повести себя как Кракен, чудовище с неутолимой жаждой жестокости, или как… Эд. Пират с человеческим сердцем. — Все проявили себя хорошо, и каждый заслуживает равной доли. — Да, все показали себя достойно, — было странно видеть хмурящегося Боннета, тем более что обычно при взгляде на любовника на его лице застывало выражение безграничного внимания, граничащего с благоговением, — однако раненым полагается компенсация. Я настаиваю. — Компенсация? За что? — Тич сложил руки на груди, в его голосе прорывались нотки нетерпения. — За то, что подставились под клинок или пулю? Со стороны экипажа, рассевшегося у фальшборта, послышалось недовольное ворчание. Ранения, пусть и не смертельные, получили многие. — Ты только что сказал, что все проявили себя хорошо, — Стид не повышал голос, но в нем появились некие новые нотки, более всего напоминавшие сталь. — Это не очень согласуется с «подставились», не находишь? — Так или иначе, ранения есть у большинства, — Эд сделал шаг вперед, сокращая расстояние до фута, — и какой смысл в этих компенсациях? И не считаешь ли ты, что сумевшие избежать травм окажутся в невыгодном положении? — Напротив! — с жаром парировал Боннет. — Они будут знать, что если с ними что-то случится в следующем бою, их не бросят на произвол судьбы. Да, многие пираты так не поступают, они… — Наебывают друг друга. — Наебывают друг друга, ты совершенно прав! Но разве мы обязаны так делать? Убийственный аргумент. Иззи, который стоял поодаль, но прекрасно все слышал, покачал головой со страдальческим выражением лица. Вот он, этот вопрос, которым его капитан задавался все чаще. Обязан ли я делать то и обязан ли делать это? А может, есть другой путь? А может, можно поступить иначе? А может, в задницу это все? Добровольная отставка на миг показалась вполне неплохим выходом, но Хэндс отмел эту мысль. Ему некуда идти. Давным-давно он избрал свое место — рядом с Черной Бородой. Тот факт, что Черная Борода оказался еще и Эдвардом, и Кракеном, а возможно, Бог знает кем еще, мог нравиться или нет, но он был. Иззи не имел воображения, и иногда это мешало, когда не давало представить полную картину, но у отсутствия фантазии был и плюс: он не строил иллюзий. Он на своем месте, он знает, чего стоит его шкура, и никуда не уйдет. Думая об этом, Хэндс отстраненно наблюдал за тем, как его капитан, разводя руками с явной досадой, делает шаг назад, словно признавая невозможность убедить упрямого любовника в очевидном. — Вопрос выносится на голосование, — громко произнес он. Сейчас это определенно был больше Эдвард, чем кто-либо иной. — Кто за дележку с компенсациями раненым, поднимает руку. Естественно, за этот вариант проголосовал каждый, кого хотя бы на полдюйма задел вражеский клинок. К немалому удивлению Иззи, к голосующим присоединился и Крейк, хотя он доподлинно знал, что при абордаже парень не получил никаких повреждений. Не то чтобы он за ним присматривал, просто… Наблюдал краем глаза. Да, так будет точнее. За равный дележ высказалось четверо матросов с «Мести», Тич и сам Хэндс. Исход был очевиден. — Итак, сейчас будем распределять добычу, размер компенсаций я определю лично, — Боже, этот придурок снова заговорил оптимистичным тоном, который Иззи терпеть не мог. — Давайте по старшинству, начинаем! Полученная доля не была богатой, но и назвать ее скудной язык не поворачивался. Забрав причитающееся и приказав матросам отнести ее в каюту старпома, Хэндс выдохнул: по крайней мере, теперь будет что сбыть в следующем порту, а там, куда их корабли направлялись, торговые суда встречались куда чаще. О добыче можно не беспокоиться. — Поздравляю, Хэндс, — Крейк вынырнул откуда-то сбоку и оперся спиной о фальшборт. Очевидно, подолгу стоять ровно ему было еще трудно. — Неплохой груз взяли, м? — Бывало и лучше, — нехотя откликнулся старпом, покосившись на собеседника. Сейчас, то ли из-за успешного захвата, от которого настроение, как ни крути, а улучшилось, то ли просто потому, что он остыл, Иззи уже не ощущал к парню прежней озлобленности. Еще раньше, стоя в очереди к распределению, мужчина более спокойно обдумал произошедшее. Он прислушивался к разговорам и не услышал ни единого слова о том, что-де старпом ночевал там, где ему не положено, а это означало сразу две вещи. Во-первых, их, хоть и чудом, но и впрямь никто не засек. Во-вторых, Крейку хватило мозгов не трепаться. Это уже делало ему честь, особенно на фоне большей массы придурков с «Возмездия» (да таких и на «Мести» хватало, если откровенно), которые не преминули бы превратить этот случай в анекдот. То ли парень в принципе был не из болтливых, то ли чувство юмора у него не принимало такие ситуации как повод для смеха, но в любом случае это было очко в его пользу. Ну а тот факт, что они оказались в каюте Боннета… черт, Иззи, ты же и сам напился! Так стоит ли винить во всем одного только Крейка? Определенно нет. — На кой черт ты голосовал за компенсации? Только не говори, что хотел выклянчить деньжат за царапину от моей шпаги. — Конечно, нет, — если Крейка и покоробило пренебрежение в голосе старпома, виду он не подал. — Просто думаю, раненые заслуживают помощи, а целебные порошки и микстуры недешевы. — Уверен, я не первый, кто говорит тебе, что ты идиот, — тяжело вздохнул Хэндс, — причем идиот, только что обокравший сам себя. — Или с умом инвестировавший в будущее, — флегматично парировал Крейк, — кто знает, в каком сражении мне оттяпают ногу начисто? — Если в следующем бою ты лишишься башки, гребаные компенсации тебе точно будут лишними, — не удержался Хэндс, однако в ответ услышал смешок, который на удивление не раздражал: — Без башки мне и доля добычи не полагается. — Все равно ты кретин, — Иззи ощутил, как губы растягивает ухмылка. Черт знает почему, но ему было охренительно спокойно с этим парнем, словно они могли быть… приятелями? Кто знает. — Я обязательно вызову тебя на дуэль за это, — Линдер улыбался, — только дай «царапине» затянуться получше. Слишком уж ты хорош в этом. Прихрамывая, он направился к своему экипажу, а Хэндс поспешил отыскать Эдварда. — Иззи, ты-то мне и нужен, — тот явно пребывал в приподнятом настроении, и дружеский хлопок по плечу показал это лучше любых интонаций, — кто этой ночью стоит у штурвала? — Рыжий Пес, полагаю, — старпом выпрямился, — его вахта на очереди. — Прекрасно, прекрасно, — Тич обвел взглядом корабль, а затем посмотрел на помощника в упор, — для тебя отдельное задание. Останься на «Возмездии» этой ночью, присмотри, чтобы все было чисто. Негоже оставлять корабль без капитана, — эти слова были произнесены доверительным тоном, и Хэндс прекрасно понял, что Боннет отправляется на ночевку к Эду. Кто бы сомневался, блядь. — Будут конкретные указания или действовать на свое усмотрение? — вслух произнес он. — Никаких, предстоящая ночь полностью твоя, — капитан обаятельно улыбнулся и, еще раз потрепав помощника по плечу, отошел от него. Мысленно Хэндс поздравил себя с тем, что, похоже, не выдал отвращения: будь это иначе, он бы воочию увидел, как добродушный Эдвард исчезает, а из-под него, как змея из старой кожи, выползает внушающий тошнотворный ужас и благоговение Кракен. С недавних пор Тич мог терпеть много какие вольности в свой адрес, но за Стида он обнажал клыки без колебаний. Если бы у него, Иззи, был кто-то, способный вцепиться в глотку без приказа, только оскалься кто в его сторону? Каково бы это было? Старпом сглотнул, понимая, что думает не о том, о чем нужно. Заведи себе, блядь, собаку, если хочешь преданности, Хэндс. Или крокодила, если не желаешь, чтобы питомца прирезали в первые же сутки жизни на корабле. Перед отбоем Хэндс стал свидетелем еще одной занимательной сцены на «Возмездии». Участия в ней он не принимал, но с интересом наблюдал за происходящим. ****** После раздела добычи я столкнулся с Фини — просто лицом к лицу, без отдавленных ног и самолюбия. Однако Джон, едва увидел меня, поджал губы и отвернулся. Он крепко на меня обиделся, а когда я попытался все-таки извиниться… боюсь, вышло дерьмово. С детства страдаю этим: не умею просить прощения. Когда я ходил с другими, это не было проблемой — нормальные пираты не извиняются, а крепкое словцо звучит в каждой второй фразе. Но в экипаже капитана Боннета все иначе. «Обсудим это как команда» — не пустой лозунг, и это подтвердило происходящее затем. А произошло вот что: капитан заметил, что Фини выглядит расстроенным, а я — в замешательстве, и вызвал нас на разговор. При всей чертовой команде. Картина маслом — я и Джон в середине дека, под перекрестными взглядами команды и Стида, который смотрит на нас с участием и волнением. — Крошка Джон, будь добр, начни ты, — предложил он. — Что у вас стряслось с мистером Крейком? И Фини словно прорвало. Он жаловался на собственную неуклюжесть, рассказал о нашей стычке и о том, что до сих пор плачет ночами, слыша в голове мое ожесточенное «сраный слонопотам». К концу его сбивчивой речи почти все пялились на меня с осуждением, а во взгляде капитана плескалось разочарование. Блядь, я сам ощущал себя куском говна, а еще чувствовал бессилие. Меня выгонят. Хрен с ним, с наказанием, но я не смогу стать членом экипажа по-настоящему. Это неидеальная команда, не самый внушительный корабль, но… Книги. Музыкальная комната. Беседы по душам с капитаном. Внимание к трудностям. Черт, я провалился, и все из-за того, что не смог цензурно выразить свои чувства от отдавленной ноги. — Линдер, — оказывается, Боннет подошел ко мне ближе и смотрел с печалью. Я с трудом заставил себя взглянуть ему в глаза. Господь всемогущий, я был жалок, клянусь. — Разве следовало говорить так грубо? Полагаю, ты не желал обижать его всерьез, но обзывать человека за его рост или вес — это подло. Скажи, это было сказано в сердцах или, — он помедлил, — с расчетом? Я чертовски устал. Пусть делают что хотят, пусть изгоняют, лишь бы поскорее. И я сказал (точнее, выдавил через силу): — Никакого расчета, капитан. Приношу извинения, — последнее я адресовал уже Джону. — О, бога ради, — внезапно раздался голос от фальшборта, и я, к удивлению своему, увидел, что заговорил Французик, — конечно, он не со зла! Крошка, мы все знаем, что тебе было плохо, но не забывай, что сначала ты отдавил парню его гребаную ногу. Причем ту, которую ему ранили на дуэли. — Оу, — эта реплика явно стала для Боннета новостью, а я ощутил прилив благодарности к парню, который выступил за меня, хоть и не обязан был этого делать. — Джон, но ты ведь извинился перед Линдером, не так ли? — Я не успел, — горестно отозвался Фини. В общем, капитан, страдальчески возведя глаза к небу, прочел нам лекцию о важности взаимопонимания и терпимости. К концу, если честно, я готов был добровольно занять шлюпку и бодро погрести куда глаза глядят. Однако Крошка Джон, выслушав, всхлипнул и пробормотал мне: — Я признаю, что был неправ. Прости, что наступил тебе на ногу. Мне так жаль, что я причинил тебе боль, — и он с трогательной робостью протянул ладонь для рукопожатия. Если честно, у меня в тот момент горло перехватило. — Я сделал тебе куда больнее, — выдавил я, пожимая ему руку, — я не считаю тебя слонопотамом, просто ляпнул сгоряча. Мир? Мы помирились, и кажется, теперь Крошка меня не избегает. Правда, он все еще разговаривает со мной с осторожностью. Наверное, так ребенок обращается с собакой, которая ни с того ни с сего куснула его, а на следующий день принялась вилять хвостом, как ни в чем не бывало. Поделом мне. Иногда мне кажется, что я и есть пес, неприкаянный и не обученный хорошим манерам. А еще этой же ночью меня поставили за штурвал. Вернее, капитан приказал скорректировать курс, что я и сделал, но мистер Пуговка выразил сильное несогласие… Черт, он сказал «Этот парень, кэп, считает себя умнее других. Курс в порядке, менять его не надо». Когда я возразил, что курс не меняется, а корректируется, на меня посмотрели так, словно я предложил развести костер на деке. С самого начала этот человек относится ко мне с недоверием, хотя, Господь всемогущий, я не знаю точной причины. Оттого, что я на судне недавно? Или потому, что провел корабль между рифами без его помощи? Возможно. Капитан, впрочем, выслушал мои доводы и согласился с ними. Между прочим, это одно из достоинств мистера Боннета — умение слушать. Однако мистер Пуговка, дождавшись, пока капитан уйдет на борт «Мести», заявил мне: — Если ты, Крейк, так умен, веди корабль по своему курсу сам. Что мне оставалось? Лишь стать к штурвалу. Совесть у мистера Пуговки проснулась лишь спустя добрых три часа, и он стал на свое место, с ворчанием отправив меня на палубу. И хотя я устал, сон ко мне не шел. Зато пришел Хэндс, старпом Черной Бороды. Видимо, его оставили тут присматривать за нашим плавучим цирком, поскольку капитан Боннет отправился… по своим делам. Без комментариев. Хэндс, он… странный. Практически все, кто говорил о нем при мне до нашего знакомства, называли его занозой в заднице, высокомерным говнюком и самоуверенным злобным ублюдком. И практически все оказались правы. Он тот еще засранец. А еще отважный рубака и умелый фехтовальщик. И не трепач. И понимает юмор (причем мой юмор, который большинством нормальных людей считается одновременно плоским, черным и несуществующим). И ответственный (на «Мести» железный порядок не только благодаря репутации капитана Тича, клянусь). Как такие качества могут соседствовать с замкнутостью и редкостным мудачизмом? Не знаю. Одно напишу прямо: это поражает. Будоражит интерес. Хэндс — чертовски неординарная личность, и если откровенно, меня к нему тянет. Вот почему я заговорил с ним сегодня после захвата каракки. Вот почему сегодня выкладывался на полную, делая узлы под его гребаным руководством. И вот почему согласился на дуэль, едва он предложил. Безо всяких скидок на незажившую ногу. (из дневника Линдера Крейка) ****** Ночью на корабле почти нечего делать, и он располагается на лестнице, ведущей на капитанский мостик, так, чтобы не привлекать лишнего внимания рулевого и иметь обзор на всю палубу. На небе перистые облака, которые то и дело закрывают бледный диск, поэтому мистер Пуговка наверняка не слишком расстроен, что ему приходится стоять у руля, а не купаться в ебучем лунном свете. К тому же у него и так была передышка, пока за штурвалом стоял новичок. Иззи ухмыляется краем рта, вспоминая, как тот выглядел во время «разговора по душам» с командой — покрасневший, явно готовый провалиться сквозь палубные доски. Если бы он разревелся, Хэндс не был бы ни капли удивлен, только презирать стал совершенно точно. Но Крейк не ревел, а говорил хоть и тихо, но твердо. Возможно, у него было чуть больше самообладания, чем казалось к началу разноса. Облака расходятся, мерный скрип деревянной оснастки гипнотизирует, а жидкий лунный свет заливает дек. И внизу Иззи видит, что Крейк сидит рядом с грудой канатов, возится с ними, а спустя мгновение до него долетает пение. Оно негромкое, но приятное, что само по себе дико, потому что Хэндс с трудом терпит, когда те же матросы начинают петь. Мелодии струнного инструмента или ямайских барабанов — другое дело. Но пение… нет, не его любимый звук. Однако голос Крейка на удивление не раздражает. И Иззи спускается, бесшумно подходя к парню. — Что ты здесь делаешь? — дождавшись конца куплета, произнес он. Крейк дернулся, явно не ожидав услышать старпома. — Блядь, не надо подкрадываться, — нервно усмехнулся он, поднимая канат, который уронил, а затем продемонстрировал его мужчине. — Подтягиваю навыки. На завязанные узлы Хэндс смотрел с неприкрытым скепсисом. Если кто-то когда-то сказал Крейку, что тот способен работать с канатом, это была жестокая наебка. — Почти все они — дерьмо, — подытожил старпом, — поделись со мной, убогим, своим сокровенным знанием: как ты смог выучиться в морской школе, а затем еще попасть к пиратам, так извращенно издеваясь над такелажем? К концу реплики Крейк трясся от еле сдерживаемого хохота. — Хватит, Хэндс, у меня и так вера в себя на нуле, — выговорил он, справившись с весельем, — на самом деле в школе у меня с этим были самые большие проблемы, но базовые узлы все-таки освоил. Но когда ходил с Вейном и Стэнсоном, вообще не работал с такелажем — на это были матросы. Я только прокладывал курс и был в абордажной команде. Помолчав, он добавил уже совершенно спокойным голосом: — Видимо, окончательно растерял навыки. — Так восстанавливай, — столь же ровно посоветовал Хэндс, — никогда не знаешь, в какой момент они могут пригодиться. И в следующие четверть часа Иззи наблюдал, как Крейк упорно разбирается с узлами, периодически отпускал издевательские реплики, от которых парень то смеялся, то явно злился, но всякий раз удваивал усердие. В результате с большинством он разделался сам, а вот с «девяткой» дело застопорилось, и старпом не выдержал. — Стой, — он перехватил руку Линдера, а затем положил ладони поверх, — делаем вместе. И они выполнили чертову «девятку», и Хэндс останавливал пальцы Крейка, едва те начинали двигаться неправильно, а в конце парень сам затянул канат, зачарованно наблюдая, как тот формирует аккуратную, правильную петлю. — Теперь сам, — странно, но, убрав руки, Иззи ощутил себя некомфортно, хотя по всем правилам должен был почувствовать неловкость скорее от касания. Его взгляд был прикован к канату, а потому он не увидел то, что могло действительно смутить: то, что Линдер неотрывно смотрел совсем не на веревку. Медленно, но он смог сделать «девятку» самостоятельно. Хэндс довольно хмыкнул. — Можешь, когда стараешься. Продолжай, — он предложил перейти к последнему узлу, и вот с ним у Крейка отчего-то не заладилось вовсе. Кажется, у него подрагивали руки. Вероятно, устал от долгой работы с канатом, решил старпом. — Не могу, — после очередной проваленной попытки Крейк с досадой кинул канат на палубу. — Пробуй снова. Если опять провалишься, я заставлю тебя драться, — Иззи с насмешкой посмотрел на него, но парень и не думал брать в руки веревку. Вместо того он поднялся и широко улыбнулся в ответ. — Давай сразу, — предложил он, — я и так знаю, что провалюсь, чего время терять? Их третья дуэль заняла совсем немного времени, поскольку Хэндс согласился с доводами, что сражаться до первой крови ни к чему, и победителем можно будет считать обезоруженного. Атаковал Линдер сегодня точнее, чем раньше, и уже не так размахивал шпагой, но подвижность его была ограничена, а потому Иззи не составило труда выбить оружие из его хватки, причем тем самым приемом, который показал ему сам Крейк. — Засчитано, — пропыхтел Линдер по окончании боя. Несмотря на вымотанность, он улыбался. — Если бы не нога, хрен бы я уступил, так и знай. — Конечно, — в голосе Хэндса пробивалась ехидная любезность, — очень удобный повод. — Иди ты, — хохотнул парень, а затем чертыхнулся. — Мне правда надо сменить повязку. Хорошего дежурства, — и он, отсалютовав старпому, похромал к трюму. — Примета плохая, желать такое, — проворчал Хэндс, провожая парня взглядом, впрочем, безо всякой злости. Хотя до рассвета оставалось еще несколько часов, он пребывал в неплохом настроении до самого утра.