***
— Пора идти, — Артём разбудил Павла, тряся его за плечо, и сразу после того, как Морозов кивнул, бросил ему ещё одну банку — на этот раз с фасолью. — Поешь. Я проверю, есть ли здесь противогазы для тебя. — Прежде, чем он успел отреагировать, Артём вышел из комнаты, так что тот просто кинул взгляд и решил подкрепиться. Ему повезло, что противогаз был его единственной проблемой. На поверхности становилось всё теплее и теплее, так что тёплая одежда ему была не нужна. Та, что у него была, он стащил с одного из трупов, найденных по дороге с Красной площади. «Офицер Красной линии не крадёт у трупов — но ты спартанец. Валяй!» — сказал он однажды Артёму. Какая ирония. Тот задумался: сколько ещё своих принципов он собирается нарушить? Но он делал это, чтобы выжить. Всё это. Он знал, что не может просто пойти туда в форме Красной Линии. Люди были так враждебны к Красным — и не прекратили быть таковыми до сих пор, — и он знал, что будет мёртв через несколько дней. Особенно таким, каким он был: одиноким, уязвимым и раненым. Покончив с едой, Павел встал и попытался размяться. В первые несколько дней он почти не мог ходить из-за ранений, которые нанёс ему Артём — пуля в ноге была худшей из них. Другим требовалось только время, чтобы поправиться. Когда они зажили и его нога была в немного лучшем состоянии, он старался поддерживать форму, помогая всем, кто давал ему еду или патроны — обычно с перетаскиванием ящиков. Но с тем болезненно малым количеством еды, которое он получал и отсутствием сна из-за постоянно повторяющихся кошмаров, он чувствовал себя всё слабее и слабее с каждым днём. Его травма снова усугубилась, и что ж… Дальше всё пошло под откос. Он мог вернуться домой так много раз — он даже видел Красного солдата, дважды. Но это было так неправильно. Впервые за много лет он прислушался к своему внутреннему голосу и сделал то, что он хотел — нечто правильное. И это вернуло Артёма к нему. Всё это не может быть совпадением, не правда ли…? Павел быстро вздёрнул вверх голову, увидев в дверном проёме Артёма, поднявшего руку с немного потрескавшимся, но всё ещё вполне пригодным для использования противогазом. Он решил пока ничего не говорить и просто позволить жизни привести всё это туда, куда она должна была привести.Глава 3
10 июня 2022 г. в 01:23
Примечания:
Спасибо всем за похвалу и даже за простое прочтение! ♥ Наслаждайтесь!
Путешествие обратно в Полис было похоже на то, как будто за тобой следовал призрак. И в каком-то смысле это было не так уж далеко от истины…
После того как Павел съел почти всю еду, что была у Артёма, привёл себя в более презентабельный вид, а также сделал себя похожим на того человека, которого помнил Артём, побрив голову — оба мужчины отправились в путь. Артём шёл впереди, не проронив ни слова с тех пор, как они покинули станцию, а Павел следовал позади, вооружённый только ножом, который Артём разрешил ему иметь, и замедляясь из-за плохого состояния и долговременной травмы. Парень заметил это сразу после того, как они проснулись утром. У него что-то было с ногой — Морозов мог ходить, да, но было видно, что ему неудобно, если не сказать больно. Артём не спрашивал об этом, но через некоторое время понял, что, возможно, именно он стал причиной этого — когда несколько раз выстрелил Павлу в ногу во время их перестрелки на Красной площади, чтобы остановить его.
Конечно, Артём, как рейнджер, который должен был очень хорошо к подобному привыкнуть, никогда не был разговорчивым и был единственным, кто не возражал против тишины — Паша хотел поговорить. Для него это было естественным. Что-то в нём желало, чтобы это было похоже на их первое путешествие. Он хотел поговорить о Трёх Мушкетёрах и пошутить с Артёмом, но знал, что уже упустил эту возможность, и вернуть её невозможно…
Это сделало первые несколько часов похода неуютно тихими и угнетающими.
— Да, Артём. Я думаю, мне нужно время, чтобы… собраться с мыслями, — Павел притормозил, переводя дыхание и опираясь руками на колени слегка сгорбившись. Артём тут же остановился и повернулся к нему. Он был в очень плохом состоянии. Раньше Морозов прыгал вокруг каждые десять минут, спасая Чёрному жизнь, а теперь… Если он действительно нормально не питался на протяжении пяти месяцев, не говоря уже о побоях — неудивительно, что ему нужен был отдых.
— Мы разобьём лагерь в первом же безопасном месте, которое найдём, и ты сможешь немного поспать.
— В этом нет необходимости, Тёмыч, мне просто нужно… Мне просто нужно время, вот и всё. Я не настолько немощен. Пойдём, — он развёл руками, но оба мужчины могли сказать, что это говорит его эго, потому что да: независимо от того, нравилось это Павлу или нет — сейчас он был намного, намного слабее.
— Мы уже почти на полпути к цели. Но нам придётся пройтись по поверхности. Если ты не готов и не отдохнул — в случае чего, ты не выживешь. Ты и сам это понимаешь, — Артём серьёзно посмотрел на него, и майору пришлось признать, что тот прав. Он ни за что не пойдёт наверх в таком состоянии. Он может погубить их обоих.
— Ладно-ладно… Давай просто найдём какую-нибудь служебную комнату или что-то в этом роде, — добавил Паша, и Артём слегка кивнул ему. Оба шли по туннелям ещё час, пока, наконец, не нашли одно из боковых помещений — бывшая комната управления электричеством, имевшая рабочую, неповреждённую дверь. Они закрыли её; убедились, что никто и ничто не проникнет внутрь, заслонив её металлическим шкафом, и зажгли масляную лампу. Павел с болезненным вздохом сел на одеяло, постеленное им на полу.
— Ты меня хорошо задел, мушкетёр, — он заметил, что Чёрный наблюдает, как тот держится за ногу. — Мне потребовалась целая вечность, чтобы вытащить эту пулю. Наверное, что-то там напортачил в процессе, блядь, — недовольно выругался он, а после быстро посмотрел на молчащего Артёма. — Не то, чтобы я этого не заслужил, да? — усмехнулся он. — Я тебя не виню, Артём.
— Тебе надо отдохнуть. Я разбужу тебя позже, — сказал Артём, сев напротив него, и начал что-то искать в своей сумке. Морозов несколько секунд смотрел на него — до этого у него не было времени просто взглянуть на Артёма и полностью осознать, что… он здесь. Он здесь, с ним. И это был не сон. Майор был уверен, что никогда больше не встретит рейнджера, а если и встретит, то это будет последнее, что он увидит, но он был здесь, помогал ему; горько и отстранённо, но, после всего произошедшего, всё равно — все за одного, один за всех…
Павел улыбнулся, ложась, и почувствовал тепло в груди: впервые за несколько месяцев… Это помогло ему быстро заснуть.
Некоторое время спустя, когда Павел уже спал глубоким сном, а его дыхание было медленным и ровным, Артём достал из сумки свой дневник. Ему это нужно было сделать не только, чтобы запомнить свою жизнь, но и для успокоения. Писательство помогало собраться с мыслями и взглянуть на ситуацию шире. Он даже не стал делать запись сразу после встречи с Пашей — был слишком потрясён и сбит с толку, чтобы внести в дневник что-либо. Но ещё он заснул за столом, когда забрал его прошлой ночью; так что, в самом деле, для возможности взяться за карандаш и заняться записями, не было ни времени, ни спокойного мгновения.
Итак… Похоже, я действительно здесь — в ситуации, которая больше похожа на сон, нежели на реальную жизнь. Я никогда не мог себе представить, что произойдёт нечто подобное… А может и представлял. Может быть, мне нужно было всего лишь успокоиться. Может быть, я хотел увидеть его снова, узнать, жив он теперь или нет. Теперь я знаю — он жив.
Он скрывался всё это время, но от кого? От самого себя? От того, что он сделал? Я должен был ударить по его роже и оставить там, но есть переключатель, который включается, когда я рядом с ним: делает меня уязвимым и глупым. Малыш сказал, что тот сожалеет о содеянном и я ему верю. Мне просто интересно, достаточно ли этого. Интересно, должно ли всё это меня чему-то научить? Неужели я тот, кто должен помочь ему искупить свою вину? Или я снова принимаю ещё одно дурацкое решение?
Артём писал неторопливо — каждая его запись могла занять у него даже полчаса или больше, если у него было на это время. Это было тем, что ему нужно было делать не спеша, обдумывая все свои мысли — лучший способ написания, почти терапевтический для него; но если, конечно, ситуация давала ему такую возможность.
Нервно постукивая грифелем по точке вопросительного знака в конце последнего предложения, он тупо пялил на буквы, перебирая свои мысли одну за другой и возвращаясь к тем, которые он хотел оставить позади — когда он встретил Морозова и они отправились в путь. Из глубоких раздумий его выдернул Павел со своим учащённым дыханием и тихими постанываниями. Артём тут же посмотрел на товарища, заметив на его лице явный дискомфорт: определенно, ему снился кошмар. Чёрный слишком хорошо знал это лицо.
Сначала он подумал, что, может быть, стоит его разбудить, но это было бы дуростью. «Это его проблемы», — сказал он себе. Болезненные стенания стали усиливаться, голова совсем немного дёргалась; казалось, что всё происходит во сне и становится всё хуже и хуже. От этого у Артёма сжалось горло: возвращаются воспоминания о бесконечных ночах, когда он просыпался от ужасных кошмаров, вспотевший и испуганный.
— Нет… Нет, нет-нет, нет, — выдохнул он с трудом и его дыхание становилось все громче и громче, тело дрожало, а зрачки под веками бегали вправо-влево. Рейнджер встревожился ещё больше. — Н-нет, пожалуйста, — выражение его лица быстро превратилось в абсолютное отчаяние. — Пожалуйста, нет! Артём, пожалуйста, не надо!.. Не оставляй меня здесь, Артём!
Его начало трясти так сильно, будто он физически находится во сне и не может проснуться, и Артём вмешался, мигом схватив Павла за плечи, поднимая его.
— Павел! Проснись! — дёргал он его, пока тот, наконец, не открыл глаза с испуганным криком. Павел уставился на Артёма широко распахнутыми глазами: капли пота стекали со лба, тело пробирала дрожь, а пальцы глубоко впивались в плечи Артёма. Прошло некоторое время, прежде чем он смог заговорить с ним, словно тот всё ещё был заперт в кошмарах на несколько мгновений.
— Чт… Что это… — начал он, панически оглядываясь по сторонам.
— Ты очнулся. Ты уже очнулся, слышишь меня? — Артём снова дёрнул его за руку, и на этот раз Павел среагировал и быстро кивнул, наконец-то полностью соглашаясь с ним. —Это был всего лишь кошмар. — Артём сжал плечо Павла в знак поддержки, но сразу после этого понял «что» он делает и сразу, отстраняясь, отпустил его.
Павел сделал то же самое: всё ещё скоро дыша, чем обычно, но постепенно успокаиваясь.
—Я… Прости, приятель, я просто… Это было чересчур напряженно, да? — он улыбнулся, пытаясь, как всегда, привнести в это юмор, но на этот раз Артём видел, как ему тяжело: всё ещё был напуган и всё ещё видел это — он знал. Что, чёрт возьми, ему снилось?
— Твой сон… Он был о том, что произошло после того, как я оставил тебя на Красной площади? — Артём стал серьёзным, когда всё понял — выражение лица Павла подсказало ему правильный ответ. Конечно, именно об этом.
Это было страшно даже для Чёрного — идти через мёртвый город со всеми этими тенями и призраками… Но с ним был Малыш, защищающий его, и всё же… Артём вспомнил лицо Паши, когда все «они» держали его, тянули к себе — тысячи цепких рук и ладоней: крики, заполняющие пространство; страдающие души, кричащие так, что проникают глубоко в сознание. Что бы ни делал Павел в тот момент, когда Артём всё это видел — он не мог оставить его на произвол судьбы. Это было слишком жестоко, слишком ужасно для кого бы то ни было. И теперь, похоже, что бы он ни делал, они снова нашли его. Они никогда не покидали его. Они всё ещё мучили Павла во сне, возможно, в наказание.
— Оно продолжает… Продолжает возвращаться. Через каждую ночь. Я чувствую их… грёбаные прикосновения, — сказал он, содрогаясь. Морозов был похож на призрака: его широкие, налитые кровью глаза смотрели в стену перед ним, лицо было нездорового белого оттенка. — Но… Но всё в порядке, Артёмыч. Ты же знаешь, что всё в порядке, — быстро добавил он тем беззаботным, счастливым тоном, который заставил Артёма вздрогнуть. Он хотел сделать вид, что ничего не происходит, однако, это не так.
Артём, наконец, посмотрел ему в глаза: без отвращения и холода, но… честно. Он глядел на Павла, пытаясь прочесть в нём что-то. Когда Павел увидел это, он замер — Артём, впрямь, общался с ним, без этой маски отстранённости; точно смотрел на него, позволяя тому снова приблизиться, как тогда, когда они были мушкетёрами. Каким бы безумным это ни было, оно сразу же привлекло все внимание Павла — в этом не было никакого смысла, но он должен был заставить Артёма снова доверять ему. Это было чем-то, что он хотел. Майор не был уверен насчёт Красной Линии и больше не уверен в себе, но, единственное — уверен, что хочет, чтобы Артём… простил его. Чтобы снова доверял ему.
— После того, как они продолжали возвращаться, я начал задаваться вопросом: сколько из них могли быть теми, кто умер от того вируса… Понимаешь? — голос Павла затих, когда он произнёс последнее слово. — Я никогда… не хотел, чтобы кто-то так страдал. Я имею в виду, это даже… это даже невозможно. Ведь, когда ты умираешь, не остаётся… ничего, — он выглядел искренне растерянным. Артём удивлённо взглянул на него — Павел действительно переосмысливал свои поступки — сожалел о содеянном, и это было важно.
— Я видел многое в метро и на поверхности… Это утверждение, что ничего нет, в нынешней реальности, больше не применимо, — тихо сказал Чёрный. Старый Павел никогда бы не задумывался о таких вещах: не было ничего — ни бога, ни души, вот о чём он думал и во что все верили на Красной Линии. Не было необходимости опровергать это, но теперь… Теперь для него появилась необходимость опровергнуть все.
— Я рад, что ты не оставил меня там — с ними, Артём.
— Не говори об этом, — вздохнул он, снова поворачивая голову. — Никто не заслуживает подобной участи.
— А я действительно верил, что поступаю правильно, Артём.
— А вот и нет, — огрызнулся парень, и сердито отвёл взгляд. — Тебе следовало больше думать. Единственный, кто здесь не пользуется своей головой, — это ты.
Морозов печально нахмурился, когда понял, что Артём пересказывает то, что он сам говорил на Красной площади. Больно вспоминать об этом. Павел хотел, чтобы всё закончилось хорошо. Он не хотел драться с Артёмом и посылать за ним своих людей, но пришлось. Это был его приказ, и на карту была поставлена вся его честь. В этот момент, как и во многие другие, ему пришлось отбросить случайности в сторону. После стольких лет он стал хорош в этом. И всё же, в глубине души он всегда знал, что Артём победит, и это успокаивало его… Он был уверен, что рейнджер просто убьёт его, а значит, ему не придётся жить с этим чувством вины и с кровью Артёма на руках.
— Зачем нам идти по поверхности? Есть туннели, которые ведут к станции.
— Они небезопасны и используются нечасто. И поверхность я знаю лучше, чем здешние туннели.
— Какой ты маленький авантюрист, а? Тебе нужно быть осторожнее, иначе твои дети будут выглядеть ужасно из-за радиации, с которой ты частенько контактируешь, — усмехнулся Павел. — Это будет пустая трата отличных генов!
Морозов снова начал дружеский диалог — он пытался вести себя так, будто ничего не произошло. Артёму это не нравилось, и он не мог этого допустить.
— Откуда ты вообще знаешь о здешних туннелях? Ты майор «Красной Линии», да, но не рейнджер. Я не могу себе представить, что вам приходилось так часто путешествовать по редко используемым туннелям. Это бессмысленно, — подозрительно посмотрел на него Артём.
Павел выглядел удивлённым всего на секунду, а затем быстро улыбнулся, чтобы скрыть это.
— Не так уж и необычно, Артёмыч. Вы, рейнджеры, не единственные; не будь слишком самоуверенным, мушкетёр. — Может быть, это и было правдой, но Артём не мог избавиться от ощущения, что ему лгут или, по крайней мере, не всё рассказали. Он был чертовски глуп, что поверил ему с самого начала. Он всегда недолюбливал коммунистов и не зря. Но Павел ему нравился… Может быть, если бы ситуация была другой, они действительно могли бы стать хорошими друзьями. После нескольких минут молчания, Артём снова посмотрел на Павла — тот уже спал. Наверное, очень устал. Как он только смог выжить там, в тёмных, грязных углах станции, далеко от своего дома? Артём вспомнил то чувство, которое он испытал в первую ночь вдали от Тимирязевской. Он знал, что это за чувство. Хотя он не был совсем один на Выставочной. Павел ещё был…
Артёму нужно подумать, и он снова открывает свой дневник.
Теперь мне нужно быть бдительным и думать только головой. Что бы ни сказал Малыш, я не могу избавиться от ощущения, что с Павлом связано нечто большее. Больше я не знаю, больше я не понимаю — это означает опасность.
Поймав меня, Павел сказал, что нет ничего случайного. Что мы встретились не просто так. Интересно, есть ли в этом доля правды…