Библиотека

Два часа ночи. Он находит Френчи в детском отсеке, забившимся в угол. В его руках книга с иллюстрациями, которую он выставил перед собой, как щит. Пальцы мелко дрожат, зрение расфокусированно, а на лице оглушительный ужас. Дыхание тяжелое, свистящее, лицо мокрое, будто стаканом облили. Из одежды на нем только широкие шорты, а значит, вскочил во сне, испугался. Похоже, снова кошмары. — Эй, дружок, посмотри на меня, — тихо, чтобы не спугнуть, зовет Стид. Пока не приближается, замерев в пяти шагах. К счастью, тот реагирует почти сразу. Дергается сначала, а потом медленно поднимает глаза, завороженно глядя на лицо мужчины. Книга падает у него из рук, раскрываясь на середине. Это «Книга Джунглей» с красивыми цветными иллюстрациями. Стид подарил ее ему. — Привет, — едва ли не шепотом говорит он, делая шаг вперед. Френчи напрягается, тогда Боннет поднимает вверх руки. — Это всего лишь я. Помнишь своего капитана? Позволяет себе слабую улыбку, внимательно наблюдая за состоянием пацана. Тот, похоже, немного пришел в себя. Смотрит уже вразумительнее, хоть и моргает так, будто пытается прогнать ресницами стаю мошек у лица. — Можно я подсяду к тебе? — оказавшись совсем близко, спрашивает Стид. Дождавшись едва заметного кивка, он опускается на пол. — Все хорошо, дружок, все в порядке. Это случалось иногда. Френчи называл это просто «бэд трипом», обычно с издевкой, но после недолгих поисков Стид нашел более точное определение. В первый раз он так перепугался, застав дрожащего подростка, забившегося в шкаф. Его обуяла истерика, он все твердил, что чувствует, как «пауки забрались в его ухо и отложили там яйца». Плакал, умоляя Стида спасти его, даже если придется вскрыть ему череп. Успокоив пацана, Боннет потом весь вечер отпаивал себя коньяком. Уже потом он почитал умных книжек, дал страшному название и понял, как справляться. Или ему казалось, что понял. — Смотри, это же Балу, — указав рукой на книгу, шепчет Стид. Слабый лунный свет, проникающий в окна, подсвечивает рисунок. — Ты помнишь, что за сцена? Лицо Френчи кривится, но он явно пытается вспомнить. Отвлечься. Бормочет что-то невнятное, вцепившись в свои колени. — Я тебя не слышу. Пожалуйста, повтори немножечко громче. — Об-обезьяны украли М-Маугли, — бормочет Френчи, уставившись на Стида невидящим взглядом. — Б-Багира злится. — На Балу? — И на него тоже, — кивает мальчик. Дыхание у него заметно выравнивается. — Они пытаются придумать план. Медленно и все реже сбиваясь, Френчи пересказывает сцену из книги. К концу взгляд у него становятся осмысленнее. Он весь обмякает, растеряв разом силы, и Стид, уже смело, обнимает его за угловатые плечи, притягивая ближе. Доверчиво положив голову мужчине на плечо, мальчишка прикрывает глаза и, наконец, расслабляется. Бубнит что-то себе под нос, начиная клевать носом; Боннет его не тревожит. Постепенно речь становится совсем бессвязной, и Френчи засыпает, пригревшись у него на плече. Длинный и худой, как щепка, жмется поближе к теплу, сгибаясь в невероятно неудобную позу. Будить его совсем не хочется, уснул крепко, поэтому Стид аккуратно берет его на руки и поднимается. Многострадальная спина отзывается резкой болью, которую он игнорирует, упрямо таща пацана до спален. Несколько комнат, бывшие раньше складами и просто бесполезными пустотами, Стид превратил в подобие общежития для своей «банды». Две большие спальни и одна комната поменьше, которую сразу же заняли Джим с Олу (спорить с Джимом никто не рискнул). Иногда ребята, в большинстве своем еще несовершеннолетние, уходили домой, но всегда возвращались. Там, в жестоком мире за стенами библиотеки, они были никому не нужными, нежеланными детьми. Маргинальные отбросы в глазах общества, не заслуживающие ничьей любви или жалости. Стид их, вообще-то, тоже не жалел. Конечно, он испытывал сочувствие к их тяготам жизни, но никогда не опускался до жалости. Возможно, именно поэтому они его и приняли. Опустив Френчи, дрыхнущего без задних ног, на кровать и накрыв его одеялом, Стид, по возможности бесшумно, выскальзывает коридор. Ему и самому не спится этой ночью, поэтому он и смог услышать Френчи. Теперь-то наверняка не сможет уснуть, но всю ночь промаяться в кровати не охота. Поэтому Боннет берет книгу и садится в излюбленное кресло у камина. Сегодня он проведет ночь в компании Фауста, одного из своих любимых героев. — «Я словно в чаду, — беззвучно произносит он. — Минуты покоя себе не найду». Мысли сами собой уходят от строк Гете, обращаются к тому, что волнует душу его в эти дни. Сам собой в голове всплывает образ Черной Бороды (Эда, исправляет сам себя Стид). Невольно он вспоминает тот день после ночевки на корабле. Проснувшись уже ближе к обеду, они до поздней ночи проговорили, сидя здесь же, на этих диванах. Беззаботный, легкий разговор плавно перетекал к серьезным темам и обратно. Та непринужденность, что была между ними с первых минут, превратилась в понимание. Стиду казалось, что он не встретил его, а просто вспомнил. Будто Эд всегда был, просто он — по какой-то невероятной причине — о нем забыл. И вместе с этим Тич удивлял его каждую секунду, будучи клубком противоречий. Великолепным, до неприличия красивым клубком. Обычно Стид не позволял себе думать ни о ком в таком ключе. Точнее так: ему никогда и в голову не приходило думать так о ком-то. Стид доживал свой четвертый десяток с безмятежной пустотой в душе, пока не встретил сначала ребят, а потом и Эда, и осознал, что все эти годы не было никакой безмятежности. Он мучался, тихо и незаметно погружаясь в пучину меланхолии. Исчезал, растворяясь в суете будней. Чувства к ребятам хоть и были сильны, но отличались от того, что он испытывал (тс-с) к Эду. Сильно, черт возьми, отличалось, и Стид еще не был готов принять это. Со дня их знакомства не прошло и двух недель, и за все это время разлучались они всего на пару дней, когда Черной Бороде пришлось срочно отлучиться по делам. Несколько ночей они и вовсе провели вместе, пусть и не совсем так, как, возможно, хотелось бы. Эд спал на диване, напрочь отказавшись занимать предложенную кровать. — Я не привередливый, — хмыкнул он. — Могу и на полу. От его слов Стиду стало грустно, но он постарался этого не показывать. Ему почему-то хотелось баловать Эда, кормить его вкусной, изысканной едой, наряжать в роскошные (но недостаточно) ткани. Показать ту жизнь, которую он заслуживает. В голове всплывают рассказы ребят об ужасном Черной Бороде, который чуть ли не ест младенцев на завтрак. Но Боннет в нем не сомневается. Ему плевать, пусть даже все это правда, он верит своим глазам и, самое главное, своему сердцу, Эд — хороший человек. Уверенность в этом поселилась в нем с той секунды, как он увидел его, промокшего, на пороге своей библиотеки. Самого удивительного человека, которого он когда-либо встречал. А удивительные люди, так уж вышло, не бывают просто хорошими или просто плохими. Все намного сложнее. Себя же Стид хорошим не считает совершенно. Ему известно о себе слишком много, он заглядывал в собственное сердце и не находил там ничего, за что мог бы назвать себя хорошим. Но ведь это не мешает ему стараться, верно? Два раза в месяц Стид организовывает в библиотеке киновечера. Любой желающий за символическую плату в один доллар мог прийти на просмотр культового или не очень фильма. Кино они выбирали по очереди, хотя последнее слово оставалось за Стидом во избежание бесконечного просмотра современных блокбастеров. И на этой неделе он решил предоставить право выбора Эду. — Эм... — Это что, смущение? Черная Борода смущается? — Я не особый знаток кино. — И не нужно, — успокаивающе говорит Стид. — Просто выбери что-нибудь, что тебе нравится. Какое-то время мужчина задумчиво смотрит в сторону, взвешивая что-то в голове. — Может, у тебя есть любимый фильм из детства? — пытается подсказать Боннет. — В прошлый раз выбирал Джим, и мы смотрели «Пилу», так что было бы замечательно отвлечься на что-то подобрее. Его аж передергивает от воспоминаний. Ничего не подозревающий о содержании киноленты, Боннет три дня потом просыпался от кошмаров. Но, возможно, Эд тоже любит хорроры? Стид заглядывает в его задумчивое лицо, уже открывает рот, чтобы напомнить — он может выбрать что угодно. — Когда я был мелкий, по телику постоянно крутили одно и то же дерьмо, — говорит Эд и машинально начинает гладить гладкую поверхность дивана, на котором сидит. — Если были деньги на электричество. «Мне очень жаль», — хочет сказать Стид, но молчит. — Помню, там было что-то про динозавров. Я никак не запомню название, но… Неплохо. Думаю, это мой любимый фильм из детства? Легко представить маленького Эда, сидящего напротив ящика, откуда доносится рев тираннозавра. Его испуг и трепет при виде удивительных существ, вымерших миллионы лет назад. — Я его не смотрел, — пожимает плечами Стид. — Можем выбрать другой… — Нет-нет, все отлично. — Он улыбается. — Я буду счастлив познакомиться с частичкой тебя чуть ближе. В его словах так много откровенности. Эд краснеет, но тоже чуточку улыбается. С каждым днем он, словно привыкая к этому причудливому миру, становится все ближе и ближе. Его странная косуха с обрезным рукавом, которую он использует как броню, все чаще остается висеть на спинке стула, будто обнажая не только тело, но и душу. — Решено! — весело восклицает Стид. В ночь показа собирается небольшая толпа народу. Каждый сидит на чем придется, ребятня вообще улеглась на ковер. Из посетителей, кто покультурнее — заняли стулья, кто-то просто подсел к остальным на пол. Стид, на правах хозяина, сидел на узком диване у дальней стены от проектора. Так он мог смотреть фильм и одновременно наблюдать за всеми, чтобы никто вдруг не решил устроить потасовку за попкорн или стащить у гостей кошелек. Такое в последнее время происходит все реже, но место успело за ним закрепиться. Сюда же, рядышком, падает и Эд. Места мало, поэтому они оказываются совсем близко, соприкасаясь ногами. Стид, собственно, не возражает, да и Эд не выглядит недовольным. Фильм увлекательный. Стид и не замечает, как погружается в историю. В комнате стоит необычное молчание, все заворожены происходящим. Люциус и Черный Пит (нелепость, но он требовал звать его именно так) забрались вдвоем на одно кресло, прижавшись друг к другу с показными безразличными лицами. Их отношения сейчас, похоже, переживают очередной подъем. Швед, Крошка Джон Фини (еще одна причуда) и Роуч заняли середину ковра, развалившись на подушках. Иногда они перебрасываются не шибко смешными остротами, а иногда — попкорном. За их спиной, прямой, как рельса, застыл Баттонс. Джим с Олу делают вид, что совершенно случайно оказались так близко другу к другу, едва ли не обнимку. Чистое совпадение. Рядом с ними, как обычно, развалился Френчи не расставаясь со своей гитарой. После приступа он бледноват, но в целом выглядит нормально. Ребята, сытые и довольные после восьми коробок пиццы, спокойно смотрят фильм. Кроме обычной компании, тут несколько гостей, ставших постоянными посетителями. — Уф. — После особо кровавой сцены Стид вздрагивает, вжимаясь в спинку. — Это было… жестоко. — Ага. — Эд довольно кивает. Его руки раскинулись на спинке дивана, поэтому прижавшийся к ней Стид оказывается будто бы в его объятьях. Совершенно случайно. — Класс. Косуха Черной Бороды брошена на полку, из верха на Эде только драная старая футболка (зато чистая и почти без пятен). Совершенно обычная вещь, ничего особенного. Но то ли она мала, то ли специально так сделана, но, когда он сидит так вот так, откинувшись назад, на животе открывается полоска обнаженной кожи в несколько сантиметров. И Стид был бы рад не обращать внимания, полностью погрузиться в фильм, но его взгляд постоянно соскальзывает вниз, цепляясь за смуглую кожу, как за рыболовный крючок. Видно край его шрама сбоку, который на самом деле является мешаниной из множества шрамов. Стид уже знает про его технику «правильного проникновения» ножа; про то, что первый раз у Эда был в колонии для несовершеннолетних (именно тогда поклялся больше не попадаться чертовым копам). Кожа в этом месте розовее и выглядит нежнее, чем остальная, и Боннет никак не может выкинуть из головы мысль о том, как именно она ощущается. — Смотри-смотри, — шепчет Эд, склоняясь ближе к уху. Его дыхание теплом оседает на шее и щеке. — Сейчас будет… Вот это! На экране, наверняка, происходит что-то невероятное. Стид в этом почти уверен, но он не может заставить себя сконцентрироваться. Эд прижимается к нему ближе в искреннем порыве, он ощущает жар от его тела — и это все, о чем он может думать. Руки, до этого сцепленные на коленях, расслабляются, сползают ниже. Ладонь Стида случайно (ха) падает между ними, задевая бедро Эда. Тот, кажется, ничего не замечает, увлеченный зрелищем. Тогда Боннет — на этот раз совершенно намеренно — кладет расслабленную ладонь ему на бедро. Невесомо прикасается к ткани кожаных брюк, едва не обжигаясь. И как Эд не потеет в этих шмотках? — Интересный момент, — комментирует Стид, не глядя на экран. Будто в замедленной съемке, Эд переводит свой взгляд на него, а потом — на лежащую на своем бедре руку. Выражение лица в полутьме сложно разобрать, Стид боится увидеть там гнев или неприязнь, но Эд смотрит удивленно, растерянно даже. Будто не до конца верит в происходящее. И когда Боннет уже хочет убрать руку, отодвинуться, извиниться, сделать что угодно, чтобы избавить его от неловкости, Эд опускает свою ладонь сверху на его и прижимает ближе. Поощряет Стида сжать пальцы, сделать прикосновение весомее. Интимнее. — Стид, — тихо, будто напоминая самому себе, произносит Тич. Его мозолистые пальцы двигаются выше по руке мужчины, сжимают на секунду предплечье, и оказываются на шее. Прикосновение похоже на легкий массаж, Стид прикрывает глаза от приятного ощущения. Время между ними растягивается до бесконечности. Осмелев, Стид крепче сжимает его бедро, ощущая сильные, упругие мышцы под рукой. Было бы лучше, не будь на нем этих дурацких штанов из толстой кожи, но он довольствуется малым. С нажимом ведет прикосновение ниже, к колену, не разрывая зрительный контакт, а потом снова верх. Будто разминает его бедро, совершенно нелепо и неумело. Но Эд не протестует, выдыхает с свистом и мягко гладит его затылок кончиками пальцев. Эмоции накаляются до предела, это почти слишком. Не сговариваясь, они одновременно отворачиваются к экрану, не прекращая прикасаться друг к другу. Рука Эда, освобожденная от перчаток, медленно передвигается выше, чешет загривок. Пальцы вплетаются в волосы, ногти аккуратно скребут кожу. Стид льнет к приятному касанию, подставляется так, чтобы было удобнее. Словно пес, ластящийся к руке хозяина. Это сравнение ему не нравится, но другого Боннет придумать не может. Да и плевать. Эд гладит его по голове именно с тем нажимом, с каким нужно, разминая кожу, — и это просто восхитительно. Стид забывается, сжав собственные пальцы так сильно, что Эду наверняка больно. Но тот не жалуется, и, кажется, всем доволен. Так продолжается, по меньшей мере, пятнадцать минут. Эд гладит его по голове, а Стид мнет его ногу, иногда мягко оглаживая колено. Никто их не замечает: все увлечены просмотром. Внутри разгорается желание. Стид хочет спросить разрешения его поцеловать, хочет попросить, или, черт возьми, упасть на колени и умолять. Сделать хоть что-то. Он и не замечает, как движения становятся агрессивнее. Эд тянет его за волосы, сначала легонько, а потом все более ощутимо. От этого — уже совсем не такого невинного — действия в паху тяжелеет, и Стиду приходится сесть скрестив ноги, чтобы скрыть свое возбуждение. Получается хреново, Эд, очевидно, все замечает, но не комментирует. Спасибо ему за это. — Знаешь, что бы я сделал, если бы мы были одни? — едва слышно произносит Тич, склонившись так близко, что его борода задевает шею. В его глазах пылает огонь, обещающий утешительную смерть всякому, кто осмелится подойти. А Боннет чувствует себя чертовым Икаром, подлетевшим к солнцу. Мгновение блаженства перед падением. Стид не знает, но он заранее согласен на все. На что угодно. Он не дает название тому, что происходит, не дает названия им. Друзья? Приятели? Это неважно. Ничего в эту секунду не кажется важнее Эда. Но в эту игру могут играть двое. Медленно, чтобы исключить любой намек на случайность, Стид поднимает свою ладонь выше по бедру. Проводит пальцами по заметно топорщащейся ширинке (наверняка в кожаных штанах сейчас ужасно неудобно), задерживая руку на том месте, где, по его расчетам, должна быть головка. Глаза Эда распахиваются, он приоткрывает рот, шумно вдыхая. Великолепное зрелище. Стид скользит выше, к животу, касаясь, наконец, голой кожи. Вслед за его рукой футболка чуть задирается, до конца открывая розоватый шрам. Стид смотрит, завороженный, и притрагивается к удивительно нежной коже кончиками пальцев. — Что бы ты сделал? — шепотом спрашивает Боннет. Их лица так близко, что они почти касаются носами. Если до этого в глазах Тича горел огонь костра, то сейчас в них бушует лесной пожар. — К черту все, — низким, рычащим голосом произносит он. — Люди мне не помеха. От этого внутри пузырьками лопается смех пополам с возбуждением. Стид улыбается, широко и счастливо, и, словно отражение, Эд улыбается тоже. Кажется, ничего не может отвлечь его от этого прекрасного, удивительного мужчины перед ним. Но это только кажется. — Где Джим? — вдруг раздается громкий голос Олу. — Вы не видели Джима? Стид вздрагивает, разворачиваясь к пареньку. — Он вышел за пивом, — не замечая из-за тревоги неловкого положения мужчин, говорит Олу, — полчаса назад. И до сих пор не вернулся. Нахмурившись, Стид поднимается на ноги. Собственное возбуждение прикрывает широкая рубашка, но это неважно. В груди переворачивается страх с волнением. — Может, он задержался, — пытается успокоить парня Стид. — Знакомых встретил. Убежденным Олу не выглядит. Стид, бросив последний извиняющийся взгляд на Эда, выходит с пацаном в коридор. Тут явно дело не чисто. — Рассказывай, — строго говорит Боннет, складывая руки на руки. Долго допытываться не приходиться. Пару секунд Олу еще мнется, не желая выдавать друга, но волнение за него перекрывает остальные чувства. — В общем, вы… Вы знаете Испанку Джекки? — Получив отрицательный ответ, Олу поясняет: — Она владеет баром у порта. И Джим, в общем, он у нее работал. — Официантом? — с сильным сомнением уточняет Стид. — Нет. Кем-то вроде личного помощника. Сложно объяснить. — Он машет руками, пытаясь жестами передать то, что не может словами. — Разные дела, мелкие поручения. Всякое. Джекки приютила его, когда он только приехал, помогла. Даже языку научила. Джим — самый таинственный из ребят. То ли немой, то ли просто неразговорчивый, он всегда держался в стороне, предоставляя Олу коммуникации с людьми. Еще он, возможно единственный из них, тянул на звание настоящего бандита. Только в нем было необходимые хладнокровие и твердость, способность причинить человеку боль без угрызений совести или страха. — Но пару месяцев назад… В общем, он устроил драку, избил одного из ее мужей. — Одного из? — И сбежал, прихватив кассу. Так вот почему он последние недели не вылазил из библиотеки, хотя раньше мог пропасть на несколько дней. — Джим был уверен, что никто не станет его здесь искать, — взволнованно тараторит Олу. Его взгляд перемещается за плечо Стида, куда-то выше. — Но, похоже, он ошибся. — С Джекки шутки плохи, — раздается за спиной голос Эда. Боннет резко оборачивается, глядя на него, но лицо мужчины непроницаемо. — Сколько он украл? — спрашивает Стид. — Десять кусков, — нахмурившись, говорит Олу. — Возможно, больше? Дело дрянь. Сегодня вечер пятницы, банки откроются только в понедельник, а из наличных у Стида сейчас жалкая пара сотен долларов. Чеки или кредитные карты Испанка Джекки вряд ли примет. В том, что именно она схватила Джима, Боннет почему-то не сомневался. Чутье, которому он всегда доверял, настаивало, что все так и есть. Значит, необходимо вызволять пацана. С медленным вздохом Стид приказывает себе успокоиться и мыслить ясно. Ситуация хреновая, конечно, но ничего непоправимого. Джим ведь никого не убил, всего лишь стащил деньги, это поправимо. Деньги не проблема, главное сейчас выгадать время до их получения. — А, еще! — Растерянно восклицает Олу. — Кажется, он убил ее мужа. — Того, которого избил? — с сомнением уточняет Эд. — Не-а, другого. Который реально испанец. Дело дрянь. — Скажи Люци, по окончании сеанса пусть отправит всех посетителей домой и закроет двери на замок, — командует Стид, быстрым шагом направляясь к выходу. На ходу открывает приложение такси, забивая в поиск названное место. Кажется, он видел бар с вывеской «У Джекки» или типа того, когда отвозил Эду свитер. — Пока я не вернусь, носа не высовывать из библиотеки, понял меня? — Я с вами пойду! — взвинченно заявляет Олу. — Джим мой друг. — Знаю я, — отмахивается мужчина. — Но будет совсем хреново, если схватят вас обоих, верно? Этот аргумент засчитывается. Олу — крупный пацан, и хоть он производит серьезное впечатление, но драки и насилие на самом деле не любит. Старается избегать конфликтов. Да и если дело дойдет до драки, что не должно произойти ни в коем случае, он ничего не изменит. — Лучше проследи за остальными. Пока меня нет, ты за старшего. — Стид уже стоит в дверях, захватив с собой кошелек и плащ. Машина приедет через три минуты. Вид у него, конечно, не внушает страха, но время не терпит. Мало ли что с мальчонкой могут сделать. – Никому пока не рассказывай, незачем их беспокоить. Стид задумчиво оглядывается вокруг и выясняет, что Эд все это время был рядом, следуя за ним по пятам. Может, хочет, чтобы его подкинули до мастерской? Нет, вроде сам на байке приехал. — И отдельно присмотри за Френчи, ладно? — Дождавшись кивка, Стид слегка улыбается и похлопывает Олу по плечу. — Не бойся, все хорошо будет. Я не дам твоего друга в обиду. Это, кажется, ничуть его не успокаивает. Взгляд Олу становится совсем растерянным; он стоит, переминаясь на месте. — Не бойся, — повторяет Стид. — Обещаю, что с ним все будет хорошо. Жестокий голос в голове просит не разбрасываться обещаниями так легко. Уж это сдержать будет ой как не просто. — Спасибо, капитан, — бормочет Олу. — Не за что. Теперь иди к остальным. Вместе с Эдом они одновременно выходят на крыльцо. Стид застывает на месте, глядя в сторону, откуда должна подъехать машина. Тревога — пополам со страхом — с каждой секундой нарастает, прочно обосновавшись в груди. Что, если Джим реально убил человека? Как он будет с этим разбираться? Даже если он сумеет (другого варианта нет, строго напоминает себе Стид) вызволить его из рук Джекки, не понятно, что предпринимать дальше. Джим, конечно, не самый простой человек, вовсе не невинный ребенок, но Стид не позволит упечь его в колонию. Ни за что он не отдаст его в руки пресловутого правосудия, в котором разочаровался уже давно. Что делать дальше, он решит. Сейчас перед ним стоит четкая задача, ни черта не простая, но конкретная. Привезти Джима, желательно целого и невредимого, домой. С остальным они как-нибудь разберутся. — Отменяй такси, — негромко говорит Эд. Он снова надел куртку, будто облачился в доспехи. — Поедем на байке. — Ты меня подбросишь? — нервно бормочет Стид, послушно отменяя поездку. — Спасибо, я это очень ценю. Улыбка на губах Эда чуточку грустная, непонятно почему. Стид хмурится, глядя на нее. — Нет, дурачок, — говорит он. — Я пойду с тобой. Или ты думал, я пущу тебя в логово зверя одного? — Если ты думаешь, что я не справлюсь с какой-то… — Поверь мне, — перебивает его мужчина. — Черная Борода справится намного лучше.