Библиотека

Пока они мчат по шоссе, Стид прижимается к спине Эда, стараясь как можно меньше давить на рану. До фермы Стид добрался на такси, что было, конечно, так себе затеей. По мере того, как адреналин отпускает его, возвращается страх. Пережитые события ужасно напугали Боннета, просто до чертиков. Не говоря уже о том, что могло бы произойти, если бы он не приехал. Если бы он опоздал на какие-нибудь минуты, Эд мог быть мертв или мог бы убить Флинта, что все равно стало бы началом конца. Стид не сильно разбирается в делах всех этих криминальных кланов, банд и прочих, но благодаря доходчивому объяснению ребят он осознал, что убийство главаря банды другим главарем неминуемо приводит к войне и множеству смертей. Сама идея потерять Эда теперь, когда они так близки к… чему-то, пусть еще не названному, но очень ценному, ужасает. Стид никогда не считал себя собственником, но он не готов делить Эда даже со смертью. Сейчас, прижимаясь к его спине, пока его волосы щекочут лицо, а тепло греет, словно печка, Стид не готов отдать его никому. Остался только один нюанс — согласен ли на это сам Эд. До города они добираются медленнее, старательно объезжая всех полицейских, и в итоге к зданию библиотеки подъезжают только после обеда. Оба, ужасно измотанные дорогой и стрессом, не сговариваясь, идут в комнаты Стида. Дотуда их провожает стайка ребят, очень громко выражая свой восторг. — Черная Борода, сэр! — восклицает Олу, перебарывая свое обычное смущение. — Спасибо вам. Джим не говорит ничего, но взгляд иногда красноречивее слов. — Вы прямо герой. — Да, такой крутой! — И капитан тоже, правда? — Точно! Ребята создают столько шума, что от них начинает болеть голова. В конце концов Стиду удается перехватить самого спокойного — Баттонса — и попросить принести им какой-нибудь еды. — Сейчас, кэп? — лаконично спрашивает он, склоняя голову к плечу. — Да, какие-нибудь сэндвичи и… Аптечку, пожалуй. — Будет сделано. Дверь в гостиную будто отрезает их от внешнего мира. Эд с тихим шипением падает в кресло, на ходу стаскивая с себя куртку. — Теперь ты расскажешь, что там делал? — хмуро интересуется он у Стида, складывая руки на груди. Пытаясь: плечо простреливает болью, и он морщится дергаясь. — Я расскажу тебе все что хочешь, если ты дашь заняться твоей раной. — Это царапина, — ворчит Эд, но не возражает. Боннет идет в ванную и возвращается с небольшим тазиком и тряпкой. На вопросительный взгляд Эда, он только пожимает плечами. За время жизни с ребятами ему не раз приходилось подлечивать их, в том числе, к сожалению, и от серьезных ранений. Он быстро овладел этим искусством. — Давай посмотрим, что тут у нас, — мягко говорит Стид, аккуратно снимая импровизированную повязку. Как можно деликатнее стирает кровь и очищает рану. Пуля еще внутри, поэтому он потерял не так много крови, и, судя по состоянию самой раны, она не раскололась. Это хорошая новость. Стид может (если его не стошнит и он не упадет в обморок) достать пулю и зашить рану. Обычно шитьем у них занимался Френчи, довольно искусный в обращении с иголками, но Черная Борода наверняка не примет помощи от подростка. — Эй, — тихо зовет Эд, прикасаясь здоровой рукой к его щеке. Легкое, почти невесомое касание теплом разливается внутри. — Тебе не нужно это делать. Я и сам могу. Или доберусь до мастерской, а там Иззи… — Нет! — резко перебивает Стид. При мысли о том, что кто-то другой (особенно Иззи) будет сейчас прикасаться к Эду, внутри поднимается раздражение и злость. Ни черта не ясно, откуда взялись эти чувства, но Стид точно знает, что не может отпустить его сейчас. Не тогда, когда в голове все еще стоит картина, как Флинт направлял на него пистолет. Поэтому Стид повторяет, но уже мягче: — Нет. Если Эд и собирался возразить, он не успевает. Без стука заходит Баттонс, неся в руках большой контейнер, отведенный у них под аптечку. За ним проскальзывает Таракан с подносом еды. — Что-нибудь еще, кэп? — интересуется Баттонс, разложив все на столике. Деликатно не обращает внимание на то, что ладонь Черной Бороды прижимается к щеке Стида, тогда как Таракан откровенно пялится. — Нет, этого достаточно, — отвечает Боннет и выдавливает из себя улыбку. — Спасибо. Кивнув, Баттонс выходит, за локоть уцепив за собой Таркана. Мальчишка кажется настолько шокированным, что Стид наверняка бы рассмеялся, не будь он таким уставшим. — Так, выпей это, — командует Боннет, кладя на ладонь Эду несколько таблеток. Тот молча проглатывает их и одной рукой стаскивает с себя футболку. Стид старается не пялиться, вместо этого обрабатывает руки и рану дезинфицирующим средством. — Сейчас я сделаю укол лидокаина и мы начнем, окей? — Зачем? Можешь просто дать мне бутылку рома. Непонятно, шутит Эд или нет, но Стид все равно недовольно поджимает губы и качает головой. Весь вид Эда говорит о том, что ему плевать на собственное ранение, на последствия, к которым оно может привести. На самого себя. Это злит, приводит в ярость, если честно. — Эд, я… Я не стану так к тебе относиться, — не зная, есть ли смысл в его словах, говорит Стид. — И ты не должен. Ты заслуживаешь всего самого лучшего, и пусть… Пусть я не могу отвезти тебя к врачу, но я сделаю все — вообще все, — чтобы ты испытал как можно меньше боли. На лице Эда шок. Он растерянно смотрит на Стида, быстро моргая, и то ли дело в освещении, то ли в еще в чем, но глаза его кажутся странно влажным. Неожиданно смущение обжигает Боннета изнутри. — Прошу прощения за резкий тон, — бормочет он себе под нос, потупив взгляд, — но ты должен лучше относиться к себе. В первую очередь, ты должен заботиться о себе, ведь кто еще сможет это сделать. Старательно глядя только на инструменты, разложенные на столе, Стид мысленно прокручивает в голове последовательность действий. Что, если пуля задела вену и, если он сейчас ее вытащит, Эд умрет от кровопотери? А сможет ли он вообще справиться с этим — с помощью пинцета вытащить из живого человека предмет? Из открытой, черт возьми, раны. Возможно, все эти мысли отражаются на его лице, потому что Эд мягко трогает его за руку, заставляя посмотреть на себя. — Все будет хорошо, окей? Не ссы, ты справишься, — улыбаясь, говорит мужчина. — У меня нет другого выбора, — серьезно отвечает Стид. Следующий час становится одним из самых тяжелых и напряженных в его жизни. Стид далеко не профессионал, он даже как любитель так себе, поэтому действует медленно, со всей осторожностью, на которую способен. В голове среди всех сталкивающихся и перескакивающих друг через друга мыслей четко прослеживаются главные две: «хоть бы я ничего не испортил» и «пожалуйста, не умирай». Он слишком долго возится, пытаясь вытащить пулю, наверняка это невероятно больно, но Эд только улыбается слегка и качает головой. Бормочет какие-то слова поддержки, и только его невероятные глаза выдают настоящее состояние. Стежки Стид делает так быстро, как только может, со всем старанием. Так, будто от этого зависит его собственная жизнь. Иногда его взгляд соскальзывает с раны в сторону, то на одну из татуировок на груди, то на светлые полоски шрамов. О, шрамов у Эда много, и скоро появится еще один. Стид хочет знать историю каждого, прикоснуться к ним, понять, отличается ли ощущение кожи. Покончив с стежками, Боннет придирчиво осматривает проделанную работу. Что ж, выглядит лучше, чем он думал. Возможно, все это действительно может закончиться хорошо. Он аккуратно стирает кровь с руки Эда, снова обрабатывает швы и бинтует руку. У самого руки все в крови, рубашка испорчена, но это мелочи жизни, главное, что Эд жив и (почти) цел. — Ты продолжаешь меня удивлять, — хрипло произносит Тич, и впервые за этот час Стид смотрит ему в глаза. — Просто пиздец, я никогда не встречал таких людей, как ты. — Что ж, я приму это как комплимент, — пытается отшутиться Боннет, вдруг остро осознавая, что Эд по пояс раздет. — Возможно, ты захочешь поесть? — Возможно, — кивает Эд с выражением лица, которое можно назвать только хищным. — Но не сейчас. Эд целует его. Порывисто, без стеснения, словно пытаясь одним поцелуем передать все эмоции, что испытывает. Стид теряется в первую секунду, ошеломленный той лавиной чувств, которая в одночасье обрушивается на него. А потом отвечает с таким же пылом, роняя из рук пачку бинтов, которую собирался убрать в сторону. Обнимает лицо Эда, позволяет своим пальцам забраться в его растрепавшиеся собранные волосы. Целует, отдаваясь полностью и безвозвратно. Это страшно, он должен быть в ужасе, но нет ничего более правильного, чем целовать этого мужчину в своих руках. И только отстранившись, Стид замечает, что оставил на его лице следы своими перепачканными в крови руками. — Ох, прости меня, дорогой, — бормочет он, пытаясь чистой частью рукава привести его в порядок. — Я и не заметил… — Плевать, — рычит Эд, и этот звук отдается где-то в животе. — Поцелуй меня. Это не просьба — приказ. Стид повинуется почти не задумываясь, будто подобное требование не является чем-то новым, а наоборот, уже привычной его частью. Поэтому он увереннее запускает руки в волосы, инициируя новый поцелуй. Эд сидит в кресле, а Стид на стуле рядом с ним, между ними подлокотник кресла, неприятно врезающийся Стиду в живот. Кажется возмутительным, что им что-то мешает, особенно сейчас, когда они наконец вернулись друг другу. — Подожди. Давай… — на секунду оторвавшись от его губ, пытается сказать Стид. Не успевает, Эд снова целует его, а потом переключается на щеки, шею, лоб, и вообще все, до чего достает. Здоровой рукой он сжимает его плечо, будто боясь, что, если не будет держать — Стид сбежит. — Давай… Ох, Эд. — Не надо, — бормочет между поцелуями Эд. Его борода щекочет и колет кожу. — Не говори ничего. Дай мне еще минуту. Дать… Что? Этот великолепный мужчина думает, что он собирается сделать что? Вся сила воли Стида уходит на то, чтобы сжать плечи Эда и все-таки отодвинуть от себя. Сломленный взгляд Эда немного разбивает ему сердце. — Эд, ты что, думаешь, что я… — Бросишь меня? — неожиданно зло выплевывает мужчина, скрещивая руки на груди. Пытаясь скрестить: бинт и боль не особо дают ему это сделать. — Вылечил, а теперь прогонишь? — Какой же ты дурачок, — с ласковой улыбкой произносит Стид, глядя на него так нежно, что Тич совершенно теряется. — Я пытался сказать, пока ты не стал мне мешать самым прекрасным способом, что мне нужно помыть руки и переодеться. И что на самом деле ну… Я могу не переодеваться. Знаешь, я могу… Просто снять одежду. При этих словах выражение лица Эда совершенно меняется. Удивительно, насколько красноречива его мимика, пусть и прикрытая бородой. — Поэтому, может, я пойду приведу себя в порядок, а ты… — Стид все-таки краснеет, но больше не от смущения, а от возбуждения из-за собственных мыслей. — Ты будешь ждать меня в спальне. — Без одежды? — на всякий случай уточняет все еще чуточку настороженный Тич. — Без одежды. Скорости, с которой Эд добирается до спальни, позавидуют все спринтеры планеты. Стид фыркает, сдерживая смех, и тоже почти бегом направляется в ванную. Там правда притормаживает, вглядываясь в собственное отражение явно дольше необходимого. Оказывается, он весь в пыли и крови, так что решает быстро сполоснуться в душе. Десять минут — экстремально быстро по его меркам. Наспех запахнувшись в пушистый махровый халат, Стид сразу же идет в спальню. Медлит только секунду перед тем, как открыть дверь. На краю кровати сидит Эд, со своего ракурса Стид видит только его голую, испещренную шрамами и татуировками спину. Волосы собраны в небрежный пучок, поэтому он может разглядеть его шею, обычно скрытую под волосами и бородой. В Эде нет ничего изящного, конечно, он ведь грозная Черная Борода, совершенно не тот человек, которого можно назвать утонченным. Но вот Стид смотрит на его беззащитно открытую спину и испытывает щемящее чувство нежности. Намеренно громко закрыв за собой дверь, чтобы известить о своем присутствии, он обходит кровать и становится с Эдом лицом к лицу. Мужчина по пояс раздет, но на нем все еще брюки, ботинки и крепление для колена. Он кажется растерянным, совершенно неуверенным в себе, и Стид понимает, что он не снял ботинки и крепление, чтобы быстро уйти, если придется. — Эй, — тихо зовет Боннет, призывая Эда поднять голову и посмотреть на него. Но Тич упрямо смотрит на свои руки, сплетенные в замок. — Кажется, тебе тут нужна помощь? Опустившись на согнутых ногах на пол, Стид осторожно проводит рукой по здоровому колену. Полы халата, который он надел перед выходом, распахиваются, открывая часть голой ноги и это, наконец, привлекает внимание Эда. — Ты чистый, — задумчиво бормочет Тич. Пытается подняться, растерянно оглядываясь вокруг. — От меня несет, наверное. Нужно… — Сядь, — негромко, но твердо говорит Боннет. Это действует замечательно — Эд сразу же опускается обратно на кровать. — Мне плевать, ясно? Если честно, то мне вообще по-е-бать. Матерное слово из уст всегда культурного Стида имеет удивительный эффект. Даже под бородой и всем этим загаром видно, как Эд краснеет. Быстро-быстро моргает, приоткрывая рот, будто собираясь что-то сказать. — Ты так и не сказал мне тогда, что бы ты со мной сделал, — нарочито спокойным голосом произносит Стид, развязывая шнурки сначала на одном, потом на втором ботинке. — Помнишь, во время кино? Судя по расширенным зрачкам и потяжелевшему дыханию, Эд помнит. Хорошо. — С другой стороны, я тоже не сказал, что хотел бы с тобой сделать. — Сняв обувь, он приступает к креплению на колене. Не торопится, расстегивая все аккуратно и подчеркнуто неспешно. Стид чувствует, как халат распахивается еще больше, почти полностью обнажая его ноги и грудь. Жадный взгляд Тича скользит по участкам открывшейся светлой кожи, подернутой легким золотистым загаром. Волосы на теле у Стида такие же светлые, как и на голове. В слабом свете прикроватной лампы кажется, что он, словно снегом, припорошен сусальным золотом. Проходит всего несколько минут, и Эд оказывается в одних брюках. Видеть Стида на коленях у своих ног — невыносимо прекрасно, но он совсем изголодался по поцелуям. Поэтому Тич, перехватив его руки, тянет на себя, вынуждая сесть рядом, на кровать. Щеки у Стида совсем розовые, глаза влажные, подернутые легким возбуждением. Они так мало знакомы, но Эду кажется, что он ждал его всю жизнь. Наклонившись, он мягко целует раскрывшиеся навстречу губы. Поцелуй неспешный, расслабленный. Они оба не сопливые мальчишки в погоне за кратким мигом удовольствия, им некуда спешить. Одну руку Эд кладет ему на щеку, мягко удерживая, а вторую — устраивает на бедре чуть выше колена. От прикосновения Стид коротко вздрагивает и сразу же подается навстречу, придвигаясь ближе. Его собственные руки неуверенно опускаются Эду на плечи, а потом медленно спускаются ниже, исследуя рельеф его тела. Постепенно прикосновения Стида становятся смелее, а поцелуй — глубже. Как бы он ни хвалился, опыта у него гораздо меньше, до этого момента он выезжал на чистой интуиции и желании. Эд прекрасно знает о его скудном опыте (три бутылки просекко кому хочешь развяжут язык), поэтому он, честно говоря, в ахуе от того, насколько Стид талантлив. И горяч. Пиздецки горяч. Очень быстро все их движения переступают черту невинности. Халат Стида остается на нем только формально, он полностью выпутался из верха, оставив ткань лишь для прикрытия паха. Эд даже от поцелуя оторвался, чтобы хорошенько разглядеть его обнаженный торс. Впервые он видит его настолько раздетым: Стид редко позволял себе оголяться. Он даже футболки не носил, ради всего святого. И зря — фигура у него прекрасная. Боннет оказывается намного крепче, чем кажется на первый взгляд. Эд скорее жилистый, чем крупный, его мышцы всегда походили на натянутые канаты, без одежды он оказывает меньший эффект, чем одетый в свою извечную кожанку. Но со Стидом ситуация ровно обратная. У него округлые мышцы, хорошо выраженная грудь и лишь небольшая мягкость на животе. Можно сказать, что Стид даже крупнее Эда (от этой мысли что-то внутри Тича взрывается от возбуждения). — Эм. — Заметив, как его рассматривают, Боннет тушуется. Старается вернуть халат на место, как-то прикрыться. — Да, знаю, я мог быть в форме и получше, но… — Ты прикалываешься? — Эд удивленно вскидывает брови, удерживая его руки от того, чтобы спрятаться в ткань, как в раковину. — Ты охуительно выглядишь. Это заявление вызывает смущенную улыбку на лице мужчины и какую-то благодарность в глазах. Черт возьми, он еще сомневался? Правда? Эд хочет отмудохать всех, кто заставил Стида сомневаться в себе. Глядя ему в глаза, Эд медленно кладет руки на пояс от халата. Вопросительно наклоняет голову к плечу, чуть прищуриваясь, и ждет. Боннет явно стесняется, он не привык раздеваться перед другими людьми. Он не уверен, что кто-либо видел взрослого полностью голым за всю взрослую жизнь. Даже Мэри, кажется, так ни разу и не видела его члена, что, конечно, уже много говорит об их дерьмовом браке. Стид тоже не стремился изучить ее гениталии, и сейчас, глядя на Эда и его стопроцентно мужское тело, он догадывается почему. Ему требуется всего несколько секунд, чтобы решиться и кивнуть на немую просьбу Тича. Халат быстро оказывается на полу. Эд еще мгновение смотрит Стиду в глаза и только потом опускает взгляд, и ну… Если когда-нибудь у него и были сомнения в том, нравятся ли ему мужчины, то теперь этот вопрос закрыт навсегда. Член Стида, он… Сложно описать словами, но при одном взгляде на него рот Эда наполняется слюной. Розовый, аккуратно обрезанный, он смотрится идеально. Природа не обделила Боннета, размерчик что надо — Эд уверен, что даже с хорошей подготовкой принять Стида внутрь будет больно. И, разрази его гром, если он не жаждет этой боли! — Думаю, тебе тоже следует снять брюки, — тактично напоминает Стид, дергая его за пояс. То, что он называет эти клочки ткани на его ногах «брюками», уморительно. Но Эд послушно встает и сдергивает с себя кожаные штаны, пинком отправляя их на другой конец комнаты. — О, — удивленно выдыхает Стид, глядя прямо на его пах. — Ты не носишь белье. И…это пирсинг? Что-то в его голосе, ставшим таким привычным и родным, меняется. От этой новой, до сих пор неизвестной интонации, клубок возбуждения внутри Эда скручивается плотнее. Стид берет его за запястье и тянет обратно на кровать, попутно сам опускаясь на спину. Так они и оказываются лежа рядом друг с другом, лицом к лицу. — Твое колено совсем разболелось, да? — ласково произносит Боннет, кончиками пальцев заправляя выбившуюся прядь ему за ухо. Черной Бороде совершенно не хочется это признавать, но он заставляет себя кивнуть, слегка нахмурившись. Тогда Стид мягко давит ему плечо, вынуждая перевернуться на спину. Подкладывает одну большую подушку под спину, чтобы Эд оказался в полусидящем положении, а вторую, поменьше, — под колено. — Так лучше? И так действительно лучше. Эд прикрывает на секунду глаза, пытаясь не захлебнуться в нахлынувшей волне нежности. Когда он открывает глаза, то видит Стида, глядящего на него с такой теплой улыбкой, что это почти больно. — Я тебя не заслужил, — бормочет Эд. — Нет, конечно, дорогой. — В его кривой усмешке проявляются нотки горечи. — Ты заслуживаешь намного большего. Стид не дает ему ответить — целует, на этот раз сразу переходя в наступление. Это похоже на то, когда они целовались у книжных полок, только горячее, открытее. Возбуждение окончательно сбрасывает с Боннета его скованность, он не стесняется целовать и прикасаться так, как хочет. Его мягкая, всегда вкусно пахнущая рука опускается Эду на член, вызывая глухой стон прямо в поцелуй. Эд и не заметил, как мужчина переместился и сел перед ним, прямо между разведенных ног. Одной рукой опираясь о изголовье кровати, Стид наклоняется еще ближе, не переставая двигать рукой, и целует его в плечо. Борода забавно колет обнаженную кожу, Боннет даже хихикает от особенно щекотного прикосновения. — Стид… Стид, — зовет его Эд, едва ли не тая под градом нежных поцелуев на плечах и груди. — М-м. — Я хочу тебе отсосать. Ровный ритм, с которым Стид двигал рукой, сбивается, а потом он и вовсе останавливается. Боннет отстраняется ровно настолько, чтобы заглянуть ему в глаза с ошеломленным выражением лица. — Твое колено… — Похуй на колено, — ворчит Эд, окончательно усаживаясь. Заметив озабоченный взгляд Боннета, он примирительно добавляет: — Я останусь лежать, слово скаута. И, не дожидаясь дальнейших слов, Тич убирает подушку позади себя, полностью ложась на постель. Устраивается удобнее, подталкивая Стида, чтобы тот переместился выше. Так он и оказывается на коленях перед ним, едва не сидя на его груди, красный как рак. — Боже мой, — бормочет Стид, опуская взгляд вниз. — Еще нет, — с ухмылкой отвечает Тич. Положение не самое удобное, но Эд не жалуется, не-а. Смотреть на раскрасневшегося Стида с тяжело вздымающейся грудью, возвышающегося над ним словно громада — великолепно. Эд хочет запечатлеть этот момент в своей памяти навсегда. Но он заставляет себя оторваться от созерцания и перейти к делу. Помогая себе руками, он аккуратно лижет ствол от основания до кончика. Языком обводит головку по кругу, кладет себе на язык, широко открывая рот. Сверху раздается сдавленный писк, Тич его игнорирует, собираясь отметить это потом. Играется так еще немного, слизывая предэякулят перед тем, как наконец взять член в рот. Сначала медленно, поддерживая одной рукой, а второй поглаживая Стида по бедру, двигает головой. Проверяет насколько глубоко может взять без страха умереть от асфиксии. Тяжелый запах пьянит его, Эд чувствует себя так, будто с горла хлебнул рома. — Э-Эд, — тихо стонет Стид, глядя на него сквозь полуприкрытые веки. Опускает одну ладонь Тичу на щеку, проводя по едва ощутимым очертаниям члена у него во рту. Это побуждает двигаться активнее. Эд ровным ритмом выбивает у него вздохи пополам со стонами, которые с каждой секундой становятся все громче, вылизывает бархатистую кожу, не оставляя ни одного нетронутого сантиметра. Чувствуя, как Стид становится все напряженнее, а его дыхание — все быстрее. Прибегает к запрещенному приему. В момент, когда мышцы начинают сокращаться, Эд берет так глубоко, что головка члена упирается ему в горло и вдыхает полной грудью. Боннет громко вскрикивает, обеими руками хватаясь за изголовье, и кончает. Его голос срывается, становясь выше и ломаясь, глаза закрываются, и, черт, это зрелище Эд еще не скоро сможет забыть. Только когда воздуха совершенно не остается, Тич открывает рот, позволяя ему отодвинуться, и резко вдыхает. Горло саднит, во рту вкус спермы — куда уж лучше? — Эд, — зовет Стид, опускаясь рядом с ним на кровать. Вытягивается в блаженной неге — глаза прикрыты, мышцы расслаблены. С каким-то отчаянием он тянется вперед к нему. Они снова целуются, на этот раз совершенно лениво. Кажется, Боннет вот-вот готов вырубиться и заснуть. Эд с невыразимым удовольствием наблюдает за тем, как тот медленно хлопает ресницами, явно находясь в приятной дымке дремоты. — Засыпай, — бормочет Тич, обнимая его одной рукой. — Нет… Нет, — тверже произносит Стид, разлепляя веки. Упрямо, как ребенок, добавляет: — Ни в коем случае. Мы еще не закончили. Эд фыркает, посмеиваясь, утыкается ему в плечо. — Мне нужно… Немного времени, — неопределенно поясняет Боннет. — А пока… Ты сказал, что хотел бы сделать, верно? Не до конца понимая, что от него хотят, Эд кивает. — Теперь моя очередь. — И что же ты хочешь? — хрипло спрашивает Эд, потираясь кончиком носа о его кожу. — Я хочу, — Стид медлит, не до конца уверенный в том, как будет воспринято его желание. — Я хочу… Надеюсь, ты не против, что я вообще… Что ты не разозлишься… Эду приходится оторваться от его плеча, чтобы посмотреть ему в лицо. — Ты можешь сказать, что угодно, — уверяет его Тич. — Правда, я точно не буду осуждать или смеяться. И совершенно точно я не разозлюсь. Будь уверен. — Да? — Да, — он кивает. — Даже если ты предложишь заняться сексом, пока Иззи будет стоять рядом и хлопать, я не разозлюсь. Эта мысль заставляет Стида поморщится, но потом он ухмыляется, явно представив лицо Хэндса. — Ладно. Окей, — бормочет мужчина. — Тогда я… Я хочу заняться с тобой сексом. — Ага. — И перед этим, я хочу… Я хочу сам подготовить тебя. Ну, знаешь, своими пальцами. Если за последние несколько минут возбуждение Эда успело поутихнуть, то теперь оно вспыхнуло с невиданным до этого жаром. — Это ничего? — Бля, да это покруче чем ничего! Я всеми руками «за», и не только руками, если ты понимаешь, о чем я. Стид хихикает, как девица из гимназии, и это совершенно очаровательно. Эд абсолютно влюблен (тс-с!). На секунду Боннет исчезает из его объятий, переворачиваясь на другой бок, чтобы дотянуться до тумбочки. Эду предоставляет возможность изучить его спину, покрытую светлыми родинками и едва заметными веснушками. Наверняка, под солнцем они становятся ярче, расползаются по плечам и рукам. — Думаю, тебе лучше вернуться в прежнее положение. — Есть, капитан! Эд ложится на спину, подложив под себя подушки и раздвигает ноги. Помедлив, Стид устраивается между ними с тюбиком смазки в одной руке и презервативами в другой. Презервативы он откладывает в сторону, сжимая тюбик, чтобы согреть. — Все хорошо? — негромко уточняет Боннет, мягко касаясь свободной рукой его бедра. Теплая ладонь скользит выше, поглаживает внутреннюю сторону. — Все охуительно, — уверяет его Эд, шире отводя здоровую ногу в сторону и открывая лучший обзор. Звук того, как Стид сглатывает слюну, раздается до комичного громко. Он выдавливает щедрую порцию смазки себе на пальцы, капая на простыни (наверняка жутко дорогие). Придвинувшись ближе, он целует Эда, мокро и глубоко, одновременно с этим прижимая пальцы к отверстию. Гладит вокруг, обильно увлажняя смазкой, растирает кожу, посылая по телу табун мурашек. Так бы, наверное, и ходил вокруг до около, если бы Эд с недовольным мычанием не двинул бедрами, желая, наконец, ощутить эти восхитительно мягкие руки внутри себя. Один палец проникает легко, почти без усилий. Черт, Эд соврет, если скажет, что не делал этого сам, постоянно думая о Стиде, но сейчас чувство иное. Все ярче, насыщеннее, будто кто-то выкрутил настройки реальности на максимум. Движения мужчины немного неловкие, у него мало опыта, но, как и в случае с минетом, на выручку приходят талант и интуиция. Будто он знает, чувствует, что именно нужно Эду в данный момент. Не проходит много времени, как в нем уже свободно помещаются три пальца. Мокро так, что при каждом движении раздается влажный звук, вызывающий очаровательный румянец на щеках Стида. Эд же, привыкший растягивать сам себя быстро, на самый минимум, растекается лужей по кровати от нахлынувших ощущений. Он уверен, что легко кончит вот так, с пальцами Стида в своей заднице, глядя на его одновременно возбужденное и сосредоточенное лицо, но на сегодня у него другие планы. — Сти-ид, — зовет он, стараясь придать своему голосу хоть какую-то твердость. Это сложно, когда пальцы проходятся прям по простате и внутри разливается жидкая лава. — Стид. Все равно его имя звучит как стон, но Боннет наконец поднимает голову. — Хватит. Я хочу, наконец... — мурлычет Эд, наклоняясь вперед. Кладет руку на его член, замечая, как он слегка вздрагивает от прикосновения. — Почувствовать тебя внутри. Полностью, понимаешь? Запал, с которым Стид начинает его целовать, одновременно крепко обнимая, заставляет Эда рассмеяться прямо в поцелуй. Тич пихает его в плечо, вынуждая отстраниться, и многозначительно кивает на презерватив. Как бы ему ни нравилось вот так целоваться, обнимая друг друга, он все-таки хочет перейти к основному блюду. Поза, по правде говоря, не самая удобная. Было бы лучше, встань Эд на колени, а Стид за спиной и… Но эту фантазию они приберегут на день, когда Тич не будет умирать от боли в колене, пусть даже смерть во время секса с охуительнейшим мужчиной не самый худший исход, который он может для себя придумать. — Я… Я вхожу, — бормочет Стид, и одновременно с этим Эд чувствует головку его члена, упирающуюся прямо в него. Мышцы расслабляются, он открывается для него, и головка легко проскальзывает внутрь. Стид, наверняка, двигался бы настолько медленно, насколько это вообще возможно, но Тич не может сдержаться. Он сам резко насаживается на его член, чувствуя, как боль пополам с удовольствием бегут по нервным окончаниям. — Эд! Боже мой, тебе не больно? Эд снова хочет сказать, насколько охуительно себя чувствует, но вместо этого он просто тянет его ближе в очередной поцелуй, привыкая к распирающему изнутри ощущению. Наслаждаясь каждой, сука, минутой. Даже если он попытается, Стид не поймет, зачем ему нужна эта боль, эта грубость. Не может же Эд сказать, что лишь это удерживает его сердце в груди. Вся та нежность и ласка, что Стид дарит ему, почти убивает. Привыкнув к насилию и жестокости, он окончательно сломается от любви. Пока ему нужна эта отрезвляющая боль. Эд надеется, что только пока. — Эд, дорогой… — Если ты сейчас же не заткнешься и не начнешь двигаться, — как можно угрожающе говорит Черная Борода. — Я… Я выкину весь твой любимый чай. Удивительно, но в лице Стида он видит понимание. Будто тот догадывается, как тяжело и непривычно Эду принимать чужую доброту. Сукин сын. И он слушается. Сначала медленно, постепенно наращивая темп, он начинает двигаться. С каждой секундой боль уступает место чистому наслаждению. Эд прикрывает глаза, ощущая себя так, будто раскачивается в лодке в океане. — Нет. — Стид резко останавливается, почти до боли сжимая бедро Тича. — Открой глаза. От удивления Эд слушается, растерянно глядя на Боннета. С растрепанными волосами, красный и влажный от пота, он достоин того, чтобы запечатлеть его на картине. Эд уверен, что этот вид навсегда останется в его памяти. — Ты должен смотреть на меня, — рычит Боннет и, черт возьми, это самый сексуальный звук, который Эд когда-либо слышал. Только удостоверившись, что Эд действительно смотрит на него, Стид снова начинает двигаться. Только на этот раз он ни хера не раскачивается в лодке, судя по ощущениям. Эд в центре настоящего шторма. Крупицы самообладания, что он смог собрать, ускользают от него. Все, что Тич может, — это смотреть Стиду в глаза и пытаться не умереть от затопившего его удовольствия. — Я хочу, — произносит он, в хриплом голосе проскальзывают властные нотки, — чтобы ты смотрел только на меня. Одной рукой Стид держит его за бедро, а вторую кладет на член, сразу переходя на быстрый и резкий темп. Каждый толчок выбивает из Эда громкие вдохи, он заводит руки за спину, хватаясь за изголовье. С каждой минутой стоны Стида, сначала тихие, сдержанные, срываются все громче, он почти рычит, трахая Эда в матрас с силой, которую никак нельзя было от него ожидать. Так не может продолжаться вечно. Эд чувствует, как узел скручивается плотнее, знает, что сейчас кончит. Это будто бы чувствует и Стид, начиная двигать рукой еще быстрее. Разрядка накрывает Эда оглушительной волной, смывающей все на своем пути. Кончая, он не отрывает своего взгляда от глаз Стида, который жадно впитывает в себя каждую секунду происходящего. Сперма разливается между ними, пачкая обоих. Проходит не больше минуты, как Стид следует за ним, кончая с приглушенным рычанием, уткнувшись ему в плечо. Следом падает, наваливаясь на Эда, едва найдя в себе силы, чтобы снять использованный презерватив и, завязав его узлом, выкинуть куда-то в сторону на пол. — Фу, какие мы неаккуратные, сэр Боннет, — подражая британскому акценту, говорит Эд. — Можете наказать меня, — бормочет Стид, пряча свое лицо на его щеке, зарываясь носом в бороду. — Может, я так и сделаю, — фыркает Эд, подавляя зевок. — После того, как мы поспим. — И чая? — Да, после чая. Так они и засыпают, забив на душ.