Это всего лишь твоя грязная кровь

      Мэв тонула в потоке чистых ощущений, не омрачённых ни единой докучливой мыслью. Даже когда Далемар прижал её к стене, она не заметила ни давления, ни того, как лопатки стало холодить от соприкосновения со штукатуркой. Да чего уж там, спикировал бы на неё сейчас ревущий дракон — не услышала бы и не бросилась наутёк.              Поцелуй ускорился. Стал более глубоким, страстным. Мэв издала стон, прильнув всем телом к мужу.              Да, именно так: к мужу! Едва она примирилась с этой мыслью, как на душе стало легче и светлее, будто на смену хмурой стуже пришло долгожданное весеннее тепло.              Не сразу Мэв осознала, что делают её руки. Лишь когда Далемар отстранился и хрипло прошептал её имя, она сообразила, что поглаживает ладошкой уже вовсе не его бедро, а член, натянувший ткань ширинки под полами дуплета.              Наверное, это открытие должно было её смутить. Заставить ойкнуть, покраснеть, или стыдливо отвести взгляд. Но нет, вместо этого Мэв прямо посмотрела ему в глаза, чтобы сказать: «Я хочу тебя». Вот только заветные слова застыли на кончике языка, когда она заметила на белке его правого глаза розоватую ломаную линию, напоминавшую вспышку молнии. Мэв готова была поклясться, что минуту назад этой штуки там не было.              — Твой глаз, — хрипловато прошептала она.              — De'nt!              Далемар отступил и прикрыл глаз пальцами. Странноватое марево на мгновение окутало их, а когда он посмотрел на неё вновь, дефект исчез. Но к тому времени Мэв уже вспомнила, что именно туда она и попала чернилами.              — До сих пор не вымылось, — сокрушённо констатировала она, шмыгнув носом. Тут же сквозь возбуждение проступили первые нотки смущения и чувство вины.              — Пройдёт, — бодро уверил Далемар и махнул рукой, словно показывая, что всё это ерунда.              Мэв так не считала. Поджав пылающие от поцелуя губы, она опустила голову. Почти тут же Далемар коснулся её подбородка и приподнял его. Мэв увидела, что он улыбается и в кои-то веки совсем не злобно.              — Ну, не вешай нос, моя жемчужинка. К твоему сведению, это маленькое пятнышко стало веским поводом для повышения моих навыков в искусстве иллюзии. Теперь чары слетают только тогда, когда я ну о-о-очень отвлекусь. Так что нет худа без добра, согласна?              — Ты им хоть видишь? — Мэв шагнула ближе и коснулась его лица, медленно скользнув к глазу, и там почувствовала знакомые покалывания.              — Вижу, — заверил Далемар и, слегка сжав её щеки, поцеловал уже сам. Без языка, легко и почти невинно.              Но и этого Мэв хватило, чтобы вновь начать желать большего. Её руки направились туда, где были, но Далемар перехватил их у пояса, прежде чем юркие пальцы достигли желанной цели. Мэв попыталась высвободиться. Интуиция подсказывала, что ещё немного — и они вдвоём пойдут наверх, чтобы помириться уже по-настоящему. Так, как и положено супругам.              От мыслей об этом низ живота буквально запульсировал. Исхитрившись высвободить из захвата одну кисть, Мэв скользнула пальцами в кармашек дублета, где лишь тонкая ткань подкладки отделяла его затвердевшую плоть от её прикосновений. Но прежде чем достигнуть цели, она наткнулась на что-то мелкое, круглое и холодное. Зацепив мешающую находку, Мэв извлекла на свет жемчужные бусы. Она уже хотела отбросить их и полезть за тем, к чему стремилась на самом деле, но Далемар отошёл. Спустился ещё на пару ступеней, и теперь она не могла до него дотянуться. Мэв шагнула следом, но он снова отпрянул.              — Эй, ну-ка вернись! — запротестовала девушка и разозлённо топнула. Но почти сразу она облизнула губы, всё ещё хранящие вкус его слюны, и сменила тактику. Остановившись, она игриво взмахнула волосами. — Я тут подумала, обед давно прошёл, наверняка уже слишком поздно для всяких там встреч и переговоров. Почему бы вместо этого нам не подняться в спальню и… — Заветные слова буквально встали комом в горле, но Мэв проглотила его. — И не заняться любовью.              С дрожью в голосе, но она сказала это, наблюдая за реакцией Далемара. И та не разочаровала: он ухмыльнулся и пробежал взглядом по её изгибам, прорисовывающимися под зелёным нордским платьем.              «Согласится», — поняла Мэв, ощущая, как жаркие мурашки бегут по коже. Но взор Далемара замер на её руке, и уголки губ резко сползли вниз. Мэв поняла, что он смотрит на жемчуг в её руках.              — Я вовсе не хотела обшаривать твои карманы, — тут же заверила она, протягивая Далемару неожиданную находку. — Возьми. Я сделаю вид, что ничего видела. А надо — удивлюсь так, как будто вижу его в первый раз. — Носком туфли она очертила полукруг на ступеньке, на которой стояла. — Ну, если вдруг ты решишь украсить этим жемчугом… свою жемчужинку.              В том, что это примирительный подарок, Мэв не сомневалась. Неспроста же он сегодня весь день сравнивал её с этой драгоценностью. И хоть Мэв понравилась его аллегория, но на самом деле она желала, чтобы Далемар вернул ей обручальное кольцо, которое не видела с того дня, как они заключили договор. Причём своё Далемар носил не снимая, не без удовольствия отметила Мэв, окинув взглядом его руки.              — Это подделка, Мэв, — произнёс Далемар, и она услышала в его тоне отзвук сухих талморских ноток. — Та самая, которую вчера пытались всучить папаше. Сегодня он попросил меня выкинуть фальшивку в реку, коль иду через мост, но я забыл.              Протянув руку, Далемар взял у неё бусы и тут же убрал их обратно в карман. Мэв смутилась. Мысль, что он может решить, будто она ждёт подарка, обожгла девушку.              — Я вовсе ни на что не намекаю! — выпалила она, краснея. — Не вздумай покупать мне настоящий! Я просто…              За один широкий шаг Далемар вернулся на ступень под ней. И хоть теперь он оказался выше неё, но зато куда ближе. Мэв ощутила запах хвои и свежескошенной травы и, запрокинув голову, приоткрыла губы для поцелуя, но он всего лишь провёл по ним подушечкой пальца, одновременно пожирая её взглядом. Мэв инстинктивно прижалась щекой к его ладони и прикрыла глаза, ожидая поцелуй.              Далемар склонился, но не к губам, а к уху.              — А знаешь, я бы с удовольствием облизал все твои царапинки на бёдрах, — жарко прошептал он, почти касаясь губами кожи. — И я сделаю это. Вечером, если ты повторишь предложение. Но перед тем, как всё случится, остынь и хорошо всё обдумай. Готова ли ты вновь стать моей.              И даже вопреки возбуждению, Мэв поняла, что это предложение весьма здравое. Она ведь и сама хотела остановиться и посмотреть на ситуацию без его дурманящего присутствия.              Обняв мужа за шею, она уткнулась в его плечо, вдохнула любимый запах.              — Сегодня ты открылся мне с новой стороны, — прошептала Мэв. — С той, что пришлась мне по сердцу.              — Я готов меняться, — признал Далемар, положив руки на её талию. — Всё же по моим дурным привычкам можно книгу написать про то, как нельзя. И я уже работаю над их устранением. Например, борюсь со своей паранойей. — Его пальцы скользнули ниже, до бёдер, а тон наполнился урчащими нотками. — Перестал запирать дверь в спальню.              «А сказал он это не просто так, — с усмешкой отметила Мэв. — Это ведь завуалированное приглашение».              — Многообещающее начало, — признала она, потираясь носом об изгиб его шеи и испытывая дивное умиротворение. Но всё же одна вещь Мэв беспокоила: — Скажи, а как ты узнал о царапинах на моих бёдрах?              В ответ Далемар лишь хмыкнул, мягко отстранил её, чтобы она не полетела вниз, а затем отступил.              — Спросишь об этом вечером, — игриво произнёс Далемар, развернулся и начал быстро спускаться по лестнице. Причём на возмущенный оклик Мэв он так и не оглянулся.                     

***

             Мэв успела достать припрятанные тома культа Вермины, когда услышала за спиной деликатное покашливание. Замерев, она досадливо поджала губы.               «Вот и я попалась. Что же, когда-нибудь это всё равно должно было случиться», — сказала себе девушка и повернулась, растягивая губы в улыбке.               — Здравствуй, Маринья. — Мэв прижала книги к груди так, чтобы подруга не смогла прочесть надпись на них.               — О, эта незнакомка меня знает! — преувеличенно театрально провозгласила альтмерка, опираясь плечом о дверной косяк. — Подожди-ка, кажется, я видела тебя когда-то. Очень давно… Не ты ли супруга моего кузена? Да, точно! Но как же тебя зовут? Не могу вспомнить имя… Как же меня угораздило? Ведь за эти дни я написала его на десятке пригласительных писем!               — Прости, столько всего навалилось, — уклончиво оправдалась Мэв, переминаясь с ноги на ногу. Досада на лице Мариньи выглядела искренней. — Да и малыш, наверное, забирает всё твоё внимание.               — Лангро, конечно, беспокойный, но не настолько, — заверила Маринья, а Мэв отметила, что подруга открыто назвала сына орсимерским именем.               Дань памяти его настоящему отцу, поняла Мэв. Она не была уверена, что первой заговорит с подругой на эту деликатную тему. Но и молчать было нельзя, поняла девушка, а то Маринья может подумать, что ей неприятно её видеть.               — Я слышала, ты теперь варишь зелья на дому, — смущённо произнесла Мэв.               — Полагаю, братец Далемар рассказал тебе об этом. — Маринья ей заговорщически подмигнула.               «Интересно, знает ли она про наш разлад?!» — робко спросила сама у себя Мэв. Но тут же качнула головой. Сейчас было тяжело понять, есть ли этот разлад вовсе. Да и вообще, она не желала, чтобы разговор уходил в такое русло. Зато очень хотела спросить у Мариньи про глаз Далемара.               И Мэв огласила этот вопрос. Наверное, излишне взволнованно.               — А я знала, что он соврал, — лукаво улыбнулась Маринья. — Далемар, и вдруг перепутал кошениль с каплями для глаз? О нет! Никогда не поверю!               Стушевавшись, Мэв виновато опустила голову. Маринья вошла в гостиную и, указав на софу, пригласила ту присесть.               Когда они устроились удобнее, Мэв сбивчиво призналась, что это она швырнула в мужа чернильницей. В ответ Маринья успокоила её, заверив, что не всё так уж и плохо: желчь беса помогла и со временем весь пигмент из глаза уйдёт. Да и сам Далемар регулярно приходил к ней за новыми средствами.               Выдохнув с облегчением, Мэв поинтересовалась здоровьем малыша Лангро, и они немного поболтали о детях и всяких мелочах. К концу разговора Маринья полностью оттаяла и придвинулась ближе. Мэв, убрав книги, повернулась и, помявшись, решилась задать главный вопрос:               — Маринья, я хочу спросить у тебя ещё одну вещь. — Она посмотрела на подругу исподлобья. — Личное. Но я хочу, чтобы всё осталось между нами.               — Конфиденциальность всегда была моей сильной стороной, — улыбнулась альтмерка. — Ломаный септим цена тому алхимику, который треплет языком о заказах клиентов.               — Но я не твой клиент, — недоверчиво напомнила Мэв.               — Ты жена моего брата, и потому приходишься мне сестрой. И значишь ты для меня гораздо больше, чем самый щедрый клиент, — серьёзно заявила Маринья, и Мэв благодарно ей улыбнулась. Такие простые, но искренние слова значили для неё очень много. — Я не стану болтать никому, о чём мы с тобой говорим. И меня для этого предупреждать не надо, поверь.               И Мэв поверила. Собравшись с духом, она наполнила грудь воздухом и тихо спросила:               — Скажи, есть способ полностью излечить чахотку?               Мэв настороженно наблюдала за подругой и готовилась к тому, что та может и выставить её, едва услышав о смертельном и потенциально заразном заболевании. Всё же в доме Циаранов жили дети, а Фрида говорила, что для малышей чахотка ещё опаснее, чем для взрослых. Но Маринья явила завидную выдержку и даже в лице не изменилась.               — Я бы сказала, что полное излечение — это воля случая. Как и с любой другой болезнью, тут важна своевременная помощь. — Маринья встретилась с ней взглядом. — Полагаю, по какой-то причине Далемар её не получил. А может, и пренебрегал врачевателями, веря, что такая мелочь, как туберкулёз, альтмера в расцвете лет не сломит. Подобное весьма в духе брата.               «Поняла, о ком я. — Мэв поджала губы и тут же укорила себя. — Может, она знала давно. Одна я, прожив рядом столько времени, почти не задумывалась о природе болезни мужа и её последствиях».               — Маринья, скажи. — Мэв взглянула в глаза подруге и выдохнула. — Насколько всё серьёзно?               Альтмерка пригладила тёмные волосы, собранные в высокий и слегка небрежный пучок.               — Не буду врать, Мэв, брат запретил мне рассказывать кому-либо о его самочувствии, — тихо призналась Маринья. — И я дала слово, что сохраню его секреты в тайне. И как бы ты мне ни нравилась, я не рискну вновь лишиться и того скромного доверия, которое он наконец явил. Не после всего, что мы пережили. Могу лишь сказать, что теперь только и остаётся поддерживать крохи его былого здоровья, дабы избежать рецидива. Покой, хорошая еда, прогулки на свежем воздухе…               Маринья умолкла. Мэв заметила, как она до побеления сжала кулаки и тут же спрятала их в складки светлого домашнего платья.               — Что ещё? — нетерпеливо переспросила Мэв, подаваясь к подруге. Нехорошее чувство, что та скрывает важную информацию, нахлынуло на неё мощной волной. — Маринья, поверь, я смогу о нём позаботиться, но только если буду знать как! Нужно — самолично буду поить его куриным бульоном и кормить мясом. Насильно, если придётся! Я заметила, что Далемар совсем его не ест. А Фрида… Ну, она твоя коллега из Скайрима… Она говорила, что мясо даёт силу для выздоровления!               — Фрида права, — тихо признала Маринья, а потом внимательно посмотрела на Мэв, словно решая, чего та стоит.               Девушка не знала, оценивает ли подруга её готовность идти до конца или что-то иное, но решила доказать свою состоятельность. Она выпрямила спину и посмотрела в глаза Маринье, буквально посылая той мысленное послание: «Скажи мне всё, я не подведу тебя».               — Чахотка — коварная болезнь, — тихо начала Маринья. — Она убивает медленно, но неудержимо. И чем слабее становится заболевший, тем глубже зараза запускает корни в его тело.               Маринья посмотрела в сторону, хрустнула пальцами и заговорила вновь, так и не повернувшись:               — В Чейдинхоле у меня была хорошая знакомая, данмерка. Она и её семья помогли мне встать на ноги, когда я перебралась в этот город. Однажды она загорелась идеей посетить фамильный склеп в Морнхолде, дабы почтить память предков. Моя подруга собрала домочадцев и отбыла на родину. Её предупреждали об опасности. И не напрасно, как оказалось. Слишком близко старая столица располагалась к границе с Аргонией. На обратном пути небольшую группу паломников атаковали ящеры. Воины смогли отбиться, но дорогой ценой. Она вернулась из того путешествия одна. И с того дня чувство вины буквально пожирало её. Она корила себя то в слабости, то в том, что вообще затеяла ту поездку и вовлекла в неё домочадцев. И в этом бесконечном потоке скорби я упустила момент, когда Берри начала принимать бурую плесень.               Мэв нахмурилась. Название вещества было ей незнакомо, и Фрида не говорила о таком. Верно, взглянув на неё искоса, Маринья поняла причину недоумения подруги и пояснила:               — Это смесь лунного сахара и растёртого жмыха из перебродившего винограда, который усиливает эффект. Эта веселящая дрянь довольно быстро вызывает устойчивое привыкание. Особенно если совмещать её с алкоголем. Берри начала с одной дозы за приём, но вскоре перешла на две. Потом на три. Когда и четыре порции плесени перестали приносить ей облегчение, Берри стала пить скуму. Знаешь, что это такое?               Маринья повернулась к ней, и Мэв кивнула. Конечно же, она знала про это наркотическое питьё из лунного сахара. В Скайриме строго преследовали не только тех, кто продавал эту губительную бодягу, но и тех, кто покупал её. Вот только мало кого из скумоманов останавливал этот запрет.               Мэв вспомнила, как в первые дни их пребывания в Рифтене у Иенн начался жар. И тогда девушка отправилась искать алхимическую лавку, чтобы купить вытяжку из пшеницы и голубого горноцвета. Как есть, с малышкой на руках, Мэв спустилась на нижнюю пристань, к воде, но свернула не на том мосту и попала в Район Нищих. Прямиком в скумовый притон. То, что она увидела там, надолго впечаталось в память: потерянные взгляды бедолаг в лохмотьях, их отрешённые лица и пустые фиолетовые бутылочки, зажатые в почерневших пальцах. То, как они, будто потревоженные драугры в гробнице, стали тянуть к ней и дочке руки, сипло моля о милости и хотя бы одном септиме. Некоторые при этом предлагали такие мерзости, что Мэв вылетела из того провонявшего грязными телами, мочой и сыростью тоннеля так, будто за ней гналась настоящая нежить из старых нордских руин.              А ещё была Вуджита — аргонианка, весёлым нравом так не похожая на сварливую Кираву. Она всегда была приветлива, когда приносила рыбу в «Пчелу и жало». Порой Вуджита помогала Мэв её почистить за разговором. Аргонианка интересовалась жизнью в Виндхельме и Данстаре, а в ответ рассказывала Мэв все местные новости. Хвалилась, что сама Драконорождённая в своё время вылечила её от пристрастия к скуме, добыла для неё лечебное зелье. И если Вуджита видела Бриньольфа, то всегда передавала с тем привет для его Миры.              Да только однажды вечером Вуджита пришла в «Пчелу и жало» сама не своя. Сказала, что приболела, и попросила у Мэв денег на зелье исцеления. У Мэв было всего несколько монет, но она одолжила их приятельнице. Ту буквально трясло.              Следующим днём аргонианка не принесла в таверну оговоренную рыбу. А перед закатом её бездыханное тело вытащили из пересохшей сливной канавы. Искорёженное судорогами, перепачканное блевотиной и собственными испражнениями. Алессандра, рифтенская жрица Аркея, осматривая тело, лишь покачала головой и сказала, что Вуджита упилась скумой до смерти.              Уже позже в таверне, подняв за аргонианку поминальную чарку, Бриньольф поведал Мэв, что такова была судьба большинства сорвавшихся после лечения скумоманов. Упивающиеся мнимым облегчением, они беспечно считали, что теперь-то их не проймёт. Один раз сорвавшись, начинали вновь, с удвоенным рвением. Такие, по его словам, буквально не могут остановиться и сжигают себя очень быстро. Порой вот так же, как Вуджита, за один вечер. Услышав разговор о скуме, дружок Стэна — Дрел — с ухмылкой предложил Бриньольфу добавлять несколько капелек этой дряни в «Фалмерский кровяной эликсир», дабы покупатели побыстрее возвращались за новой порцией «чудо-средства». Бриньольф, опустив чарку, так врезал Дрелу, что у того из носа кровь брызнула. И Мэв была согласна с вором: подобные шутки в тот вечер были неуместны.               О да, Мэв прекрасно знала о том, какое зло из себя представляет скума, но не понимала, почему Маринья заговорила об этом, коль они обсуждали чахотку и Далемара.               — Моя подруга быстро опустилась на самое дно, как я ни пыталась её спасти, — продолжила Маринья. — Она отталкивала меня, сбегала, стоило отвернуться, и упорно брела в скумовый притон. Раз за разом. Там она и подхватила туберкулёз. Среди наркоманов эта болезнь лютует особо сильно. Видишь ли, лунный сахар не просто туманит разум и заставляет того, кто к нему пристрастился, деградировать как личность — он разрушает сам их организм. Ослабляет его. Наркоманы, поражённые чахоткой, буквально гниют заживо. Лёгкие разлагаются прямо внутри живых тел и вылетают из горла при кашле не просто каплями крови, а бурыми и зловонными сгустками. Тело покрывается свищами и струпьями. И даже глаза…               Маринья поперхнулась и, прокашлявшись, опустила голову.               — Берри умерла. Буквально сожгла себя, и я ничего не смогла сделать, даже имея все свои познания в алхимии, — глухо созналась она. — Видишь ли, от скумовой зависимости нет надёжного лечения. Можно снять симптомы, убрать ломку, но сама тяга останется. Увы, ни один лекарь не может забраться в голову своего пациента и вырвать оттуда зависимость с корнем. Только несчастный переступает черту, и дороги назад уже практически нет. А путь к этой точке невозврата усыпан лунным сахаром, Мэв. Но несчастные не понимают этого! Приближают погибель с каждой новой дозой, пока не становится слишком поздно.               Маринья сокрушённо замотала головой. И Мэв поняла, что эта история для подруги личная и болезненная. Наверное, с этой несчастной Берри они были очень дружны.               — Мне очень жаль твою подругу и её семью. — Потянувшись, Мэв коснулась руки Мариньи. А перед глазами встало как живое приветливое лицо Вуджиты.               Маринья кивнула, но девушка кончиками пальцев ощутила, что подруга напряжена, будто натянутая до предела тетива.               Мэв вновь увидела искорёженный труп Вуджиты в простом сосновом гробу, Стэна, который вдыхал какие-то мелкие бурые кристаллики, спрятавшись за дверью кладовки в таверне. Бурые кристаллики? В Рифтене у Мэв часто не было ни времени, ни сил, чтобы остановиться и подумать обо всём этом, но сейчас она чувствовала, что должна сделать это. Была ещё одна история.              В тот день Мэв возилась на кухне таверны, готовя порцию пирогов с капустой. Иенн сидела в углу подальше от печи и хрустела спелым жёлтым яблоком, которым её снабдил всё тот же Бриньольф. Мэв и не поняла, что произошло, когда услышала возню. Она обернулась и увидела, как влетевший на кухню Бриньольф волочит за шиворот Дрела на улицу. Увидев дрожащие губы дочки, Мэв подлетела к ней, и малышка поведала, что Дрел хотел угостить её бурой круглой конфеткой, а рыжий дядя утащил его. Наспех успокоив девочку, Мэв выбежала на улицу. В это время к потасовке Дрела и Бриньольфа уже спешил Стэн. Он подал знак страже держаться подальше и сам растащил дерущихся. На вопрос, что случилось, Дрел, трусливо прятавшийся за спиной у Стэна, поведал, что всего лишь хотел угостить малышку сахарком. Бриньольф же указал пальцем на избитого босмера и грубо рыкнул, что запихает грязный сахар тому в зад. Мэв же… вспомнив, что конфета была тёмной, по наивности решила, что обычный свекольный сахар и правда испачкался у босмера в кармане, а вор просто воспользовался случаем, чтобы в очередной раз подраться с раздражающим его Дрелом.               «Угостить сахарком… Бурым сахарком. А ведь в тот раз Дрел вполне мог дать Иенн наркотик!»              Мэв вздрогнула, когда поняла, от чего в тот раз Бриньольф спас Иенн.              «Дрел…»              Сжав пальцы, Мэв представила, как шпигует проклятого засранца стрелами! Раз за разом… Вот только отсюда она не могла достать подонка!               — Мэв?               Не сразу девушка поняла, что сдавливает не что-то абстрактное, а запястье Мариньи. Сообразив, она тут же убрала руку.               — Прости, — выпалила она. — Забылась. Вспомнила кое-что из прошлого.              Мэв замялась, но ненадолго.              — Маринья, скажи, а на что похожа эта бурая плесень? Она на чём-то растёт?               — Нет, — тихо ответила подруга. — Плесенью её называют за специфический привкус перебродившего жмыха. Обычно сахар и перетёртый жмых скатывают в маленькие твёрдые шарики, похожие на конфеты. В Империи вещество вне закона, но наказание за его распространение и потребление не в пример скуме — мягкое. Хотя… оно даже более коварное, так как подсевшие на него не воспринимают свою зависимость всерьёз…               «Шарики? Бурые шарики…»              От потрясения Мэв ощутила, как горло стянул спазм. Звук голоса подруги замолкал, пока в ушах не зазвенела тишина колодца чувств. А ведь казалось… проклятые приступы остались позади. Мэв возблагодарила Дибеллу за то, что отпустила руку Мариньи, ведь сейчас она бы и не смогла разжать её, даже приложив всю волю для этого. Озарение вспышкой наполнило сознание девушки: она же видела эти проклятые шарики! Буквально сегодня! Новое лекарство Далемара, от которого он становился таким весёлым и так охотно рассыпал шуточки… Головоломка медленно собиралась по частям, являя картину целиком: блеск его глаз, который она находила нездоровым. Это ведь просто расширенные зрачки, отражающие отблеск свечей или солнца. Точно! Фрида же говорила, что такое случается, если больному дать больше положенного настойки белладонны или любого другого обезболивающего. Наркотика. У тех бедолаг из Района Нищих тоже были такие же взгляды: зрачок почти перекрывал радужку.               Мэв раз за разом повторяла себе, что Далемар, который так любит себя, почти не пьёт вина, не ест мясо, следит за собой… не может он травиться подобной дрянью! Но мысль, порождённая словами Мариньи, вновь и вновь звучала в голове.              «Мой муж пристрастился к лунному сахару», — поняла Мэв, хоть в это и было трудно поверить.              Далемар же не чужд лекарского искусства и должен понимать, что наркотик только усугубляет его болезнь. Да и был бы он зависимым, она бы заметила. У него были бы ломки на том острове! И позже, когда они ехали из Скайрима в Имперский город, он ведь всегда был у неё на виду, но Мэв не замечала ни блеска, ни приступов неуместного веселья, ни самих проклятых шариков! Далемар начал принимать их в этом городе… Как лекарство, усмиряющее вспышки «дурного настроения».               Приступ немного ослабил хватку на её горле, и Мэв смогла дышать. Она тут же коснулась шрама на шее, потирая пальцами грубоватый рубец.               «А вдруг это и правда лекарство? Если Далемар и принимает лунный сахар то… может, он безопасный?!» — начала уверять саму себя Мэв.              Перед теми «последними» гуляньями Брит купила ей снадобье от зачатья на лунном сахаре, и с ней ничего же не произошло, когда она его выпила! Да и тот торговец-каджит утверждал, что сахар в зелье очищен. Мэв вспомнила и опыт ухода за ранеными в лагере Братьев Бури: не всякий дурман приносит вред, если использовать его с умом. Вот та же белладонна и вытяжка мака широко применялись как обезболивающее! Даже Фрида давала ей слабую маковую настойку, когда у неё болела голова по утрам.               — Мэв, с тобой всё в порядке? — На сей раз уже Маринья прикоснулась к ней.               — Да, — спохватилась Мэв и посмотрела на подругу.               И тут же её посетила новая догадка: Маринья всё знает. Неспроста же она завела этот разговор про лунный сахар. Мэв уже открыла рот, чтобы спросить у Мариньи обо всём прямо, но тут же закрыла его, вспомнив, что ещё сказала подруга: она пообещала Далемару сохранить его тайны. И возможно, Маринья уже сказала больше, чем Далемар ей простит!              Подумав, Мэв твёрдо решила, что не сдаст Маринью. Однажды она уже обожглась, предав доверие каджитки Онари, и извлекла из этого горький урок: Далемар был безжалостен к тем, кто «распускает язык».              — Ну и чего ты поникла? — Маринья сама коснулась её руки и ободряюще похлопала по ней. — Чахотку крайне трудно излечить полностью, но можно погасить все симптомы и жить очень долго. У Далемара есть его магия и мои зелья. А ещё у него есть ты — любящая и заботливая жена, которая проследит, чтобы он пил бульон и ел мясо. Говядина и баранина подойдут лучше всего, к слову. А ещё дичь: барсуки, сурки, даже белки и… как это не парадоксально, собаки. Да, не кривись. Мне самой неприятно, но средство верное. Охотники продают уже освежёванные тушки дичи в Торговом районе. Можно отварить или зажарить. А ещё полезнее для Далемара будет приём жира. В том числе медвежьего, учти это при составлении его рациона.              Мэв запомнила совет Мариньи и кивнула. Поведя плечами, она велела себе воспрять духом. Но почти тут же задалась вопросом: имела ли она теперь право прерывать их брак с Далемаром? Ведь перед взором Мары она поклялась оставаться с мужем в печали и радости. И она хотела этого! Сегодня в его объятиях она ясно это поняла. Вот только…               Дверь из малой гостиной распахнулась, и оттуда смеясь вылетело четыре мальчика-альтмера. Мэв повернулась, ожидая увидеть и Иенн, но дочери в их компании не было. Не замечая взрослых, дети начали отнимать друг у друга нечто похожее на цветную палочку. Причём так ретиво, что потасовка грозила разнести всю мебель.               — Дорион, Касельмо, — окликнула сыновей Маринья, и два мальчика с тёмными, как у матери, волосами повернулись к ним.               Двое других, постарше, тоже перестали баловаться и спрятали за спину предмет спора.               «Кто они такие?» — изумилась Мэв и тихонько задала этот вопрос Маринье. Подруга склонилась к ней.               — Это сыновья Карамонтьера и Доринеллы. Мама предложила подруге приглашать мальчиков к нам, пока их родители заняты. У их отца какие-то проблемы, как я поняла.               «Подпольные бои», — вспомнила Мэв разговор Далемара и Эльвени, который ненароком подслушала в оранжерее.               Утихомирив пыл, мальчишки покинули их. А Мэв вспомнила, что и ей тоже пора уже вести Иенн в особняк свёкра. Она попрощалась с Мариньей, не обмолвившись и словом о своих догадках относительно злополучной бурой плесени. Время, чтобы всё обдумать и принять решение, у неё ещё было. До ужина Далемар в особняк точно не вернётся.               В малой гостиной Иенн сидела в сторонке одна и со скучающим видом играла с куклой. Увидев мать, девочка обрадовалась и с писком бросилась в её объятия.                     

***

                    По дороге Мэв спросила Иенн, играет ли она с мальчиками, но девочка неожиданно рассудительно и даже по-отцовски суховато ответила, что она слишком маленькая для этого. И теперь, увидев воочию сыновей Мариньи и Доринеллы, Мэв поняла, что это правда. Похоже, им было неинтересно возиться с двухлетней малышкой.              — Хочу играть с Замшиком, Слюнявкой и Эшем, — насупившись, произнесла Иенн. — Они не убегают от меня.              Мэв утешающе погладила её теплую ладошку, а второй рукой плотнее прижала к телу злополучные книги.              

***

             Мэв уселась за стол в кабинете Далемара и тут же ощутила себя малышкой на взрослом стуле. Ноги не касались пола, и Мэв стала мотать ими, нервно посматривая на даэдрический лук, который муж нарочно положил на видное место по центру столешницы. Иногда ей казалось, что по тёмному металлу пробегают сполохи магического огня. Протянув руку, она и правда ощутила тепло и мурашки.              Вот только спустилась она сюда не только за трофеем. Ни в каком другом месте в особняке она не нашла нужных для её цели вещей.              Остыв и обдумав всё ещё раз по дороге, Мэв осознала, что должна всё твёрдо для себя решить. Ведь от этого зависела не только её жизнь, но и судьба Иенн. И если она сейчас останется, то не должна колебаться и сомневаться в том, что это был осознанный выбор.              Мэв оглянулась на незанавешенные окна. До ужина ещё оставалось несколько часов, а значит, риск, что Далемар её застанет за этим занятием, был ничтожно мал: сейчас он «занимался политикой».              Выдохнув, Мэв открыла ящик стола и вытащила оттуда стопку писчей бумаги. Придвинула чернильницу и, решительно достав перо, расчертила верхний лист ровной линией по центру. «Остаться» — обозначила она одну часть и, помедлив, пометила вторую словом «Уйти».              Смочив кончик пера в чернилах, Мэв без колебаний написала: «Я люблю его» под «Остаться». В этом она не сомневалась, как и в том, что «Иенн его тоже любит, ей нужен отец». Следующий довод тоже был непререкаем: «Он любит Иенн».              Мэв замерла. Другие причины показались мелкими, но, подумав, она написала и их: «Может насмешить», «Многое знает и с ним приятно говорить», «Может не быть засранцем, если постарается».              С улыбкой вспомнив их прогулку по Портовому району и то, как Далемар помог Казиру, Мэв уверенно и довольно размашисто написала: «Он и правда старается стать лучше».              Поколебавшись и поняв, что, кроме неё этот лист всё равно никто не увидит, Мэв добавила: «С ним мне хорошо в постели». Потом, выдохнув, мелко нацарапала под последним пунктом: «Отлично целуется». И ещё более мелко: «Красивый. Особенно ноги хороши». Но на том, как она ни старалась придумать ещё аргументов, веские пункты и закончились.              Смочив перо, она без колебаний написала первый довод и под «Уйти»: единственное слово «Врёт». Поставив размашистую кляксу, которую Далемар называл восклицательным знаком, Мэв пояснила: «Делает это даже тогда, когда можно сказать правду». Прикусив губу, Мэв выдохнула и написала: «Может изменять мне с Оливин», «Повязан с Талмором», «Возможно, зависим от лунного сахара». А после мелкими буковками усердно она вывела целый список из того, что бесило её в Далемаре: «Дотошный до ужаса. Ратует за порядок до фанатичности. Любит поучать и поправлять. Трогает мои вещи без дозволения. Мнителен. Любит доискиваться и следить, контролировать. Мелочен. Порой жаден. Видит вечно всё самое плохое в окружающих. Верит в плохое. Манипулятор. Притворщик. Мстителен и злопамятен. Не любит нордов. Раздражителен. Постоянно меняется настроение. Часто не знаю, что от него ждать. Может быть опасен. Может причинить боль».              Мэв отложила исписанный наполовину лист, начертила линию на новом и продолжила перечислять недостатки мужа. Остановилась она лишь на третьем листе, в конце жирно выведя: «Возможно, тайно презирает меня, но притворяется, что любит. Я не могу ему верить. Не могу!»              Посмотрев на список, Мэв выдохнула. Казалось бы, выбор был очевиден: она должна уйти. Без веры нет и будущего — эту цитату она почерпнула из книги того же Далемара. И список наглядно показал, что именно лживость мужа оказалась основной препоной на пути того, чтобы она сама начала доверять ему.              Мэв посмотрела на сиротливые строчки в пользу «Остаться». Импульсивно схватила перо и вывела: «Возможно, он любит меня по-настоящему».              Вновь обмакнув перо в чернила, Мэв написала на чистом листе:              «Если я уйду и заберу Иенн, он ведь может совсем отчаяться и сорваться? Начать пить скуму?»              И этот довод был обоснован. Когда они шли к Казиру, Далемар прямо сказал, что ради неё и дочери ступил на этот путь, а теперь теряет. Образ Далемара, покрытого кровоточащими ранами… Далемара с потухшим взглядом скумомана предстал перед ней. Вот этого она точно не желала!              «Если я уйду, — написала она под прошлой строчкой, — а с ним что-то случится, то я себя никогда не прощу».              Точку она поставила с таким размахом, что за малым не продавила бумагу под листом, на котором писала. Поставив перо в чернильницу, Мэв ещё раз внимательно прочла написанное. В списке, который она составила, было что-то неправильное, а может, не хватало чего-то важного. Но она не могла понять, чего именно, и это злило.              Мэв закрыла глаза, медленно задышала, успокаиваясь.              Уйти — значит отступить. И может статься, что в их ситуации это не трусость, а лишь разумный манёвр. Ведь многие полководцы сдавали бой, но в итоге выигрывали войну. Мэв много таких историй слышала! Она… Она может просто отбросить всё и начать новую жизнь. Будет трудно, но время лечит всё. Далемар же не безвинная овечка, которой нужен пастушок. Мэв прикрыла глаза, с горечью понимая, что это истинная правда. Её муж — настоящий волк, который при желании с пугающей лёгкостью облачается в овечью шкуру. Он бывший эмиссар, дознаватель, убийца. Под всеми своими покровами и действиями сомнительных лекарств он жесток. И к ней порой в том числе.              Мэв вспомнила отчима. Была ли она счастлива в детстве, наблюдая, как мать медленно гибнет в тени пьющего мужа-тирана? Если Далемар и правда зависим, то Иенн станет свидетелем похожей трансформации. А потом вырастет и станет искать кого-то похожего на отца, чтобы повторить участь своей матери? Не зря ведь говорят, что злая судьба родителей повторяется у детей. Мэв даже в страшном сне не могла пожелать дочери подобного.              Уйти! Но, Мара, как же горько ей было даже думать об этом!              Пальцы скомкали исписанные листы. Мэв прикоснулась к вискам, в которых, как бешеная, колотилась кровь. Холодные и тактические рассуждения сковывали всё её существо, обжигали изнутри настоящей мукой.              С другой стороны, остаться — значило продолжить бой. Вступить в самый скверный вид сражения, когда не видишь противника, а лишь наносишь удары по вязкому и непроницаемому туману из скрытности, лжи и недоверия. Не жалея себя, вновь и вновь поднимать оружие, рисковать Иенн и не знать, что ждёт их семью там, за этой пеленой. Награда или погибель? Идти за огоньком надежды, который может манить её в болото или в мёртвую чащу. Что может быть более безответственным и глупым?              Но Далемар не Торг: он любит Иенн и никогда не станет забирать детство у дочери. В это Мэв верила. И если она не пойдёт за огоньком надежды… Если развернётся и бросит его, то до конца жизни будет жалеть об этом. Проклинать себя за малодушие и низость. Размышлять, а как могло бы быть, если бы она выстояла? Не отступила бы от любви? Если Далемар умрёт, а она будет просто стоять в стороне, то просто возненавидит саму себя.              — Я остаюсь. — Произнеся это вслух, Мэв почувствовала облегчение.              И она не жалела о выборе. Совсем. Наверное, Мэв приняла его ещё до того, как засела за список. А всё это… лишь способ примирить сердце и разум.              Скомкав исписанные листы, Мэв сунула их в карман, а чистые убрала обратно в ящик. Отодвинула чернильницу на место, встала со стула и взяла в руки лук. Оперевшись о стол, она дала себе обещание поговорить с мужем сегодня. Не о проклятущих шариках: конечно, тогда Далемар сразу поймёт, что на верную мысль её навела Маринья. Просто о… Да о чём угодно, скамп подери! О том, что не заставит его закрыться и взирать на неё холодно и отчуждённо. Главное — вернуть и укрепить доверие, и тогда он может сам всё рассказать. Как прежде.              

***

             Остаток вечера для Мэв прошёл в тягостном ожидании. В особняке Далемар появился только к середине ужина. Молча вошёл в столовую, сел напротив, одарив Мэв только приветственным кивком. Вопреки обыкновению, Далемар односложно ответил на вопросы Лариникано и Эльвени о причинах задержки, и те, не сговариваясь, оставили сына в покое. Мэв тоже сочла за благо промолчать.              Вместо этого, отложив вилку, девушка с изумлением рассматривала его новый наряд. Если тот, который он надел утром, казался простым, то этот, наоборот, слишком уж вычурным для Далемара. Приталенный сюртук из золотой парчи, расшитой традиционными эльфийскими линиями, скорее подошёл бы Лестеро. Как и кипенно-белые манжеты, пышной волной торчащие из узких рукавов. Лариникано в последнее время носил похожий костюм, добавляя ещё отложной воротник. А ещё Мэв часто видела подобные одежды на других мужчинах, которых встречала на улицах Мартин Плаза. Вычурно разодетые, они олицетворяли пышным видом такое чуждое норду понятие, как мода. Теперь муж выглядел так же, и Мэв с удивлением поняла, что ей это почему-то не нравится.              Она присмотрелась внимательнее и отметила, что сейчас Далемар не был так уж бледен. Сокрыл цвет лица иллюзией? А может, нанёс тот золотистый порошок, которым раньше маскировал болезненный оттенок кожи?              Но гораздо сильнее её тревожило то, что Далемар упорно не смотрел на неё саму. И это в то самое время, когда она не отводила от него взора.              Сглотнув, Мэв пребывала в смешанных чувствах. Уходя, Далемар уверил, что если вечером она решит вернуть их браку статус настоящего, то он будет рад. А теперь и глаза поднять не мог. Как будто… не хотел её даже видеть?              Она ещё раз окинула мужа взглядом. Вряд ли в этом… «павлиньем» обличье он мог проводить какие-то политические встречи. Тогда… А вдруг он посетил так какой-нибудь сомнительный притон, о котором рассказывала Маринья? Да, в Рифтене скумовый притон напоминал помойку, но здесь, в Имперском городе, всё могло быть иначе.              «Хватит, — тут же одёрнула себя Мэв, до хруста сжав кулаки под столом. — Не хватало накрутить себя вновь и запустить привычную карусель. Просто спрошу прямо и всё. А если начнёт врать, то я почувствую».              Заглушив вопли сомнений, Мэв ждала конца ужина. Но едва слуги принесли вазы с фруктами, как Далемар, вручив яблоко Иенн, подхватил девочку на руки и молча понёс наверх.              Мэв пришлось выскочить из-за стола и устремиться следом.              «Вот уж воистину, что предсказать его поступки сложно», — с досадой подумала Мэв, когда нагнала мужа на лестнице. Без всякой видимой на то причины Далемар, как назло, решил пройтись по многим пунктам из её сегодняшнего списка. Причём по той его части, которую возглавляло отвергнутое слово «Уйти».              Не успокоило Мэв и то, что за то время, пока они вместе укладывали Иенн, Далемар ухитрился не встретиться с женой взглядом. При Иенн она не стала доискиваться до истины, но тогда Мэв посетила тревожная мысль, что ему уже известно про её догадки о зависимости от лунного сахара.              «Быть может, пряча взгляд, он скрывает расширенные зрачки и этот нездоровый блеск?»              Когда они покинули детскую, Мэв преградила мужу дорогу и, обхватив ладонями лицо, насильно заставила его встреться взглядом.              — Да успокойся, девочка, всё с моим глазом нормально. Ещё пара процедур — и пигмент выйдет полностью, — заверил Далемар, навесив на губы улыбку, казавшуюся такой искренней, что Мэв тут же распознала в этом фальшь. — Просто необходимо время. Нужно делать перерывы, чтобы ткани успели восстановиться.              — Покажи, — велела Мэв.              — Девочка моя, за несколько часов там ничего не поменялось, — начал заверять её Далемар, но Мэв приподнялась на цыпочки и коснулась его глазных впадин. Кончиками пальцев она ощутила слабые покалывания и от досады едва не прикусила губы. Иллюзия лежала на обоих глазах, а это значило, что Далемар скрывал не только розовое пятно, но и зрачки.              Он тут же отстранился, задрав голову выше. Коснувшись её запястий, убрал руки от лица. У Мэв возникло противное чувство, что ему неприятно само её прикосновение, но, вспомнив разговор с Мариньей, Мэв вновь загнала сомнения и обиды поглубже и, убрав руки, с улыбкой предложила:              — Поговорим?              Далемар скосил на неё взгляд, и Мэв в очередной раз различила на его лице тень обречённости. Почти тут же он растянул губы в улыбке, слишком игривой, чтобы можно было поверить в её искренность.              — Лишь поговорим? — Далемар ленивым жестом убрал локон ей за ухо и помассировал мочку. Пышные манжеты защекотали нос и отчего-то дыхнули на неё запахом розы.              — Да. — Для убедительности Мэв кивнула, чуть удаляя лицо, чтобы ненароком не чихнуть.              Далемар издал разочарованный вздох, но опять излишне театральный.              Смотря на него, Мэв осознала, что, если она сейчас предложит ему пойти в кровать вместе, муж несомненно примет предложение, вот только… она догадалась, что именно сегодня его это не порадует. Ведь он не хочет секса, пребывая в дурном настроении. Что-то неприятное точно произошло за то время, которое он провёл вне дома.              — Я подумала, что нам, наверное, не стоит торопиться, — произнесла она, но потом вспомнила, что нужно быть более искренней и открытой. Ведь только так она сможет достучаться до него через эту маску. — Да и ты выглядишь… так… словно не в настроении, но не хочешь мне этого показать.              — Тебе кажется, — заверил Далемар. И опять сделал это слишком быстро и нарочито убедительно.              Его пальцы коснулись её щеки, погладили кожу, прошлись от скулы к губам, но замерли в последний момент. Он посмотрел на свою руку так, будто заметил на ней какую-то грязь, хотя Мэв ничего такого не увидела.              — Но если хочешь, можем просто поговорить, — тут же произнёс он, убирая кисть от её лица. — Только перед этим я бы хотел переодеться, освежиться и написать пару писем, если ты не против. А после встретимся.              — Не против, — Мэв улыбнулась.              — У тебя или у меня?              От его слов живот Мэв предательски напрягся. Причём так сильно, что она едва сдержала вздох.              — У меня.              — Отлично, я приду.              

***

             Мэв мерила спальню шагами, попутно подавляя в голове рой непрошеных мыслей и ворох мрачных теорий. С замиранием сердца она ожидала того момента, когда дверь отворится и Далемар придёт к ней.              Остановившись, Мэв взглянула на кровать и чертыхнулась. Стоило выбрать для разговора иное место, не напоминавшее о другой неотъемлемой части супружества, которая не относилась к доверительным беседам. Сейчас это было не к месту. Мэв хотела в первую очередь расставить всё по местам и выяснить причины странного поведения мужа, а не идти с ним сразу в постель.              Мэв сменила платье на сорочку. Довольно закрытую, длинную и свободную. С приближением зимы даже Сиродильские ночи начинали веять прохладой. Сегодня перед ужином Навари растопила камин не только в детской, но и в её спальне.              Подойдя к тлеющим углям, Мэв швырнула на них скомканные бумажки с доводами «за» и «против» сохранения их брака. Когда записи вспыхнули и сгорели, оставив после себя лишь пепел, Мэв вздохнула свободнее. Не хватало, чтобы Далемар ненароком как-то доискался до её претензий и решил, что она остаётся из жалости к нему.              Вздохнув и обхватив плечи руками, Мэв вновь прошлась по комнате.              «Я испытываю вовсе не жалость, — уверила она саму себя. — Это сострадание к тому, кого я люблю. И когда он придёт, то я покажу ему лишь любовь и готовность идти дальше вместе».              Остановившись перед зеркалом, Мэв взглянула на отражение и поняла, что не может распознать: она больше взволнована или напугана. Схватив щётку с полочки перед рамой, она прошлась ей по распущенным волосам. Но, поняв, что такой вид может натолкнуть Далемара на мысль, что она всё же его соблазняет, быстро заплела косу. Поискав взглядом ленту, вспомнила, что убрала их все в прикроватный столик, просто чтобы муж не сверлил взглядом то, что, по его мнению, лежало не на своём месте. Прошагав к ящикам, она дёрнула ручку и тут же чертыхнулась, выпустив волосы. Под комом лент лежали злополучные книги культистов. Спешно наводя порядок, она не удосужилась спрятать их получше.              А ведь Далемар предостерёг её и велел не лезть в то, в чём она не смыслит. И совет этот звучал разумно. Мэв понимала, что теперь, когда они вместе, ей придётся ему об этом рассказать. Но если именно сегодня Далемар узнает про Вермину и новую опасность, то всё прочее тут же отойдёт на второй план. Она взвалит на него новый груз, а он увеличит дозу лунного сахара, чтобы справиться и с этим. Ну уж нет. Они обсудят это позже. Когда-нибудь.              Быстро подбежав к двери, Мэв щёлкнула ключом в замке. Затем вернулась к столику, достала книги и, оглядываясь, стала думать, куда лучше перепрятать ношу.              Она могла бы оставить их и в ящике, но вдруг Далемару внезапно захочется залезть и туда? Предсказать его поступки было сложно, а её личные границы муж всё ещё не признавал. Покрутившись на месте, Мэв решила припрятать их по старинке под перину. И что бы Далемар ни творил, не вставать с этого места.              Она шагнула к кровати и уже склонилась, как меньшая из книг выскользнула из рук. Упав на ковёр, она распахнулась. Замерев, Мэв невольно прочла заголовок, выведенный над текстом алыми чернилами: «Мы — сноходцы, не рабы Вермины».              Мэв сглотнула.              «Мы? Значит, эту книгу написал такой же сноходец, как и я? И более того… не раб Вермины! А значит… он знает способ, как избежать пагубной связи с даэдра!»              Спрятав вторую, толстую книгу в лиловой обложке под перину, она склонилась к упавшей и подняла её.              «Мы — сноходцы, не рабы Вермины», — прочла она вновь и, оглянувшись на дверь, вновь вернулась к будоражащему заголовку.              «Если и прочту её… Это всего лишь книга! Не сам ли Далемар утверждал, что информация — это самый грозный клинок. И его можно развернуть против Вермины. Быть может, ответ на один из важнейших вопросов лежит сейчас у моих ног, а я отвергаю его из страха».              Закрыв глаза, Мэв вспомнила призрак Брит, привидевшийся ей средь бела дня.              «Может, то был морок и последствие бессонной ночи. Но вот то, что я видела тогда в лесу, точно было правдой. Далемар сам подтвердил это».              Усевшись на кровать, Мэв пододвинула свечу ближе и, глубоко вздохнув, приступила к чтению. Дверь была закрыта, и Мэв решила, что, когда Далемар придёт, она просто спрячет книгу и впустит его.              Взгляд побежал по мелким рукописным строчкам:              Нас, сноходцев, несведущие часто отождествляют с тёмной силой, которую называют Верминой, но утверждение это неверно по своей сути. Не Плетельщица Снов даёт нам возможность ходить за гранью реальности, эта сила течёт в нашей крови с самого рождения. Передаётся как дар от родителя к ребёнку из века в век.              Наша жизнь покрыта тайной. Мы — сила, которую жаждут и которую боятся. Для сноходца нет границ времени и пространства, как во сне нет разделения на настоящее и прошлое. Для сноходца нет тайн, ведь во сне нам открыты секреты любой души, к которой мы прикасаемся. Для нас нет запертых дверей, ведь мир снов многомерен и нет преграды, которую мы не могли бы обойти.              Всё, что нужно одарённому, — видеть верный путь. А для этого надобен свет, который разгонит мрак и отпугнёт тех, кто жаждет овладеть нашими способностями, хочет подчинить их себе.              Веримина, Тёмная Госпожа — первая охотница за душами тех, кто ступил на тропу грёз. Она льстиво обещает одарённым свой свет, но взамен требует вечное служение. Её путь прост, но он ведёт в Трясину. В её Царство, с которого так же трудно выбраться, как и из топкого болота.              Последователи Тёмной Госпожи, не наделённые особой кровью, жаждут наших сил. Они изобретают ритуалы и зелья, в которые добавляют частицы сути своей Хозяйки. Но их путь короток, а расплата жестока. Их участь — нести тьму Вермины в души других. Распространять кошмары и питать ими Госпожу. Будто рабочие пчёлы, они вскармливают свою королеву и гибнут, погружаясь на дно Трясины.              Наша же сила несёт великое благо. Сноходцы — лекари незримого. Мы видим чужие воспоминания, лишь пожелав того. Мы можем изменять их так, как того захотим. Мы можем излечить страждущих душою, забирать их печали и тоску. В наших силах избавить других от пагубных привязанностей и зависимостей. В наших силах вселить в человека любую идею и изменить его изначальную цель.              Мы, сноходцы, грозная сила, и потому гонимы и презираемы. Если ты, мой друг, такой же, как и я, знай: неодарённые тебя не примут, узнав суть. Зависть и страх обратят друзей и возлюбленных во злейших врагов. Потому в неведении и тайне наше спасение. И в истинном свете, который несёт каждый из нас.              Пока горит огонь, сноходец властвует над миром грёз. Ходит в нём так же уверенно, как и по земле. Без страха и сомнений.              Все ответы сокрыты в том мире, путь в который открыт лишь избранному. И я расскажу, как овладеть своим даром, мой друг. Приходи.              С трепетом Мэв прочла ещё раз последний абзац, а потом и ту строчку, в которой говорилось об излечении от зависимостей.              «Значит, мой дар способен нести и добро, — подумала Мэв. — Нужно лишь научиться. Найти правильный путь и этот загадочный свет».              Она вспомнила сферу, которой даэдра соблазняла её в видениях. Вермина заверяла, что она её мать, но автор книги утверждал, что лживая Госпожа Кошмаров лишь охотница на избранных. И то, что Вермину способен отпугнуть некий «свет»! В видениях нечто подобное наполняло тело Мэв. И тогда даэдра не смела приблизиться, пока тот не ослабевал.              «Я не видела тебя, пока ты не засияла», — вспомнила Мэв слова демоницы, принявшей облик Майры.              «Значит, этот спасительный свет есть во мне самой? Я уже… несу его!»              Догадка будоражила, но Мэв нужно было убедиться во всём. Она перевернула страницу и едва не взвыла от отчаяния, осознав, что та была чистой. И следующая тоже. И так вплоть до последней. Но, судя по тому, как автор заканчивал своё повествование, должен был быть ещё том, повествующий уже о том самом свете и о том, как им пользоваться. Или хотя бы о том, куда ей нужно прийти! И Мэв были нужны эти знания! Для того, чтобы уберечься от даэдра, и ради помощи Далемару.              Мэв коснулась горла и подумала:              «А что, если я… смогу понять причину терзаний Далемара? Так ведь мне будет куда проще помочь ему! Я могу найти в его разуме то, что толкает Далемара к зависимости и, возможно, даже к ярости… Может, я могу найти и забрать это? Тогда ведь ему и не понадобится проклятый лунный сахар. Готова ли я рискнуть? Выйти на путь, зная лишь половину маршрута? Сноходец утверждал, что все ответы лежат за гранью».              Посмотрев на почти прогоревшую свечу, Мэв полезла под перину и достала второй том, открыла его и едва не выронила из рук. Автор этой книги явно был другим. На первой же странице была нарисована загадочная пентаграмма. На следующем листе её ждало то же самое. И ещё. Вставки из текста были написаны на языке, который она не знала.              Но Мэв уже видела прежде эти острые закорючки. В Бруме точно такие же символы покрывали деактивированные врата, которые ей показывал Далемар. Язык Обливиона. И муж мог на нём читать. А вот сама Мэв с особой кровью такую способность не получила.              Стук заставил её вздрогнуть и посмотреть на дверь. Сердце опять забилось быстрее. Она перевела взгляд на том в своих руках.              «А может, проще показать Далемару эту книгу? Рассказать всё? Сегодня он не наказал меня за участие в состязаниях на Арене. Ведь я не знала тогда, на что согласилась. Здесь почти то же самое! Пока я не попала под действие тех его чар…. пока не погрузилась в… тонкие измерения, Вермина не охотилась за мной. И коль так, то, быть может, Далемар простит мне и вторжение в собственный разум? Ведь я не владела собой в тот раз. Да и не видела я ничего такого. Его любовь к Даналии и её измена? Карантилар со своим омерзительным предложением? Да, это заденет его гордость. Поэтому я просто не упомяну про них и всё! Скажу лишь про те обрывки, которые не имели никакого смысла: про старика с посохом, про крыс и черепа со змеями. Про лес, испивающий из меня силы. А лучше расскажу ему про собственные видения. Признаюсь, что на самом деле он был прав про отчима. Далемар ведь любит, когда его догадки подтверждаются».              Мэв коснулась шеи. Стало страшно. Всё же душа Далемара оставалась во многом для неё потёмками. Но он был её мужем. А ещё магом и смыслил во всём этом… оккультизме куда больше неё.              Мэв вновь осмотрела пентаграмму на раскрытой странице. Она была похожа на руны, которые Далемар так любил накладывать на стены и пол. А ещё эта штука напоминала ту фигуру, которую он нарисовал солью, чтобы очистить место убийства Арино. И ведь помогло! Неприкаянная душа того альтмера в особняке так и не появилась.              Стук повторился. Нужно было срочно что-то решать.              «Сейчас он подумает, что я заснула и уйдёт. Или хуже того — применит радужные чары и увидит, что я просто не впускаю его».              Спрятав книги под перину, Мэв быстро подбежала к двери и, провернув ключ, распахнула её. И как раз вовремя: судя по приподнятой руке, Далемар только что применил чары или только планировал сделать это.              — Прости, я призадумалась, — выпалила Мэв, поднимая взгляд, и тут же поняла причину его задержки: волосы Далемара ещё были мокрыми. Он явно пришёл к ней из купален, где отмывал не только «дурное настроение», но и золотистый порошок с лица. Кожа вернула нездоровую бледность, и от этого казалось, что даже его скулы стали острее, а тени под глазами глубже. Впрочем, все мысли тут же покинули голову, едва Мэв узрела на правом белке ломаную розовую линию.              «Значит, убрал и иллюзию, — поняла она, всматриваясь в зрачки, но те вроде бы выглядели обычно. — Быть может, если бы свет был ярче…»              — А у меня совсем свеча прогорела, пока ждала тебя. — Мэв скромно улыбнулась.              Вздохнув, Далемар создал светящийся шар, влетевший в спальню, и Мэв убедилась: глаза и правда выглядели нормально. С облегчением она отступила, впуская мужа.              Приглашением Далемар воспользовался.              — Начала запираться? — недовольно заметил он. — Едва я начал избавляться от этой привычки, как ты взяла её на вооружение.              — Случайно вышло, — выпалила Мэв. — Но раз ты борешься, то я тоже… э-э-э озабочусь.              Ввернув любимое словечко Далемара, Мэв улыбнулась. И больше не из-за шутки, а оттого что была рада видеть его так близко и наедине. Но Далемар её настроения не разделял. Он развернулся и медленно огляделся вокруг, словно высматривая повод для замечания.              — Да навела я порядок, навела, — игриво проворчала Мэв, закрывая дверь. — Не придерёшься.              — Если захочу придраться, то найду к чему, — сухо произнёс Далемар, скрестив руки на груди, и это пригасило все огоньки веселья в душе Мэв.              Утайкой прикусив губу, Мэв убедилась, что дурное настроение мужа никуда не делось, только притворство смылось вместе с краской. Мэв подошла к кровати и устроилась у изголовья, а затем робко указала гостю на изножье. Без каких-либо колебаний Далемар сел на предложенное место.              Мэв осмотрела мужа с головы до пят: простая рубаха и кальсоны дополнились белым баньяном, который он тут же запахнул, словно завернувшись в кокон, и вновь сцепил руки на груди.              «Замёрз, наверное. А может, тоже не хочет… казаться соблазнительным», — подумала Мэв, теребя в пальцах растрепавшийся кончик косы. Она отказалась от мысли откровенничать с мужем про Вермину, пока он в таком настроении.              Прокашлявшись, Мэв повесила на губы «улыбку Киравы» и спросила:              — Как себя чувствуешь?              — Жить буду, — ответил Далемар, упорно смотря куда-то поверх её головы.              — Кто или что уже испортило тебе настроение? — участливо спросила Мэв. Она решила не показывать, как её задела сухость и отстранённость его тона и взгляда.              — Я не хочу говорить об этом, — ответил он, и Мэв нахмурилась.              Спальня погрузилась в тишину, но ненадолго.              — Тебе не кажется, что недомолвки и довели наш брак до такого состояния? — с улыбкой поинтересовались Мэв.              В ответ Далемар лишь искривил губы и промолчал. Но Мэв твёрдо решила не поддаваться его манипуляциям.              — Я понимаю, что и сама грешу этим, но ты опытнее меня, мог бы и подать пример, как нужно себя вести. Утром я видела, что ты вполне способен на это, — похвалила его она. — Мне кажется, это лучший способ показать, что ты и правда хочешь изменить всё. Я вот точно желаю вывести наши отношения из этого тупика. Но для этого нам обоим нужно двигаться навстречу друг другу.              Взор Далемара оставался отсутствующим, а поза напряжённой. Мэв поняла, что раньше бы расстроилась и решила, что ему просто безразличны её слова, но теперь она так не думала. Было бы ему всё равно — он бы просто не пришёл, пересилив себя.              — Я обдумала всё, как ты и просил: я готова остаться с тобой, — произнесла она без колебаний.              — Регулярное чтение определённо пошло тебе на пользу, — тут же произнёс Далемар, не сводя взгляда с пейзажа над изголовьем кровати. — Если бы не немного невнятное произношение длинных слов, я бы и не догадался о том, что ещё полгода назад ты расписывалась тремя корявенькими буковками. Сейчас твой почерк вполне читаем.              — Далемар, вот зачем ты пытаешься меня задеть? — терпеливо спросила Мэв, поняв, что не испытывает и проблеска злости… Так как и правда общалась с ребёнком. И, к удивлению, такой приземлённый взгляд на супруга дал неожиданный результат: едва она представила, что говорит не со взрослым мужчиной, а с обиженным мальчишкой, как многое встало на свои места. — Не уходи от ответа, Далемар, — продолжила Мэв. — Ты сказал, что готов меняться. Я тоже хочу вновь стать более искренней с тобой. Конкордат между собой мы уже заключили, так, может, добавим к нему новый пункт? Давай говорить друг другу только правду. Какой бы она ни была. Ты же не раз утверждал, что доверяешь мне, а я… Я буду учиться верить тебе.              Ответом ей послужила судорога, стянувшая его щёки и прорисовавшая скулы ещё чётче.              Мэв вспомнила, как отчим учил её проверять заготовку для лука перед натяжением тетивы: «Чувствуешь вместо упругости твёрдость? Не дави, просто дай дереву немного просохнуть, а потом аккуратно сними ещё слой».              Посматривая на мужа, Мэв поняла ещё одну простую истину: убедить в чём-то Далемара под силу только самому Далемару, а значит, следовало отступить и дать ему время осознать сказанное. Принять это.              — Сегодня я встречалась с Мариньей и видела её сыновей. — Мэв сменила тему на ту, которая не должна была его злить. — Дорион и Касельмо оказались куда взрослее, чем я думала. А ещё в доме Циаранов гостят дети Доринеллы. Мальчики играют между собой, а Иенн грустит одна.              Мэв помялась, но продолжила хоть и нейтральную, но щекотливую тему:              — Я знаю, пригласить в особняк детей Эдга и Навари не удастся, но, может, ты что-нибудь придумаешь? Наша дочь до сих пор помнит своих друзей. Сегодня она сказала, что они не убегали от неё, и знаешь…              Ком встал в горле. Произнести самую горькую догадку про то, что маленькие альтмеры просто не желают играть с нечистокровной, Мэв не смогла. Быть может, она лишь накручивает себя и виной стала разница в возрасте.              — Хорошо, я подумаю над этим. — По тому, как прозвучал его голос, Мэв, осознала, что уловка подействовала и Далемар немного расслабился, когда понял, что она не собирается на него давить.              Встретившись с ним взглядом, Мэв опять улыбнулась, но лицо Далемара сохранило каменное выражение.              — Маринья назвала сына Лангро, знаешь? — продолжила она как ни в чём не бывало. Мэв решила, что другая отвлечённая тема точно разрядит обстановку.              — Решила посплетничать со мной о сестрице? — Холодный тон Далемара не обнадёживал, но Мэв кивнула.              — Почему бы и нет? Ты не хочешь говорить о том, как прошёл твой день. Ну вот я и рассказываю про свой. Но, если не хочешь, можем поговорить о чём-то другом.              — Отца этого ребёнка звали Лан гро Торн, — отчеканил Далемар, не сводя с жены тяжёлого взгляда. — Он был наёмником с туманным прошлым, но в Чейдинхоле вступил в Гильдию Бойцов. Однажды он пришёл забрать заказ их мастера из лавки Мариньи и приглянулся сестрице. Завертелась интрижка. Сначала обычная, с простым и ничем не обязывающим трахом на складе с ингредиентами. Но вскоре из этого стало вырастать что-то серьёзное. И мужа Мариньи это не порадовало. Потому он собрал некоторую сумму, заплатил бандитам и любовника сестрицы убили во время рядовой зачистки разбойничьего лагеря.              Мэв невольно коснулась шрама на шее.              — Маринья знает?              — Я ей не докладывал. — Далемар перевёл взгляд на её шею, и Мэв тут же прикрыла шрам косой. — Но, учитывая, что после Энкамар попытался избавиться от бастарда, порождённого этой связью, сопоставить одно и другое несложно. Да и история с недостоверными сведениями о численности противников в той миссии наделала шума в Чейдинхоле. Это случилось ещё до отъезда Мариньи.              — Но почему муж просто не развёлся с ней после измены? — спросила Мэв. Для неё такой выход казался куда более очевидным, чем убийства и покушения. Особенно на невинного ребёнка. — Ведь в Сиродиле расторгнуть брак проще, чем в Скайриме, как я поняла.              — Проще, — подтвердил Далемар. — Но ему не был выгоден развод. Помнишь, я говорил, что её муж никогда не нёс достатка в дом?              Мэв кивнула.              — Я выяснил, что их брак изначально был договорным. — Далемар сделал пас рукой, наконец расцепив их. Мэв сочла это добрым знаком. — Сестрицу донимали слухи о неприличном поведении, мешавшие торговле. Энкамару для исследований нужны были деньги, которые вдоволь водились у самой известной алхимички в городе. Весьма практичное решение для обоих, но вскоре что-то пошло не так и она забеременела.              — Может, не от него? — Мысль, что подруга могла полюбить того, кто пошёл на детоубийство и найм бандитов, Мэв была неприятна.              — Ну точно не от своей тогдашней пассии, — уверенно возразил Далемар. — Однополый секс к зачатию не приводит, если ты не знала.              Смутившись, Мэв покраснела и посмотрела на собственные пальцы, перебиравшие конец полураспустившейся косы. Как всегда, Далемар вызнал самые скандальные подробности. Она скосила на мужа взгляд, но не увидела никаких проявлений чувств.              — Да и археолог, по слухам, блистал, как начищенный септим. Сестрицына подружка же с досады укатила в Морровинд, — продолжил Далемар, смотря туда же, куда и она мгновение назад: на её руки. Он замолчал и беззвучно усмехнулся. — А потом этот дурак совершил самую скверную ошибку в договорном союзе: влюбился в сестрицу. И судя по тому, что через два года появился ещё один ребёнок, она тоже не оставалась безучастной. Но ничто не длится вечно. Прошло шесть лет, и их почти моногамную идиллию нарушил грубый мужлан. Ещё и так явно, что над Энкамаром стали посмеиваться соседи. Итог был закономерен.              — Можно подумать, что ты сочувствуешь этому отравителю. — Мэв нахохлилась.              — «Сочувствую»? — Кажется, Далемар искренне не понял жену, его усмешка стала более гротескной. — Нет, с чего бы. Но должен признать, что я понимаю мотивы его поступка. Когда женщина, которую по наивности почитаешь только своей, наглядно доказывает, что это не так, это… больно.              «Даналия…» — поняла Мэв, и в этот самый миг Далемар открыто посмотрел ей в глаза.              — Ты хочешь, чтобы я говорил тебе исключительно правду? — спросил он серьёзно.              Мэв кивнула.               — Ну так вот, даже если распрекрасная Оливин Индомарин или кто-либо ещё раздвинет передо мной ноги, я не приму предложения. Причём не из-за отсутствия возбуждения. То, что нельзя желать иных, когда влюблён в избранницу, — это чушь, придуманная дураками вроде Лестеро. Тех, кто если и трахался, то максимум с кем-то одним или просто пару раз в своей жизни. — Далемар довольно неприятно ухмыльнулся. — Неприглядная правда такова, что искушение приходит даже тогда, когда искренне влюблён в свою жену. Но контролировать низменные порывы — прерогатива разумного создания. И я точно не хочу, чтобы из-за меня ты испытала боль от предательства. Она воистину отвратительна и проедает всё изнутри похуже иного яда.              Далемар поднял взгляд к потолку.              — О, несомненно я пожалею о своей откровенности, но ты должна знать: я не перейду черту. Иногда обстоятельства требуют от меня поступать так, как мне и самому противно, но иного выхода я не вижу.              Мэв и не поняла, как проклятая коробочка с шариками оказалась у Далемара в руках. Может, в баньяне был внутренний кармашек? Когда хлопнула крышка, девушка подалась вперёд, чтобы остановить его, но не успела. Шарики хрустнули на зубах раньше, чем она перехватила его руки. Сколько было пилюль, Мэв не поняла, но точно больше одной.              — Не надо! — импульсивно воскликнула она, становясь на перину коленями; потянув Далемара, заставила склониться и прижала его голову к своей груди. — Не принимай больше эту дрянь! Не нужно оно! Ты и без этого можешь держаться и не впадать в ярость. Я знаю!              Далемар не отстранился, но и не обнял её в ответ, как Мэв того хотела. Сглотнув непрожёванные шарики, он дохнул теплом в ложбинку между её грудей.              — Почему же сразу дрянь? Обычное лекарство.              — Мне не по душе, каким ты становишься после его приёма. — Голос задрожал, но Мэв ничего не могла с собой поделать. — Глаза блестят, как у безумца, и… это не ты, любимый!              — А раньше говорила, что тебе нравится. — Его усмешка заставила её сердце сжаться от боли, ведь Мэв вспомнила, как, бывало, просила его принять «новое лекарство». Была бы у неё такая возможность — она бы вернулась в то время и отвесила самой себе пару весомых оплеух. — Я же становлюсь… легче и веселее.              — Вот только полюбила я тебя настоящего. Тяжёлого и часто мрачного. — Пальцы Мэв нежно прошлись по его влажным волосам. — Нам это не нужно, Далемар. На острове ты ведь не принимал никакие лекарства…              — И всадил клинок тебе под рёбра, — сурово напомнил Далемар. — Просто потому что злился на самого себя за влечение к низкому, как я тогда считал, созданию.              — Ну а позже, когда мы ехали из Скайрима, ты ведь…              — Вспылил из-за простой провокации и бросил тебя раненую в лесу. А потом едва не прибил у реки.              — Я выстрелила первой. А ты ответил… так, как привык.              — И кто из нас сейчас оправдывает мерзавца за низкий поступок? — В его тоне появились первые шутливые нотки.              «Чёртова бурая плесень подействовала», — поняла Мэв, но её это не порадовало.              — Я и правда был готов убить тебя тогда, — продолжил Далемар, не двигаясь. — Утратил контроль. Почти так же, как и со змеёй Рунилой. Если бы Иенн не закричала… Я бы жалел потом, но какой от этого прок? Вернуть тебе настоящую жизнь не смогло бы ни одно из известных мне заклятий.              — Сколько раз тебе повторять… дурень, — выдохнула просторечное бранное слово Мэв и замерла, но не уловила у Далемара и малейшего напряжения. — Для меня ты не мерзавец! Да и с той стычкой… обошлось же, слава Маре!              — Как и с той лавиной, которую я бездумно спустил, поддавшись злобе?              — Так, а ну перестань заниматься самоедством! От меня заразился? — Мэв попыталась заглянуть ему в глаза, но Далемар упорно отказывался поднимать голову. Сдавшись, Мэв сильнее прижала его к себе. Навесив на губы улыбку, она постаралась придать тону игривости. — И вообще, Далемар, если хочешь расслабиться, у тебя есть законная жена, готовая исполнить свой долг. Ты говорил, что это помогает.              — Помогает, — признал он. — Но что делать, если меня выбесит папаша в конторе, Калинус в совете или кто-то прочий из шайки моих недоброжелателей?              — Иди ко мне, я всегда дома, — произнесла Мэв, убирая волосы ему за ухо.              — Если учесть, с каким постоянством я злюсь, у меня всё время будет уходить на секс и на дорогу туда-обратно. Вот только на саму работу его не останется. — Далемар потёрся щекой о её грудь, задев соски, и только тогда Мэв поняла, что они уже затвердели. — Признавайся, это Калинус подсказал тебе такой коварный план по моей, кхм, деактивации?              — Когда он пытался меня завербовать, то действовал грубее, — созналась Мэв, удивившись, как легко это удалось. Далемар и на это не отреагировал, хотя, несомненно, услышал. — Он думал, что я с тобой живу из страха. Заверял, что если Талмор шантажирует меня благополучием Иенн, то он и его друзья гарантируют нам защиту. Но я послала легата по известному любому норду направлению. И всё равно он, кажется, так и не поверил, что между нами всё по-настоящему.              «По-настоящему» — это слово сорвалось с губ выдохом, больше похожим на стон. Мэв оглянулась на подушки.              «И почему мы должны не спешить? Я ведь уже всё решила. Отказывая мужу в близости, я не делаю лучше ни себе, ни ему».              Отстранившись, Мэв решительно толкнула Далемара на перину и забралась сверху. Склонилась к лицу, поцеловала, он ответил, хоть и не особо пылко. Но Мэв не стала думать о том, насколько это для него… «принудительно». Далемар много раз говорил ей, что если не хочет её компании или близости, то скажет напрямую об этом.              Распахнув баньян, Мэв скомкала его рубаху, задрала её и запустила руки под ткань. Погладила кожу, осторожно минуя пальцами шрамы. Прошлась по рёбрам, отметив, что они выступали сильнее, чем она помнила. Далемар определённо похудел за эти дни.              — Смотри-ка, подшучивал надо мной про драугров, гремящих костями, а сам-то! — начала она, отрываясь от губ и покрывая лёгкими, быстрыми поцелуями его подбородок. — Знаешь, одной из основных обязанностей образцовой нордской жены является стряпанье для мужа. И поверь, мешать мамонтовый сыр и снежные ягоды, как тот имперец из «Смеющейся крысы», я не стану.              Далемар хмыкнул.              — Откуда узнала?              — Поменьше с Оливиной болтай про свои «славные» свершения. — Прервав поцелуй, Мэв приподнялась, чтобы взглянуть ему в глаза.              Упоминание имени эльфийки не оставило Далемара бесстрастным, но, скорее, это было раздражение. Причём довольно яркое. И Мэв это понравилось. Пройдясь пальцем по его соску, она улыбнулась.              — Так что заранее смирись с тем, что я буду готовить тебе сама. Я умею, между прочим. В «Пчеле и жале» не только полы драила, чтобы ты знал. Кирава на меня ещё и кухню свалила, но никто не жаловался. Наоборот, хвалили и просили добавки. А до этого мы с Дигли нанимались готовить на всех свадьбах в Данстаре. И на поминках тоже.              — Обнадёживает, — признал Далемар. — Особенно что на поминках. Немного сушёных мухоморов и лютого гриба в подливку — и траурное мероприятие мигом станет куда веселее.              — Бешенство нападёт, — догадалась Мэв, и брови Далемара изумлённо поползли вверх. — Меня Фрида свойствам местных растений учила.              Он улыбнулся. И Мэв определённо понравилось, что уголки его рта приподнялись. Она погладила его пресс.              — Ну да хватит просто болтать. Я тут решила, что это скучно. А когда ты вот так лежишь в моей постели, то и вовсе невозможно.              Усевшись пониже, Мэв нащупала пальцами завязки на его кальсонах. Руки предательски задрожали от волнения. А может, нетерпения? Слабые спазмы запустили знакомую пульсацию внизу живота. Высунув язык от усердия, Мэв отчаянно боролась с узлом, который в спешке затянула, а не распустила. Ничего не получалось, и она вспомнила о лежащих в комоде ножницах. Мэв уже хотела попросить разрешения на порчу одежды у Далемара, но, взглянув выше, замерла. Совершенно безучастно Далемар смотрел на полог кровати.              Мэв стало не по себе. Оставив попытки побороть узел, она слезла с мужа и легла рядом.              — Что не так, любимый? — Смотря на его профиль, Мэв ощутила, как желание уступало место колкой тревоге. — Не молчи, пожалуйста. Что случилось?              — Мэв, я не сорвусь, если ты уйдёшь, — ответил Далемар тихо, но чётко. — И ты не несёшь ответственности за то, что я сам с собой сделал. За мою жизнь, за моё здоровье. Ни за что.              — К чему ты говоришь это сейчас?              Мэв всматривалась в его лицо, но мимика оставалась неподвижной. И всё же она знала, что под этой коркой льда сейчас бушует шторм.              — Нужно же говорить правду? — спросил Далемар, коснувшись пальцами лба и отбросив тень на лицо. — Как же это противно. Но в Обливион. Ладно… Когда ты излагала на бумаге доводы за то, чтобы уйти от меня или остаться, то излишне сильно давила на перо, и на тех листах, что остались снизу, можно было многое прочесть. Особенно чётко то, что ты написала последним. И да, я не был бы собой, если бы удержался и не проверил, что ты там делала, когда заметил вмятины.              Открыв рот, Мэв буквально выдавила из себя стон отчаяния.              — Глупости я написала, — спешно произнесла она, подаваясь вперёд, чтобы покрыть лицо Далемара поцелуями. Но он увернулся и сел. Скрестил руки на груди и сгорбился, показывая даже не обиду… скорее, нежелание принимать от неё ласку. — На самом деле я так не думаю!              — Мэв, мы же заключили договорённость не врать друг другу, — глухо напомнил он.              — Ну вот, а у меня основная претензия и была к твоему вранью! Около него всё и вертелось. Ну а раз мы всё с этим решили, то и причин тех больше нет, — выпалила Мэв, осознав причину его холодности. — Я решила остаться с тобой, потому что люблю, всем сердцем. Это правда!              — Я знаю. Сочетанием наивной влюблённости и жалости манипулировать легче всего, — продолжил Далемар. — Пусть это недостойно и мерзко, но очень эффективно. В процессе, конечно, ощущаешь себя куском дерьма, но это довольно привычное для меня состояние.              Услышав щелчок, Мэв бросилась вперёд и, навалившись ему на спину, буквально рявкнула:              — А ну хватит! Сейчас же отдай мне эти чёртовы шарики! Немедленно!              Она потянулась к его рукам, но заметила, что коробочка закрыта. Замерев, Мэв сглотнула. Далемар лёгким движением пальца вновь щёлкнул крышечкой.              — Ты знаешь, что это такое. — Голос прозвучал «по-талморски», и внутри Мэв всё обвалилось. — Сегодня ты виделась с Мариньей. Что ж, сестрица весьма предсказуема, хоть и недальновидна.              — Да не говорила она мне ничего! — отчаянно крикнула Мэв. — Я сама догадалась! Вспомнила, как Дрел пытался дать такую же дрянь Иенн.              — «Дрел»? Тот засранец с эльфийским луком?              — Да, его тогда Бриньольф оттащил! А я подумала, просто конфета… Но она была бурой и круглой. Я вспомнила про это и поняла, почему у тебя так глаза блестят, когда ты эту дрянь принимаешь.              Далемар молчал, и Мэв чувствовала, что муж ей не верит. Перед глазами пронеслось, как Маринья смотрит на неё с осуждением и разочарованием, а потом разворачивается и уходит. Этого Мэв допустить не могла.              — Далемар, я же в Рифтене жила и с ворами общалась! Да тот же Стэн утайкой вечно что-то нюхал, а потом смеялся как сумасшедший. И Фрида, она мне рассказывала…              — Мэв, я прекрасно понимаю, что прямо Маринья ничего тебе не сказала. Для такого она достаточно хитра. — Словно услышав её, Далемар изменил манеру речи на более глухую и уставшую. — Но вот подтолкнуть тебя в верном направлении весьма в её духе.              Перестав его трясти, Мэв опустила голову. Отрицать очевидное было бесполезно. Она попалась, как дура, и теперь Маринья поплатится за это.              Не удержавшись, Мэв шмыгнула носом.              — Ладно, успокойся. — Далемар вновь хлопнул крышкой. — Сестрица не узнает этот наш маленький секрет, не переживай. Не в моих интересах рушить её доверие к тебе. Ну и коль у нас сегодня парад правды, то я знал, что она это сделает. Не думал, что так скоро, но даже лучше, что ты узнала и этот факт обо мне именно сейчас. До того, как всё завертелось вновь.              Мэв замерла: ни тон, ни то, что он этим тоном говорил ей, категорически не нравилось. А Далемар продолжал:              — Да, я зависим. Давно уже. С начала службы. Бросал несколько раз, потом срывался опять. Говорят, что бывших наркоманов не бывает, и это правда. Хотя это, — он тряхнул коробочкой, — даже не полноценная дурь, так… баловство одно. Маринья сильно сгущает краски.              Мэв тут же вспомнила слова Мариньи о том, что зависимые от плесени не воспринимают своё пристрастие всерьёз. Слова Далемара служили тому ярким доказательством.              — А что не баловство? Скума?              — Это тоже было. — Далемар сгорбился сильнее. — Вот только от скумы у меня полностью сносит голову, так что не переживай, до неё не дойдёт. А бурая плесень и правда как лекарство для меня. Чуть более вредное, чем микстуры, притупляющие скорость реакции, но не мешает думать. Сейчас мне это необходимо.              Далемар сделал паузу, но потом продолжил, уже более энергично и уверенно:              — Когда получу чёртово кресло и уберусь из-под папашиной крыши, то опять завяжу. Не переживай, это я тоже вполне контролирую.              Мэв печально вздохнула.              — Мой отчим тоже постоянно утверждал, что в силах бросить выпивку, едва того захочет, — глухо отозвалась Мэв, уткнувшись лбом в плечо Далемара. — Но он так никогда этого и не захотел. Так что говори правду не только мне, но и самому себе, Далемар.              — Правдой для меня является то, во что я верю, — отозвался он. — Раз сказал — значит сделаю. Но не сейчас, а когда отпадёт надобность.              Мэв буквально впилась пальцами в его предплечья. О, сколько же раз она слышала похожие слова из уст отчима! Сколько слёз впитала подушка матери! Она не хотела повторять судьбу Майры, но само провидение толкало её к отчаянию.              — Мэв, перестань драматизировать. В своё время я ухитрился со скумой завязать, причём продолжая нести службу. — Далемар сел ровнее и закинул ногу за ногу. — Бросить плесень куда проще. Поломает меня неделю-две, потом отпустит. Обычное дело. После переизбрания сенаторам как раз столько времени и дают на передачу дел преемнику. Управлюсь со всей вознёй за пару дней, запрусь с ящиком зелий интоксикации и выйду уже чистым.              — Далемар, знаешь, в Рифтене я познакомилась с одной аргонианкой. Её звали Вуджита, и она тоже «излечилась» от скумовой зависимости. А потом сорвалась и упилась ею до смерти! За один вечер!              Её замечание Далемар никак не прокомментировал.              Повисла тишина. Прижавшись к мужу, Мэв не отстранялась и не шевелилась, будто боясь спугнуть его малейшим движением. На душе было тяжело и довольно гадко. Сделанного не воротишь, но сейчас Мэв так жалела о составленном списке! О том, что не проверила оттиск написанного на чистых листах. Поняв, что обсуждать с ней зависимость он не станет, Мэв вновь сменила тему.              — Скажи, ты… Ты передумал делать наш брак вновь… настоящим? — выдохнула Мэв. И сжавшись, стала ждать ответа.              — Дать тебе свободу от меня? О нет, жена, я не достаточно благороден для подобного. Но спешить переходить к физическому сближению нам, пожалуй, не стоит. — Он наконец убрал коробочку во внутренний карман баньяна. — Если ты захотела правды, то постараюсь дать тебе то, что смогу. Быть может, узрев, какой я на самом деле, ты и сама решишь уйти. И уже без излишней идеализации, влюблённости и вытекающих отсюда иллюзий.              Мэв сочла за благо промолчать и не перечить. И всё же ей очень сильно хотелось возразить и опять покрыть его лицо поцелуями. Словно предвидя такой исход, Далемар поднялся с постели. Встав в любимую стойку, он заложил руки за спину.              — И насчёт недомолвок: прости, но до определённого времени тебе придётся смириться с тем, что я не буду говорить о работе, своих успехах и неудачах. И я не думаю, будто ты умышленно всё разболтаешь. Я знаю, что даже если ты уйдёшь, — Мэв почувствовала укол под грудью, — то не выдашь ни моё происхождение, ни мою причастность к Талмору. Ты умеешь хранить определённые секреты, Мэв, но при этом очень плохо контролируешь своё поведение. И яркий тому пример — то, как ты выдала передо мной Маринью.              Мэв скривилась. Далемар это заметил.              — Да, правда — довольно горькая штука, но с этим нужно смириться, — довольно сухо уведомил он. — Если я выложу перед тобой весь расклад, то подвергну свой план угрозе, а я заплатил за него дорогую цену и поставил на кон всё, что имею. Я не могу так облажаться. Один неосторожный взгляд, слово… Ты и сама не заметишь, как совершишь ошибку. Так же, как сегодня со списком.              Далемар замолчал, качнул головой.              — На сегодня откровений достаточно.              Оглянувшись, он шагнул к комоду, открыл его и достал из нижнего ящика целую свечу. Фитиль Далемар поджёг магическим пламенем. Подогрев дно свечки им же, поставил на место прогоревшей. Потом пожелал Мэв спокойной ночи и ушёл.              Едва дверь за его спиной закрылась, как магический свет погас, погрузив Мэв в полумрак. Она долго сидела на краю постели, обнимая себя и осознавая, что вновь попала в тупик. А может быть, и не выходила из него? Она хотела получить книги и разгадать тайны Вермины, но те дали лишь туманные ответы. Что тревожило её больше — угроза от даэдра или зависимость мужа? Первая напасть казалась всеобъемлющей, а вторая… просто неотвратимой. И всё же если бы на кону стояла его жизнь взамен угрозе Вермины, то она выбрала бы Далемара. Даже с риском для себя. Ведь если ступила на путь борьбы, то отступать уже поздно.              Мэв упала на кровать, на то самое место, где только что лежал её муж, посмотрела на купол балдахина. Всё пережитое раз за разом проносилось перед глазами. Вуджита, смеющаяся и радующаяся жизни, а потом исхудалая и дрожащая. А ведь Далемар тоже похудел! Вдруг он уже перешёл на скуму? Или сделает это уже завтра? Ведь препоны, которые строит Калинус и компания, так давят на него. Он постоянно злится, сам признал. И потом… Он ведь болен! Начнёт гнить заживо, как данмерка Берри, и никто не сможет остановить этот процесс! Ведь даже Маринья — самая прославленная алхимичка Чейдинхола — ничего не смогла сделать для подруги!              Мэв вскочила с постели и стала вновь мерить шагами комнату. Как она может помочь Далемару? Не делать ничего? Просто смотреть, как он погружается во тьму? Или самой рискнуть и шагнуть туда?              «Мы можем излечить страждущих душою, забирать их печали и тоску. В наших силах избавить других от пагубных привязанностей и зависимостей».              Сноходцы — лекари незримого. И нужен лишь свет, который есть у каждого одарённого, вспомнила Мэв. Если ступать медленно и тихо, то Вермина может и не заметить её. А если и случится, что даэдра поджидает её, то она сбежит. Прежде, в том же Рифтене, в Данстаре, ей удавалось это. Главное — мчаться вперёд и не оглядываться на шум чужого дыхания.              Её силы исходят не от Вермины — это главное.              Мэв остановилась перед зеркалом и посмотрела на себя. Встревоженная и бледная, она и сама напоминала призрака в этой широкой ночной сорочке. И всё же… она сделает это. Потому что если промедлит… Если утром Далемар не спустится к завтраку или вообще не придёт к ужину, если умрёт, исчезнет, то она никогда не простит себя!              Сжав кулаки. Мэв прошагала к двери и закрыла её, немного провернув ключ. Вряд ли даэдра могла остановить такая препона, но покидать тело было спокойнее, зная о его сохранности.              Вынув книгу о сноходцах из-под перины, Мэв прочла её ещё раз. И ещё, словно стараясь запомнить каждое слово. Достав из комода зелье от сновидений, Мэв долго на него смотрела. Но в конце отставила, так и не выпив.              Не задувая свечу, Мэв опустилась на подушку. Автор книги, которую она прижимала к груди, утверждал, что все ответы сокрыты за гранью. Равно как и вся её сила. Выбрав путь сражения, Мэв вновь вступала в бой.