24 часа и поездное купе

13:47

      Водные разводы, бессовестно оставленные суетным дождем на поверхности стекла, плавно испаряются. Солнечные зайцы резво скачут по пестрой дорожке, устланной осенью, красят верхушки ряженых деревьев в золотистый цвет. Приветливо запрыгивают в купе, окрашивая его в приятные теплые тона и изгоняя унылую сталь. Гуляют по четырем стенам, предметам обихода, иногда замирают радостными бликами, прячутся в сиреневой тени, потом вновь бросаются вскачь, создавая беззаботную атмосферу. Та очаровывала, заселяя в грудную клетку удовлетворенность, укачивая тревожные мысли и успокаивая напряженные мышцы. Обостряла все органы чувств, давая возможность уловить малейшие детали, даже слабый контраст температур, создаваемый дымчато-синей тенью и лучистыми каплями. Давая возможность отпустить себя.        — Наконец-то, — переведя взор на лес, сквозь ветви которого и пробивались плюшевые животные, с едва уловимыми светлыми нотками промолвил Артур. Повинуясь необъяснимой тяге или, быть может, желанию получить дозу нежного жара, он беззастенчиво опустил руки на стол и положил на них голову. Подставил лицо множеству солнечных ладоней и, сомкнув веки, позволив им себя заботливо обогреть. — Думал, скорее с жизнью распрощаюсь, чем солнца дождусь.       Максим хмыкнул и склонил голову в сторону, глядя на то, как по смолисто-черным волосам, как с горок, скользят пятна янтарного цвета. От жеста, проделанного новым знакомым, повеяло какой-то детской беззаботностью. Он вмиг отключил «настоящее» и подогнал железную коробку под далекое прошлое. Под то райское время, когда Максим был ребенком, вольным и безрассудным, как дикая птица. Настроение, ранее обитающее где-то на дне, всплыло на поверхность, мозг очистился от дьявольских дум, а веки непроизвольно сомкнулись. Максим не мог вспомнить, когда в последний раз его тело пронзали такие прелестные ощущения. Его настиг абсолютный комфорт, и он провалился в пустое пространство, где пьедестал занимали звуки окружающего пространства, возвышаясь над внутренним светом. Железный ропот, тепловой контраст, отдаленные голоса вернувшихся из неизведанной стороны людей, чужое шелковое дыхание — всё, что возымело особое значение в созданном им мире. Однако, к счастью или сожалению, пробыл Максим там недолго: и трех минут не прошло, как до слуха донесся подчеркнутый иронией тон, давший понять — пора вернуться:        — Ну что, на этом наше знакомство кончилось, Максимус?       Тот, к кому обратились, приоткрыл один глаз и взглянул на возмутителя своего спокойствия. Последний даже не дернулся в его сторону, по всей видимости, не захотев прерывать солнечные ванны. Максим весело фыркнул:        — Я просто не знаю с чего начать, а ты вместо того, чтобы язвить, пошел бы мне навстречу, что ли.       И он не врал. Всёрьез всё это время размышлял над тем, как завести разговор. Хоть и имел опыт в знакомствах — почему-то именно сейчас четко ощущал символ «стоп» на языке. И на это были свои причины. С одной стороны, на подсознательном уровне отмечалось — особа нетипичная, поэтому промахнуться, отпугнув ее, ну уж очень не хотелось. С другой же, в голове металось столько вопросов, которые желалось задать, что даже примерное количество невозможно было прикинуть. Они сталкивались, дрались, спорили друг с другом за место в очереди, но никак не выстраивались в разумную шеренгу, только время зря тратили. Поэтому Максим и отошел от них к размышлениям о том, как вывернуться из возникшей проблемы.        — Так не интересно, — вяло протянул Артур. — Ты же первый заинтересовался моей личностью, вот и держи теперь курс, — выдал он очередное дразнение и, устало почесав пальцами левые веки, тихо и глубоко вздохнул.       Максим не откликнулся на суть сказанного, посчитав, что доля правды в нем имеется, но и не промолчал — именно в этот момент в черепную коробку стукнула мысль.        — Придумал! — кликнул он, схватил лежащий рядом телефон и принялся возбужденно перебирать пальцами, стукая по экрану. Глухой цокот продлился недолго, а после всё в нем замерло в ожидании — поисковая система решила, что самое время прогрузиться неспешно, с ленцой.        — И какое же озарение так внезапно посетило твою головушку? — беспристрастно отозвался Артур и, видимо, тем самым использовал способность пробуждать интернет: нужный сайт соизволил показаться. Максим, движимый желанием продемонстрировать, а не сказать, наклонил мобильник и с небольшим стуком поставил его перед чужим лицом. То отозвалось на его действия: слегка сморщилось и тут же выпрямилось с появлением мертвенно-зеленых глаз. Спустя несколько секунд бега по строчкам раздалось саркастическое: — Серьезно? «Интересные вопросы для знакомства»?        — Почему нет? Зато без лишней мороки, — не понимая, в чем может быть проблема, наивно, чистосердечно отозвался Максим, подкинув брови. — Ну что? — мягко убрав источник света, который, по всей видимости, был больно неприятен Артуру — спасибо многозначительному прищуру, — вопросил он.        По прошествии десяти секунд раздался бесхитростный риторический вопрос «и зачем я только положил этому начало?». Именно он, по всей видимости, стал своеобразным переходом к действию: Артур пошевелился, поднялся со стола и плавно вернул туловище в вертикальное положение. Оставив на столе предплечья, он поторопился возложить на верхушку торта спелую вишню:        — Флаг тебе в руки, Максимус.       В связи с телодвижениями к Максиму вновь обратилось чужое лицо. И вновь на нем ничего не отобразилось. Ни призрения, ни раздражения, ни незаинтересованности — совершенно ничего. Словно внешней оболочке осточертело содержать эмоции и чувства, и она пустила их на волю. В таком случае задавался аналогичный вопрос — надолго ли? И Максим, обращая на него внимание, понимал, что сделает всё возможное, чтобы ответом стала короткая фраза — «нет».        — Так-с, — Артур заметил, как глаза его попутчика блеснули в предвкушении и решительно забегали по ядовито-белому экрану, шедшему вразрез приятно-желтому солнцу. Обнаружил и в который раз изумился двум вещам: наличию интереса к своей непримечательной личности и прилагательному, подведенному к этому интересу. Он был детский, точнее, безмерно искренний и благой. — Какой совет дал бы мне для общения с тобой?       Артур принялся мысленно перелистывать собственные страницы, где-то на подкорке сознания отмечая то, как выжидающе на него глядят. И, впрочем, подбирать разумную фразу выдалось недолго — нашлась одна, по его мнению, наиболее актуальная:        — Не принимай мои слова близко к сердцу.       Обычно после подобных фраз люди отстранялись от него: мало кто рассматривал такое свойство, как нечто, с чем можно смириться, мало кто был способен рискнуть сойтись с человеком-змеей. Все ведь любили воплощение солнца, никого не привлекала вероятность внедрения смертоносного вещества под кожу. Но, кажется, попавшийся ему парень имел при себе противоядие.        — Без проблем, — Артур отметил, с какой легкостью бросил эту фразу Максимус, и потянулся к мысли о его самоуверенности. Сначала она не возымела большого значения, потом же, как только попутчик, побыв в задумчивости, продолжил, еще больше обострилась, вонзилась штыком в его голове. — А вот у меня нет для тебя советов. Со мной легко найти общий язык. Думаю, мы быстро сойдемся.       Карие глаза исчезли за веками, а алые губы расплылись в глупой улыбке; задушевность, исходящая от парня, в разы увеличилась. Артур, высмотрев изменения, отвел взгляд, зевнул, не забыв прикрыть рот ладонью, и затаил красноречивое молчание. Он не то, что не знал, как на это реагировать, — просто не хотел.        — В чем обычно заблуждаются люди, когда знакомятся с тобой?        — В том, что я бездушный.        — Серьёзно? — опешив, выдал Максим, окинув Артура не верящим взглядом — не врёт ли? Он бы по-разному описал его: резким — да, упрямым — может быть, но вот бездушным… Никогда. Не походил Артур на такой типаж людей, и об этом молвил не только головной мозг, анализирующий недавние события, но и естество. А душе он, между прочим, доверял, как своим пяти пальцам.        — Удивляешься так, словно сам в этом не заблудился, — Артур вяло дернул бровями, что так и закричали «ну давай, удиви». Видно — не верил, что его мнение может быть иным. И это понятно: первые минуты взаимодействия выдались несколько неприятными, и, очевидно, мнение в худшую сторону должны были склонить. Но, как бы то ни было, Максим такого исхода избежал, обратившись к более приятным временам и внутреннему голосу. Поэтому и поспешил оказать сопротивление.        — Не заблудился, — выдал он, чуть склонив голову вперед. — Думаю, на это способны только те люди, которые судят по внешности и одной брошенной фразе, — выждав небольшую паузу, выпрямился и продолжил с несокрушимой уверенностью. — Но я не такой.        — Вот как, — чуть подумав, со светлой задумчивостью прошептал Артур, после чего подпер подбородок рукой. И хоть поля с изумрудным отливом сохранили в себе характерные черты пустыни, зато верхние веки приподнялись и замерли. Брови проделали такой же путь, только на этот раз не для того, чтобы крикнуть какую-то провокацию.       Оба жеста преподнесли зародыш хорошего разговора — интересно. Сказали, что Артур начинает без утайки проявлять любопытство к происходящему. Максим, сделав такое открытие, внутренне заликовал — лед тронулся, значит, он идет верной дорогой. Именно «внутренне» — на внешний уровень радость выводить было опасно: вероятность спугнуть казалась очень высокой. Решив, что и молчание не сделает отличной погоды, он быстро перешел на первое, что постучало в череп.        — Так вот, что насчёт меня… — филигранно начал Максим и, не заметив отрицательного отношения к своим пяти копейкам, продолжил. — Многие люди думают, что я человек неконфликтный, не способный быть серьёзным. Но это не так. Я бываю строгим, но только в те моменты, когда это необходимо. Не вижу смысла использовать такое качество в повседневной жизни. По моему мнению, когда ты дружелюбен с людьми, они стремятся быть такими же с тобой.       В течение монолога в Артуре не протекало никаких реакций, видимо, его всё устраивало, но под конец, кажется, что-то пошло не так. В темной пленке малахитовых глаз проклюнулись те эмоции, которыми обычно одаривают четырехлетнего ребенка, повествующего о том, что все для него друзья и он для всех друг, что зла на свете не бывает, что всё плохое существует только в сказах, которые читает ему на ночь мать. Максим стушевался. Не зная, что делать, куда бежать, он вонзил глаза в телефон в поиске следующего вопроса. И, найдя его, открыл рот, только сразу произнести так и не смог: напротив него в подбадривающей манере прошуршали «понятно». Казалось бы, одно-единственное слово, но какой дало эффект: неловкость сразу смолкла, в груди отдало жаром. Всё в порядке: не осудили за несколько ребяческие мысли, признали их.        — Какие черты характера принесли тебе максимум проблем?       Артур отошел от прошлой ситуации, оставившей приятный отпечаток в груди: людей с таким интересным мировоззрением редко встретишь. И выдал ответ, ни на секунду не задумываясь. Ведь тот уже давно висел в голове: до ужаса часто ему на это указывали.        — Прямолинейность и нетерпимость. Подавляющее количество людей они выводят из себя, — чуть подумав, он продолжил, едва слышно хмыкнув. — Но я не жалуюсь, наоборот, очень рад таким свойствам: окружающие сами собой сортируются, да и жить проще, когда не боишься показать своё «я».        — Да, правду и непреклонность мало кто любит, — задумчиво отозвались с противоположной стороны. Артур отметил, как слегка нахмурились золотистые брови и губы растянулись в несколько скромной улыбке. И, кажется, именно это послужило причиной для следующего обстоятельства: нежданно-негаданно, как первый раскат грома, грянул вопрос — «а ты как к ним относишься?». Благо, только в мыслях: сойти с языка он не смог ввиду плотно сжатых зубов. Но и этого оказалось достаточно, чтобы Артур обмер. Да так, будто его внезапно огрели по голове. С чего вдруг подобные запросы? Не помнится, чтобы он когда-то с подобным рвением копался в ком-то. И как только эта мысль проскользнула в голове, произошло фантастическое совпадение. — Не знаю, лично меня привлекают такие качества…       Артур устало потер сонные веки и молчаливо кивнул, делая вид, что ничего странного не произошло.       Бегающие блики в темно-карих глазах гласили об ожидании: Максимус с трепетом жаждал обратной реакции. В таком положении он как никогда походил на коня, учуявшего запах приторного или кислого яблока. Видимо, ему было несколько неудобно в том положении, когда начинать рассказ о себе надо самостоятельно. Признаки этого и ранее улавливались, а сейчас отображались ещё ярче и чётче. И тут Артур понял, что бежать, собственно, некуда — не заканчивать же разговор на полуслове. Он, конечно, мог так сделать и не почувствовать и доли вины, однако сейчас… Не сказать точно, по какой именно причине не мог прервать диалог. Также не сказать, какие чувства Артур испытывал к этим туманностям — что к ранним, что к настоящим. Он в принципе не понимал, что происходило в его организме: всё смешивалось, перестраивалось, находилось в постоянном движении, превращаясь в отборное месиво. Но он старался не обращать на это большого внимания. — Какие же черты тебе приносят проблемы? Кажется, я уже догадываюсь.        — Знаешь такое выражение: «сначала делать, потом думать»? Излишнее любопытство и поспешность в принятии решений, — по купе пронеслись тихие смешки, и их мягкая интонация показалась такой подходящей под атмосферу, царствующую в кабине, что Артур и сам неосознанно расслабился. Наклонился чуть вперед, к противоположной стороне, и, придав голосу светлых ноток, выдохнул:        — Да, есть у тебя такое.       Максимус быстро окинул его взглядом и непонятно от чего замер: то ли от намека на недавнее событие, то ли от чего-то другого. Потом провел ладонью по шее, застенчиво улыбнулся и возвратился к телефону. И именно в этот момент Артур заметил небольшую деталь, которую умудрился упустить при первом осмотре чужой внешности. Состоящий из черной тонкой веревки, регулируемый, выделяющийся ярким изображением подсолнуха браслет. Подсолнух… Этот солнечный цветок показался очень подходящим этому человеку.       Артур, обратившись к окну, на подкорке сознания признал свою участливость.       Горящий яркими красками лес сменился обширной поляной. Сначала показалось, что оно олицетворило знак бесконечности: таким просторам могли позавидовать даже небеса. Потом же, как только внимательный взгляд пронзил бледную даль, это первое впечатление вернулось туда, откуда взяло свой путь. Там, за несколькими километрами, виднелись высокие, пышные, не тронутые выхлопными газами деревья. Они приветливо махали своими кронами, снаряжая хорошим настроением в дальний путь. За ними неважно прятались холмы — то маленькие, то большие. Жухлая трава на них поблескивала на солнце: видимо, их тоже застали врасплох плаксивые тучи. Все они обрамляли массивное поле, украшали его, как роскошная рамка фотографию, на которую желалось смотреть, смотреть, смотреть…        — Кто знает тебя лучше всего?        — Две лучшие подруги, — Максим не мог не подчеркнуть то, как Артур в светлой задумчивости сконцентрировался на бескрайних просторах. Видимо, у него с этими девушками были связаны теплые воспоминания. И это предположение подтвердилось, как только несколько мгновений спустя нежно-розовые уголки губ приподнялись. Впервые. Максим неосознанно загляделся: в таком расположении духа он был таким… уютным, что ли? И не только: солнечные лучи так великолепно окружали его, заставляя поистине сиять, что прилагательное «очаровательный» также напрашивалось на язык. Руки автоматически потянулись к груди, но остановились на полпути: до головного мозга дошла информация о том, что определенная тяжесть отсутствует. Собственно, даже если бы она и присутствовала, Максим бы не воспользовался ей: не тот случай. Совсем не тот. Как только он об этом подумал, Артур вернулся к нему не только телом, но и мыслями. — А тебя?       Сначала Максим растерялся, так как позабыл, о чем они ведут речь, и глупо хлопнул ресницами. Благо, этот «хлопок» магическим образом привел его в чувства:        — Мама.       «Именно она больше всех осведомлена о том злополучном дне» — мысленно дополнив свой ответ, он опустил брови, поджал губы и отвел взгляд. Максим всегда так реагировал, стоило ему коснуться этой темы, и держал подобное напряжение на лице довольно долго, пока мысли не кончались. Однако сейчас побоялся, что Артур неправильно сочтет его реакцию, поэтому скинул все отрицательные знаки. Вернувшись, он понял — опасаться нечего: собеседник и сам погряз в непонятных думах, облачившись минором. И Максим, не обрадованный этим открытием, поспешил сменить тему.        — Что вызывает у тебя смех и веселье? — вопрос, показавшийся ему как никогда насущным.        — Неожиданные забавные действия и слова, — оставив собственный мир, Артур дал ответ и качнул головой, как бы передавая эстафету, задавая тот же вопрос.        — Меня в принципе может рассмешить что угодно, даже неловкая тишина.       Легкий вздох — последнее, что удалось произвести Максиму на свет, после чего на пятки наступило странное обстоятельство. Артур серьезно посмотрел на него, прищурившись, и замер; от него начала исходить вопрошающая аура. Однако Максим, как ни старался, не мог понять, что ему следовало сказать или сделать. То ли продлить эту тему, хотя продлевать было нечего, то ли приступить к следующей, то ли вовсе выйти из купе и не вернуться обратно. Эта неясность сжала глотку и выдавила из нее нервные смешки с единственным словом:        — Что?       После этого диковинная обстановка скрылась, состояние собеседника вернулось в точку, с которой всё началось.        — Проверка пройдена, — чужой голос навестил оттенок юмора.       Максим качнул головой, незлобно нахмурился и улыбнулся в вопросительной манере — «серьезно?». Ответом ему стали прыгнувшие брови — «как никогда».        — Каким спортом занимаешься?       Артур подался в думы — стоит ли говорить? С одной стороны, для него данная тема выступала в качестве болезненного воспоминания. С другой же, не была настолько важной и сокровенной, чтобы умалчивать о ней. По сравнению с иными она вообще не имела и доли какого-либо значения. Взглянув на возбужденного собеседника, поглощенного интересом, он решил, что от него не убудет.        — Занимался конным спортом.        — Черт возьми, это классно! — мгновенно вспыхнул Максимус и, не сдержав эмоциональный порыв, прыгнул к столу. Сев напротив него, он случайно задел ногой его колено, а после и прислонился к нему. Сам, кажется, не заметил, но вот Артур попросту не мог пропустить это мимо глаз, ушей, да в принципе чего-либо. В груди зашевелились разнообразные эмоции и чувства, мысли забили тревогу и красным, и зеленым цветом, смешавшись.       Что происходит?       Он поспешно отвел колено в сторону, тем самым избавившись от телесного контакта. И жаль, что только от него: рой субъективных реакций как гудел, так и продолжил гудеть с тем же темпом и тональностью. Отвлечься от них помог только очнувшийся Максимус, который нашел неполадку.        — Но, погоди, «занимался»?        — Да, недавно ушёл.        — Почему? — Максимус поистине опечалился, поник от этой новости, что преподнесли и брови, и глаза, и губы — веселья на них как и не бывало. Артур дёрнул плечами и повернулся к окну. «Почему?».        — Не важно, — сказал флегматично и перевел стрелки. — Ты?        Максимус, по всей видимости, понял, что дальнейшие расспросы прогонят только-только устоявшийся штиль, поэтому не стал напирать, только понимающе кивнул. К Артуру, проследившему за такой реакцией боковым зрением, снизошло всего одно слово — приятно. С этим парнем комфортно общаться. Как же давно эта мысль не закрадывалась в его черепную коробку, когда он разговаривал с представителями своего пола.        — Занимаюсь не профессиональным, а любительским. Когда есть возможность, хожу в спортзал, нет — тренируюсь дома. Обычный набор: отжимания, приседания, подтягивания и так далее. Обязательно с грузом, без него слишком просто, — то загибая пальцы, то изображая подтягивания и отжимания, то представляя гантель в руке, Максимус красочно описывал свои занятия. Артур, привлечённый его рьяными жестикуляциями, уже напрямую следящий за ними, едва удерживал уголки губ на одном месте. Всё-таки парень такой… простосердечный. Душа цветет при виде таких.        — Неплохо, — подал положительную реакцию он, чем вызвал фырканье и солнечное движение губ с другой стороны. Артур неосознанно задержал взор на этом лучезарном смещении.        — Какие хобби или увлечения у тебя есть?       От собеседника повеяло задумчивостью, той же, что и ранее. Опять он продемонстрировал неживые глаза, вглядевшись в него, опять чуть нахмурил брови. Видимо, вновь предпринимал попытки решить какую-то сложную задачку у себя в голове, до сути которой Максим, как ни старался, докопаться не мог.        — Гербарий. Весной и летом собираю растения, осенью — листья.        — О-о-о! Он сейчас с тобой? — воскликнул он, прислоняя ладони к столешнице и немного подаваясь вперед. Ему до боли редко попадались люди, увлекающиеся подобным, поэтому для него они выходили на вес золота. Максима и самого привлекало такое занятие, но он никак не мог ввести его в повседневную жизнь. То случая не выпадало, то забывал постоянно. Но это сейчас не важно — важно то, что у него возникла возможность глянуть одним глазком на чужую работу. Работу парня, которому шло такое хобби.        — Да… — раздалось тихое, несколько удивленное и осторожное. Пристальные изумрудные глаза намекнули — их хозяин уже осознал, что Максим от него потребует. И только об этом заладили — не сказали про отношение. Против он дальнейшей фразы, не против? Не понятно. Но эта неясность не выступила в роли шлагбаума.        — Покажешь?        — Может, только позже, — чуть погодя, отмахнулся Артур и мягким движением руки потрогал серьги — сначала на одном ухе, затем на другом. И тут Максим вспомнил о том, что совсем недавно задавался вопросом — «на единственном органе украшение или нет?». Оказывается, на двух; серебряные серьги хоть и одинаковые, обычные, но смотрятся очень гармонично, выступают в роли изюминки образа. Глядя на них, Максим понимал, что Артур замечает его повышенное любопытство, и ждал какой-либо едкости. Однако тот ничего насчет этого не сказал — только зачесал невидимые пряди волос за уши и продолжил тему. — Что насчёт тебя?        — Рисую… — и тут задумался уже Максим: о последующем хобби не желалось говорить напрямую. Хотелось как-нибудь обыграть открытие, и наиболее подходящий вариант вскоре нашелся, — И не только. У меня есть еще одно увлечение, но я хочу затаить интригу. Узнаешь о нем, когда будет первая остановка, — проговорил он с таинственной улыбкой, пытаясь таким образом заинтересовать собеседника.        — Жду не дождусь, — наклонив голову в сторону и ехидно прищурившись, Артур выдал явный сарказм. «Явный» — Максим сначала был уверен в том, что так и есть. Только ирония, и ничего более. Но вскоре ему, прокрутившему эту фразу с нужной интонацией несколько раз, показалось, что доля правды в ней всё-таки поселилась.        — Ты жаворонок или сова?        — Жаворонок, — отозвался Артур, продемонстрировав подернутый сонной дымкой взор. Максим прозрел: видимо, ночь накануне не задалась, поэтому он выглядит таким вялым. Интересно, почему? Вопрос так и остался висеть в голове: показался ему слишком личным, не для того уровня, на котором они сейчас находятся.        — Сова, — последовал за ним он и, завидев следующий вопрос, блеснул глазами: может, получится порадовать?        — Что ты обычно ешь на завтрак?        — Зачастую один чай пью, — чуть погодя глухо раздалось с противоположной стороны. Не получится.        — Но это же не очень хорошо… — чуть пригнувшись, мягко вложил Максим своё мнение в чужие уши. И тогда получил черенком призрачной грабли по лицу. По скулам прошлось фантомное жжение. Оступился.        — Думаешь, не знаю? — резко и грубо процедил Артур, нахмурив брови и скрестив руки на груди. Максима накрыло тревожной волной — он сейчас вновь наточит иголки! У него только-только получилось придать разговору безветренности, неги. И из-за своего необдуманного шага вот-вот вернет всё в начальную точку. Максим замер, отключив всё процессы в своем организме, и стал крутить в голове одну и ту же фразу — только не это. «Это» не произошло: гнев быстро потух, не усугубив ситуацию. Зато пришло кое-что печальнее — дым от этого кратковременного воспламенения. Артур на пару секунд спрятал мертвые глаза за веками, после чего очнулся и обратил взгляд на оконную раму. Губы приоткрылись и выпустили горечь. — Когда чувствуешь себя неважно, тебе что-нибудь хочется? — Максим не смог ничего сказать, язык словно к твердому нёбу прилип. Но и промолчать не попытался: понимая, что боковое зрение есть у каждого человека, он покачал головой. — Вот и я о том же, — забежав в свой мир на пару мгновений, Артур ядовито хмыкнул и вернул к нему взор. — А ты, как я понимаю, полхолодильника за раз съедаешь?        Максим почувствовал себя не в своей тарелке.        — Да ну, нет, вафлей с каким-нибудь сиропом с головой хватает, — с видимым напряжением посмеялся он, махнул рукой и поспешно кинул взгляд вниз, на телефон. Вопрос. Срочно нужен хороший вопрос.        — Выбирая из всех в мире, кого бы ты пригласил в гости на обед? — Максимус, ставший дерганным за последние минуты, пробежал глазами по его лицу и, сконфуженно пожав плечами, начал тараторить. — Я бы пригласил родителей и… Кого-то еще. А, точно, еще бабушку, да. Давненько они не были у меня дома, — неожиданно остановился, тихо вдохнул, выдохнул и продолжил с более мягкой интонацией, неспешно. — А ты?       Артур, проводивший взглядом эти сдвиги, понял — Максимусу неловко. Наверное, не ждал резкости в ответ на кусочек своего мнения. С одной стороны, поделом ему: не просят — не лезь. С другой же… Можно ведь было не так грубо. Всё-таки парень из благих намерений отозвался — это очевидно. Артур заострил особое внимание на новой мысли — он не хочет, чтобы Максимусу было неудобно вести с ним диалог.        — Тётушку, — взглянув в темно-карие глаза, он целенаправленно сгладил черты лица, сделал их теплее. — Дом кажется таким живым и красочным, когда она в нем.       Максимус, выглядев в нем улучшения, приободрился, засиял, вернулся к своему начальному состоянию. «Вот, так намного лучше» — высветилось зеленым флажком в голове у Артура. И на душе, на удивление, стало приятно.        — Если бы ты мог проснуться завтра, приобретя определенное качество или способность, то какое/какую?        — Становится невидимым или глухим. В зависимости от ситуации, — Максим проследил за тем, как Артур поднял руку и, пребывая в задумчивости, потер указательным пальцем зону под нижней губой. — Иногда наглые люди переходят всевозможные границы и не желают слушать то, что им говорят. Классный способ подбить их чувство собственного достоинства, — как в тусклых зеленых глазах, так и на губах блеснул недобрый, немного сумасшедший огонек. Но понятно стало сразу — актерская игра. На сумасшествии Артура не поймать. И в качестве доказательства этого факта выступило его возвращение в исходное нормальное состояние. — А ты?        — Я бы хотел приобрести способность управлять временем, — не задумываясь, промолвил Максим, отведя взор вниз, на то место, где его ноготь норовил расковырять небольшую трещину на столешнице. Мысли скучковались в один большой шар, который смело можно было озаглавить одной фразой «отмотал бы его назад да остановил себя». Спеша от них уйти, он произвел в реальность тот вопрос, который первым попался ему на глаза. Не вдумываясь в него, не волнуясь за дальнейший ответ.        — Школьная среда на тебя повлияла?        — Нет, — Артур в недоумении покосился на Максимуса, не понимая, зачем они ступили в эту сферу. Однако вскоре отхлынул, мысленно дернув плечами: лишь черт знает, что у этого парня на уме. Вспомнив про существование такого слова, как «черт», он нашел, что сказать. — Если кто-то на что-то и повлиял, так это я на школьную среду, а не она на меня, — ухватив за хвост воспоминание о том, каким он был раньше, Артур усмехнулся и передал эстафету. — Что насчет тебя?       Максимус, который всё это время и слушал, и пребывал где-то в своем мире, уставился на него в непонимании. Потом дернулся, будто его облили кипятком, глянул в телефон, и по мимике сразу стало понятно — что-то не то. После нее Артур засомневался в том, что ответ на вопрос последует. Нет, он был уверен в этом. Но в том-то и дело, что «был»: его удивлению не нашлось предела, когда Максимус разинул рот.        — Сильно, — качнув головой, снял солнечное выражение с губ и продолжил. — Иногда я даже задаюсь вопросом «что было бы, если я бы ушёл после девятого класса?». Получилось бы сбежать от судьбы? — откинулся назад, на спинку сидения, и в задумчивости обратил лицо к потолку.       Артур постиг — дело, о котором умалчивает Максимус, пахнет жаренным. Видимо, в старших классах произошло что-то из ряда вон выходящее, и теперь это бессовестно дергает за струны души. Он, понимая, что большего требовать не в праве, решил выдать ординарный совет:        — Не стоит думать об этом. Чем больше будешь прокручивать минувшие события, тем быстрее сгниешь изнутри, — и тут стало смешно от самого себя: не ему это говорить. Кому угодно, даже пьянице подзаборной, но точно не ему. Но он сдержал истинное обличие гомерического хохота, перевоплотив его в юмор. Своеобразный юмор. — И вообще, глядя на тебя, Максимус, не скажешь, что ты увлекаешься мазахизмом.       В мысленном потоке мелькнул лучик — неподходящее время для шуток, да и обидеться человек может. Но Артур почему-то был уверен — Максимус поймет. Вот чувствовал он всем своим естеством. И не ошибся.       Максимус сначала окаменел, скорее всего, вдумавшись в слова, потом опустил голову, вгляделся в него и улыбнулся. Улыбнулся так нежно, что Артур, ошеломленный подобной реакцией, отпустил себя, повиновался неопознанной внутренней силе — окончательно убрал ядовитость. Замок с рук пал.        — Твой дом со всем твоим имуществом загорелся. После спасения близких у тебя есть время, чтобы вернуться в дом еще раз и спасти какую-то одну вещь. Что это за вещь и почему ты выбираешь ее?        — Обычно эта вещь всегда при мне, но если отойти от слова «обычно», то… — Максим заметил, как рука Артура вяло прошлась по шее, мягко потрогав серебряную цепочку, спустилась вниз, к едва заметному бугорку на рубашке, и дотронулась до него. И только после этого улеглась на стол, будто успокоилась, узнав, что всё на месте, в сохранности. — Медальон. Почему? Потому что в нем хранится самое дорогое, — осведомил Артур, но не показал: походу, вещь была сокровенной, не для чужих глаз. — Ты?        — Я бы спас фотоальбом. Почему? Семейная реликвия. Да и, в целом, мы любим с родными вечерами листать страницы с фотографиями, вспоминать былые времена, ностальгировать, — с ласковой улыбкой на губах спародировал манеру подачи информации Максим и, чуть помедлив, шумно вздохнул. — Страшно её потерять.        — Какое твое самое заветное воспоминание?        — Первое адекватное празднование дня рождения, — Максим не без удовольствия отметил, каким шелковым стал взгляд Артура. Видимо, этот эпизод обладает такой же важностью, драгоценностью, как и подруги. — Тетя тогда приготовила большой пирог, украсила его свечами и разбудила меня в полночь, открыв дверь с ноги и с порога закричав «с днем рождения, мой мальчик!». Она думала, что я, как и всегда, не сплю, но тот день стал исключением из правил, поэтому меня пришлось по кусочкам собирать: сказать, что я испугался — ничего не сказать.       Артур впервые произнес так много за раз. Мало того — еще с плавностью использовал разные жесты, чтобы полностью передать атмосферу произошедшего. Максима, со страстью наблюдающего и выслушивающего, пробило на теплый смех. Он представил, как один человек буквально врывается в комнату, выбивая дверь, а другой вздрагивает и пожимает руку своей смерти. Душевная нелепость.        — Черт возьми, это так мило и уютно, — пролепетал он, запуская руку в собственные локоны и взъерошивая их.        — Да, — подтвердили и фыркнули. И это фырканье можно было бы свободно приравнять к атмосфере, царящей вокруг: оно выходило таким же сердечным. — А у тебя?        — А у меня… — протянул Максим, думая, о чем рассказать. Выбор был сложен, много чего желалось произвести вслух, но всё-таки нашлось то единственное, что перебило прочее. — Однажды зимой, под конец декабря, мы нашли в кладовой костюмы: снегурочки, деда мороза, оленя и эльфа. Решили позабавить себя и отправились с ними на дачу. В том районе, где она находилась, проживало много наших родственников. Я, брат, мама и папа нарядились и поехали кататься с праздничной музыкой по заснеженным улицам, навещая и поздравляя с наступающим Новым годом каждого из них. Помню, как нам было весело. Думаю, даже если мне сотрут память, эти моменты всё равно останутся, — завершил он свой рассказ и мечтательно улыбнулся, обратив лицо к пустым холмам. Да, вряд ли это когда-нибудь повторится. Хотя, может быть, и повторится, только уже не с тем составом, что раньше. И неизвестно даже, рад он такому варианту или нет.        — Прекрасное времяпрепровождение, — с душевностью выдвинул свое мнение Артур и, хитро прищурившись, заявил. — Дай угадаю: ты был… оленем?        — А вот и нет! — воскликнул Максим и широко улыбнулся, безобидно глумясь над чужой неудачей. Он ловко отстранился от спинки сидения и сел прямо, положив руки на бедра. — Эльфом, — дернув головой, произнес так, будто это то, чем он гордился. Хотя это было далеко не так: помнится, тогда он долго отказывался им наряжаться — это лишний раз указывало на его небольшой рост (он очень сильно переживал, что не вырастет, нервничал из-за этого; сейчас рад, что всё осталось в прошлом).       Артур, которого ни капли не тронула насмешливость, внимательно всмотрелся в него. Спустя пару мгновений кивнул самому себе и изложил то ли в шутку, то ли всерьез:        — На новогоднего не смахиваешь, а вот на лесного… Очень даже. Не хватает только веснушек. Вот… здесь.       Он подался туловищем вперед, направил одну руку вверх, чтобы провести кончиками пальцев по скулам и носу. И пока Артур филигранно показывал, о каком местоположении солнечных пятен он ведет речь, Максим, цепенеющий от внезапного жеста, утопал. Эти кончики пальцев… Они как были воплощением льда, так и оставались им. Сейчас, когда пылающая кожа встречалась с их давлением, создавался такой изысканный контраст, что описать сложно. А голове крутилось лишь одно — даже яркая звезда на небе не в силах их согреть. Не может заставить его глаза, бескрайние малахитовые поля, гореть. Тогда…       Почему он так уверен, что способен на это?       Артур завершил показ, вернул руку на то место, откуда заставил ее двинуться. И когда Максим узрел мягкое выражение лица, ясный взор светло-зеленых глаз, обращенный ни к кому иному, как к нему, ответил на свой же вопрос:       Чувствует.        — Хочется пожать руку тому, кто создавал этот список. Ну кто же ставит этот вопрос одним из последних?! — обратившись к списку, возмущенно заявил Максимус. Артур в вопросительной манере поднял бровь — интересно. Что же там такое грандиозное, которое, по мнению Максимуса, должно стоять в начале? И когда последовал ответ, подумал — лучше бы оно вообще нигде не стояло: ни в начале, ни в середине, ни в конце. — 3а четыре минуты расскажи собеседнику историю своей жизни как можно более подробно…        — Ты первый, — объявил о своей позиции Артур, осознав, что повествование выйдет весьма проблематичным процессом для него. Особенно повествование о том, чего нет: жизнь и существование — две абсолютно разные вещи.        — Хорошо, — откликнулся Максимус, сверкая счастливыми бликами в глазах. По всей видимости, обрадовался тому, что он не отказался отвечать на данный вопрос. Артур, выглядев в нем эти откровения, прикрыл глаза и мысленно усмехнулся — открытая книга. Интересно, он знает о том, что его легко прочитать? — Четыре минуты… — устанавливая таймер на телефоне, оповестил Максимус и, быстро вздохнув, начал. — Итак, мне двадцать лет. Я родился в Уральском, поселке городского типа, расположенном около Екатеринбурга. Именно там я проникся любовью к природе. После того, как мне исполнилось семь лет, наша семья переехала в Санкт-Петербург. Это произошло в связи с изменением места работы папы. С тех пор началась жизнь обычного подростка. Ходил в школу, делал уроки, виделся с друзьями. О, а встречи с друзьями — это вообще отдельная тема. Вспомню, как мы в первый раз в боулинг пошли, так сразу плакать от смеха хочется. Или когда мы разбежались в разные стороны, спасаясь от собаки, а потом разыскивали друг друга до ночи. Или когда сыграли в прятки в заброшенных многоэтажных домах. Там один друг, убегая от другого, сломал ногу. То, как мы его на горбах несли до больницы… Это надо было видеть. Или когда мы сбежали с уроков, прыгнув с первого этажа. У-у-у, не хило нам тогда досталось от директора: помнится, всю школу драили, — смеясь, дергая руками в возбужденных порывах, рассказал Максимус и внезапно прервался. Фырканье начало понемногу утихать, движения — тускнеть, а улыбка — становиться всё натянутее и натянутее. Чуть погодя, та и вовсе упорхнула в окно, и он продолжил с заметной грустью. — А потом произошло, так сказать, не очень хорошее событие, в результате которого все разбрелись по разные стороны баррикад… Но это не так важно! — внезапно воскликнул он и, хмыкнув, поспешил к следующему этапу своей жизни. — После окончания школы остро встал вопрос о том, в каком городе мне поступить на учителя биологии. Я хотел в Белгороде: некогда ездил с отцом по делам в этот город, очень понравился. Почему-то дышать в нем было легче, наверное, из-за того, что он зеленый такой, пышный, красивый, аккуратный. Так вот, о чем это я… — замер и глупо уставился перед собой, чтобы в следующее мгновение оживиться. — А! Родители же настаивали на Санкт-Петербурге. «Чаще к нам приезжать будешь, да и спокойнее от осознания того, что ты рядом находишься» — говорили они. В общем, долго мы спорили на этот счет, и, как видишь, я победил. Сразу скажу, никто не обиделся. Они осознали, что я уже достаточно взрослый, чтобы принимать важные решения насчет дальнейшей жизни, увидели — постоять за себя могу, и отпустили. Поверили в меня, так сказать. Люблю их, — с откровенным удовольствием, мягко обмолвился Максимус и, вздохнув, перевел взгляд на природу, бегущую за окном. Он, собственно, мог и не произносить это — всё и так было очевидно. Артур внимательно слушал, отгоняя от себя назойливые мысли о своей «семье», и внутренне радовался за парня. — В целом, имеющиеся студенческие годы выдались темнее основной школы, но не хуже старшей. В Белгороде обзавестись большим количеством друзей не вышло. Но это только «большим»: двоих нашел и мне их более чем достаточно. Близкие же, — задумавшись, Максимус бросил на него взгляд, но надолго не задержал — отвел. — В дружеском плане всё еще более-менее хорошо, а вот в любовном… Остается желать лучшего. Если бы ты только знал, сколько раз друзья пытались организовать мне свидание… В обморок бы упал, — посмеялся. Артур открыто удивился — одинок? Серьезно? Да он зуб готов дать — все девушки в радиусе километра его. Хоть одну нормальную из этой толпы да можно было найти. Непонятно. Заметив его ошеломление, Максимус махнул рукой и хмыкнул. — Да вкусы у меня несколько… Специфичные. Впрочем, неважно, — Артур кивнул, показав, что принял его ответ. Понятно — неординарных любит. — О чем же рассказать, о чем же рассказать… А! Ну, учусь хорошо, на зачеты и «хорошо». По крайней мере, стараюсь. В целом, сейчас моя повседневная жизнь не очень красочная. Гуляю, конечно, с друзьями, но выдающихся случаев замечено не было. Выросли, скорее всего. Поэтому, думаю, на этом можно закончить, — улыбнувшись, он схватил телефон и стукнул большим пальцем по экрану. Артур ухватил одну мысль за хвост — он был бы не прочь послушать его еще. — Ха! Едва успел — 3:47. Надеюсь, я не тараторил?        — Нет.        — Отлично! В таком случае… — Артур не мог пропустить мимо глаз то, с каким рвением Максимус навострил уши, приготовившись впитывать рассказ, вводить его под кожу, и клацнул по телефону. — Я ставлю таймер, — он вздумал остановить его, сказав, что в этом нет необходимости, но в последнее мгновение осекся — не захотел раньше времени разочаровывать. Закрыв глаза, Артур начал свой несуразный монолог:        — Мне двадцать два. Всё детство провел у бабушки в селе Верхний Услон, расположенном возле Казани. Потом, в связи с обстоятельствами, родители увезли меня в Санкт-Петербург. Там… — не зная, как дальше строить историю, он запнулся и нахмурился. Должно же быть хоть что-то! Хоть что-то, о чем можно было поведать. — Пошел школу. Друзей не нашел. Но даже с таким условием дома не бывал — постоянно гулял. Посещал разные кружки. Окончил одиннадцатый класс. Так… — завершив этот период, он распахнул веки и с облегчением выдохнул: дальше — проще. — Переехал в Белгород по совету тети. Поступил в университет на редактора. Познакомился с двумя девушками, которые в дальнейшем стали мне лучшими друзьями, — опять увязнув в затруднениях, он ненароком вспомнил о рассказе Максимуса и выдал, не подумав. — В любви, как и ты, неудачлив, — наверное, ему никогда так не хотелось отпилить себе язык. Он даже касаться этой темы не хотел, не говоря уже о внедрении в нее. Мимо собеседника, всё это время сосредоточено приклоняющего слух, такой факт, конечно же, не прошел. Максимус расширил глаза, поднял брови и наклонил голову в сторону — озадачен. Задается таким же вопросом, каким задавался он, когда речь зашла о любовном фронте? Может быть, только давать ответ он не станет — ему это не нужно. Единственное, что ему надо, — это как можно скорее уйти из этого положения. — Подрабатываю в кафе, учусь на «отлично», гуляю редко. Всё, — завершил Артур и почувствовал — тошно. На фоне чужой жизни его жизнь была такой… ничтожной. Она и ранее являлась ничтожной, но сейчас казалась таковой еще больше. В ней так мало теплых оттенков и слишком много холодным. Холодных. В голове завертелось всё, что он скрыл от посторонних ушей.       Заметив, как Максимус открыл рот, Артур дернул рукой вверх — тихо. Потом плавно откинулся назад и, не глядя на собеседника, бесцветно сказал:        — Достаточно вопросов.       Он схватил книгу, лежащую всё это время неподалеку, и принял лежачее положение на диване, расположившись головой к входу. Самое время окунуться в искусно расписанный мир. Да, самое время абстрагироваться от окружающих факторов. И только Артур открыл нужную страницу, раздался мягкий шепот:        — Хорошо. Спасибо за разговор.       Ему хватило одной лишь интонации для того, чтобы понять, — улыбается. Несмотря на все дерзости, недомолвки… улыбается. Эта поистине добрая улыбка мгновенно нарисовалась в его голове, и на душе сразу стало легче. Намного легче.