***
— Это парень. — Феноменально, Тэхён-и, у тебя однозначно есть глаза, чтобы увидеть, кто перед тобой, мы просто поражены твоими способностями, — ухмыляется дракон-Хосок, смахивая с плеча блестящую, подобно круглому боку идеально гладкой жемчужинки, чешуйку, упавшую на мягкий ханбок с его волос. — Никогда бы не догадался, — наигранно подзудил вслед за товарищем Юнги. — Я больше не раскрою перед вами рта, — Тэхён закатил глаза, сжимая губы в неприветливом выражении физиономии. — Я был бы только рад, но ты звучишь неубедительно, — Мин ворчит. — Неубедительно здесь только твоё наигранное любопытство к этому человеку, хён. — А ведь за это можно и по макушке получить, — дракон не успел договорить, прежде чем Тэхёну со свистом на голову приземлился сложенный веер Юнги — Я же говорил. Лежащий пред юношами на полу смертный пошевелился, уваливаясь спиной на прохладный камень и икая. — До очаровательной невесты Бога Моря ему далеко конечно, но вроде не урод, — счастливо вещает Тэхён, завидев чиминовы округлые бледные щёки. — Не выражайся, ты его напугаешь, — Хосок бережно подступает к безмолвно лежащему парню, роняя ему на нос очередную чешуйку, что незамедлительно вызывает раздражение, и человек внезапно чихает, но глаза его всё ещё закрыты. — Живой, — сухо изрекает Юнги. — Ну да, — Хосок потирает ладони. — На кой чёрт в покоях дракона божьего мертвецы? — И что ты будешь с ним делать, хён, — Тэхён, встав на колени, рассматривает вблизи мозолистые ладошки с небольшими пальчиками, один из которых обмотан ветхим бинтом. — Создам сосуд для его души, не лежать же ей в моём кармане вечно, — дракон хватает с ближайшей полки книгу с иллюстрациями различных птиц и животных. — Ты держишь души этих несчастных в кармане? — Юнги быстро теряет интерес к пухлощёкому смертному, которого скрупулёзно досматривает самый младший из триады. — Впечатляет. — Временная передержка, — дракон вдохновлено захлопывает древний зоологический справочник. — Я хочу создать гватемальского квезаля! — Не нужно тебе больше ставить в опочивальне букеты пионов, они дурно влияют на тебя своим удушливым запахом, — Мин с кресла своего подскакивает резво. — Разберётесь с этим земным сами, мне пора. Едва шурша полами белоснежного ханбока, мужчина удаляется из главных покоев дворца, практически беззвучно затворяя массивные двери вслед за подолом своего турумаги. Песочные часы завершают счёт последним песчинкам, скользнувшим вниз через узкое горлышко. В крупной клетке на полке подле стопки пыльных книг молчаливый квезал с душой Чимина внутри и с длинным изумрудным хвостом-шлейфом чистит лётные перья.***
— Что с цветом моих волос? — первый вопрос, коим задаётся человеческий потомок удивляет Хосока, прикорнувшего в кресле, где давеча восседал Юнги, и даже ставит его в неловкое положение. Кто же знал, что очнувшись, этот земной дар водным просторам полезет к неприкрытому большому зеркалу перед массивным ложем. Бывшие чернее плодов шелковицы, блестящие волосы Чимина обратились цветом треста, — бледной льняной соломы. — Цвет жизни твоей, юноша, даёт твоя душа, — дракон, белоснежными одеждами шурша, с места нехотя соскальзывает и бредёт к двери, трижды по ней стуча. — Ты с земли в водные владения вошёл с лёгкостью, покуда в них смертные тонут, минуя существования порог, вот твоя душа от тела и отслоилась. Ты, в отличие от них, не умер, просто душу обронил. — Кто же её подобрал? — юнец от зеркала чудного с рамой резной отлипает, внимание на собеседника странновато-бледного, с холодной блондинистой шевелюрой переключает и приветственно ему кланяется. — Чудовище то, что за Сокджином пришло? — Почему сразу чудовище-то? — Хосок в опочивальню босого, не менее бледного и светловолосого парня впускает, а тот улыбается во все тридцать два зуба (если их у этих водных чудаков столько есть вообще, или там даже больше, как у акулы в два ряда, Чимин пока не проверял). — Между прочим, таковые слова и обидеть хозяина владений могут. Тэхён, смолкнув, на дракона смотрит, ждёт очередную хёнову затрещину, от которой пара чешуек точно наземь упадёт. — Извините, я не хотел Вас обидеть, если Вы имеете какое-то отношение к дракону, — парнишка вошедшему приветственный поклон дублирует. — Или Вы и есть он? — Он… — Тэхён вокруг Хосока рукоплещет, представляя его, как новомодный товар на рынке, где некогда джунова бабушка торговала морскими гребешками. — Это он! — Потрясающее логическое умозаключение, — в дверях не спеша возникает третий бледный представитель морских глубин, сверкая уже привычной белой копной волос, небрежно причёсанных без скрепления заколкой или гребнем. — Вы так громко тут дышите, что в пору шторму начаться. — Извините, — Чимин удивлению проскользнуть по лицу сомнительной тенью не даёт изо всех сил, и смиренно вторит жест приветствия. — Когда я смогу отправиться к Богу Моря? — Как только, так сразу, — Юнги рисом не корми, дай над земным поглумиться. — К чему такая спешка? — встревает дракон. — Я его предназначенный, — рыбак вещает сие как само собой разумеющееся. — Ты невеста Бога Моря? — Тэхён прохудившийся ханбок с жилетом Чимина взглядом отмеряет. — И ты в таком виде собрался представать перед Всевышним? — Могу нагишом, есть вероятность, что он так быстрее начнёт соображать и перестанет насылать бесконечные беды прибрежным поселениям, — Чимин скалится на в миг затухшего Тэхёна. — Дело в том, что… — Хосок начинает судорожно собирать слоги на кончике языка, не осмеливаясь выплюнуть правду слишком рано. — А, я понял, — рыбак руки на груди скрещивает, — Ты не просто дракон, ты и есть, вероятно, сам Бог Моря. — Как ты быстро его раскусил, — хмыкает где-то возле клетки с птицей Юнги. — Прямо таки сосредоточие умной мысли. — Я отказываюсь комментировать что-либо, — Тэхён макушку двумя пальцами почёсывает, а потом вовсе хватает под локоть призадумавшегося Чимина, таща к трижды за последний час скрипнувшей раздвигающейся створке двери. — Сдаётся мне, толковать о сём никто и не просил, — Мин языком цокает, птичьим пером меж прутьев клетки палец щекоча. Двери затворяются за щебечущим про кимчи с булочками Тэхёном, который намеревается Чимина брать на абордаж очарованием и чем-нибудь съестным. И кто сказал, что бессмертные слуги Бога Моря не должны любить кимчи и тропических птиц? — Быть ли этому рыбаку тем самым спасением? — донельзя серьёзный Хосок извечную россыпь чешуек по плечам прямо на камень пола смахивает. — Линька утомляет, чёрт побери. — Ведаю я только, что ты чертовски ошибся, Хосок, его душе надлежало быть морской птицей, — Юнги взмахом руки гасит у зеркала чудного, запомнившего отражение человеческое, палочки с благовониями, испускающими теперь причудливые дымчатые узоры. — Ему быть серым буревестником, влюблённым в море.