"Всему свое время. Время разрушать и время строить. Время молчать и время говорить".
© Рэй Брэдбери
'James Arthur — Naked'
На пассажирском сидении автомобиля старшего Бомгю вдруг ощущает себя так правильно и на своём месте, что почти не испытывает чувства вины, что сбежал, не предупредив друзей. О них он сейчас и думать не хотел. Не мог. В его голове царил хаос. Мысли, подобно калейдоскопу, мелькали в его черепной коробке, никак не желая обращаться в одну чёткую понятную картинку. За окнами мелькали отблески дорожных знаков и магазинных вывесок, отчего глаза Бомгю начинали болеть, заставляя их поспешно прикрыть и провалиться в пустоту. В какой-то момент стало очень страшно. Ужас буквально охватил его сознание, и Бомгю рефлекторно вцепился в руку Ёнджуна, вздрогнувшую на коробке передач. Бомгю не видел перед собой ничего, чувствуя лишь то, как часто бьётся его сердце. Спутанное сознание и захватившая его тело паника словно поставили на паузу всё, происходящее вокруг. Его крупно трясло, сердце стучало как ненормальное, а голос Ёнджуна звучал словно из-под толщи воды. — Бомгю?! Дыши, дыши медленнее, носом. Перестань глотать воздух. Вот так… Ты в безопасности. Я рядом. Старший остановился на обочине, благо, дорога была почти безлюдной. Поспешно отстегнув ремни безопасности у себя и у Бомгю, он обернулся всем корпусом к парню. Его ладони тут же накрыли горячие щёки парня в попытках привести его в чувства. — Дыши, вот так… Острая боль в голове и срывающееся на бешеный ритм сердце никак не хотели покидать изнурённое тело парня, но мягкий голос так близко, напоминающий о жизненно необходимой потребности, действовал лучше любого успокоительного. Ёнджун не мог допустить, чтобы страх отравил сознание младшего, ведь, наблюдая, как сильно дрожит тело Бомгю, он точно знал: — Всё будет в порядке. Это всего лишь паническая атака. Не бойся. Ёнджун снова обхватил запястье младшего, регистрируя частый пульс, который не поддавался счёту. — Сейчас я открою окна, а ты дыши медленно, понял? Бомгю закивал, всё ещё не в силах открыть глаза. Ночная прохлада приятно остудила лицо сквозь опущенные стёкла, а прикосновения хёна заставляли быть с ним, а не где-то глубоко в своём сознании, в капкане переживаний и страха умереть прямо здесь, на глазах у парня, к которому он чувствовал слишком многое. Размеренное дыхание и фокус внимания только на этом процессе и нежном голосе где-то рядом позволил страху отступить. Накатившая усталость и чувство вины превратились в мешанину, давящую на горло жгутом, и Бомгю лишь беззвучно заплакал, позволяя старшему мягкими касаниями пальцев стереть солёные дорожки непрошенных слёз. Ёнджун старался успокоить младшего, что должно было помочь не только парню, но и ему самому. За всё, что происходит с Бомгю, парень винил только себя. Если бы он сразу поступил правильно, если бы не поддавался своим страхам и дурацким убеждениям, парень напротив не рассыпался бы сейчас перед ним на части. Ведомый захлёстывающими сознание чувствами, Ёнджун порывисто накрыл своим телом бледного и уставшего парня, который дышал заметно спокойнее и больше не дрожал как ивовый лист во время штормового ветра. Держать его в своих объятиях было таким правильным и нужным сейчас, он цеплялся за младшего, ощущая себя подвешенным на краю пропасти, и всё, что удерживало его от падения — тепло Бомгю, его дыхание на собственной шее, доказывающее — он реален. Прежних слов извинений ни за что не хватит, чтобы Ёнджун почувствовал себя освобождённым от чувства вины. Но чужие руки, несмело обвивающие его талию, давали надежду на спасение. — Поехали домой? — прошептал Ёнджун, ощущая кивок, подтверждающий готовность ехать дальше. Он и не знал, что уже стал для Бомгю пристанищем, самым драгоценным на свете.***
Они прокрадывались в квартиру Ёнджуна, словно мыши. Старший не был уверен, осталась ли мама в больнице с отцом и на этот раз. В любом случае, он найдёт нужные слова, чтобы объяснить появление неожиданного гостя. Ему нужно было бы лишь назвать чужое имя. Имя, которое произносилось им с таким трепетом, что не укрылось от его чуткой матери. Ёнджун провёл достаточно вечеров и бессонных ночей с ней, рассказывая о том, чем занимался в её отсутствие. Он мог бы молчать до последнего, но каждый член их семьи точно знал, что денег едва хватало на самое необходимое. Пока она была в другом городе, Ёнджун мог скрывать все счета, что перестало быть возможным с её приездом домой. Женщина ходила за ним по пятам, пытаясь вытрясти информацию, где её сын мог самостоятельно заработать космически невероятные суммы денег, и он рассказал, не выдержав напора. Тогда он был на взводе, не смея сказать, что парень, которого женщина в глаза не видела, но уже была готова кланяться ему в ноги от чувства благодарности, пошёл на куда большее безумие. В итоге оказалось, что единственным человеком, которому не хватало благоразумия, был он сам. — Мам?! Ёнджун крикнул в ночи, заставляя парня рядом вздрогнуть. Старший знал, что в такое время его мать обычно никогда не спит. — Видимо, её нет. Позвоню ей позже. Идём, — подхватив ослабшего, всё ещё шатающегося парня, за плечо, Ёнджун повёл его в свою комнату. История повторялась, но событиям, приведшим к ней, тяжело было радоваться. Предстояло ещё многое выяснить и обсудить, но не сейчас. Сейчас Ёнджун хотел дать младшему всё, что могло помочь облегчить его состояние. Душ и чистая одежда, таблетки от похмелья, необходимое количество часов сна и… — Хён, меня тошнит. …необходимое количество времени в уборной. Бомгю мысленно усмехнулся, осознав, что таки закончил день как планировал, но в списке to do листа точно не было Ёнджуна, который будет заботливо поглаживать по спине парня, чьи уговоры покинуть уборную никак не работали, будто Ёнджун боялся, что тот мог ещё как-нибудь пострадать. Между рвотными позывами Бомгю, горько усмехнувшись, выдавил: — Тебе так нравится это зрелище или что? У тебя странные кинки, хён. Ёнджун цокнул языком, но не мог не радоваться — раз Бомгю начал язвить, ему становилось лучше. — Слежу за тем, чтобы ты не подавился. Ёнджуну вообще было плевать на то, каким измученным и потрёпанным выглядел Бомгю. Он всё ещё любил в нём каждую клеточку, пусть и не мог сказать об этом вслух. Конвойным стражем хён последовал за младшим и в ванную, покинув её лишь когда на парне остались одни трусы, и даже хотел лично затолкать того под струи тёплой воды, но был изгнан волной недовольных причитаний, а фразы типа «Да что я там не видел!» Бомгю никак не убеждали. Между ними всё ещё была выстроена стена неловкости, которую могли испытывать два интернет-друга после первой встречи в реальной жизни, тупо хлопать глазами и не верить — вот он, перед тобой. Примерно так себя ощущал Ёнджун, подготавливая постель для Бомгю, планируя уйти ночевать в спальню родителей. Дождавшись появления младшего, парень жестом пригласил того располагаться, отчего-то нервничая. — Спасибо, — пролепетал Бомгю, пряча ноги под шуршащим одеялом. — А ты? Ёнджун не мог точно сказать, чувствовал ли присутствие той треклятой стены Бомгю, может быть для него она уже давно разрушилась, а может быть и вовсе... не существовала никогда. — Я пойду в комнату родителей, — Ёнджун присел рядом на другой край кровати, приглушая свет ночника. — Ты точно в порядке? — Я проблевался и помылся, что может быть лучше, хён, — Бомгю широко улыбнулся, его взгляд всё ещё казался мутным и уставшим, а морщинок на веках было чуть больше, чем обычно, но в целом парень выглядел лучше, чем час назад. Ёнджун усмехнулся, поддавшись неизвестному рефлексу — положить ладонь поверх одеяла на голень Бомгю, коротко вздрогнувшего от неожиданного прикосновения. Тот сканировал лицо старшего, который старательно отводил взгляд, кажется, погрузившись в размышления. Он не выглядел, словно собирается уходить. Бомгю точно не хотел его отпускать. Ёнджун вдруг развернулся, сев спиной к Бомгю, а тот чуть было не вскочил следом за ним, в последний момент останавливая себя. Хён всё ещё здесь, он не уйдёт так просто — успокаивал он волнение в своей груди. — Прости, — вдруг прошелестел Ёнджун едва слышно, что Бомгю казалось, ему почудилось. Тот закусил до боли губу. Он так устал от всего, что происходит между ними, понимая, что старшему нужно было время. Но все ошибки, что они совершили, не стоили той, которую собирался совершить хён. Снова. Он собирался закрыть дверь с обратной стороны, обрывая невидимую красную нить, крепко обвязавшуюся вокруг их запястий. Но она не порвётся, а лишь продолжит путаться, всё больше сворачиваясь в нелепый клубок. Она уже достаточно долго обвивалась вокруг горла младшего, заставляя сомневаться каждый раз. Он уже сдался однажды, но больше этого не допустит. — Хён, — стоило бы начать говорить всё, что у парня на душе, забив на обманчивое чувство, что не первый раз вонзалось в его грудь стрелами. Словно Бомгю нуждался в старшем больше, чем тот в нём. Даже если так, младший был готов разбить в кровь колени, падая перед хёном, впервые в жизни сдавшись перед человеком, таким же смертным, как он сам, но таким прекрасным. В горле пересохло, мысли путались, а сердце снова начинало стучать чаще, чем обычно. — Хватит извиняться, хён, — Бомгю вдруг по крупицам восстанавливает картину себя самого, сбегающего от старшего. В его сознании всплывает изображение целующихся друзей, которых он никак не мог представить вместе, и встряхнул головой, заставляя навязчивые образы покинуть его голову. — Это всё из-за меня, — виновато проговорил Ёнджун. Бомгю раздражённо вздохнул, не представляя, как теперь убедить старшего в обратном. — Хён, вот ты дурак? Так сильно хотелось встряхнуть его хорошенько и доказать, что он тут ни при чём. Заставить его забыть всё, самолично выбросить из его головы навязчивые мысли за ненадобностью. Согреть ноющее от боли сердце. — Ты перенервничал. Из-за меня. Ёнджун знал, как это происходит. Эмоциональное перенапряжение — он проходил через это не раз. В случае с Бомгю всё могло быть иначе — алкоголь, скачок давления, сужение сосудов и прочая ерунда, но он был более, чем уверен, что является веской причиной для случившегося. — Мир не крутится вокруг тебя, хён, — Бомгю бросил это, тут же прикусив губу. Он нагло врал, в первую очередь себе, ведь Ёнджун был для него целой вселенной. Тот усмехнулся, согласившись с младшим. — Что же так напугало тебя? Бомгю отвёл взгляд, вспоминая увиденную в одной из комнат картину, создавшую эффект упавшей ложечки. Парень не хотел об этом говорить, сам не понимая, что произошло. — Может повернёшься уже? Ёнджун покачал головой. Он едва держался, чувствуя, что не заслуживает и капли внимания Бомгю. Ненавидя себя за всё, что сделал, сказал. Почему Бомгю вообще влюбился в такого, как он? Ёнджун не мог избавиться от гнетущих мыслей, связывающих руки плотно и предостерегая от дальнейших действий. Но и прятаться больше не хотелось, отталкивать или убегать — всё это было ни к чему, когда он беззвучно плакал, сожалея обо всём на свете. — У меня чувство, что я всё бесповоротно испортил, — прохрипел он, стараясь не выдать своих слёз, но тут же вздрогнул, почувствовав лёгкий пинок сквозь одеяло. — Да, испортил, но не бесповоротно. Прекрати винить во всём себя, ты- Бомгю задохнулся на полуслове, запоздало замечая состояние старшего. — Хён… Ёнджун плакал, уже не стыдясь своих слёз, не тогда, когда Бомгю щекой прижимался к его широкой спине, обхватив руками плечи. В его измученное сознание вспышками врезались воспоминания о сказанных ранее словах, которые тот оставил без внимания, струсив. Но сила притяжения, пригвоздившая его сейчас к старшему, была куда сильнее. А такое положение придавало уверенности, так что младший без внутренних сопротивлений смог выдавить то, что на повторе крутилось в его голове, словно песня по радио: — Я не злюсь. Я простил тебя за всё почти сразу. И я доверяю тебе. Ёнджун, не веря своим ушам, медленно обернулся, расцепляя чужие руки, которые уже покоились на его животе сцепленными в замок. Он хотел не только слышать, но и видеть подтверждение в глазах Бомгю. В глазах, ставших его спасением. И Ёнджун смотрел, впитывал каждую деталь, запоминал черты лица, ставшие до боли в груди любимыми и драгоценными. Он вспоминал каждое касание, испытывая смятение — сейчас его поджилки дрожали лишь от присутствия младшего рядом. — Ты такой красивый… — выпалил он, не успев обдумать сказанное. Бомгю слишком нравился ему, его доверчивый взгляд, милый нос, который хотелось целомудренно поцеловать, приоткрытые мягкие губы, которые хотелось накрыть своими. — Только красивый, хён? Бомгю улыбался, и эта улыбка выкручивала все внутренности, била под дых, заставляя остатки воздуха застрять в лёгких. Он такой смелый и искренний. Добрый и честный. Верный. Красивый. — Не только. Я вообще не думаю, что имею право тебя касаться. Ёнджун в наваждении приблизился к лицу младшего, дразняще опаливая его губы тёплым дыханием, и тут же отстранился, заставляя Бомгю разочарованно выдохнуть. Тот уже давно метался взглядом по чужому лицу, не будучи способным зацепиться за что-то конкретное. Ему не хотелось больше ставить жизнь на паузу, ждать какого-то нужного момента, тянуть время, которого было и так слишком мало. — Хён… — Бомгю нежно огладил щеку парня, касался выцветшей чёлки, убирая её со лба, на котором вырисовывались мелкие морщинки, заработанные стрессами, усталостью и ежедневными страхами за больного отца. Уставший хмурый взгляд не подходил, по мнению Бомгю, этому прекрасному парню. Мягко касаясь подушечками пальцев, он проводил по хмурым складкам между бровей, ловя внимательный, удивлённый взгляд. «Глупый, глупый хён». — Перестань прятаться, — Бомгю всматривался в глаза напротив, желая лишь отыскать одинокую, томящуюся в темноте собственных страхов, душу. — Твои прикосновения — всё, чего я желаю. Откровенное признание не далось парню легко, от смущения подрагивали кончики пальцев и выступал пот, но выдержать напор несдерживаемых чувств он, верил, был обязан. И это того стоило. Остатки стены разрушались, превращаясь в прах перед открывшейся дорогой друг к другу. Ёнджун почувствовал себя свободным. Исцелённым. Пусть он не знает, что будет впереди, этот парень вернул ему надежду и веру в лучшее, память о том, что не одинок, что он тоже ценен. Что он человек, а не бездушная машина. Как он только мог не замечать луч солнца, бродя в кромешной тьме в поисках призрачного спасения? Нужно было лишь только открыть глаза. И сердце. — Ангел… — шепнул Ёнджун, не сдержав нахлынувших эмоций. Ответный взгляд, такой мягкий, взаимно любящий, был способен растопить целую Антарктиду. Льды в сердце Ёнджуна давно уже раскололись и плескались в груди беспокойным океаном, ударяясь о берега собственной веры в своё существование, обрётшее, наконец, смысл. — Преувеличиваешь, — Бомгю широко улыбался, чувствуя, что его Ёнджун наконец-то с ним. Больше не блуждает один во тьме. — Возможно, я сейчас хочу очень сильно испортить это впечатление. — Испорти, — почти томно произнёс старший, чей голос был еле слышен и сбивался от волнения. Подавшись вперёд, Бомгю несмело накрывает губы хёна своими, тут же ощущая более настойчивое касание, уверенное принятие его облицованной в трепещущий поцелуй нежности. Этот поцелуй был совсем другим. В отличие от того порыва в машине, за который Ёнджун корил себя, ведь буквально украл его у Бомгю, выплёскивая накопленные эмоции и нагло присваивая себе то, на что даже не знал теперь, имеет ли право, этот поцелуй был глотком живой воды, он наполнен настоящим теплом, неподдельным чувством взаимной нежности, трепетом, желанием. Теперь Ёнджун не отвернётся, путаясь в своих мыслях и чувствах. Теперь он хотел показать всё то, в чём признавался ранее, и в том, что ещё только предстоит сказать. «Спасибо, что вытащил меня, не дал сгнить заживо» — Ёнджун покрывал маленькими поцелуями лицо парня, возвращаясь к мягким губам, податливо отвечающим и дрожащим. «Спасибо, что подарил мне смысл для существования» — обвивал шею старшего Бомгю, зарывался пальцами в волосы, аккуратно оттягивая их и прижимаясь ближе, чтобы позволить прикасаться к себе ещё смелее. Они оба обрели друг в друге то, что, казалось, было навсегда утеряно. Может быть, красная нить — не такой уж и миф? Хлопок входной двери заставляет обоих парней вздрогнуть. Ёнджун разочарованно прикрыл глаза, прошептав тихое «мама, и откуда она так поздно». Бомгю закусил губу, чтобы не улыбаться слишком широко, и отвёл взгляд, но покрасневшие кончики ушей в который раз выдавали его. — Я скоро приду. Ложись. Видеть отдаляющуюся фигуру, скрывающуюся за дверью комнаты, было отчего-то грустно, так что Бомгю отвернулся к стене, стараясь переваривать всё случившееся. Постоянная тошнота уже не беспокоила, то ли от неправильного образа жизни, то ли от бесконечных нервов, парень уживался с этим чувством, надеясь, что сейчас он наконец-то сможет спокойно выдохнуть. Запах хёна обволакивал его, находиться в его постели было подобно долгожданному сну в тёплом коконе, прямо перед тем, как обернуться прекрасной бабочкой. До этого всё, что делал Бомгю — ползал в бездумном направлении, всячески пытаясь бороться, не быть раздавленным. Быть сильным. Теперь он ощущал, что может сбросить с себя эту маску, теперь за его спиной будут крылья. Он всё так же будет сильным, но точно будет знать, что всё это не зря. Старшему нужна его поддержка. Он нужен Ёнджуну. Ёнджун нужен ему.***
— Мам? Ёнджун включил свет в коридоре, застав мать врасплох. — Ох, милый, напугал меня. Думала, ты ещё не пришёл. Женщина положила сумочку на тумбу и уверенно подошла к сыну, порывисто обнимая его. Ёнджуну показалось, что она чем-то взволнована. — Всё в порядке? Та металась, не находя себе места. — Да, всё хорошо… Никак не могла глаз сомкнуть. Твой папа отпустил меня домой. О тебе спрашивал. Он так волнуется перед операцией, и я вместе с ним, Ёнджун-а, скажи, что всё будет хорошо? Ёнджун с трудом сглотнул вязкую слюну, растерявшись. Уголки его губ дрогнули в улыбке. — Всё будет в порядке, — почему-то на этот раз он был уверен в своих словах. Ощущение почвы под ногами было как никогда необходимо сейчас, и слепая вера — всё, что у него было. Но теперь он словно предчувствовал — всё действительно будет хорошо. Женщина обняла его снова, тут же опомнившись. — Ох, уже поздно, нужно отпустить тебя спать. Всё хорошо прошло, ты поговорил с другом? Конечно, мама Ёнджуна была в курсе. После того, как всё выяснилось, и после того, как Бомгю прервал связь домофона, Ёнджун, разбитый, поплёлся домой, тут же нарываясь на взгляд матери, которая видела его будто бы насквозь. Один лишь вопрос «Что случилось, сынок?» заставил Ёнджуна утирать слёзы, которые никак не хотелось показывать матери. Он же сильный, он не должен плакать — повторял он себе одно и то же. На вопрос Ёнджун приложил палец к губам и оглянулся, будто боясь, что Бомгю может услышать. Прочистив горло и потупив взгляд, он признался: — Поговорил. И так вышло, что он немного перебрал и… Он в моей комнате. Женщина прикрыла накрашенные терракотовой помадой губы ладонью, словно разделяла страх сына быть пойманной на обсуждении парня. — И как всё прошло? — та вдруг подмигнула, смутив парня. — Мам! Ёнджун замялся, неловко улыбаясь, а женщина рассмеялась в ладошку, и этот вид снова возвращал их в то время, когда смех в их доме звучал чаще, а грустным взглядам и натянутым улыбкам не было места. — Всё-всё, ухожу. Тут до Ёнджуна дошло, что планам по ночёвке в родительской комнате не суждено осуществиться. В любом случае, думает он, вряд ли бы удалось покинуть свою комнату. У него была весомая причина в ней остаться. — Спокойной ночи, ма. — Спокойной ночи, милый, утром приготовлю вкусный завтрак, попроси Бомгю остаться, обязательно! Ёнджун вдруг схватил маму за локоть, чтобы успеть огласить свою просьбу: — Только не говори ничего об отце… в смысле, не наваливайся на него с благодарностями как ты умеешь, — женщина опустила взгляд, словно напоминая себе о секрете, который должен остаться в тайне. — Он этого не любит. Ёнджун понимал чувства матери. Бомгю и правда словно с неба свалился, но нельзя было давить на него этим. Иногда немой кивок и благодарная улыбка могут донести больше всяких праздных слов, которые младшему были не нужны. Всё, что он делал — было необходимо и ему, в равной мере. Ёнджун научился это понимать. — Ах, сынок, ты стал таким взрослым… И красивым, — женщина сентиментально вздохнула и качнула головой, а Ёнджун улыбнулся ей, обнимая напоследок. — Конечно, ведь я же твой сын. Доброй ночи.***
'Rob Simonsen — Coming Back to Life'
Сквозь несуразные картинки непонятных снов, появляющихся в его сознании, Бомгю чувствует, как сзади его обнимают, укладываясь рядом. Ему снится детская площадка, залитая солнцем, незнакомые ему люди, чьи лица мелькают друг за другом, не задерживаясь дольше, чем на секунду. Среди них он различает одно, смутно знакомое, материнское. Она улыбается ему и машет, тут же исчезая. Хочется позвать её обратно, попросить вернуться. Становится так тоскливо… Пока его не хватает за руку кто-то, кто словно бы находится по другую сторону. Он просит остаться с ним. Он шепчет словно бы из ниоткуда и отовсюду, перекрывая звуки вокруг своим голосом. «Я с тобой…». Бомгю оборачивается и видит его лицо. Лицо, которое он с радостью бы выгравировал на подкорке сознания до скончания своих дней, чтобы видеть его каждое мгновение своей жизни, в которой он больше не одинок. Подсознание больше не играется, подсовывая дразнящие картинки. Сон пуховым одеялом накрывает его полностью, позволяя уставшему телу расслабиться. — Спасибо, что ты есть… Шепчет Ёнджун, утыкаясь младшему в затылок, вдыхая родной, до звёздочек в глазах, запах и, обнимая крепче, следует за младшим в мир сновидений, где его встретит улыбка парня, чьё имя он будет хранить в сердце как дарованную ему свыше ценность.***
На утро Бомгю получил не только напоминающую о вчерашних способах забыться головную боль и разрывающийся от уведомлений телефон. Ёнджун заботливо подготовил стакан с водой и какую-то таблетку, отличную от той, что он выпил вчера. Самого парня поблизости уже не было, зато было всё остальное — Ёнджун был в каждом сантиметре комнаты; его вещи, запах. Последнее вообще было взаимной слабостью, поэтому Бомгю не отказал себе в таком удовольствии — перекатиться на сторону хёна и уткнуться носом в подушку, подмечая приятно щекочущее чувство в груди. Так это ощущается, влюблённость? Бомгю давно нёс её с собой, скрывая, пытаясь изжить, игнорировать, забыть. Теперь, свободная, она вырывалась из него словно кашель, который, сколько ни пытайся — не скроешь. Она буквально сочилась через каждый взгляд в сторону парня, делая одержимым, но не сейчас, когда он знал — их на борту двое, и если тонуть, то вместе. Именно в таком виде его Ёнджун и застал, стоя в дверном проёме и кусая губу, что не помогало сдержать улыбку. Он даже не мог понять, что стоит сказать, сделать, как вести себя. Привычным было вовсе не то, что теперь угрожало вырваться из него и выдать себя; всё это было так ново — Бомгю, лежащий в его постели, слишком сильно будоражил его чувства, которые были готовы в любую секунду обрушиться на него лавиной, накрывая с головой обоих. — Эй, соня, просыпайся, — Ёнджун присел рядом, пытаясь растормошить парня, чего делать не хотелось вовсе, хотелось лишь смотреть на надутые пухлые губы и прикрытые веки; зацеловать бы его, но парень себя контролировал как мог, сдерживаясь по непонятным ему причинам. Возможно, ему потребуется чуть больше времени на осознание. — Назови мне хоть одну причину, и я подумаю… — пробубнил Бомгю, не открывая глаз. — С мамой познакомлю, — младший на это высказывание широко распахнул глаза и резко вскочил, принимая сидячее положение, тут же хватаясь за голову, которой резкая смена положения не понравилась, и парень зашипел от боли, а хён лишь рассмеялся. «Милый». — И когда мы успели проскочить к этой стадии отношений… — промямлил Бомгю, надеясь после, что его не услышали. Но Ёнджун услышал. Его серьёзный взгляд было тяжело интерпретировать, и Бомгю прикусил губу, думая, что перегнул палку: — П-прости… Ёнджун вскинул брови, не понимая, за что тот просит прощения. Вид сжавшегося Бомгю, который то и дело отводил взгляд, подтолкнул Ёнджуна к верному ответу, запуская мыслительный процесс в другую сторону. Правда же — какие теперь их отношения? Ёнджун знал, что он чувствует. Но не знал, стоит ли торопиться с формальностями и нужны ли они, как правильно облицевать в слова всё, что он чувствует и чего желает — всё это заставляло голову кружиться, или же виной был Бомгю — растрёпанный после сна, заспанный, в его растянутой футболке, подогнувший ноги в неудобной позе, милым жестом убирающий мешающую чёлку с глаз. Ёнджун вздыхает и обрушивается на парня с крепкими объятиями, заставляя того пискнуть от неожиданности. Что Ёнджун знал точно — что погибнет от недостатка Бомгю в своей жизни, если не будет вот так обнимать его на постоянной основе. — Х-хён, задушишь… — прохрипел парень, покрываясь мурашками от щекочущего нежную кожу дыхания. — Помолчи и обними меня в ответ. Бомгю кое-как высвобождает ноги, чтобы сесть удобнее. Ёнджун помогает ему, но не так, как парень ожидал — оказавшись верхом на бёдрах хёна, Бомгю покрылся не только мурашками, но и выдающим волнение румянцем. — Хён… Мысль о том, что где-то на кухне их, возможно, ждёт мама Ёнджуна, совсем не позволяла расслабиться в таких по-новому откровенных объятиях. Старшего эта мысль, кажется, нисколько не волновала. Ёнджун только крепче обвивался руками, прижимаясь совсем близко, выбивая остатки воздуха из лёгких парня, который сдался и вжался ответными объятиями, отпуская себя, все свои переживания и сомнения, которые были добиты контрольным: — Я хочу того же, что и ты. Поверь мне. Судорожно вздохнув, младший закрыл глаза, отдаваясь позабытому чувству безудержного счастья. Если бы люди действительно могли светиться от счастья, как принято говорить, своим светом он ослепил бы всю планету, затмевая солнце. Влага собралась в уголках глаз, готовая выдать его, обнажить душу перед человеком, который и сам едва сдерживался, вновь кусая израненные губы. — Я верю, — прошептал Бомгю, боясь говорить слишком громко и сомневаясь, нужны ли они вообще, слова. Младший не сдерживается боле, оставляет за ухом мягкий поцелуй, заставляя волну мурашек промчаться по спине хёна и стиснуть парня в объятиях ещё сильнее. Воздух между ними вновь разряжался, заставляя грудь часто вздыматься от сбившегося дыхания, а сердце быстро выстукивать ритм, не поспевая за нахлынувшей бурей эмоций. — Тогда умывайся и приходи завтракать, пока у меня ещё есть силы отпустить тебя в ванную, — произнёс Ёнджун хрипловатым голосом, от которого у Бомгю ещё сильнее загорелось желание — истязать чужие губы так долго, пока не пропадут силы шевелиться. Но пришлось усмирить порыв и заставить себя разорвать горячие объятия, обещая себе, что ещё покажет хёну, насколько взаимно того бессилие перед ним.***
Мама Ёнджуна встретила гостя с объятиями, словно бы уже знала его не один день. Она не терпела зажатости парня, который первым делом порывался следовать нормам приличия на высшем уровне. «Чувствуй себя как дома, дорогой» — приговаривала она, накладывая в тарелку побольше угощений. «Кто из нас двоих твой сын, ма?» — шутил Ёнджун, прикидываясь обиженным и кидая на парня тёплый взгляд. Бомгю действительно был счастлив. Мама Ёнджуна улыбалась ему так искренне, расспрашивала о самых незначительных, казалось бы, вещах, смеялась над его шутками и хвалила за красивые глаза, будто в этом была его заслуга. У самой женщины было маленькое красивое лицо, и её собственные глаза очень были похожи на глаза парня, сидящего рядом. Ёнджун унаследовал от неё многое, и Бомгю уверен, это не только привлекающая взор внешность, но и доброе сердце. В какой-то момент Бомгю погрузился в свои мысли, больше не следя за разговором и не замечая звуков вокруг в принципе, таких как голос Ёнджуна и его матери, приглушённый шум работающего кондиционера, работающее на кухне радио. Ему показалось, что он вспомнил сон, а на душе будто бы становилось легче, несмотря на скребущуюся тоску где-то глубоко в груди, которая выпрашивалась на свободу, намереваясь покинуть тело парня. — Бомгю, ты в порядке? — взволнованно спросил Ёнджун, положив ладонь на предплечье парня и вглядываясь в нахмуренное лицо. Госпожа Чхве молчала, лишь в стороне наблюдала за юношей, поджав губы. То, каким взглядом и улыбкой одарил их гость, заставило её переживания покинуть сердце. — Да, простите, я… Я в порядке, просто… — Бомгю замялся, кусая губы и потупив снова взгляд, прикинул, может ли он быть честным прямо сейчас. Осмотрев присутствующих, парень почувствовал, что может открыться им. Хёну, такому близкому и родному. Его маме, которая с добротой относилась к нему как к родному, что и стало толчком для размышлений. — Просто я подумал о своей маме. Младший смотрел в глаза Ёнджуна открыто, а тот терялся в нём, не в состоянии оторваться от лица напротив. Между ними словно бы происходил немой диалог, один из многих, которые уже происходили когда-то. Ёнджун понимал всё. Он хотел бы дать младшему всё то, чего ему не хватает, но заменить ему мать он не смог бы. Поэтому, видя растерянность матери, Ёнджун кинул на неё растерянный взгляд, не зная, как сказать то, что мама Бомгю… — Она умерла, когда я был ребёнком. Простите, что говорю это всё, я… — Бомгю, словно бы опомнившись, встряхнул головой, смаргивая непрошенные слёзы. — Ох, дорогой… Мама Ёнджуна подорвалась с места, утягивая младшего в тёплые объятия, которые могла дать разве что родному сыну. Стоя рядом с ним, она согрела его сердце, а последующие слова и вовсе заставили его увядшую душу вновь цвести: — Мне жаль, ты такой хороший мальчик, в жизни случаются вещи, которых мы не можем избежать, но знаешь… Заходи к нам почаще. Я думаю, Ёнджун не будет ревновать, — посмеялась она в сторону сына, подмигивая ему. — Я всегда буду рада тебя увидеть. Бомгю поднял взгляд и столкнулся с обволакивающей нежностью в виде мягкой улыбки и взгляда. Рука хёна всё ещё согревала кожу, большим пальцем вырисовывая незамысловатые узоры. Бомгю всем сердцем желал, чтобы эта семья была счастлива как можно дольше. Телефон в кармане Ёнджуна завибрировал, и тот, извинившись, отлучился для разговора. Бомгю, улыбаясь, кивал маме хёна, что он правда в порядке и очень рад знакомству. Задор Ёнджуна, вероятно, тоже достался ему от матери, ведь та старалась всячески подбодрить его, и парню до неуютного было не по себе, ведь это он должен их поддерживать. Он и представить не мог, что она чувствует. Ёнджун вернулся быстро, оповещая, что должен поехать в клинику. Доля нервозности заметно проникла в атмосферу, но она не была гнетущей, а скорее ожидающей, надеющейся, принимающей. — Я пойду с тобой, — вызвался младший. — Нет, Гю, ты ещё не был дома, отдохни лучше, кто знает, насколько я там застряну, — Ёнджун потрепал парня по волосам в попытках заставить того улыбнуться. — Я позвоню тебе вечером, как закончу, идёт? Бомгю кивнул, соглашаясь с хёном. Мама проводила обоих, подбадривая, не показывая волнения до тех пор, пока входная дверь не захлопнулась, оставляя её в одиночестве. Разгладив подол юбки, она выдохнула, улыбаясь. Совсем скоро всё изменится. Всё обязательно наладится.***
Пока старший разбирается с делами в клинике, Бомгю по пути домой решается прочесть 156 входящих (отметить прочитанными), отписываясь лишь, что он в порядке. После этого шага он, конечно же, получает почти столько же сообщений, наполненных ругательствами и причитаниями ото всех, включая обычно сдержанного Тэхёна. Особенно сильно пытался связаться с Бомгю Кай, который сразу же начал звонить, как только друг появился в сети. Пришлось ответить. — У тебя пять секунд, чтобы оправдаться. — Я был с Ёнджун-хёном, — с наигранным равнодушием проговорил Бомгю, сталкиваясь с тишиной в ответ и последующим неловко: — …Ты прощён. Приходится увиливать от расспросов, обещая рассказать всё позже, ссылаясь на головную боль после выпитого вчера алкоголя. По правде, Бомгю и не хотелось говорить обо всём. Он хотел уберечь ценные моменты, сохранить их втайне хотя бы ненадолго, греясь об лучи собственного счастья, на которое уже и не надеялся. — Хён, приезжай ко мне, умоляю. В память снова врезаются картины вечера, и Бомгю думает, что теперь готов это обсудить. Нужно будет только отзвониться отцу, что он приедет домой чуть позже. По крайней мере, его маленькая ложь на какую-то часть перестанет быть таковой, и он действительно приедет от Кая. — Жди меня.***
При встрече младший выглядит до боли виновато, так что Бомгю обнимает того, лишь на несколько секунд смерив нечитаемым взглядом. Что бы ни произошло, Хюнин — его самый близкий друг. Кай рассказывает всё, начиная с посиделок в компании Субин-хёна и его намёков на невозможность каких бы то ни было отношений, кроме дружеских, и те Хюнин разрушил в одно мгновение, тайфуном обрушиваясь на едва держащийся стержень их зарождающейся связи. Кроме этого, запутаннее стали ещё и отношения с давним другом. — Мне так стыдно, хён… Хоть мы с Тэхёни и возвращались домой вместе, и я извинился, всё равно чувствую вину, — Кай не мог перестать теребить хвостик одной из своих игрушек, отчего выглядел маленьким и беззащитным, даже несмотря на свои габариты. — Прекрати, ты же сам сказал, что перебрал с алкоголем, ещё и расстроился. С кем ни бывает, один раз не… — Вдруг у него теперь травма! — Я думаю, Тэхён переживёт это, — Бомгю улыбнулся, мягко растирая колено парня в дружеском жесте. — Всё будет в порядке. Вот только… Мне правда жаль, что так получилось. Бомгю опустил взгляд, понимая, что, если друг действительно влюблён, никакие слова поддержки не помогут ему. — Хён. Я не только поэтому тебя позвал. — А? Хюнин молча поднёс к лицу друга телефон, на котором был открыт мессенджер с диалогом «Субини-хён», где с левой стороны висело порядка десяти сообщений. Прочитав всё до конца, Бомгю вскинул на друга ошарашенный взгляд. — Почему не ответишь ему? — Мне страшно, — признался Кай, тяжело выдыхая. Субин просил его о встрече, волновался о состоянии, умолял заговорить с ним. Стал бы он так делать, будь ему плевать на Хюнина, как тот изначально предполагал? — Чего бояться…? — не понимал Бомгю. — Того, что он может мне сказать. Не знаю, хён, я запутался, — Хюнин спрятал лицо в ладонях, падая на колени друга. Несколько помолчав, Бомгю продолжил: — Тогда ты никогда не будешь спокоен. Иногда неведение хуже отказа. А Субин-хён… Я не понимаю его, но тебе стоит дать ему шанс высказаться. При нормальных условиях, а не на вечеринке среди сотни незнакомцев. Кай выдохнул, обнимая игрушку сильнее и поворачиваясь так, чтобы мог видеть лицо Бомгю. Воспоминания ударили в голову, заставляя вздрогнуть. Зачем он полез к Тэхёну, почему тот не ударил его, в самом деле, думать не хотелось, но Кай знал точно, понадобится время, чтобы отпустить это. — Спасибо, хён. Я так и сделаю, — Бомгю улыбнулся, вдруг подумав: — Может быть, стоит позвать Тэхёна? — Нет, я… Не готов, — Бомгю понимающе кивнул. Каю действительно нужно время. — Посмотрим дораму? Во время просмотра фильма Бомгю то и дело заглядывал в телефон, что не было ему свойственно, и что не ушло от внимания чуткого Кая. — Ты ждёшь сообщения от него, да? Старший улыбнулся смущённо, отрицая всё на свете, но друг слишком хорошо знал его, чтобы поверить в его неправдоподобное «всё не так, мы не-, я не-». — Не ври, хён, ты выглядишь слишком счастливым, — на радостях Кай обвил Бомгю руками и ногами, заставляя того лишь неловко смеяться и причитать, что не может же он быть таким очевидным. — расскажешь, когда будешь готов. — Спасибо, — тихо прошептал Бомгю, оглаживая тонкие запястья друга. — Я правда очень за вас рад, — с этого момента Кай больше не грустил, ощущая, что чужое счастье делает его живым не меньше, чем своё собственное. Пусть он и не знает, каково это, в полную силу. Украдкой он набирает сообщение Тэхёну, первое за сегодняшний день.***
После прочтения одной и той же строчки трижды, Тэхён с тяжёлым вздохом захлопнул книгу. Он клянётся, что не появится больше ни на одной вечеринке. Даже если это лето, и можно было позволить себе расслабиться. Слишком выматывает его такой способ отдыха, и даже утомляет. Парень привык держать всё под контролем, он всегда знает, чего хочет, не любит хандрить и зацикливаться на одной и той же навязчивой мысли. Именно это сейчас и происходит. Он целовался с парнем. Тэхён не очень хорошо помнит свои чувства, мысли. Смятение, ступор, персиковый вкус бальзама для губ, испуг, тепло, пропущенный удар сердца, ворвавшийся в комнату Бомгю, снова испуг, стыд. Они ещё не говорили об этом со старшим, но Тэхён надеялся, что не придётся утруждать себя в лишних оправданиях. То, что произошло между ним и Каем, даже трудно назвать поцелуем. Кан и пошевелиться не мог, застыв каменным изваянием. Было в новом опыте что-то интригующее, но повторять сие не то чтобы хотелось. Тэхён снова задумывался, почему он не может влюбиться так сильно, чтобы быть уверенным — вот оно, то самое чувство. Может быть, ему уготована другая судьба? Или ещё рано? Тэхён вспоминает вчерашний разговор с Субином, который случился после того, как разнервничавшийся Кай сбежал в туалет. Кан нашёл его, сидящим в одиночестве на маленьком диванчике с таким пустым выражением лица, словно тот пребывал в трансе. — Субин-хён? Тот вскинул почти равнодушный взгляд на смутно знакомого парня. Они познакомились в тот же самый день, что и с Каем. Субин запомнил его. — Он самый. А ты…? — Кан Тэхён, — старший кивнул, запоминая имя, но последующие слова заставили его вздрогнуть. — Друг Хюнин Кая. Кан сам не понимал, чего хотел от Субина. Подтверждения его слов, или же их опровержения? Найти кого-то настолько же потерянного, как и он сам в то мгновение? Парни оба какое-то время ходили вокруг да около, не найдя в себе сил начать разговор о том, что одинаково сильно их тревожило. Они говорили скорее абстрактно, нежели называя вещи своими именами. Им пришлось поджать ноги, когда мимо них за угол протиснулась парочка парней, намереваясь скрыться от посторонних взглядов. Они-то и подтолкнули Кана к открытому вопросу, который он задал после того, как предложил старшему выбраться на террасу: — Что всё-таки произошло между вами? Субин говорил долго и невнятно. Он то уходил мыслями не в ту степь, то замолкал на полуслове, присасываясь к горлышку бутылки. Честно признавался, что растерялся, что впервые слышит в свой адрес признание от парня, что сам не знает, на что способен. — В какой-то степени я тебе завидую, — проговорил Тэхён, усмехнувшись. — Чему тут завидовать… — просипел Чхве, возвращаясь к соджу в своих руках. — Ты столкнулся с неизведанным. Ты в смятении, это нормально. Иногда я жалею, что мне не нравятся парни. Старший поджал губы, скривив их в подобие улыбки. — Может, ты просто ещё этого не знаешь? — Боюсь, что знаю, — ответил он, вдыхая ночную прохладу. Тэхён протянул руку к бутылке со скромным «Можно?» и, получив одобрительный кивок, сделал глоток, не касаясь горлышка губами. — Что будешь делать? — Не знаю, мне нужно подумать. Он хороший малый… Мне не хочется оставлять его наедине со всем этим. — Не жалей его, — коротко бросил Тэхён. — Это не жалость! — ответил Субин, чувствуя раздражение, скорее, на самого себя. — Я правда… Не встречал таких, как он. Я буду ему другом, если он позволит. — Даже зная, что он к тебе чувствует? — Тэхён не стал говорить о том, что младший сам этого может не понимать, гиперболизировать, приукрашивать, сам того не замечая. Его симпатия к Субину могла остановиться на конкретной достигнутой точке в любой момент, так что, в какой-то степени, его надежды по поводу этих двоих были оправданы. — Я и сам не знаю, что чувствую… — подытожил Субин, всматриваясь вдаль. — Тогда поговори с ним. После. Отвезу его домой, — Тэхён похлопал нового знакомого по спине и удалился на поиски друга, оставляя Субина наедине с его саморефлексией, которая, глядишь, и подтолкнёт его к каким бы то ни было решениям. Теперь лишь оставалось гадать, к чему приведёт этот разговор, а ещё Кан переживал за Бомгю, который не торопился давать ответы на их вопросы. Из размышлений Тэхёна выдернуло сообщение от Кая с громогласным содержанием «хёны помирились, Бомгю и Ёнджун!!!», заставляя того расслабить напряжённые плечи и улыбнуться самому себе. Наконец-то. Всему своё время. Их время настало. Когда-нибудь настанет и его.***
'Darin — Only You Can Save Me'
Ёнджун слушал докторов с замиранием сердца, не упуская ни единой детали. Отцу назначили точную дату операции. Предстояло повторно пройти ряд обследований, после чего он будет переведён в трансплантационный центр. Уже меньше, чем через неделю. От одной только мысли об этом парня начинало потряхивать, он снова чувствовал себя уязвимым. Ёнджун навскидку вспоминает, сколько уже дней прошло с тех пор, как он перестал пить таблетки. Он постепенно уменьшал дозу, чтобы избежать синдрома отмены, как и советовал врач. В любом случае, лучшим лекарством стал один лишь человек, и побочным действием было учащающееся время от времени сердцебиение, даже от воспоминаний о том, как держал его в своих объятиях. На такое действие Ёнджун согласен, готов принимать его внутривенно, подкожно, в самое сердце запуская парня, позволяя излечивать его снова и снова одним лишь существованием. Незнание того, что будет впереди — неизвестность, вот, что пугало его сейчас. Будь что будет — думал Ёнджун. Он не сдался, принял помощь, дарованную свыше, не иначе. Поверил в то, что справится, ведь он не один. С ним мама, которая переживает больше, чем показывает — ведь это её муж, тот, кого она боялась потерять всё это время. Дальние родственники, названивающие ей каждую неделю из разных уголков страны, вовсе не помогали. Будущее пугало его не меньше, чем тяготило прошлое, в котором он успел наделать ошибок. Но ведь прошлого уже нет, а будущего — ещё нет. Сейчас он чувствовал себя не больше, чем пылью, неспособной повлиять хоть на что-то. Нужно было держать себя в руках и быть сильным, не расслабляться на финишной прямой. Ступив через порог палаты, он встретился с добрым взглядом отца, от которого колени подгибались сами собой, заставляя парня упасть на них, ударяясь о пол рядом с кроватью, и тихо всхлипывать. Он так боится потерять его. — Поэтому не заходил ко мне последнее время, да? Сынок, твоя мама держится куда лучше, — пошутил мужчина. Он уже смирился со своей участью, но всегда верил своему сыну, загораясь надеждой лишь от одной искры в глазах парня. — Прости, пап, накопилось, — улыбнулся он, разместившись поудобнее. — Ты готов? — Если ты готов, то и я готов. Ёнджун кивнул, утирая глаза, стараясь не рассматривать трубки и не обращать внимания на аппараты, мозолившие глаза. — Мне столько нужно тебе рассказать. Врач говорил с тобой? — Да, доктор сказал, что я счастливчик. Что мне повезло с новым сердцем, оно должно мне подойти как родное. Как в примерочной, ей-богу. — Па, у тебя такие дурацкие шутки, — Ёнджун усмехнулся, согревая сухую руку отца в своих ладонях. — Всё будет хорошо. Впервые он действительно верил в это. — Сделай отцу одолжение, — проговорил мужчина, сжимая ладонь сына в своей, привлекая внимание. Когда удостоверился, что тот его внимательно слушает, отец продолжил: — Не нужно ночевать здесь сутками. Отдохни, развейся. Моему сердцу не пойдут на пользу переживания о том, на что ты тратишь драгоценное время. Ёнджун мягко улыбнулся, шмыгнув носом. Отец словно бы знал, что тот собирался быть во время операции в зале ожидания от начала до конца. И он будет. Но сейчас, пока до операции несколько дней, Ёнджун думает, что отец прав. Настало время выдохнуть, и вдохнуть по-новому, полной грудью, отпустив тянущее на дно прошлое. На выходе из клиники Ёнджун пишет краткое сообщение парню, кто подарил ему надежду на светлое будущее. Рядом с ним он не ощущал себя прежним — одиноким, забитым в угол, опустошённым Ёнджуном. Наконец-то он почувствовал себя живым. В глазах Бомгю — целая вселенная, наполненная жаркими солнцами и ледяными астероидами, в нём есть жизнь и вакуум, в его пленительной красоте много тайны и магии. Каким-то волшебным образом Бомгю утягивает его в свой космос снова и снова, смешивая их галактики, заставляя заглянуть внутрь себя и увидеть, что и сам младший состоит из тех же материй, такой же крохотный, но прекрасный, сильный, невероятный. И если в них обоих и есть какая-то пыль, то только звёздная. «Могу я украсть твой сон завтра ночью? Хочу показать кое-что», — высвечивается на экране смартфона Бомгю по пути домой, и тот улыбается, подозревая, что всё же светится от счастья.