***
В целом, аффирмации и медитации Бомгю не подходят от слова совсем. Он начинал беситься от них еще больше, а вот уверенная улыбка своему отражению и фраза «всё будет хорошо», сказанная самому себе, как учила бабушка — обязательный ритуал. Кто Бомгю такой, чтобы ослушиваться её? Она бы не была довольна, завидев, как её внук раскисает. Он привык улыбаться всем трудностям прямо в лицо, разрешая себе побыть слабым и грустным лишь в одиночестве или круге самых близких. Сейчас же он шагал по коридору, будучи уверенным — он очень сильный. Он всё может. Может легко учиться только на «отлично», если захочет. Может рассмеяться, когда оступится и упадёт. Может выкинуть Ёнджуна из головы… …не успевает он додумать эту мысль, как реально спотыкается о ровный пол, стоит разглядеть в десятке метров от себя ту самую улыбку, которая рёбра ломает и внутренности выкручивает. Почему Чхве Ёнджун так беззаботно улыбается какой-то студентке, поправляя ремень сумки на плече? О чём они говорят? Вот бы Бомгю сейчас парочку суперспособностей, слышать на большом расстоянии или убивать взглядом, например. Он выпадает из мыслей, получив легкий толчок в плечо. — Чё, как? До Бомгю не сразу доходит, кто перед ним оказался, но когда все детальки в его голове складываются, он спохватывается и оттягивает подошедшего парня чуть в сторону. — Чонин-а, знаешь её? — Ага, у меня ж рентгеновское зрение и я знаю причёски всех шатенок на факультете. — Чёрт…а сможешь узнать, если посмотришь поближе? — А что мне за это будет? Хитрющие глаза растянулись подобно не менее хитрой улыбке одногруппника, вызывая у Бомгю привычное раздражение. Просто от тихого Чонина никто не ожидает способности совать свой носик в чужие дела, когда это кому-то очень нужно. Сам парень перебрался в Сеул из далёкого Пусана, желая осуществить свою мечту стать самым крутым нейрохирургом и вытащить семью из лап бедности. — Пицца в твоём любимом кафе. — И коктейль. Да Бомгю был готов целое кафе для него выкупить, лишь бы успокоить разыгравшуюся так некстати ревность. — Идёт. — Ты же помнишь, что ты прежде всего мой друг, я просто делаю свою работу. Парень в утешительном жесте положил руку на плечо Бомгю. — Иди уже, пока он не заметил нас рядом. Бомгю сначала не вдавался в подробности, какими именно путями Ян Чонин выискивает информацию, да и об этой способности узнал он совершенно случайно, сдружившись с парнем, когда ещё на первом курсе оказался с ним в одном коридоре из-за опоздания на пару у старого вредного преподавателя. Оказалось, что у парней много общего, а еще Чонин дружил с парочкой старшекурсников, включая уже выпустившегося австралийца, о котором тот много говорил как о самом крутом хёне в его жизни. Интроверт-Чонин, со временем раскрывшийся рядом с Бомгю и признавший, что он «крутой чувак», стал много болтать обо всём на свете, включая смешные рассказы некоего Чанбина-хёна, которые он впитывал как губка (лучше бы он так знания впитывал). Однажды так и прозвучало в его устах имя Ёнджуна, заставляя Бомгю вслушиваться в болтовню приятеля особенно внимательно. Не сразу Чонин заподозрил неладное в уточнениях друга «что ты там про Ёнджуна сказал?», но Ян был неглупый малый и уловил направление ветра, вот ветер Бомгю дул откуда-то из Гейландии, за что осуждать его никто не собирался, но стоило раньше сказать и не мучиться. Чонин тогда подкалывал Бомгю, что тот выбрал себе красивого парня, а Чхве, смущаясь, бил друга по спине, что никого он не выбирал и вообще нечего заострять на этом внимание. Лучше как бы невзначай у Чанбина-хёна спросить, есть ли у Ёнджуна девушка. Или парень. Сам Чонин о своей личной жизни предпочитал не говорить. В конце дня Бомгю кое-как отвертелся от компании Кая и Тэхёна, чтобы встретиться с Чонином. Те о проделках Бомгю ничего не знали, а он не считал нужным вызывать у них ещё больше подозрений на наличие у парня психических отклонений. Всё с ним в порядке, просто немного влюблён. — Ну, узнал? — Четверокурсница какая-то. У неё вроде бы есть парень. Забей. — Точно? Как её зовут? Чонин вымученно вздохнул. — Ты думаешь он встречается с каждой девушкой, с которой разговаривает? Я не могу столько лезть в жизнь парня, до которого мне особо нет дела, Чанбин-хён и так уже подозревает, что я гей! — А ты не..? — Нет! — Да не ори ты, я пошутил… — Насколько я знаю, у хёна правда нет времени на отношения. Чанбин-хён упоминал, что Ёнджун ходит на подработку, и вообще много устает. — Понятно. Понятного было мало, информации всё ещё было недостаточно. Бомгю стоило бы прислушаться к разуму и оставить хёна в покое. Его начинало пугать, как он становился зависим и не мог даже понять, это в Ёнджуне дело, или в чувствах к нему? Бомгю перечитал достаточно трудов философов, чтобы сделать вывод — на практике это всё не помогает. Для кого-то любовь — это средство познания, кто-то рассматривает любовь как силу; а где-то вовсе было сказано, что нужно уметь быть одному, вне зависимости от того, где находится объект обожания и вожделения. Бомгю и учился, но ему было бы легче не быть рядом с Ёнджуном, зная, что это умение и знание они делят одно на двоих. А еще Бомгю втайне трепетал от концепции «я — твой», потому что был готов отдать всего себя и всю свою заботу тому, кого любит. Вот только Ёнджуну это было, судя по всему, не нужно, и Бомгю постепенно перенасытился собственными чувствами к парню, отравился ими, погружаясь в такое состояние, которое Тэхён назвал «преддепрессивным». — Я не собираюсь впадать в депрессию из-за какой-то там… любви. — Неразделенной любви, хён. Твой организм тебя не спрашивал. Он просто постоянно испытывает стресс и не получает серотонина и прочего, потому что твоя голова забита переживаниями, а ещё ты мало отдыхаешь. В спорах с Бомгю Кан предпочитал выбирать язык фактов, к тому же такой подход успокаивал не только его нервы, но и Чхве. — Знаю, Тёни. Но я правда в порядке, просто устал. У друзей Бомгю были причины для беспокойств. Парень всё так же часто улыбался, но улыбка его была натянутой как струна, готовая в любой момент порваться и показать то, что Чхве так старательно от окружающих скрывал. Но ничто не длится вечно, как и страдания от неразделенной любви — ведь любовь, по Фрейду, например, вообще невроз, связанный с конфликтом влечений. Только почему-то низшая базовая потребность Бомгю не искала выхода напряжения на ком-нибудь ещё, а в сознании строился лишь один образ, да и не сказать, что он строился на животном желании, которое дядюшка Фрейд так сухо описывал, вызывая лично у Кая от прочитанного лишь рвотные позывы. Тот в любовь верил как в нечто прекрасное, духовное, несмотря даже на то, что сам влюблен не был. Кай, скорее, любил всё и всех (за что Бомгю тоже приписал его к особому виду невротиков). Окончательно эмоциональное состояние Бомгю пошатнулось после внезапной встречи с хёном не где-нибудь в коридоре университета, а неподалеку от станции, где работал его отец. Бомгю часто приезжал к нему на работу, потому что дома одному было скучно, хоть тот порой и ругал за это сына, но по-настоящему никогда не злился. Мамы Бомгю не стало когда тот ещё не окончил начальную школу, так что Чхве-старший украдкой наблюдал за тем, как его сын таскается с полотенцами за пожилой сестрой-хозяйкой и расставляет стойки для капельниц в пустом процедурном кабинете, желая помочь трудящимся медсёстрам. Бомгю был ярким солнцем в жизни его отца, дарившим надежду, что для этого мира ещё есть место во Вселенной. Так, в один из таких дней, Бомгю увидел хёна лицом к лицу. Впервые за долгое время их взгляды снова встретились, и парень, уже свыкшийся с условиями реальной жизни и принявший свою судьбу, практически забывший это чувство — нехватка дыхания, учащенное сердцебиение, потеющие ладони…ну точно болезнь — просто понимал, что пропадает. Бомгю болен, и хочет поскорее отыскать лекарство, или позволить вирусу проникнуть в каждую клеточку и дать себя уничтожить. Ведь ничто так не калечит, как равнодушие. Вот только…равнодушным хён тоже не выглядел. Они остановились друг напротив друга на узкой тропинке, будто забывая направление. Между ними словно бы происходил немой диалог. Бомгю не знал, где хён жил, возможно, где-то рядом, и сейчас он просто шёл домой или куда-нибудь ещё, но какая-то бесконечная печаль в тёмных глазах напротив выбивала из лёгких Чхве остатки воздуха. «Почему ты так смотришь?» — задавался он мысленно вопросом, надеясь, что хён через космос пошлёт ему ответ прямо под черепную коробку и Бомгю всё поймет. Но ответа не последовало, как и понимания, почему хён, такой невыносимо для чуткого сердца Бомгю — грустный, обошёл того по газону, поспешно удаляясь с места, где в воздухе всё ещё витало напряжение и необъяснимая тоска.***
Бомгю привык жить с подобием чёрной дыры в груди. Он надеялся, что страдания закончатся как только хён исчезнет из поля зрения. Еще немного и наступит лето, когда шанс случайной встречи сократится в десятки раз. Он устал вздрагивать лишь от одного воспоминания той встречи. Ёнджун утянул его в свою бесконечную пустоту только одним взглядом, длившимся неприлично долго для случайных прохожих. Бомгю был уверен, что между ними есть что-то общее помимо белого халата и кругов под глазами. Пусть хён и ушёл — снова — на этот раз он оставил за собой какой-то след, который Бомгю не мог разглядеть, но ощущал всем своим нутром. Он стал приходить в клинику к отцу всё чаще, отчего-то чувствуя себя бесполезным. Хотелось элементарно чем-то занять руки, и им не нашлось лучшего применения, чем перекладывание книг в алфавитном порядке в кабинете отца. Его уныние не оставалось незамеченным. Персонал, знающий Бомгю в лицо, то и дело интересовался, не заболел ли он. «Ты какой-то бледный, ты поел?» — спрашивала его в очередной раз заботливая сестра-хозяйка. Поел. Да только никакой радости не испытал от этого. Бомгю начинает думать, что курс антидепрессантов ему бы не помешал хотя бы для того, чтобы начать элементарно чувствовать потерянную радость. Видимо, его мозг всё-таки где-то повредился за последнее время из-за бесконечных переживаний и накручиваний, ну или хотелось элементарного «увидеть улыбку Ёнджуна», просто как один из самых доступных и эффективных антидепрессантов. Бомгю даже не подозревает, что его проблема куда глубже. Он не ради себя нуждается в улыбке хёна, а ради самого Ёнджуна — Бомгю просто хотелось знать, что у того всё в порядке и то, что он разглядел в чужих глазах бездну — всего лишь плод его фантазий. Ах, если бы это было правдой. В эту пятницу Бомгю не собирался в клинику. Кай позвал их с Тэхёном сходить поиграть в боулинг, особенно настаивая на присутствии Чхве, а тот и не сопротивлялся особо. Не ради игры — в том клубе продавали самое вкусное клубничное мороженое, ради которого он был готов пересечь полгорода. Но именно сегодня отец позвонил Бомгю с просьбой привезти какую-то папку, про которую он забыл напрочь. Чхве пришлось предупредить друзей, что он немного опоздает. Найти синюю папку в столе оказалось несложно, труднее было добраться до клиники в вечер пятницы, когда народу было так много, что не продохнуть, и транспортная нагрузка так же возросла. Бомгю не стал тратиться на такси (хотя мог себе позволить), а терпеливо ждал нужный автобус, сделал пересадку, послушал около пяти песен в случайном плейлисте, и, наконец, добрался до места. Обычно Бомгю в это время уже уезжал домой, ведь было около восьми часов вечера, видимо, отец сегодня снова долго пробудет в отделении. Бомгю сетовал на рассеянность отца, ведь ему ради каких-то документов пришлось тащиться сюда добрых полчаса, а теперь ещё и искать того по всей клинике, так как в кабинете его не оказалось. Постовая медсестра подсказала, что он ведёт какого-то сложного пациента, документы на которого как раз и оставил дома, и сейчас он в палате, так что Бомгю мог пройти прямо туда. К счастью, парень знал расположение всех палат по номерам и нашёл её в конце крыла. Он буднично передал отцу папку, здороваясь с пациентами и кивая тому, как бы намекая, что отвлекать его не намерен. Бомгю думает, что уже нет смысла торопиться к друзьям, заранее планируя просмотр какой-нибудь слезливой дорамы в гордом одиночестве. Он брёл по коридору, набирая сообщение для друзей, останавливаясь рядом с одной из палат просто потому, что элементарно не мог уследить за всем количеством недовольных смайликов от Кая и разочарованных изречений Тэхёна, как вдруг испытал самую сильную слуховую галлюцинацию в своей жизни — он слышал голос. Голос, который вторил, что всё будет хорошо. Голос, который принадлежал Чхве Ёнджуну. Бомгю чувствовал себя преступником, жалкой пародией на шпиона, примыкая к приоткрытой двери ухом и стараясь не дышать. — …я что-нибудь придумаю. Обещаю. Он не мог услышать ответа, но отчётливо продолжал слышать в незнакомце до боли знакомый голос хёна. — Тебе не нужно… я справлюсь… — Голос становился то тише, то громче, из-за чего Бомгю мог различить лишь обрывки фраз, — …всё будет в порядке…я этого не допущу!.. Всё… Бомгю стоял, прилипший плечом к стене, пока не услышал какое-то движение внутри палаты, и, кажется, шаги… Шаги! Его мозг не сразу переключился с режима «шпион» на режим «ниндзя», заставляя за долю секунды выискивать укрытие, благо, подсобка в паре метров оказывается открытой, и Бомгю пулей влетает туда, натыкаясь на инвентарь для уборки помещений. Он аккуратно открывает дверь сразу после того, как убеждается, что обладатель Ёнджунового голоса уже прошел мимо, и решается всё же подглядеть, сошёл он с ума или нет. И, действительно, через приоткрытую дверь тот видит вдалеке возле поста юношу с волосами цвета пшеницы, который что-то говорит медсестре и уходит, оставляя Бомгю переваривать всю информацию, которой было не особо много, но он точно понял одно — кто-то, дорогой сердцу Ёнджуна — болен.***
После увиденного в клинике, Бомгю никак не мог перестать думать о том, что же происходит в жизни хёна. Он настолько погрузился в свои мысли, что перестал много разговаривать и шуметь, как это происходило обычно, вызывая у друзей настоящую панику. Чхве Бомгю, жалующийся на занудного профессора Пака; активно жестикулирующий во время болтовни за едой, что Тэхёну приходилось снисходительно стирать чужую слюну со своей щеки; убегающий за мороженым в конце ноября, как будто ему вечно двенадцать — всё это было привычно, но вовсе не хмурый, до скрипящей боли в сердце от одного его вида, серолицый парень. — Хён, мы с Тёни за тебя очень волнуемся, — осторожно начал Кай. Бомгю никак не приветствовал такого тона друга — будто Бомгю реально психически больной, и теперь Хюнин разговаривает словно бы ходит по тонкому льду, боясь разрушить уже надломленное. — Кай-я, ну серьезно, всё нор-маль-но. Бомгю лишь отчеканил заезженную фразу, собираясь открыть учебник, но был прерван тяжелой рукой Хюнина, упавшей на корку книги. — Почему ты отираешься с Чонином в тайне от нас? Вы выглядите подозрительно. Он наркоман? Ты покупаешь у него что-то? Бомгю прыснул, заливаясь смехом до боли в животе, от которого Хюнин тоже начинал улыбаться и неловко посмеиваться. — Ну, в какой-то степени покупаю. Вытирая слёзы, Бомгю взглянул на недоумевающего друга. — В с-смысле? Бомгю решил не доводить Кая до нервного тика, поэтому рассказал всё от начала до конца. — А ему можно доверять? Может он сплетник вообще и разболтает всё. — Нет, он не такой. Из него поначалу было сложно и слово вытащить, просто из доброты помогает мне, прикрываясь тем, что я якобы ему плачу едой. Ему неловко признавать, что он так печется о моём моральном состоянии. — С каких пор ты таким психологом заделался? — С давних пор. Я умнее, чем ты думаешь. Сзади раздался оглушительный хлопок — эпичное появление Кан Тэхёна и груды учебников из библиотеки, упавшей с грохотом на соседнюю парту. — Посмотрим, как ты справишься с тестом, умник. Бомгю раздосадованно взвыл, падая лбом на парту — он действительно не готов к тесту. Да поможет ему удача. У этой удачи фамилия Кан, и сидит он как раз за спиной Бомгю, спасая того от пересдачи в конце недели.***
Из всей ситуации Бомгю сделал два вывода: природное шило в его заднице активировалось с новой силой как только он узнал о загадочной, но явно невеселой ситуации в жизни Ёнджуна, следовательно, первый вывод — Бомгю так просто это не оставит и выяснит, что же там происходит. Второй вывод имел прямую связь с первым, так как встретить Ёнджуна в клинике было куда более вероятно, чем в стенах университета, теперь парню надо было приезжать туда как можно чаще и желательно выяснить хоть какие-то подробности. Не то чтобы это было совсем законно, но данные третьих лиц он передавать никому не собирался, и вообще ему нужно для дела и прежде всего — лично себе самому. Ведь сам Ёнджун ни за что не расскажет о своих проблемах, да и вообще не заговорит с Бомгю, он почему-то был в этом уверен. Отчасти, Чхве просто боялся. Боялся быть отвергнутым вновь, боялся быть уничтоженным одним лишь тяжёлым взглядом, боялся даже дышать рядом с хёном. Сейчас быть на расстоянии как-то легче и правильнее. Чонин во время их внепланового похода в кафе не только заплатил за себя сам, но и рассказал что-то вроде «Чанбин-хён несмешно шутит про Ёнджуна-хёна, который получил свою первую четвёрку по хирургии», что только путало мысли в голове Чхве. С Яном делиться увиденным он пока что не собирался, да и не знал, стоит ли обсуждать такую щепетильную тему вообще с кем-либо. Бомгю долго витал где-то в своих мыслях, после разговора с Каем всё же решаясь на вопрос. — Почему ты помогаешь мне? Не говори, что ради еды, не поверю. Ян сразу как-то будто бы уменьшился в размерах, вжимая голову в плечи. Он явно не был любителем поговорить по душам, ну или просто не мог делать этого без стеснения. — У меня… на самом деле не очень много друзей. Просто много знакомых… Я не могу сблизиться с кем-то так просто. Трудно довериться, понимаешь? — Бомгю кивнул, тепло улыбаясь. — С тобой по-другому. Почти как с хёном. Иногда мне кажется, что ты меня понимаешь даже лучше. Бомгю не мог вспомнить все случаи, когда они с Чонином проводили время только вдвоем, что случалось не так часто, как посиделки в компании с Каем и Тэхёном, но Ян был прав — они действительно были порой как братья, при всей разнице характеров. — На самом деле, тогда, на первом курсе, я был готов расплакаться. Когда меня в аудиторию не пустили. Но ты тоже тогда опоздал. И ты сказал тогда что-то простое, но такое…душевное, успокаивающее. Я так тосковал по дому. Рядом с тобой я перестал бояться. Чонин только в конце поднял свой взгляд на Бомгю. Тот молча кивнул, понимая, что искренний Чонин скоро переключится на более кэжуального, с хитрой улыбкой и подобным ей взглядом смеющихся глаз. Бомгю благодарен, поэтому позволяет чуткому моменту затеряться среди тихой музыки и разговоров посетителей.***
В свой выходной день холодным субботним утром Бомгю просыпается с чётким планом в голове. Сегодня отец целые сутки проведет в клинике, поэтому Бомгю закупается выпечкой и едет к нему, прихватив немного вкусностей для постовых медсестер. Он ведёт себя вполне естественно, прохаживаясь мимо палат, запоминая номер той самой, заодно вычитывая чужое имя, чья фамилия совпадала с Ёнджуновой. Догадка уже вертелась на языке, оседая неприятной горечью. Бомгю не хотелось верить в то, что это мог быть отец Ёнджуна. Увы, его догадка подтвердилась. Бомгю совсем незаконно влез в историю болезни господина Чхве, на последних страницах обнаруживая как самого близкого родственника — сына, Чхве Ёнджуна, с указанием его контактных данных, на которые Бомгю старался даже не смотреть. К счастью, присутствие Бомгю в отделении никого уже давно не смущало, к тому же многие почему-то думали, что и сам Чхве младший вскоре после окончания университета придет сюда работать (не то чтобы тот планировал), лет через пять после выпуска точно. Также никого не смущало то, что он носился с документами для отца, который, по мнению некоторых врачей, позволял сыну слишком многое, нарушая некоторые правила, на самом же деле не было таких ситуаций, из-за котрого его можно было в чем-то осудить. Разве что в том, что происходило прямо сейчас. Но парню повезло, и он не был пойман, сумев скрыться от камер наблюдения и прикинуться изучающим рабочие часы дежурных врачей в ожидании отца, якобы что-то на старости лет в очередной раз забывшего. Бомгю не решается сфотографировать страницы и изучить всё, что есть в истории пациента, включая диагноз, течение болезни, получаемое лечение. Очевидно одно — у отца Ёнджуна проблемы с сердцем. Ведь то место, где он сейчас находится, не что иное, как кардиологическое отделение, а отец Бомгю когда-то был хорошим кардиохирургом, из-за проблем со зрением вернувшегося больше в терапию. Угадать диагноз было непросто за наличием большого количества вариантов — это могло быть что угодно, от ишемии до элементарной гипертонии. Бомгю в принципе чувствовал себя из-за всего этого плохо и корил за излишнюю мягкосердечность. Быть эмпатом в медицине тяжело, лучше быть просто добрым и понимающим доктором, чем пропускать через себя каждый раз чужие эмоции, сгорая как спичка. Он даже не знал точно, дело в его характере или в том, что этот человек — отец Ёнджуна. Ему вообще вдруг стало стыдно за всё. Хёну было тяжело всё это время (и еще неизвестно, как долго), он не знал, говорил ли тот хоть с кем-нибудь о своих проблемах, нужна ли ему помощь. Именно это Бомгю и собирался выяснить, если что будучи готовым отпустить хёна. Не то чтобы Чхве рассчитывал, что у него получится. Просто он мог войти в положение и запрятать свои ненужные чувства куда подальше.***
'Nothing But Thieves — Six Billion'
Жизнь слишком непредсказуема, чтобы быть готовым ко всему. Чаще всего мы фокусируем внимание на том, что уже знаем, что делает нас уязвимыми ко всем неожиданностям. Мы упускаем то, чего мы не знаем, становимся ограниченными, но веруем, что знаем достаточно, чтобы чего-то избежать. Бомгю думает, что смерть неизбежна, он думает о ней слишком часто, ввиду профессии ли, или от осознания того, что все они окажутся где-то там, рано или поздно. Он хочет чувствовать жизнь сполна уже сейчас, он бы очень хотел, чтобы и хён чувствовал её тоже. Чонин рассказывает о былых тусовках Чанбина-хёна, словно сам на них побывал, а всё потому, что Ёнджун в очередной раз сказал кому-то «прости, не могу», вроде бы теряя остатки друзей. Бомгю считает, раз они ушли в самый сложный момент, то и не были никогда ему этими самыми друзьями. Чхве хотел бы сейчас быть с хёном, и сам не мог понять, почему так отчаянно рвался к нему. Лёжа на диване дома у Кая и лениво потягивая пиво, Бомгю упускает тот момент, как двое его друзей веселятся прямо здесь и сейчас. Парень делает то, за что несколько осуждает Ёнджуна — он пропускает лучшие моменты, проваливаясь под грунт переживаний. Может быть, Бомгю и не против немножко зарыть себя, но только для того, чтобы схватить за руку хёна и вытянуть его обратно, на свет. Может быть хмель Бомгю в голову ударил, но он чувствует себя сейчас на своём месте. Может быть он и лезет не в своё дело, а может быть это дело — дело всей его жизни, чтобы наконец сделать хоть что-то. Он не смог помочь ни маме, ни бабушке. Он был слишком мал и беспомощен. Да и что он может сделать сейчас? Он не исцелит отца Ёнджуна. Значит, нужно как-то исцелять самого хёна, но — как? Ведь тот, кажется, закрылся ото всех и никого не подпускает. В лицо Бомгю прилетает подушка, отрезвляющая сознание и пробуждающая в нём детский задор. Пиво оказывается пролито, а лицо парня угрожающе серьёзнеет. — Это моя любимая футболка, так что, Хюка, беги, — расправляя плечи, тот гонится за младшим, надеясь, что сильный Тэхён поддержит его и поможет защекотать этого ребенка до полусмерти.***
До конца семестра оставались какие-то недели, но время на подготовку ещё было. Нагрузка была близка к уровню «ад» и выжить мог только сильнейший. Головные боли, мучившие Бомгю последние два года, только участились за нехваткой сна и отдыха. Он каждый раз задавался вопросом, а как там держится Ёнджун, который, по слухам, зачем-то на двух работах пропадал по вечерам. Или даже ночам. Чонин как-то отправил Бомгю сообщение в половину первого ночи, что встретил Ёнджуна в круглосуточной аптеке. На вопрос «а что там делал ты?» Ян почти не обиделся, ведь он сам возвращался с поздней подработки и заглянул туда, чтобы купить те самые анальгетики, которые Бомгю нигде не мог найти. Каково было удивление Чхве, когда тот с добродушной улыбкой всучил ему лекарство с чеком. Бомгю молча принял таблетки, благодарно кивая другу. В этом и заключалась их своеобразная дружба. Делать что-то друг для друга без просьб и слов, только бы не смутиться лишний раз и не показать больше, чем обычно. «Хён выглядел очень уставшим» — Бомгю думает, что Чонин слишком много посвящает себя чужим проблемам. «Ты тоже устал» — говорит Бомгю и подсовывает готовое домашнее задание по фармакологии. Они все уже давно вымотаны, Бомгю меняет ник в соцсети на «worn-out boy» и уходит в оффлайн, зачитываясь бесконечными параграфами до боли в глазах. Бессонница вдруг сменяется резкими провалами в сон, которые скорее напоминают потерю сознания. Бомгю уже почти не думает о Ёнджуне, он скорее живет на автопилоте, выполняя базовые действия для выживания и зубрит материал до тошноты. Возможно, так бы он и дотянул до каникул, не загораясь безумными идеями касательно Ёнджуна, если бы не стал случайным свидетелем подозрительного телефонного разговора. Нет, хён не звучал так, будто он связался с чем-то противозаконным, чтобы подзаработать денег. Бомгю вообще не рад, что способен слышать. Ему стоило бы не стоять в кабинке туалета как истукан, правда с полурасстегнутой ширинкой и навострившимися словно у степного волка ушами. Ёнджунов голос он ни с чем не спутает, как и нотки глубочайшего разочарования и беспокойства в нём. Бомгю утопиться хочет в унитазе за то, что в который раз подслушивает за хёном, но ничего поделать с этим не может. — …Дайте ещё немного времени, вы же знаете, что я всегда вношу плату вовремя, просто сейчас… Я скоро получу зарплату… Послушайте, я у него один, просто… Нет, она пока в другом городе… Да, простите, я понимаю… Хорошо, спасибо. Если до десятого мож-…да, я понял. У Бомгю от услышанного в голове становилось только тяжелее, у хёна действительно серьезные проблемы с деньгами. Неужели лечение отца так дорого обходится.? — Да я понимаю, что никто его умирать не бросит, просто тогда очередь… Да, но… И когда мне с ним разговаривать? Да о каком переводе речь, я же говорю, что заплачу. …Ладно, я понял. До свидания. Послышался тяжелый вздох, видимо, телефонный разговор был завершен. — Сука! — раздается эхом в туалетной комнате, а затем — громкий удар кулака о стенку кабинки, заставляя Бомгю крупно вздрогнуть и схватиться рукой за грудь, где только что, кажется, разбилось его сердце. Он с трудом борется с желанием выскочить и выведать у хёна обо всём и пообещать, что будет рядом, напоминая себе, что никто его об этом вообще не просил, и что не особо-то Ёнджун в нём нуждается. Совсем не нуждается. Но Бомгю это не остановит, и он выяснит, что там происходит. Ему удаётся выдохнуть только после того, как остаётся один, едва вспоминая, для чего вообще здесь оказался.***
В клинике его не было слишком долго, чтобы кто-то в чём-то заподозрил, кроме доктора Ли, который совой на него смотрит сквозь свои очки, Бомгю уверен — он просто за порядком следит, но на всякий случай всё равно того стороной обходит. Бомгю улыбается новенькой молодой медсестре, чувствуя себя последним мудаком, ведь девочка волосы на палец крутит и смущается мило, а тот пользуется её вниманием в своих поисковых целях. Он говорит с ней второй раз за день, стараясь не пересечь каких-то границ, которые та вроде как не против с разбега перепрыгнуть — иначе зачем ей знать, какой кофе любит Бомгю? От одного вопроса он улетает мыслями в ту аудиторию, где он одним только взглядом и стуком сердца прокричал Ёнджуну о своих чувствах. — Так ты по выходным еще и с уколами бегаешь? А я-то думал, что постовые медсестры — элита с чистыми ручками. Бомгю думает, что его второсортный флирт никуда не годится. А ещё он думает, что не смог бы встречаться с девушками. Ну просто не его это. А мразью себя всё равно чувствует. Пока девушка пытается подъехать с другой стороны, спрашивая о любимых местах в Сеуле, Бомгю хочет узнать, разбирается ли она в бухгалтерии. — Какой мост, говоришь? А, этот, ну, я оттуда только спрыгнуть во время прошлой сессии хотел, так что стараюсь туда не ходить. Бомгю думает, что медицина испоганила остатки его чувства юмора. Шутки про смерть и отпиливание конечностей стали привычны, он надеялся, что не напугает девушку, пока она ловила его взгляд, в котором ей места не было. — Кстати, что там в 312? Приходил вроде кто-то, говорил про оплату, проблемы какие-то? Бомгю ощупывает невидимую плотную стену незнания наугад, используя всё заложенное в нём с рождения чутьё. — Опять приходил?! Ему же сказали, с завотделом говорить. Вот непонимающий… Ещё и нагрубил. Та губки обиженно дует, выискивая в глазах Бомгю поддержку или желание задать еще больше вопросов, пока её никто не словил на увиливании от рабочих обязанностей. — Что он тебе сказал.? — Что я…дура, а мы тут все кучка бессердечных богатеев. И ещё что-то… А я, обычная медсестра, ему что сделала? — Ты же знаешь, когда им больно, у них все вокруг виноваты… Бомгю говорит эти слова словно бы куда-то в эфемерное пространство, чем конкретно этой глупенькой девице. То, что она глупая, Бомгю понял сразу. То, что это был Ёнджун, сомнений почти не оставалось. — Вы другой, хоть и однофамильцы. А то у меня подружка есть, у неё бывший тоже Чхве, так он такое учудил… Глупая и болтливая. Зато глаза красивые. — Сердечники все теперь на лекарствах разоряются, я не понял? — Эти вроде за содержание должны… Не лечение. — На аппаратах что ли лежит… До Бомгю окончательно доходит всё, что он окольными путями смог выпросить. Медсестра в подтверждение кивает, а Бомгю с трудом сдерживает себя, чтобы не выпрыгнуть из шкуры и не умчаться сквозь стены прямиком к отцу в приёмный кабинет. — А… Давно? — Недели две… До этого вроде всё нормально было, пациент дома наблюдался… Не знаю, что там потом случилось. Хуже может стало. Девушка начинает переводить тему в иное русло, когда Бомгю извиняется, что ему уже пора. Ему бы под холодный душ освежить вспухшую от потока информации голову и обдумать всё, потому что никакого покоя теперь для него уже не будет.***
В любом деле спешка — верный путь к провалу. Нужно было всё обдумать и тщательно взвесить. Вот только ночью Бомгю не мог больше уснуть, думая лишь об одном. Он уже всё решил, вдруг поставив судьбу других людей, практически ему чужих — выше себя самого. Но Ёнджун вовсе не был ему чужим. Бомгю точно не знал, как много в образе хёна в его голове правды, а как много — плодов изматывающих его чувств. С каких пор он сам для себя решил стать мучеником, изнывающим от невозможности подарить всю свою любовь тому, кто этого заслуживает, с каких пор он начал видеть во взгляде почти незнакомого ему человека — мольбу, с каких пор… …с тех пор, как сам научился улыбаться сквозь слёзы и находить смысл даже в самых невесомых вещах. С тех пор как сам выбрал жизнь, разрубая лапы склизкой тени, тянущейся к его горлу когда-то. Тогда он был слаб и одинок. Тогда он почти потерял смысл. Но не сейчас. От одной только мысли, о чём именно он собирается попросить, парня начинает трясти. Просьба эта совершенно безумна и ни в какие рамки не умещается. Как именно обосновать всё то, что копится в душе Бомгю колючим комком, он даже не представляет. На самом деле, план припасён был, но как отреагирует отец на такие слова его единственного сына… Того самого, на которого он возлагал большие надежды как на профессионала с холодным умом. Прямо сейчас Бомгю был готов перечеркнуть этот образ (почти) идеального сына ради того, кого даже не знает. Ради человека, который его отверг. Ради того, чья печаль в одном только взгляде ранила сердце Бомгю. И теперь он хотел спасти чужое. Он стучит в дверь излишне громко, надеясь достучаться до отца. Бомгю чувствует себя всё тем же беспомощным мальчиком, в распоряжении которого нет ни денег, ни власти. Но у него есть одна опора в жизни, и он обязательно будет услышанным. — Отец, мне нужно с тобой поговорить. Это серьёзно.***
Бомгю любил называть своего отца стариком, хотя тот был ещё довольно молод. Наверное, потому что он любил поддеть кого бы то ни было, даже своего отца. А ещё он ценил его мудрость. Поэтому фраза «знаешь сколько у меня таких пациентов, Бомгю?» не удивляет парня. Он был готов, просчитав заранее все возможные направления их разговора. Он знал, что просто не будет. Бомгю понимал, что не может рассказать отцу всё, а объяснить — даже самому себе — тем более. Чхве старший снимает очки, потирает переносицу, заранее зная, что ему едва удастся переспорить собственного сына. Вот только тот в своей жизни никогда ничего не выпрашивал, пусть и бывал вредным порой. Как он должен был отреагировать на просьбу сына взять все расходы за чужого человека на себя? Или воспользоваться статусом совладельца клиники и занести этого пациента в категорию «вип»? Рисковать своей репутацией? Есть способы обойти все возможные проблемы стороной, но стоит ли оно того… — Чем этот пациент отличается от других, и что такого в этом Ёнджуне, о котором ты говоришь? Бомгю тяжело вздыхает, прочищая горло для слов, которые буквально застряли и сопротивляются быть озвученными. — Этот пациент — его отец…я уже говорил. Очевидно, он дорог хёну. А Ёнджун-хён, он… — Бомгю закрывает глаза, ломаясь изнутри, чтобы суметь, заставить себя сказать такие важные слова, неожиданные для самого парня, — …он дорог мне. Отец смотрит несколько секунд, отворачиваясь к окну, получая в спину фразу, добивающую остатки его профессиональной выдержки. — Если бы это была мама…ты бы сделал это ради неё? Бомгю знает, что играет нечестно, разрываясь между двумя полюсами, он и так уже потерян и скитается в открытом море без компаса. Почему-то он чувствует, что если не добьётся своего, то смысла не будет уже ни в чём вообще. — Я прошу тебя не за всех, я понимаю, что мы не можем помочь каждому, но… Помоги только одному, пожалуйста… Бомгю встаёт на колени перед единственным человеком, которому доверяет больше всех в жизни. Он прижимается лбом к полу, ощущая себя самым слабым и сильным одновременно. Он роняет слёзы на ковер, пока крепкие руки заставляют его подняться и сжимают в надёжных отцовских объятиях. — Ты понимаешь, что этот парень всё равно может потерять его? Бомгю поднимает красные от слёз глаза на отца, хмурясь в непонимании. — О чём ты? В руках Бомгю оказывается список тяжёлых пациентов, находящихся под постоянным наблюдением. Среди них в графе справа — перечень пациентов для трансплантации органов…пересадки сердца. Бомгю находит уже знакомое имя четвёртым в списке и с ужасом поднимает глаза словно на едва знакомого ему доктора, словно это его личный приговор. — Но шанс же есть? — Шанс есть всегда. Но он невелик. — Пусть так. Спасибо, отец. Они говорят коротко и мало. Диалог отца и сына облачился в формальные одежды и стал походить на диалог двух союзников. По одному только взгляду Бомгю понял, что отец встал на его сторону. Парень мысленно молит только том, чтобы отец больше ничего не спросил. Только не о хёне. И он не спрашивает.***
Задыхаясь от быстрого бега по лестничному пролёту и едва удерживая на свой плечах халат, Ёнджун влетает в отделение, спрашивая постовую медсестру, где он может найти заведующего. Он наконец-то сможет внести плату за ещё один месяц, после чего у него будет время, чтобы найти подработку на каникулы. Он старается не волноваться о будущем, ведь уже второй год живёт одним днём. — В смысле, платить не нужно? Парень смотрит на женщину в годах такими глазами, будто на диковинную зверушку, ощущая себя самым главным участником цирка. — Молодой человек, я не знаю, кто платил, я не бухгалтер и не экономист, лишь владею информацией о том, что на ваше имя задолженности нет. Раздаётся стук в дверь, и заходит мужчина-врач лет пятидесяти. Он осматривает Ёнджуна из-под опущенных очков. — Госпожа Юн, внеплановое собрание через десять минут в моём кабинете. Прошу прощения. Тот указывает Ёнджуну на дверь, намекая, что пора бы удалиться. Парень вообще не против, ему внезапно стало не хватать в душном помещении воздуха и сил соображать. Он пахал как проклятый ради того, чтобы его отец лежал именно в этой клинике. Она была лучшей в городе, и именно здесь у его отца был самый высокий шанс получить новое, здоровое сердце… Он всё ещё должен был долго ждать, могло случиться что угодно и когда угодно, но Ёнджун продолжал надеяться. Вот только как понимать это всё? Когда парень спустя пару дней получает на почту письмо о покрытии страховкой счетов за содержание, и вовсе падает там, где стоял. Хорошо, что рядом оказалось кресло. Всё это какая-то шутка или что? Ёнджун не верит в такие подарки судьбы, поэтому несётся в клинику со всех ног несмотря на дикую усталость. Всё это может оказаться какой-то ошибкой, и он может влететь в долги и проблемы с законом — что куда хуже. В клинике он игнорирует крики медсестры о том, что его впустили сюда навестить пациента, а не поднимать на уши всё начальство, но у того нервы на пределе, изнуренный организм ввёл его в режим гиперактивности, работая на чистом стрессе. Ёнджун за эти месяцы прекрасно выучил все эти витиеватые коридоры и фамилии, бесконечные двери и должности людей, кому можно было бы выплеснуть своё негодование. Он, дав себе время успокоиться, с коротким стуком и формальным «разрешите?» приоткрывает дверь, ведущую в кабинет врача, тут же натыкаясь на вопросительный взгляд мужчины, которого он уже встречал ранее. Спустя добрых пятнадцать минут Ёнджуна убеждают, что ошибки тут нет, и что есть случаи, когда пациентов можно перевести на относительно бесплатное обслуживание. Ёнджун знал прекрасно, что к чему, но мог не знать всех тонкостей и особенностей отдельной клиники. Его убедили, что дополнительные обследования всё ещё будут производиться за его счёт. А ожидание очереди на трансплантацию — случай не типичный, требующий поддержки организма и постоянного контроля. Таких случаев в десятки меньше обычных стационарных. Ёнджун знает, что на третьем этаже только тяжелые пациенты. Но он не мог знать, как много здесь таких, как его отец. Хотя его вообще это не волновало. Он хотел лишь помочь ему. Пусть хоть фея тут наколдовала — ему должно быть плевать. Подаркам судьбы под упаковку не заглядывают. Выдохнув, парень склонился в уважительном поклоне на прощание, как вдруг почти без стука в кабинет влетел парень с похожим на его белым халатом на плечах. — Отец! Я… Ёнджун распахивает в изумлении глаза. — Б-бомгю.? Самый старший из присутствующих шумно выдыхает, прикрывая глаза. — Бомгю-я, я же просил не врываться так в рабочие часы… Но тот уже не слышал голоса отца. Бомгю мог лишь ошалело осматривать хёна, который почему-то сейчас был здесь, и он, кажется, стал свидетелем тщательно охраняемой ото всех тайны, кем именно приходится доктору его отца Бомгю. Каков шанс, что Ёнджун не проведёт параллель и не узнает обо всём? Бомгю понимал, что так просто этого не сделаешь, но теперь можно было ожидать чего угодно. Ёнджун медленно переводит взгляд с Чхве-младшего на старшего, что-то в своей голове обдумывая, извиняется и ещё раз кланяется, покидая кабинет. Бомгю умоляюще смотрит на отца, желая провалиться сквозь пол на несколько этажей ниже и прямо под землю.