— Вам снятся кошмары? — Любому солдату снятся кошмары. — Нет, только тому, кто стыдится совершённых им поступков.
Последний самурай.
_____________________________________________
Мэв понуро брела во тьме, не разбирая пути и не зная, куда именно хочет попасть. Увиденное оставило неизгладимый след в её душе, и теперь в груди было так тяжело и больно, будто вместо иллюзорного сердца туда зашили горячий камень. Осуждала ли она Далемара за то, что он не попытался спасти несчастную Чана-Лу? Нет. Далемар был мальчишкой в то время, у него не было и шанса победить двух состоявшихся магов. Мэв своими глазами видела, с какой скоростью и с каким мастерством Леланд свалил ученика болевыми чарами. А позже эта Кагори едва не задушила его той же магией. Далемар бы не справился с ними обоими, это точно. Ведь даже позже, уже будучи талморским юстициаром, он проиграл противостояние своему учителю на той нордской стоянке и едва не поплатился за это жизнью. Сильнее прижав том сновидца к груди, Мэв попыталась представить: решилась бы она сама вступить в бой, даже не надеясь на победу? Ответ был очевиден: да, она бы бросилась на них. Ведь настоящий норд не должен избегать схватки. Народная мудрость, которую Мэв буквально впитала с материнским молоком, гласила, что все воины делятся на храбрецов, почётно пирующих в Совнгарде, и трусов, которым и остаётся лишь стыдливо рассказывать истории о чужих подвигах. Выжить в славной битве для северянина было едва ли не постыдно. Но Далемар был не нордом, а альтмером, и уж выживать-то он точно умел. Мэв это знала, потому решила, что не имеет права судить мужа за то, как он это делал. Качнув головой, Мэв напомнила себе, зачем пришла сюда: узреть истинную причину пристрастия Далемара к лунному сахару и излечить его от этой тяги, так как это умели лишь сноходцы. Наверняка… узрев корень проблемы, она изыщет способ очистить душу и ум мужа. Но сейчас… на самом деле ей больше всего хотелось просто найти и утешить его. Мэв чувствовала, что он в этом нуждается. Взглянув на запястье, она пошла за нитью. Слабое свечение, исходящее из рук, явило алую дверь так внезапно, что, затормозив, Мэв опешила. С этим неведомым нечто, представшим в виде кровавой створки, она могла взаимодействовать как с обычным деревом и металлом: дотрагиваться и открывать, но ощущение от прикосновения к нему было жутким. Будто она дотрагивалась не до вещи, а до неведомой исполинской твари, такой же холоднокровной, как змея. Протянув руку, Мэв пожелала оказаться рядом с Далемаром. Кисть обдало ледяным дуновением, и дверь открылась. Помещение, в котором она оказалась, было ей хорошо знакомо. Оно и правда почти не изменилось за сорок лет. Это был кабинет её мужа. Из нового, а точнее, из старого добавился только сундук в центре комнаты, перед которым Далемар и сидел, сгорбившись и скрестив ноги. Держа в руках книгу с говорящим названием «О некромантии», он неспешно вырывал из неё станицы и монотонно поджигал их магией. Один лист за другим обращались в пепел, и так пока он не спалил весь том вместе с обложкой. Закончив, Далемар взял стоящую около себя бутылку с вином и сделал глоток. Усевшись рядом, Мэв вгляделась в его ничего не выражающее лицо. Она уже догадалась, куда перенеслась: в тот самый день, когда Далемар устроил пожар в особняке отца. Теперь-то она понимала истинную причину того поступка: возможно, именно тогда, после произошедшего с Чана-Лой, он осознал истинную цену знаний, которыми с ним делился Леланд. Муж ведь и сам сказал ей про это, когда они только ехали в Имперский город. Поведал с горечью, стыдливо прикрыв лицо. И тогда Мэв решила, что он жалеет об убийстве учителя, но на деле же всё оказалось куда сложнее. Те давние события, похоже, терзали Далемара до сих пор. Протянув руку, Мэв попыталась коснуться его плеча, но безуспешно: она всё ещё оставалась призраком. — Ты не виноват, любимый, — произнесла Мэв, когда Далемар отставил бутылку и вернулся к уничтожению… улик своей причастности к некромантии. Перебрав аккуратную стопочку книг в сундуке, он извлёк на свет очередной том, на чёрной обложке которого краснел оттиск руки скелета. «Луна Чёрного Червя» — прочла Мэв витиеватые руны. Та самая книга, что «погубила» несчастную Чана-Лу. Далемар сжал её так, будто это была глотка проклятущего Леланда. Руки окутало зелёное пламя, охватив и книгу. С тихим треском кожаная обложка лопнула от жара. Страницы обращались в прах одна за другой и падали на пол дымящейся серой трухой. Но Далемар так и не ослабил хватки, вцепившись в проклятый томик изо всех сил. — Грёбаное ничтожество, — прошипел он, рыжея. Запах палёной плоти донёсся до нюха Мэв, и она увидела, как его кисти покрываются волдырями. Рукава мантии тоже начали тлеть, но Далемар всё не разжимал пальцев. — Хватит, родной! — взмолилась Мэв, бессильно пытаясь выхватить пылающую книгу. Ничего не вышло: иллюзорная кожа ощущала призрачное тепло, но руки прошли насквозь. Далемар отбросил на пол обугленный остаток тома, только когда на кистях не осталось живого места. Пошатываясь встал и попытался было взять бутылку, но обожжённые до мяса пальцы его не послушались и не смогли сомкнуться вокруг горлышка. Рыкнув от досады, он пнул сундук ногой так сильно, что перевернул его. Книги с разноцветными обложками рассыпались по всему полу. Ещё один пинок по дну сундука, и Мэв отчётливо услышала хруст. В тот же момент Далемар припал на ногу и, не удержавшись, рухнул на пол. Изогнувшись дугой, он буквально взвыл то ли от боли, то ли от злости. Скрюченные пальцы впились в лицо. Потемневшие ногти оставили на щеках алые неровные бороздки царапин. Глаза закатились, стиснутые зубы заскрипели. По телу прошла судорога, а потом его начало трясти, будто в приступе падучей. Нечто похожее Мэв однажды видела в Данстаре, когда один из шахтёров не с того ни с сего рухнул наземь посередине улицы и забился в конвульсиях. Но тот несчастный страдал от боли, а Далемар… буквально каждой частичкой изворачивающегося тела он излучал не только му́ку, но и безудержную ярость. Вслушиваясь в его нечленораздельный рык и глядя на то, как он катается по полу, стараясь порвать искалеченными руками собственную плоть, Мэв попыталась укусить иллюзорные губы. «Так вот как на самом деле выглядели его припадки», — с состраданием и примесью ужаса поняла она. Далемар походил на взбешенного зверя, а не на разумное создание. И тогда Мэв осознала, что имел в виду Лариникано, говоря, что его сын болен. Свёкор же рассказывал ей о том, что раньше Далемара трясло так, что он даже не мог есть столовыми приборами. Сейчас её будущий муж выглядел одновременно и жутким, и… жалким. Мэв было невыносимо видеть его таким. Бессилие и боль прошли по телу волной, вырывая из него свет, отбирая силы и унося их куда-то вверх, во тьму. Но Мэв не обратила на это ни малейшего внимания. Закрыв глаза, она просто ждала, когда эти страшные звуки — рык и скрежет — прекратятся. Всё произошло так резко, словно кто-то накинул влажную ткань поверх пламени. Мэв открыла глаза и увидела, как Далемар, сжавшись, лежит на боку и смотрит на руки, едва шевеля искалеченными пальцами с сорванными ногтями. Опустившись на колени, Мэв неосязаемо коснулась его взлохмаченных волос. Имело ли смысл умолять его исцелить себя? Очевидно, что нет, ибо Далемар всё равно бы не услышал этот призыв, но Мэв озвучила его. В дверь настойчиво постучали. — Сынок, открой, нам нужно поговорить. — Толстое дерево приглушило голос, но Мэв без труда признала Эльвени. — Немедленно, слышишь? Сейчас Мэв была очень рада слышать будущую свекровь. Вот только Далемар на просьбу матери никак не отреагировал. Он неловко поднялся и хромая побрёл к книгам. Попытка собрать их не увенчалась успехом, и лишь тогда он применил исцеляющие чары, убравшие самые глубокие из увечий на руках и большинство царапин на лице. Потом Далемар вернулся к книгам, но он не складывал их в сундук, а сбрасывал рядом в одну кучу. И Мэв наперёд знала, что он сделает потом: подожжёт их. Когда Далемар опустил поверх горки последний томик, то и правда направил на неё пламя из рук. Потом он уселся напротив, поднял чудом уцелевшую во время припадка бутылку и сделал очередной глоток. Огонь быстро разгорался, на Мэв дыхнуло жаром, и она знала, что на Далемара тоже, но он не уходил. Хотя Мэв понимала, что даже если её иллюзорная плоть ощущала это, то для его реального тела тот был едва ли выносим. Едкий дым быстро заполнил помещение. Запах его, верно, пробрался и через дверь, потому что теперь Эльвени не стучала — она тарабанила и кричала. Приложив голову к плечу Далемара, Мэв почти не вслушивалась в этот шум. Она смотрела на отблески зелёного пламени и думала о том, сможет ли забрать у него это воспоминание? Как она должна это сделать? И главное — стоит ли вообще идти на это? Ведь боль, которую она видела сейчас, была доказательством того, что он способен чувствовать, сопереживать, корить себя за ошибки и слабости. То, что это было так, не вызывало сомнений: здесь Далемар был один, и ему было просто не перед кем притворяться. Далемар даже не вздрогнул, когда к крикам Эльвени добавился ещё и треск ломаемого дерева. Он отпил ещё вина, не отрывая взгляда от костра, поднимавшегося под самый потолок, и вёл он себя так спокойно, будто несколько минут назад не катался по полу, скалясь диким зверем. Разве что опустошение на его лице стало безграничным, а руки заметно дрожали. Мэв так хотелось оттолкнуть его от опасности, но она не могла. Огонь подобрался к полам его мантии, и те начали тлеть. Кожа на лице покраснела. Первые языки пламени вспыхнули у лодыжек и на обуглившихся рукавах. В этот самый миг Далемара буквально отдёрнули от костра. Развернувшись, Мэв увидела Лариникано, срывающего с себя кафтан и тушащего одежду сына. — Мурсиоро, С’зарго, ковёр! — крикнул он. — Накиньте на пламя, пока не перекинулось на мебель. Быстрее! Опешивший дядюшка вместе с незнакомым каджитом рванули в коридор. Эльвени с криком бросилась к сыну, сжимая его руки и призывая целительную магию. Мурсиоро и каджит пронесли ковёр прямо через иллюзорное тело Мэв, но она этого даже и не заметила. — Зачем, Далемар? Скажи, зачем? — крикнул Лариникано то ли в гневе, то ли от отчаяния, хлопая руками по дымящимся полам мантии сына. — Ещё ковёр, Мурсиоро! В гостиной Эльвени! Быстро! — Пусть горят, — глухо и безлико произнёс Далемар, смотря куда-то в пустоту. — Пусть они все сгорят. По его телу прошла новая судорога, тело изогнулось. — Эльвени, держи ноги! — Лариникано навалился на сына, не давая ему шевелить руками. — Не прикасайтесь ко мне! Нет! Пустите! Я вас ненавижу! — Голос Далемара зазвучал ломано, как у подростка. — Ненавижу! Ненавижу! Чтоб вы все сгорели! Я хочу увидеть весь этот проклятый мир в огне! Пожар успели полностью потушить, когда проклятия и крики Далемара превратились в неразборчивое рычание. Лариникано подозвал деверя и с его помощью выволок вяло сопротивляющегося сына из комнаты. Эльвени, прижимая ко рту платок, устремилась следом. Стоя на месте, Мэв не сразу отправилась за ними. Когда она покинула кабинет, то сумерки за окнами резко сменились ночью. Дверь напротив была открыта. Мэв увидела Эльвени, сидевшую на софе в кабинете свёкра, и Лариникано, стоявшего около жены в сгорбленной и подавленной позе. — Только не Леонар со своей проклятой башней. — Эльфийка запустила пальцы в разлохмаченную причёску. — Я не верю этому недолекарю! В прошлый раз он едва не убил нашего сына! — Я не могу оставить мальчишку дома в таком состоянии, — глухо отозвался Лариникано. — Ты хоть понимаешь, что если бы я не пришёл сегодня домой раньше обычного, то он бы сжёг себя? Сжёг тебя, наш дом! Он взрослеет, Эльвени, становится сильнее. В одиночку мне его больше не удержать. И что прикажешь делать? Приставить к нему стражу? Опозорить его и нашу семью ещё больше? Вся община уже и так судачит про безумие Далемара. — Ты сам знаешь, что это Циараны оболгали его! Лариникано несогласно качнул головой. — Как бы то ни было, но теперь ни одно альтмерское семейство за все мои деньги не согласится породниться с нами через брак. За все эти пять лет, что прошли с того дня, как он напал на Рунилу, Далемара не пригласили ни на один частный приём. А стоит нам прийти с ним на общественный праздник, как все альтмеры начинают сторониться мальчишку, будто больного паучьей проказой. Следят за дочерьми, чтобы те не смели с ним заговаривать. Запрещают сыновьям водить с ним дружбу. Иные соседи открыто пеняют, что я разрешаю ему ходить по улице мимо их домов. И самое паскудное то, что я понимаю суть их претензий. — Так и что же нам сделать, чтобы ублажить всех снобов Имперского города? — Эльвени перешла на крик. — Позволить твоему мяснику замучить мальчика в башне? Ты этого хочешь? — Я не меньше тебя растерян! — не сдержался Лариникано, повысив голос. Тут же он вернул себе самообладание. — Пять лет он был нормальным, тихим, и вот… взорвался на пустом месте. А я ведь почти поверил, что Леонар ошибся тогда… Замолкнув, Лариникано опустился на корточки перед женой, чтобы взглянуть в её лицо. — Послушай, не хотел я тебе рассказывать, чтобы ты не терзалась напрасно, но вот такой он. — Будто подавившись словами, Лариникано закашлялся. — Родился уж он бесчувственным, потому и излечить его невозможно. — Потому что в нём течёт моя испорченная кровь высокородных! — крикнула Эльвени. От злости она буквально порыжела. — Слышала! Каждый день! От Рунилы, Караньи… да и Мурсиоро о том же ворчит, когда ты не рядом. Да, признаю, моя вина! Но не его! Далемар ведь не выбирал, кто его родит! Не сдержавшись, Эльвени расплакалась. Звонко, как девчонка. — Ну, ну, моя хорошая. — Поколебавшись и явно смущаясь, Ларникано присел рядом с женой и обнял её за плечи. — Не кори себя. Больные дети у любого родиться могут. Хоть у мера, хоть у человека, хоть у зверолюда. То как Предки решат. Вот и нам эта горькая участь выпала. — Моя вина! — тонко воскликнула Эльвени. — Я ведь… я… — Хватит, — тихо, но твёрдо произнёс Лариникано, а потом скорее по-отечески поцеловал жену в макушку, поглаживая её волосы. — Не изменить уже прошлого. Я и сам виноват. Не был я ему отцом, когда должно было. Не понимал… Не договорив, мер скривился, словно разжевав что-то невообразимо горькое. — Нет, не так… Не принимал его таким, какой он есть. Слабым был, вот и поплатились мы за это. Эльвени качнула головой, будто бы не соглашаясь с мужем. Лариникано растянул губы в печальной улыбке. — Помнишь, как раньше он всё злобно озорничал? Ашра как-то сказала мне, что он так внимание хочет на себя обратить. Ласки просит. Только не так, как большинство детей, а по-своему. Не шипи, говорит, погладь его, от того и дикие звери смиреют, а тут-то… котёнок ещё. А я отмахнулся от её слов. Подумал, что может знать простая служанка. Малышня Мурсиоро вон то нарисуют для него, то песню выучат, а мой сынок, чтоб отца порадовать, всё норовит посуду побить, подпалить чего, а то в гардероб пробраться и одежду мне порезать. — Один раз он так сделал, а ты всё не забудешь, — с раздражением произнесла Эльвени, хоть и не стала вырываться из объятий мужа. — Не забуду, — печально произнёс Лариникано. — Рад был бы, да не могу. Сколько ему было тогда? Семь лет? Эльвени промолчала. Лариникано осмотрелся, словно собираясь с духом. — Облажался я тогда, моя хорошая. Наорал на него. В сердцах сравнил с детьми Мурсиоро. Так и сказал, что они своего отца порадовать стремятся, а мне он только пакостит. И да, понимал я, что из-за рунилиных придирок это его разозлит. Нарочно сказал. Он зашипел, а я устыдился, но уже поздно было: слов назад не воротишь. — Лариникано сделал недолгую паузу. — Когда я вернулся домой на следующий день, то мальчишка сидел в гостиной и будто бы меня дожидался, чего давно за ним не водилось. Гляжу, голову опустил, не смотрит, надулся, видно, злой ещё после вчерашнего наказания. Я уже мимо хотел пройти, как он с места сорвался и побежал на меня. Краем глаза увидел, что в руке у него что-то зажато. Длинное и белое. И подумать не успел, как оттолкнул его. Само по себе вышло. Ещё со времён работы в доках привычка эта у меня выработалась: от клинка отбиваться. И от неожиданности сил не рассчитал. Далемар упал, ушибся, но не заплакал. А я как повернулся и увидел, что не нож у него в ручке, а бумага свёрнутая, так и замер. Понял, что мальчишка решил на манер Лестеро и Амильвен рисунком меня порадовать. Опомнился, бросился помогать ему подняться. А он отползать стал. Ещё и рыкнул на меня, как зверёныш. Я так к нему и этак, соврал, будто не заметил его и подумал, будто злокрыс в дом пробрался. Что слепой от старости становлюсь. Попросил показать мне, что он там нарисовал, а он взял и рисунок спалил, совсем как книги эти сегодня. А потом убежал и больше не встречал меня ни разу. — А ты хотел иного? — холодно спросила у мужа Эльвени. Лариникано задумался и ответил не сразу. — Так Мурсиоро дети, как его завидят на пороге, верещат радостно, что уши закладывает. А мальчишка молча попёр. Что я должен был подумать? Мигом мне вспомнились и гардероб, и ножницы у него в руках. Винил я себя и стал думать, чем его порадовать можно. У тебя не спросишь: злишься на меня вечно. Мурсиоро посоветовал ремнём его за такие сюрпризы проучить для профилактики. Одна Ашра сказала, что скучно Далемару и щенка он хочет. Добавила, что забота о ком-то и сердце мягче делает. Я на радостях и купил животинку, принёс, подарил. И что с ней произошло, помнишь? — Случайность, — ответила Эльвени едва слышно. — «Случайность», — повторил Лариникано печально. — А с щенком Лестеро позже тоже случайно так вышло? — Слуги рассказывали, что в детстве мой брат издевался над кошками отца. — Голос Эльвени сорвался, и она звучно проглотила комок. — Примораживал им лапы к полу, бросал в колодцы, подвешивал в мешке и забивал палками. Но делал Карантилар это всегда хладнокровно и осознанно, а не в припадке ярости, как Далемар! Замолкнув, Эльвени всхлипнула, склонившись ещё ниже, так что легла грудью на колени. — Все дети по природе своей жестоки, Лариникано, — выдавила она из себя. — Не только наш сын. — Я не был жесток к слабым в его возрасте, — глухо произнёс мер, смотря в пустоту. — Повзрослев, ты стал жестоким к своему сыну, — упрекнула его Эльвени. — Будто он подкидыш-фейри, а твоего настоящего отпрыска сожрали монстры, когда мы плыли в этот проклятый город! — Эльвени. — Тряхнув головой, Лариникано будто прогнал какую-то иллюзию. — Далемар опасен для других. Достаточно взглянуть на то, что он с Рунилой сотворил. — Мальчик заступился за меня, потому что никто больше не делал этого! Никто! Даже ты, мой муж, лишь наблюдал за травлей со стороны, но притворялся, что не замечаешь. Скажешь, я не права? — Моя вина, что не приструнил мачеху вовремя, — продолжил мер, склонив голову, будто признавая правдивость слов жены. — Но факта, что Далемар опасен, это не умаляет. И для себя тоже. Знаю я, что мальчишка тайком увечится. Мне слуги давно его изрезанную и изорванную одежду показали и рассказали, что он режется во время припадков. А теперь вот… сжечь себя попытался. Мы вот тут сидим, а он, оставшись один наверху, может сотворить что угодно. Повисло молчание. Оба мера бессильно смотрели в пустоту. — Знаешь, что он ответил, когда я спросил, за что он так обошёлся с щенком брата? — спросил Лариникано после долгой паузы. — «Почему Лестеро может быть счастливым, а я нет? Несправедливо. Потому я и исправил». И не было в нём раскаяния в тот миг. Только самому себе сострадать он и может. Эльвени продолжала молчать. Её глаза превратились в стекло, и она словно унеслась мыслями куда-то далеко. Возможно, в тот дом, где Карантилар избивал и морозил ни в чём не повинных кошек. Мэв вспомнила видение из леса и слова алинорского дядюшки о том, как ему нравилось слышать писк крыс, пожиравших друг друга в бочке. Карантилар был чудовищем, но Далемар… — Далемар ненавидит всех нас, Эльвени, — траурным тоном произнёс Лариникано. — Мечтает видеть мир в огне, ты сама слышала это сегодня. И я не знаю, что с этим сделать. Как помочь ему? Оставить как есть и ждать срыва? Рисковать? Мастер Леонар уверил, что изменил методы… Развернувшись, Мэв больше не слушала будущего свёкра, заранее зная, какое решение они примут: Далемар вновь попадёт в башню. Это было предрешено. Она побрела к лестнице, намереваясь подняться на третий этаж, к Далемару. Но едва ступила на первую ступень, как нога провалилась. Всё вокруг потухло, а когда вспыхнуло вновь, то Мэв оказалась посреди серой круглой комнаты, полностью лишённой и намёка на мебель. В углу на деревянных нарах, устланных сеном, сидел Далемар, одетый в простую грязную рубаху и укороченные штаны, едва прикрывавшие колени. Спутанные волосы неопрятными сосульками свисали вокруг осунувшегося посеревшего лица. На руках были надеты диковинного вида кованые наручи, сцепленные между собой крепкой цепью. Поверх жёлтого металла отчётливо поблескивало какое-то зачарование. На ногах тоже были кандалы, прикованные к крюку, вбитому прямо в каменный пол. Сначала Мэв показалось, что она попала в имперскую тюрьму, но, взглянув вверх, девушка осознала, что это, скорее, дно какой-то ямы, поверху огороженной лестничным парапетом. Абсолютную тишину нарушали лишь удары капель конденсата о камень да слабый звон цепей. — О, Леонар, дай-ка угадаю: ты грустишь, что в этот раз папаша не дал добро на радикальные методы «лечения»? — насмешливо и довольно жёстко спросил Далемар, выравнивая в руках несколько соломинок и неспешно придавая им идеально одинаковую длину. Мэв вновь осмотрелась в поисках того, к кому он обращался, и наверху, у парапета, заметила невысокого лысоватого имперца в простой робе мышиного цвета. Внимательно глядя на своего пациента, лекарь безмолвствовал. Но сам Далемар, как видно, был совсем не против поговорить. — На самом деле мне тоскливо в этот раз. Никакого веселья. Раньше, когда ты обливал меня ледяной водой и оставлял на ночь без рваного одеяла, я мёрз, но мог хотя бы смыть с себя грязь. А сейчас впитываю зловоние этого места, подобно древесному углю. Ещё немного — и начну смердеть свиньёй. Почти так же мерзко, как и ты. Отложив солому в аккуратную стопочку, Далемар взял несколько новых колосков и стал выравнивать и их. — Ну что молчишь, боров? Ответь уже. Не устал держать меня псом на цепи? — Далемар посмотрел наверх. Губы растянула злобная усмешка. — А давай-ка ты спустишься и снимешь с меня чёртовы наручи? Хочешь, покажу, чему я сам научился за пять лет с момента нашего последнего расставания? О, не стесняйся, свин. Папаша же велел тебе принести мне пользу? Да и старый упырь Леланд говорил, что мне нужно пройти инициацию, чтобы постичь по-настоящему могущественные заклинания школы разрушения. Ты немногим лучше обычного гоблина, но для этого определённо сгодишься. Имперец упорно молчал. Далемар вернулся к обработке соломы. — Только не говори, что тебе не по душе тот факт, что я подрос за эти годы. Эй, боров, куда же ты? Я что, угадал, верно? Угадал же? Вот же чёрт! Какой ты скучный стал. Мэв оглянулась на имперца, но тут парапет сменился белым мрамором. Тонкие колонны, похожие на изящные бутыли с вином, были увиты цветочными гирляндами. Воздух наполнила весёлая и лёгкая мелодия. Разом несколько танцующих парочек, кружась, пронеслись мимо, задев её иллюзорное тело. Мэв растерянно огляделась, не понимая, куда попала. Вокруг были лишь незнакомцы в масках. Яркие, счастливые, смеющиеся. В этой богатой зале вместо одной из стен было панорамное окно, открывавшее роскошный вид на золотистый закат, догорающий над спокойной бухтой. Невольно Мэв шагнула в ту сторону, узрев величественные корабли. Их белоснежные паруса, подобно полотну художника, отражали весь калейдоскоп красок южного неба. Она никогда не была здесь прежде, Мэв это знала точно. И если бы не обилие людей вокруг, то посчитала бы, что перенеслась на берега прекраснейшего Алинора с картин свекрови. Осмотревшись ещё раз, Мэв заметила парочку альтмеров, завораживающе легко вальсировавших по центру залы. На девушке в оранжевом воздушном платье была надета маска лисы, полностью скрывавшая лицо. На её спутнике, в сером приталенном камзоле с серебряной вышивкой и в высоких чёрных сапогах, маска волка. Светлые волосы юноши, а возможно, даже молодого мужчины, были собраны в короткий хвост и перевязаны тёмной лентой. В мягком отблеске заката различить их оттенок было сложно. Мэв решила подойти ближе. Она преодолела половину пути, когда на смену лёгкой и лиричной мелодии грянула иная музыка: быстрая и звонкая, с преобладанием распева флейты и стуком кастаньет. Девушка-лиса, отступив от партнёра, изысканным движением подняла тонкие кисти над головой и хлопнула в ладоши в такт очередной трещотке. Отставив одну ногу назад, юноша вытянул руки, и она прыгнула. Он поймал её и поднял так легко, будто она весила не больше пушинки. Ворох юбок на миг явил узкие блестящие атласные туфельки, ленты которых обвивали изящные щиколотки в шёлковых чулках. — Какая красивая пара! — в восхищении воскликнула какая-то женщина совсем рядом с Мэв. — С чего ты решила, что они красивы? На них же маски, — немного ворчливо ответил её спутник, явно недовольный тем, что прочие пары, подобно его спутнице, прервали пляску и с интересом смотрели на танец высоких эльфов. — Он от неё весь вечер взгляда отвести не может. — Женщина будто и не услышала вопрос спутника. — Это так романтично! Вот попомни моё слово: они молодожёны! Мэв посмотрела на запястье, чтобы убедиться, что перед ней именно Далемар. Это видение так контрастировало с прочими. Оно было счастливым. Тогда почему она здесь? Но прежде чем Мэв различила нить, зала пошатнулась и растаяла. Она вновь оказалась одна, во тьме. Перед ней алела дверь. Мэв шагнула вперёд и впервые ощутила сопротивление. Бесшумная, практически неосязаемая сила отталкивала её от створки, будто порыв ветра. «Нет». Мэв не поняла даже, кому принадлежит этот голос — мужчине или женщине. Он звучал так слабо, словно бы издалека, но при этом со всех сторон. «Если постараюсь, то смогу преодолеть эту преграду», — поняла Мэв. Какая-то часть души толкала её вперёд и настойчиво твердила ей на ухо, что истина там, впереди. «Давай! Ты уже так много узнала. Отступать нельзя». Другая молча противилась. Мэв почти коснулась резной ручки, когда поняла, что не хочет её открывать. Она не знала почему, но… «Открой. Ну же!» Мэв замерла. Она и правда далеко зашла, но открывать эту дверь было бы неправильно. Ведь… он не хотел. «Открой, ты должна знать всё». Приподняв иллюзорное плечо и склонив голову, Мэв попыталась почесать зудящее ухо. На миг показалось, будто это Брит стоит прямо за её спиной и нашёптывает ей это напутствие. В дверь Мэв так и не вошла. Она резко повернулась, прочь от двери, и тут же попала в новое место: полутёмное и невообразимо зловонное, словно сток рифтенской канавы. Единственный слабый зеленоватый свет лился откуда-то сверху, через решётку, прикрывающую какой-то маленький люк или слив над головой. Невдалеке что-то журчало и капало. Потрескивало. Раздался писк, и Мэв заметила поблескивающие бусинки глаз крысы, взиравшей прямо на неё. «Неужели она видит меня?» — изумилась Мэв, но крыса тут же развернулась и побежала прочь. Треск повторился уже громче. Гулкое эхо этого странного тоннеля отразило звук, и Мэв не смогла определить его источник. Она опасливо обернулась, но увидела лишь покрытые зелёными липкими наростами стены и туннель, что тянулся во тьму. Рядом с ней в искусственном канале что-то бурлило и пенилось, и только тогда Мэв поняла, что попала в канализацию. Снова треск, и прямо сквозь тело Мэв проскочил высокий мужчина. Он упал на пол спиной. В тусклом свете Мэв не сразу признала Далемара, одетого в простую чёрную робу. Вокруг его рук роились молнии. Ими он и атаковал Мэв, исказив лицо от ярости. Но зелёные струи просочились через её тело, не причинив вреда. А через миг прямо сквозь неё на Далемара прыгнул человек в изодранной одежде и со спутанными длинными волосами. Пнув нападавшего ногами, Далемар смог отползти на шаг, но незнакомец от удара лишь пошатнулся и вновь попёр на противника, замахиваясь рукой. Мэв различила на ней длинные крючковатые когти, чёрные от грязи. Ими он едва не рассёк запястье противника. В последний миг Далемар уклонился и вновь атаковал молниями. Нападавшего заметно тряхнуло. Не теряя времени Далемар ухитрился подняться. Тяжело дыша и не спуская взгляда с противника, он прошипел: — В Обливион всё! Сгори, тварь! Молнии вокруг его рук сменились пламенем. Бурный поток огня врезался в противника, остановив его напор. С криком, мало похожим на человеческий, патлатый резко развернулся к Мэв лицом, и она тут же поняла, кого видит перед собой: бледная кожа, заострившиеся черты, иссохшие тёмные тонкие губы и такая же чернильная полоса, делящая подбородок пополам, — это был вампир. Алые, пылающие ненасытным голодом глаза, буквально впились в неё. В ужасе Мэв начала отступать. Волосы кровососа и его одежда вспыхнули. Затем задымилась плоть так быстро, будто она была такой же сухой, как бумага. Ещё три шага — и вампир уже напоминал шагающий факел. И через пять шагов он рухнул на колени. Поток пламени оборвался. Далемар бессильно припал боком к осклизлой стене и сполз по ней. — Вот же дремора, — выдохнул он, смотря на поверженного противника, уже не издающего и звука. — Ещё б чуть-чуть… Вампир упал на пол плашмя, пламя медленно утихало. Поднявшись на ноги, Далемар подошёл к дымящимся останкам, медленно обращавшимся в сероватый прах. Руки его дрожали, но на лице расцвела победная улыбка. Почти тут же, скривившись, Далемар прижал руку к боку. А когда он поднял её к лицу, Мэв увидела тёмные потёки. «Его ранили», — с тревогой поняла Мэв. — Да блядь, — ругнулся Далемар. Он попытался прибегнуть к целительным чаром, но, казалось, сражение забрало все его магические силы. Пошатываясь, Далемар полез в мешочек на поясе, но, вновь ругнувшись, достал оттуда лишь отколовшееся от бутылочки горлышко: видно, при падении зелье разбилось. — Нет, нет! — зашипел он. — Только порфириновой гемофилии мне не хватало. Чёрт! Развернувшись, Далемар прижал руку к ране и похромал прочь. Мэв устремилась следом. Ориентировался в полутьме канализации он на удивление хорошо. Они прошли несколько мостиков, перекинутых через канал с отбросами. Миновали многочисленные лазы и проломы в стенах, цепи, свисавшие с потолка, поворотные колёса, открывавшие какие-то шлюзы. Щелчки клешней гигантских грязекрабов и писк крыс то и дело доносились до её слуха, но Далемар не останавливался до той поры, пока не оказался перед лестницей. Подняв голову, Мэв увидела через решётку люка ночное небо и краешек луны. Слегка заживив рану парой слабых всполохов целебных чар, Далемар полез наверх. Мэв старалась не отставать. Люк не был заперт, и вскоре они оказались на поверхности, в небольшом садике перед величественным зданием со стройными колоннами. Оглядевшись, Мэв с изумлением узнала в нём храм Кинарет. Тот самый, куда они отвели Казира в настоящем. Она опасливо оглянулась, но вместо талморского посольства с изумлением увидела там незнакомые стяги с двумя скрещенными клинками под короной. А Далемар тем временем, напряжённо озираясь, зашагал прочь от неё, но не в храм к целительницам, а по направлению к кладбищу. С тревогой Мэв побежала следом. Они миновали траурные лавки, закрытые в столь глухой ночной час, и вышли на территорию захоронений. Но здесь Далемар остановился лишь однажды, чтобы вновь немного подлечиться магией. Видно, из-за ранения его силы восстанавливались очень медленно. Они свернули на той улице, которая вела к библиотеке, и Мэв поняла, что они идут по тому же маршруту, что и недавно шли в настоящем. Справа был купол имперской библиотеке, а слева маяк… «Маяк?» Изумившись, Мэв узрела, что вместо усечённой шеи дракона над полуразрушенным куполом храма Единого сияет столп золотистого огня, уносящийся прямо в небо, до самых звезд. Он пульсировал, как что-то живое, переливался всеми тёплыми оттенками и манил к себе, будто суля надёжный приют в бушующем море. «Нечего мне там делать», — отчего-то подумалось ей. Мэв остановилась. Разве не похоже было это сияние на… пламя, извергаемое драконом? Отчего ей на ум пришла такая ассоциация? Почему ей хотелось одновременно и идти к этому сиянию, и бежать от него, будто от настоящей опасности? Драконы ведь враги! Эту простую истину знал каждый норд. Найдя взглядом Далемара, Мэв поняла, что он направлялся прямиком к храму Единого. «Но мне лучше продолжить путь. Ведь с ним всё будет в порядке, я знаю! Нужно идти к новой двери», — подумала она, безуспешно пытаясь почесать зудящее иллюзорное ухо. Это видение с вампиром… В канализации Далемар тренировался использовать боевые чары. Когда они спустились в подвал Лестеро, чтобы найти его стихи, муж мимоходам упомянул об этом случае. И вот теперь она узрела его и сама. Правда, Мэв до сих пор не понимала, почему оказалась именно здесь. «Может, я правда потерялась, потому что брожу во тьме без путеводного огня? — подумала она и ещё раз посмотрела на льющийся в небо свет. — Если так, разве маяк не указывает путь тем, кто заблудился?» «Маяк указывает на скалы и на то, что нужно держаться подальше. Нужно идти в другое место и время». Этот диалог с самой собой казался Мэв странным. Она ещё раз посмотрела на нить, обвивавшую запястье, потом на Далемара, готового вот-вот свернуть и скрыться из вида. «Что будет, если я отведу от него взгляд? Оглянусь? Он исчезнет? Я попаду в новое место? Почему… Почему я так странно себя чувствую? Будто мне одновременно нужно и идти за ним, и бежать прочь?» Не найдя ответа на этот вопрос, Мэв припустила следом. И сделала это так быстро, будто она отрастила крылья, обратившись птицей. Один удар сердца — и Мэв настигла Далемара. Это было так странно, но иллюзорный мир вокруг и без того был полон неизведанного, потому Мэв не придала этому значения. Вместе они свернули за угол, вместе поднялись по величественным ступеням храма, испещренным старыми трещинами. Далемар не раздумывая подошёл к одному из девяти святилищ на позолоченном постаменте. Это был дракон, пытавшийся проглотить меч. «Акатош», — вспомнила Мэв и тут же, подняв голову, открыла рот от изумления. По центру храма, раскинув могучие крылья, стоял другой величественный дракон и изрыгал из вздёрнутой к небу пасти то самое пламенное сияние! И он… был живой! Мэв отчётливо видела, как вздымается и опадает широкая грудь, как слабо шевелятся перепонки. Ей казалось, будто светящийся золотой дракон вот-вот взлетит в небо к зовущим его звёздам. От благоговения и некоторого ужаса сердце забилось быстрее. Мэв шагнула назад. Она не понимала, почему Далемар так спокойно прошёл мимо этого создания. Неужели простой каменный алтарь для него более примечателен, чем живой дракон? Мэв ещё отступила и заметила, что на постаменте у лап ящера горел круг из золотистых огней. Они были так красивы! Так манили прикоснуться к себе, будто напевая тихую ритмичную мелодию, похожую на стук барабанов. Мэв зачарованно протянула к ним руку. «Не трогай, это опасно!» — этот окрик… Так старшая сестра поучала её держаться подальше от пламени в очаге, когда она маленькой хотела прикоснуться к ярким языкам. Мэв вновь показалось, что Брит рядом, стоит за её спиной. Но не за плечом, а чуть вдалеке, словно боясь приблизиться к крылатому гиганту. «Впрочем, чему я удивляюсь? Когда сестра исчезла, драконы ещё не вернулись в Скайрим. В детстве для нас с ней они были лишь страшной легендой». Мэв было хотела повернуться к Брит и сказать, что бояться нечего, как белая вспышка привлекла её внимание. Неведомое нечто, спустившись с неба, окутало Далемара, будто кокон. Мерцая, закружилось вокруг его фигуры с воздетыми в молитве руками. Это было исцеление? Если так, то обычно оно выглядит иначе. А вернее, не выглядело никак. Страждущий смиренно приходил в храм, молился об излечении, а после, хоть это случалось и редко, болезнь отступала. Боги являли свою милость выборочно, непредсказуемо, по слухам, порой привечая грешников и оставляя праведников страдать. Потому многие считали божественное вмешательство мифом, способом храма собрать ещё больше подношений. Но если бы они могли видеть всё это! «Но прочие смотрели из реальности, а я сейчас нахожусь вне её», — напомнила себе Мэв и, глядя на пылающего дракона, поняла, почему Далемар так спокойно прошёл мимо этого чуда: он просто не увидел ничего, кроме обычной каменной статуи. Забыв обо всём, Мэв шагнула вперёд. Рука почти коснулась золотистого сполоха. К её удивлению, огонёк не обжёг её иллюзорную кожу, наоборот, наполнил тело приятным теплом и… силой? «Кто ты?» Мэв отдёрнула руку. Голос принадлежал мужчине. Но не Далемару. Незнакомец говорил более раскатистым и низким баритоном. Очень красивым и проникновенным, от которого вся кожа мигом покрылась мурашками. «Я ведь здесь не для этого! Нужно уходить… Этот дракон не имеет значения для моей миссии!» — буквально взвыло её сознание, но Мэв не отступила. Заглушив мятежные мысли, она потянулась к пламени, чтобы вновь ощутить это чувство покоя и защищённости. «Кто же ты?» — повторил свой вопрос незнакомец. «Вы это ко мне обращаетесь?» — мысленно спросила Мэв, чувствуя себя невообразимо глупо, ведь, находясь в прошлом, она была лишь неосязаемым и бессильным наблюдателем. «К тебе, — подтвердил голос, и Мэв за малым не взвизгнула от потрясения. Казалось, дракон перед ней шевельнул крыльями сильнее и обдал её тёплым дуновением. — Ты можешь видеть, это очень редкий дар. Так кто же ты, дитя?» «Я — Мэвель… Нет, просто Мэв, — представилась девушка, раздумывая, а не стоит ли пуститься наутёк, пока исполин не опустил к ней свою извергающую огонь пасть. — А вы?» «Когда-то меня звали Мартином…. Просто Мартином. — В драконьем голосе — а теперь Мэв точно поняла, с кем говорит, — прозвучала печальная усмешка. — Откуда ты пришла, Мэв? Я не вижу тебя, лишь чувствую. Это так странно». «Я из Скайрима. И не надо на меня смотреть… господин Мартин, — опасливо предупредила Мэв. — Спалите меня ещё». «Драконьи огни не опасны для смертных», — миролюбиво возразил голос. «Не опасны? — тут же нахохлилась Мэв. — Может, скажете это тому шахтёру из Данстара, которого ваш зелёный сородич поджёг, а потом унёс, чтобы сожрать?» «"Сородич?" — искренне изумился голос. — Я здесь один. И уже очень давно…» Голос замолчал на такой печальной ноте, что Мэв невольно ему посочувствовала. Дракон вновь слабо махнул крыльями. «Если вам одиноко, то почему бы не взять и не улететь к звёздам, на которые вы смотрите? Зачем стоять вот здесь и… пылать?» «Таков мой долг, Мэв из Скайрима. Вечно оставаться на страже незримой границы между Нирном и Обливионом. Хранить покой всех живых существ этого мира. — Дракон ненадолго замолк. — Но не твой отчего-то. Ты не здесь, Мэв из Скайрима. Так где же ты?» «Я во сне». «Это не сон, — задумчиво произнёс дракон. Казалось, его голова слегка наклонилась так, будто он попытаться узреть фигурку у своих ног и не опалить её пламенем. — Теперь я вижу тебя. Ты на границе между мирами. Опасно для смертных бродить там в одиночестве». «Я знаю, но мне нужно помочь тому, кто мне очень дорог, — печально поведала Мэв. — Никто, кроме меня, не может этого сделать». «Почему?» «Потому что я… я — сноходица», — созналась она и тут же сжалась, опасаясь, что золотой дракон её осудит. В книге, которую она прижимала к груди, говорилось, что подобные ей — извечные изгои. Наверняка для такого человека, как император Мартин, пожертвовавший собой, чтобы остановить Кризис Обливиона, тоже. Но дракон промолчал, а когда заговорил, то в его могучем голосе звучало скорее предостережение. «Снохождение — могучий дар. И опасный…» «Нужно уходить», — шепнуло сознание. Дракон тут же изогнул длинную шею сильнее. «Постой, ты ведь там не одна. Кто стоит за тобой, Мэв из Скайрима?» «За мной?» Кожа на иллюзорной спине пошла мурашками. Мэв замерла, ощутив холодок. Поворачиваться не хотелось. Краем глаза она посмотрела в сторону алтаря Акатоша: Далемар был всё ещё там, окутанный пеленой света. Значит… дракон имел в виду не его? В это же мгновение Мэв отдёрнуло назад. Так резко, что она зажмурилась, а когда открыла глаза, то оказалось, что она вновь стоит во тьме. Дракон и Далемар исчезли. Мэв тут же опасливо оглянулась, повернувшись на месте и бурно дыша. Никого. И всё же стало так страшно, что захотелось бежать без оглядки. Но куда? «Норды не бегут от опасности», — вспомнила она, и тут же сознание будто заволокло пеленой спокойствия. Мэв поняла, что сказанное драконом было несущественно. Её путь не завершён, ведь она пока не добралась до сути. Что-то скрипнуло за спиной, Мэв обернулась и увидела раскрытую алую дверь, ведущую в зелёный сад, засаженный множеством лекарственных растений. Там синело чистое небо. Беззаботные голоса и смех буквально ласкали слух, а дневной свет манил к себе. — Как тебя зовут? — спросил незнакомый юноша, скрытый от её взора пышными насаждениями. — Я не видел тебя сегодня на общем инструктаже. — Нартилий Риан, — ответил ему другой неизвестный. — Я пройду его позже, у учителя. «Нартилий?» Мэв сглотнула и шагнула наружу. Босые ноги ступили на мягкую траву в тени беломраморной беседки, увитой голубой ипомеей и плющом. Здесь же, под раскидистым кустом диких пионов, она увидела Далемара. Он сидел с толстой книгой на коленях в укромном закутке между кустом и стеной и прислушивался к разговорам. — О, так ты личный ученик кого-то из мастеров! Счастливчик! И к кому ты попал? — Судя по урчащему тону, вопрос задал каджит. Вся компания располагалась по ту сторону беседки и, похоже, даже не подозревала, что их могут подслушивать. — К мастеру-волшебнику Талеру Леланду, — бодро заявил Нартилий. — Эй, парни, что не так? Чего вы так пересматриваетесь? — Далемар. — Два голоса прозвучали в унисон и с ноткой насмешки. — Кто это? — беззаботно поинтересовался Нартилий. — Ты ещё не знаешь? — изумился каджит. — Не-а. — Ну так приготовься к тому, что этот альтмер будет занозой в твоей заднице на ближайшие пару лет, — хохотнул тот, кого Мэв услышала первым. Она шагнула в сторону и увидела невысокого данмера в синей робе ученика, рядом с ним был полосатый каджит, одетый так же, а напротив стоял темноволосый кудрявый имперец с породистым профилем. «Так это и есть Нартилий?» Мэв косо посмотрела на Далемара: скулы на его выразительном лице обозначились чётче. То, что о нём болтали за спиной, ему явно не нравилось. — А он кто такой? Учитель? — беззлобно переспросил Нартилий. — Старший ученик Талера Леланда, — с усмешкой поведал данмер. — Но когда мастеру нездоровится или он занят, то Далемар проводит уроки у новичков. — И все факультеты знают, что младших личных учеников своего мастера наставляет именно он, — подхватил каджит. — Так что готовься. — Такой важный индюк? — хохотнул Нартилий. — Не то чтобы такой важный, но индюк, — подмигнул данмер. — И если он тебя невзлюбит… — А он тебя невзлюбит, — не отстал каджит, бегло осмотрев Нартилия с головы до пят. — …то сделает твоё пребывание в Коллегии просто невыносимым, — закончил данмер. — А с чего это мне с ним конфликтовать, парни? — искренне изумился Нартилий. — Я так-то знаю, как налаживать общение хоть с важными, хоть с вредными индюками. Как познакомимся, так приглашу его на пинту эля во «Всех святых», и дело с концом. — Да хоть в «Тайбер Септим», — с ухмылкой поведал данмер. — Были уже те, кто пробовал его приглашать на «пинту эля». — И что, он не приходил? — Хуже — приходил, — отмахнулся каджит. — Вёл себя до предела дружелюбно, намекал на то, что по традиции платит тот, кто пригласил, и едва несчастный соглашался, как Далемар заказывал самое дорогое вино и закуски, попутно увещая собеседника, что в следующий раз непременно за обоих заплатит он сам. Но этого следующего раза ещё ни разу не наступило. Данмер осмотрелся и подался к Нартилию ближе. — Этот хмырь просто набивал брюхо за чужой счёт, а после в Коллегии вёл себя с новым приятелем или приятельницей ещё несноснее. Хотя казалось бы, куда уж больше. Но тут он может удивить, уж поверь. Так что и не пытайся, только деньги потратишь и нервы. — Ну за такую подставу и в морду получить можно, — недоумённо почесал затылок Нартилий. — Ха! И это ребята тоже пробовали, — коварно усмехнулся данмер. — Но в одиночку с ним хрен справишься, ибо он до кучи ещё и бешеный, потому лупит в ответ со всей дури. А когда лет шесть назад разом несколько учеников собрались, подстерегли его и поколотили, то такое началось! Рассказывали, что сначала его матушка в Коллегию прибежала и шум подняла. А она алинорка, так что разыграла расистскую карту на полную. — Будто их кто-то просил из своего распрекрасного Саммерсета к нам в Империю драпать, спасаясь от этого Талмора, — спесиво вставил каджит. — В итоге всех причастных наказали, — кивнув, продолжил данмер. — Тем, кто побогаче, сделали строгий выговор и обременили обязательными работами, тем, кто победнее, сразу на выход указали. А потом Далемар очухался и припёрся обратно как ни в чём не бывало. А вскоре и вовсе завёл дружбу с главным зачинщиком своего избиения, потому как мастера их примерить хотели и вечно совместные задания им давали. Вот только тот имперец к концу года по своей воле из Коллегии ушёл. Никто до сих пор не знает почему. С тех пор Далемара не трогает никто. Себе дороже, знаешь ли. Тётка про таких, как он, говаривала: ударил — так сразу убивай. А не можешь — сторонись. Мстительный он засранец, скажу я тебе. Мэв посмотрела на Далемара. Он закрыл книгу и готовился подняться, чтобы пресечь обидную болтовню о себе. — Про ту аргонианку ему расскажи, — подначил в этот момент данмера каджит, и Далемар замер, так и не разогнувшись до конца. «Чана-Ла», — тут же сообразила Мэв. — А, да, — кивнул данмер. — Ходила года три назад в личных ученицах Леланда девчушка одна. Я тогда первогодкой был и лично всю эту историю застал. Правда, не помню уже, как её звали, но вот она на далемаровы провокации совсем не поддавалась. Причём не хитростью брала, а полным её отсутствием. В магии звёзд с неба она не хватала, но мы, первогодки, ей восхищались, потому что она всегда в лоб говорила, что думает. Хоть кому причём. И хмырю Далемару в особенности. Уверовали мы, что свергнет она с пьедестала этого самовлюблённого божка, но её взяли и отчислили за неуспеваемость. И хоть прямо никто о том не говорил, но все знали, что Далемар постарался её убрать. — Почему так подумали? — уже без тени усмешки спросил Нартилий. — Да потому что мастер Леланд сам выгнать её не мог. Он добрый, — взял слово долго молчавший каджит. — Если сам занятия ведёт, то никогда нас не гоняет. Не требует с нас ничего, как этот самовлюблённый хмырь у него на побегушках. А то и вовсе отпустить может или уйти. — Наставники в Клинках говорили, что требовательность учителя — это лучшая награда от него. — Да ты зануда, Нартилий Риан! — усмехнулся данмер. — Глядишь, и правда найдёшь с самовлюблённым хмырём общий язык. — Особенно если засунешь его ему поглубже в жопу, — нагло подмигнул каджит. — Уже были ученики, кто пытался и это провернуть, но безуспешно. Задница у Далемара сияла, что Око Мундуса в погожий день, но добрее от этого он не становился. Но вдруг тебе удастся. — На это не рассчитывайте, — дерзко ответил Нартилий, вскидывая подбородок. — От меня можно дождаться только прилёта кулака в наглую морду. Данмер и каджит переглянулись, смекнув, что имперец имеет в виду не только самовлюблённого хмыря. — Так что стало с той аргонианкой, которая была ученицей мастера? — как ни в чём не бывало спросил Нартилий. — Да ничего, пропала она. Совсем, — сухо ответил данмер. — Поговаривают, что с бандитом сбежала, которого и наняла, чтобы отомстить за своё отчисление. Но одна старшекурсница видела, как в тот день аргонианка приходила в Коллегию. И более того, последний, кто её видел, поговаривают, и был Далемар. Вроде бы он вытолкал её взашей из Коллегии и велел никогда сюда не возвращаться. Ну она и не вернулась. Ни в Коллегию, ни домой. — Кто говорит, что хмырь бандита перекупил, — тихо поведал каджит. — И тот её увёл за город и пристукнул. — А кто-то, что Далемар сам её и убил, а тело закопал где-то в этом саду. — Увещевания данмера были похожи на заунывный вой призрака. — Он потом в Коллегии долго не появлялся. Все поговаривали, что в тюрьму попал. А кто, что папаша его припрятал где-то, пока аргонианку искали. Но как вернулся хмырь, так ещё злее стал. Раньше мастеру Леланду хоть помогал в исследованиях, а тут экая фифа отказался. От заданий наставника нос воротит, а место своё стережёт, что та собака на сене. После аргонианки пришёл в личные ученики к Леланду один бретонец и хотел было мастеру опорой стать, да куда там. Далемар тут же распушился, типа старший ученик он, а не новенький, и потому нечего того в лаборатории привечать да к опытам допускать. И мастер хмыря послушал. — Леланд добрый, — вставил каджит. — И рассеянный. Так что повезло тебе с куратором, Нартилий Риан. — Но не повезло с наставником, — хмыкнул данмер, кладя серую руку на широкое плечо имперца и похлопывая его. — Пошли, проводим тебя до Праксографического центра, мастер там должен быть. Хмырь, верно, тоже рядом крутится. Блюдёт, чтобы магистр Леланд себе нового любимчика не завёл. Тут же данмер заметно замялся. — Но ты это… Не говори Далемару про то, о чём мы с тобой болтали, — заискивающе начал он. — Мы ж по дружбе. Чтобы упредить и уберечь тебя от самых явных козней хмыря. — Нет, конечно. — Нартилий вскинул кустистую бровь, скрещивая руки на груди. — Я вам болтун какой? — Пока мы этого не знаем, — с ухмылкой ответил данмер. — Но не против познакомиться поближе. Вечером мы с парнями в «Плавучую Таверну» идём, ты с нами? — Да, — радушно отозвался имперец и тут же ухмыльнулся. — Но учтите: платить я буду только за себя. — Естественно, — важно подтвердил каджит. — Мы же тебе не хмыри какие. Они ушли. Мэв посмотрела на Далемара. Он сидел на траве, скрестив ноги, и даже не вышел, чтобы опровергнуть всю ту ложь, что про него наговорили эти двое. Но почему? Подобное было ведь не в его духе, Мэв точно это знала. А потом она вспомнила, как сама точно так же пряталась в саду, пока Эльвени несправедливо поносила её перед Караньей. И в то время Мэв была очень несчастна. Она закрыла глаза и вспомнила то чувство потерянности и одиночества. Наверное, Далемар тоже его ощущал. Когда Мэв разомкнула веки, то оказалась посередине лаборатории Леланда. Но не в жуткой нижней, а по центру парадной обманки, около длинного стола. Сам некромант сейчас тоже был здесь, сидел на своём троне, обрядившись в нелепую мантию с серебряными звёздами. Далемар сутулясь стоял перед ним. — Что скажешь о новом наборе? — глухо спросил Леланд, буравя ученика взглядом. — Сплошные банальности, — ответил Далемар. — Грозан и Тука кое-что из себя представляют, но, думаю, они бросят магию ради меча, постигнув азы. От редгардов глупо ожидать иного. Я бы не стал тратить на них ресурсы. — А новенький? Из Рианов? — Пустое место, — спесиво отмахнулся Далемар. — После недели занятий едва выдавил из себя простую струю огня. Зато всеми силами пытается подорвать дисциплину среди студентов. — Для тебя это проблема? — Нет, учитель. Леланд разгладил длинную бороду, обдумывая что-то. — Займись им более плотно, — наконец лениво произнёс Леланд. — Пусть его родители увидят наглядный прогресс. Я понимаю, что он отброс, но его отец должен получить повышение и возглавить охрану нового императора. После того как этот… как его там? — Нартилий. — …Нартилий провалил испытание Клинков и опозорил семью, Марий Риан ходит опустив голову. Так пусть уверится в том, что сынок освоит магию. Благодарность телохранителя императора может быть нам полезна. Мне нужен результат, так что можешь не стесняться в выборе методик. — Будет исполнено, учитель. Леланд достал несколько листков из кармана. — Твоя оплата, — произнёс он, протягивая подношение Далемару. Тот принял листы бесстрастно. — Одно из заклинаний — это откровение, поведанное Господином Червей в этом году. Заклятие «Усовершенствованный трэлл» весьма полезное новшество: полностью останавливает тление поднятого тела. Думаю, в скорости мы сможем изыскать способ, который не только сохранит оболочку, но и повернёт процесс разложения и деградации вспять. Жаль, что ты опять не присутствовал на Ритуале. — Мне нужно было сопроводить мать на общественный приём, — сухо произнёс Далемар. — К тому же я уже определился со школой магии, учитель. — Как посвящённый, ты мог бы просто наблюдать, — как ни в чём не бывало отмахнулся Леланд. — Ограждая себя от части знаний, ты отказываешься от подлинного величия, Далемар. — В следующий раз я непременно обдумаю ваше предложение, но это был очень важный приём. — Приёмы, балы, женщины, — пренебрежительно фыркнул Леланд. — Банальность. Ну что же, наслаждайся ими, пока юн. Слова старика о том, что с годами всё это обретёт вкус пепла, ещё вспомнятся тебе. Надеюсь, когда это случится, ещё не будет поздно осознать суть истинных ценностей жизни. Далемар на это ничего не ответил. Склонив голову в прощании, он лишь заверил, что примется за молодого Риана со всем рвением. Мэв поняла, что это видение окончено, и закрыла глаза. Теперь она знала, что каким-то образом Далемар смог избежать вступления в круг некромантов, и от этого на душе стало гораздо легче. Она не до конца понимала, как Леланд его отпустил… но это было свершившимся фактом. Всё затихло. Мэв знала, что стоит во тьме и думала про то куда ей нужно попасть теперь. Здесь, в его юношестве было что-то важное, Мэв чувствовала это. Она забралась так далеко… Так долго бродит здесь. «Но время в мире снов течёт иначе. Миг здесь может тянуться вечность, а годы пролететь за единый взмах ресниц. Нельзя отступать и пропускать хоть что-то существенное. Нужно увидеть больше, чтобы потом забрать всё это и излечить его дух». Мэв была согласна с этой мыслью. Нартилий Риан… Друг, после которого Далемар запретил себе сближаться хоть с кем-то. Казалось бы, увлечение лунным сахаром и события, которые случились почти четыре десятка лет назад, не могут быть связаны. «Но они связаны. Каждый шаг предопределяет будущее. Каждый поступок оставляет свой след в памяти. Иногда это просто запись на незримой бумаге. Иногда вечно ноющий рубец. Иногда зияющая гноящаяся рана, доставляющая му́ку и душе, и телу. И чтобы унять эту боль, страждущие принимают лекарство. Или то, что почитают за таковое». Прямо так, с закрытыми глазами, Мэв вновь увидела тело Вуджиты, которое доставали из канавы. Так ясно, будто вновь стояла там, на дощатой пристани Рифтена, дрожа и прижимая к губам выцветший платок. Но вот всё расплылось, а когда картинка вновь стала ясной, то Мэв стояла уже на каменной мостовой Портового района, а в сетях перед ней лежало безжизненное тело мужа. Мёртвые глаза с мутными бельмами, посеревшая кожа, некогда изящная рука с распухшими синими пальцами, один из которых перетягивало обручальное кольцо, которое когда-то она сама и надела на него в храме Мары. Сделала это дрожа, не веря в реальность происходящего, но в то же время ощущая, как в груди растекается приятное тепло. Чувствуя благодарность и любовь. «Любовь — самое восхитительное чувство, доступное смертным. Только она может быть сильнее страха смерти». «Да, я люблю его, — согласилась Мэв. Смотря на тело у своих ног, она до хруста сжала кулаки. — Я огражу его от боли и бед. Смогу. Дойду до конца, и Далемар не умрёт. Этого я не допущу». Мэв открыла глаза.