/«Расслабься, это же будет весело»/
/«Ты сам говорил, что общага тебе не очень нравится»/
…но Сяо и без этого всё вполне устраивало. К тому же, их схожесть не говорит о том, что они найдут общий язык. Сама Сян Лин поступала на год раньше него, и предпочитала оставаться в общежитии первый курс. Но женское общежитие отличалось от мужского — по крайней мере, отличалось от его блока, где происходила анархия в чистом её виде. Историй про то, как кто-то со второго этажа скидывает стул, пытаясь помочь соседу забраться после отбоя, у Сян Лин явно не было. А это — самое лайтовое из всего, что у них происходило. Но если не смотреть на подобные казусы, которые хотя бы можно счесть весёлыми, то оставалась сотня мелочей, подталкивающих собирать вещи и съезжать. Небольшие комнаты, в которых селятся по два-три человека, одна кухня на блок из нескольких таких комнат, где никто толком не прибирается, тараканы, воровство еды друг у друга — серьёзно, у него даже кастрюлю с макаронами смогли стащить, ну что за люди? Сяо хотел обычной университетской жизни. И Сяо думал, не сильно ли он отдалиться от остальных, если начнёт снимать квартиру. Выбирая между комфортом и людьми, Сяо всегда выбирал комфорт, к тому же, не каждый жил в общежитии, но… он, вроде как, планировал найти себе круг общения. И находясь целыми сутками рядом с людьми, которые вместе с тобой просыпают пары, заваривают кофе, спешат по утрам, выпрашивают конспекты и живут так, как живёшь ты, гораздо проще с кем-то поладить. Хотя, если честно, за первый месяц университета Сяо понял, что тот не особо отличается от школы. Разве что люди взрослее, но всё равно все до жути разные, даже если учатся на твоём факультете. А ещё Сяо понял, что ему неплохо как с кем-то, так и одному. С другой стороны, раз с Венти в этой мелочи они похоже, то… узнать его чуть ближе, чем по фотографиям и редким пересечениям — идея весьма заманчивая. Хотя Сяо более чем уверен, что подобное знакомство скорее вынужденное. Не для него, для Венти. Но тоже ведь знакомство? Сян Лин, в отличие от него, наслаждалась жизнью в общежитии — она была человеком, который, кажись, совершенно не уставал от общения. Единственное, что смущало Сян Лин — отсутствие просторной кухни, поэтому на втором курсе она уже покинула свою комнату. С большим нежеланием — когда многие мечтают жить в отдельной квартире, это даже звучит смешно — но переехала. И… Знаете тот самый момент, когда у человека глаза сияют? Вот у неё засияли. У неё ничего не изменилось — просто вместо того, чтобы проводить время в жилом корпусе, её друзья приезжали к ней. И готовить Сян Лин стала гораздо чаще. Сяо практически каждые выходные становился её подопытным, пробуя удачные и не самые удачные эксперименты с едой. Но его всё устраивало — Сян Лин правда вкусно готовила, пускай временами и очень… необычно. С Сян Лин они поступали в один университет, но учились в разных корпусах — не одно место, конечно, но и не разные концы города же. И на мероприятиях пересекались часто. Сяо никогда не говорил ей, что дорожит общением. Сяо думает, что он в чужой жизни — обычный странник, за которого она почему-то до сих пор держится. Даже если это идёт в убыток. Но общаться с кем-то, кого ты знаешь с детства, с кем дружишь с детства, в котором кроме неё друзей не было, приятно. Удивительно, они до сих пор не оставили друг друга. Удивительно, что что-то из прошлого Сяо моментально не вычеркнул. Хотя люди обычно отсеивались сами, некоторые связи он прерывал намеренно. Ему восемнадцать, он независимый, и он хотел забрать в своё настоящее минимум из всего, что было раньше. В отличие от Сян Лин, Сяо правда ничего в общежитии не держало. Вернее, даже наоборот: все факторы подталкивают переехать. Но Сяо мало что из этого сильно волновало. Сяо нравилось быть обычным студентом, а не тем учеником элитарных школ — хотя он был благодарен тому, что теперь учёба не казалась тяжёлой ношей, а повседневным дополнением — частью жизни, которая не мешает, но которая попросту… есть. И что теперь свобода приобрела терпкий вкус. Тот самый, когда все обыденные мелочи берутся во внимание, становясь отрадой. Даже возможность приходить на пары не по строгой форме, а в обычном худи и джинсах — не прелестно ли? Денег на переезд у него более чем достаточно — столько, сколько не присуще восемнадцатилетним студентам. Он мог бы спокойно купить квартиру, а не снимать. Наверное, это должно было бы компенсировать его недостаток тактильности. Но не компенсирует. Никогда не компенсировало. Сяо знал, что за деньги можно получить практически что угодно. Только вот перекрыть своё затруднительное положение, связанное с касаниями, может и можно, подкупая чужую любовь… но корень проблемы остаётся корнем, впившемся меж рёбер и рушащим все лживые фасады. И никакими деньгами его не вытравишь — скорее, только сильнее себя искалечишь. Сяо отдал предпочтение тому, чтобы не пытаться что-то менять. Достаточно было просто плыть по течению. Просто быть. Быть парнем, засыпающим на задних партах, носящим тёмные кофты и курящим в перерывах между парами. Во время одного из таких перерывов он начал общаться со Скарамуччей. Сяо знает, что знакомства зачастую не выбирают — ты попросту натыкаешься на человека по стечению обстоятельств, а после, по воле случая, вы расходитесь. Ну правда, все друг другу в жизни не более, чем прохожие. Просто некоторые задерживаются рядом с тобой немного дольше. Их знакомство тоже нельзя назвать судьбой или чем-то предрешённым и знаковым. Их знакомство произошло спонтанно — как и случаются любые встречи. Просто в сентябрьский день у Сяо закончились сигареты и… — Эй, — ...он решил попросить одну у одногруппника, курящего неподалёку от учебного корпуса. Сяо невольно подошёл к нему со спины, окликнув немного грубо. Он не планировал его пугать, но за реакцией наблюдает с ухмылкой — у парня в глазах сразу загораются огоньки враждебности, хотя он отступает на шаг назад. Какой противоречивый. — Могу стрельнуть? Он смотрит на него немного растерянно, хмурится, будто пытаясь вспомнить, кто Сяо вообще такой. Небо пасмурное, и тащиться до магазина с шансом попасть под ливень неохота. Сяо замирает рядом с ним, улыбается виновато, будто пытаясь извинится за грубый оклик — получается совсем невиновато, вообще ни капли. И Сяо думает, что покурить ему сегодня не светит, но парень всё-таки протягивает ему сигареты. До этого Сяо запомнилось его имя. И одежда — преимущественно чёрных или фиолетовых цветов. Как оказалось, парень обладал выразительным взглядом и симпатичными чертами лица. Сяо окидывает его глазами, прежде чем тянется к пачке сигарет, и думает, что тот мог бы быть популярным — даже светится на каких-нибудь глянцевых обложках, будь у того связи и деньги. Или хотя бы в университете, если бы выглядел более раскованным. Сяо бы списал это на свою нетактильность и на отношение исключительно к нему, но… Но Сяо замечал его несколько раз в коридорах, аудиториях и улице, и этих нескольких раз ему было вполне достаточно, чтобы понять, что у Скарамуччи со всеми мелькает эта не идущая ему зажатость. Он будто пытался к кому-то подступиться, но заведомо готовился, что попытка пойдёт крахом — его вид это выдавал. — Курить в перчатках удобно? — спрашивает парень, пытаясь заполнить молчание, которое заполнять-то необязательно. Что плохого в том, что люди молчат? Он добавляет следом, не удосуживаясь подождать ответа на первый вопрос, — Не любишь касания? Сяо, конечно, был готов, что в университете будут спрашивать о перчатках, прикосновениях и причинах. И он заведомо пообещал себе не раскрывать всех карт сразу. Лучше оставаться в чужих глазах обычным человеком, который попросту предпочитает никого не касаться. — Можно и так сказать, — Сяо щурится весело, и добавляет с нахальной ухмылкой, рукой прикрывая от ветра тлеющий огонёк, — Я избирательный. У Скарамуччи в глазах мелькает непонимание. Но когда у Сяо вырывается смешок, то он глядит на него пару мгновений с пренебрежением, как на заносчивого придурка, и поджимает губы. Странный же. Не хотел слышать ответ, так зачем спрашивал? Сяо не совсем может понять его реакцию, но пытается. Даже зная его эмоции, он бы, вероятно, не разобрал, почему он так остро воспринял его слова. Чувства же — аспект интересный, но поверхностный, если не знаешь причин. А Сяо нравилось искать причины. Сяо нравилось истолковывать людей, не прикасаясь к ним. Так куда интереснее. А если уж и касаться, то передавая всё самое грязное, изломанное и прогнившее. Касаться так, чтобы человек чувствовал и отвращение, и ненависть. Не касаться, а буквально убивать человека, пропитывая ненавистью к самому себе. И целовать так, чтобы поцелуй был с горечью безразличия или презрения. Чтобы любой телесный контакт с человеком отзывался ноющей болью. К Скарамуччи он не испытывал подобных чувств. И касания не имели бы никакого смысла. — Играешь крутого? Сяо хитро ему улыбается, вглядываясь в лицо. Но не отвечает. После этого они столкнулись ещё дважды за неделю — при тех же обстоятельствах. Но диалоги между ними строились на банальном “привет-пока”. Только Сяо прокручивал в голове их первую встречу не один раз и… — Не любишь тех, кто сторонится прикосновений? Он озвучивает этот вопрос в лицо, нагло всматривается, пытаясь уловить каждую эмоцию. Скарамучча пожимает плечами. А вот глаза отводит и руки непроизвольно сжимает чуть крепче. Сяо по лицу видит, что угадал. Он не спрашивает почему — у каждого свои аргументы, но зачастую реакция-то одна и та же. Людям не нравились те, кто прятал свои чувства. Потому что это странно и двулично — вдруг человек тебя ненавидит, только не признаётся в этом, поэтому и не касается? Но Сяо всю жизнь испытывал трудности в коммуникации из-за своей особенности. И что он вынес из всех событий — необязательно открывать человеку свою слабую сторону, чтобы он тебя понял. Достаточно просто хоть немного оставаться искренним. Поэтому он и акцентируется на этой доли искренности. — Я тебя не знаю, но хорошо к тебе отношусь, — говорит он честно, — и я не жду от тебя взаимности. Если тебе неприятны такие люди, — он мельком бросает взгляд на перчатки, весело щурясь, и разводит руками, — то просто скажи. И пока Скарамучча настороженно молчит, обдумывая его слова, Сяо со свойственной ему едкой ухмылкой добавляет: — Могу больше не стрелять твои сигареты. Он знает, что дело не ограничивается сигаретами. Просто не все воспринимают перчатки и отказ в прикосновениях как что-то естественное. Люди хотят получать от других людей, кажется, всё, что только могут получить — потому не давать им желаемого становится эгоизмом. Идея стоять над чужой душой не привлекает. На улице прохладно, и Сяо предпочёл бы остаток перерыва не мёрзнуть, допытываясь до чужих мыслей. Сигарета тушится об урну рядом, и Сяо уходит. Следующее правило — будь готов к любому исходу. Потому что как ты не обязан делать шаг навстречу человеку, так и он не обязан делать шаг навстречу тебе. Поэтому Сяо не ждёт от него ответа. Он изначально ни на что не рассчитывал — куда легче не пытаться предвидеть чего-то, чего не можешь. Тогда результат тебя не расстроит. Но с того момента на пары они приходили вместе, садясь поблизости. Это нельзя было назвать дружбой, но Сяо не строил никаких надежд, потому был приятно удивлён, когда на его стол Скарамучча ставил энергетик, когда без лишних слов протягивал ему пачку сигарет, без просьб вырывал лист из тетради, замечая, что Сяо свою не взял. Скарамучча предпочитал большие шумные компании — тот круг общения, в котором Сяо не находился. Но они… всё равно поддерживали сложившуюся между ними связь. И Скарамучча его не презирал. Сяо видел, что тот испытывал напряжение, но это не было чем-то настолько ярким, как ненависть или отвращение. Он, кажется, просто принял факт того, что Сяо касаться других не любит. Это нельзя назвать дружбой — у них не было общих знакомых, схожих увлечений, разговорах о важном и всего того, что обычно делают друзья. Простые пересечения на парах и между ними — вне университета они не общались. Но когда Скарамучча не пришёл на первую пару, Сяо это заметил. Как и заметил, когда не пришёл на вторую, третью и…@yaksha Сяо 15:17 Хей, ты живой?
Сообщение оставалось непрочитанным, и, наверное, это не его дело, но Сяо выясняет через однокурсников, живёт ли парень в общежитии. Как выясняется через час — да, но не в его корпусе. Ещё через полчаса у Сяо есть адрес вплоть до номера его комнаты. А после он уже стучится в дверь. Сяо не волновали другие люди. Сяо просто был любопытным — на журналиста учится как-никак — вероятно, поэтому ноги притащили его на чужой порог. Всё равно делать сегодня нечего. Открывший ему Скарамучча выглядит болезненно бледным. Сяо здоровается наспех и протягивает ему первое, что взял ему по пути в супермаркете — шоколадку в синей обёртке и пачку печенья. Сяо не может найти причину, что его угораздило всё это делать. Но раз уж общение строится на взаимоотдаче… Сяо просто интересно. — Я не люблю шоколад. Голос звучит простуженно и прерывается на кашле. Сяо смотрит оценивающе, пожимая плечами. — Окей, тогда сам съем. Печенье всё же парень принимает, хоть и выглядит рассеянно. — Вообще, это так — бонус. Я конспекты отдать пришёл, — Сяо мог сколько угодно засыпать на парах, прогуливать их, и пускай сейчас, в начале года, он старался этого лишний раз не делать, привычка вести записи у него сохранилась. Раньше вёл тетради, даже если на перепись приходилось убить вечер. Но сейчас, если уж он пропустил пару, то предпочитал уже не возиться с лекцией. Просто читал чужие записи и всё. В конспектах он видел мало смысла — какая разница, что есть в тетрадке, если в голове ничего не остаётся? У Сяо никогда не было проблем с учёбой и освоением материала — в школу его опекуна вызывали совершенно по другим причинам. Поэтому отдать записи кажется ему мелочью — он бы мог скинуть фотографию, конечно, но тогда бы смысла переться сюда не было никакого. А Сяо просто не может найти другую цель визита. Рыться в чужих душах интересно, но дебри своей он предпочитает не трогать. — Ты каким образом меня нашёл? — Ну, знаешь, — голос у Сяо вкрадчивый, елейный. Он опирается на стену, и глаза его задорно светятся, — Когда человек живёт в общежитии, то это не прямо-таки сложная задача. Скарамучча, кажется, собирается ему ответить, но отворачивается, чихая в ладони. Он выглядит измученным и уставшим, и Сяо гадает, каким образом тот смог так простыть в начале осени. — Тебе, может, купить что-то? — Он уточняет почти вежливо, но в голосе отчего-то сквозит насмешка. Такая манера речи у него, извините уж, — Чай, лекарства? — Не нужно, — отрезает Скарамучча. Они стоят в молчании с полминуты, и Сяо уже собирается попрощаться и уйти, но вопрос раздаётся раньше. — Ты зачем пришёл-то? Только из-за конспектов? Видимо, задавать два вопроса разом — его привычка. Прямо как в момент их знакомства. Сяо несколько теряется с ответом. То есть, ответ-то на поверхности — проведать и занести конспекты, но если копать глубже, то Сяо не может объяснить, зачем он в целом кому-то помогает. Вернее, не помогает, а просто наведывается из-за прижившейся в нём пытливости — разве подобное считается помощью? — Я просто… проверить, что ты не помер, — В глазах напротив он находит удивление и смущённо думает, что, вероятно, делает что-то не так, — Ну знаешь, не у кого будет стрелять сигареты, все дела. Это не эмпатия, это просто… банальная учтивость? Скарамучча всё ещё смотрит на него недоверчиво, не ожидая, видимо, чужого внимания. Тем более, от человека, с которым они просто садятся рядом и вместе выходят покурить. Сяо не отрицает того, что это может выглядеть странно. Но какая разница? Если ему это показалось правильным, то проблемы он не видит. — Я тогда пойду, хорошо? — Он улыбается уголками губ — уже не едко и надменно, а самой простой из всех возможных улыбок, на которые способен. И когда отворачивается, сделав несколько шагов по коридору, слышит за спиной оклик. — Постой. Скарамучча замирает в проходе, приоткрыв дверь. Вглядывается в него, скрестив руки на груди и задумчиво отводит глаза, но Сяо видит мимолётную усмешку, которую тот даже не пытался спрятать. — Я не знаю, что за проблема у тебя с прикосновениями, — Скарамучча выдыхает, подбирая слова, — но… Я тоже хорошо к тебе отношусь. Сяо пришёл совершенно не ради этого. Но то, как ситуация сложилась, его, можно сказать, радует. На это ушло три недели сентября, но… Так у Сяо появляется первый университетский друг. Теперь уже точно друг. Сяо не знает, верно ли трактует слово «дружить» — по правде говоря, он никогда не понимал полного значения. Но дискомфорта общение со Скарамуччей не вызывает, и этого уже достаточно. Вся его прошлая дружба зачастую строилась на взаимной выгоде, но сейчас даётся за просто так. С другой стороны, если общение приносит эмоции, которые нужны человеку и избавляет от одиночества, то, вероятно, смысл в этом какой-никакой есть. Тоже ведь выгода? Сяо иногда перебрасывается парой новостей с людьми между парами, садится со Скарамуччей в течение дня, вечерами тонет в книгах и… его более чем всё устраивает. Сяо отчётливо ощущает себя свободным — от родительского и братского надзора, от сотни правил, от поддерживания образа, в котором всегда нужно самоутверждаться. Может, шлейф детства и юности тянется за ним тёмным пятном, может он до сих пор отражается в его надменной манере речи и иногда в уничижительных колких фразах и шутках, но он не такой приметный. Сяо не тот одинокий маленький мальчик с большой проблемой. Именно поэтому, когда Сян Лин предлагает ему переезд, Сяо сначала отказывается. Не хочет рушить сложившуюся идиллию. Но в общежитии задерживаться хотелось меньше и меньше — ночью либо ему мешали спать, либо он не давал уснуть кому-то, на кухне всегда было грязно и периодически неприятно пахло от чужих потуг в готовке. Да и делить комнату с кем-то нельзя назвать удобством. А ещё, кроме откровенно глупых ситуаций, ничего интересного в общежитии не происходило. Как выяснилось, соседи по блоку, конечно, дипломаты дипломатами, старающиеся избегать конфликтов, но относились они друг к другу с неприязнью. Все ко всем. Сяо с одной стороны был рад, что его не допрашивали о перчатках — от чьей обуви снова грязь по всему коридору было более важным вопросом. С другой стороны — жить здесь ради мнимого чувства общности явно того не стоило. Поэтому, видать, он сказал Сян Лин, что поговорит с Венти. Сказал без какого-либо подтекста, просто чтобы от него отстали и дали самому разобраться. Но, задумываясь о встрече, Сяо с каждым часом больше убеждался, что предпочёл бы съехаться. Потому что они с Венти в сути своей похожи — одна монета, только вот стороны совершенно противоположные. И Сяо интересно. Почему у другого человека с подобной ему проблемой жизнь складывается иначе? А ещё интересно, почему он избегает прикосновений — можно было предположить, конечно, что по тем же причинам, что и Сяо, но… ему казалось, что за этим стоит более красочная история. И раз Сяо выпадает шанс её узнать, то это правда заманчиво. — Знаешь что-нибудь о Венти? — уточняет Сяо у Скарамуччи после пар. У того взгляд темнеет, и от Сяо не укрывается резкая перемена в его тоне. — Мы не часто пересекались. Учитывая их знакомство, Скарамучче могут просто не нравятся закрытые люди. Но Сяо всё же решает уточнить: — Ты плохо к нему относишься? — Нет. Скарамучча отвечает безучастно — Сяо больше понимает это по глазам, нежели по интонации. Просто парень взглядом где-то в другом месте, где-то в нише воспоминаний. Но отвечает он складно и твёрдо, пресекая дальнейшие уточнения: — Я никак к нему не отношусь. Сяо мимолётом смотрит на него, задержавшись взглядом на лице. Он более чем уверен, что что-то не так, но настаивать не собирается. Какое ему дело до чужих обид-не-обид? — Почему ты спросил? — Мне, эм, — Сяо с заминкой пытается сформулировать ответ более нейтральным и беспечным. Просто догадывается по предыдущей реакции, что Скарамучче навряд ли это понравится, потому сглаживает углы, — Предложили снимать с ним квартиру. Ладно, это занятно. У Скарамуччи глаза по пять копеек, и ответить стоило хотя бы ради этого. — И ты согласился? — Ещё нет. Сяо решает не добавлять, что мысленно уже всё решил. Ему интересно быть наблюдателем — и когда поблизости есть человек, так на него похожий, разве он может пройти мимо? Когда у него есть возможность узнать, по каким ещё причинам людей ведёт от прикосновений, разве он может ей не воспользоваться? Сяо нравилось смотреть на людей. Нравилось, как они возрождаются, переполненные мечтами и силой, как они противоречивы и удивительны. Но куда интересней видеть, как люди ломаются окончательно сами по себе. Ломать их самому, пытаться вытащить — всё одна грань, скука смертная. Куда сложнее не вмешиваться. Куда приятней не вмешиваться. Ставить мысленную ставку, доломается человек или нет, и просто смотреть./— Зачем ты это делаешь?/
Сяо нельзя назвать жестоким, но он не считал себя эмпатичным или чем-то в этом духе. И не хотел попадать в центр внимания, только-только из него выбравшись — школьные будни оставили свой отпечаток./— Это весело. Ты так не считаешь?/
Сяо до мелочей помнит один диалог, произошедший в школьных коридорах — у девчонки были не глаза, а мутное от слёз стекло, готовое вот-вот разойтись трещинами. И он с восторгом считал секунды, когда же, наконец, разобьётся, когда она сама изранит себя осколками. Когда у Сяо спрашивали причины его поступков, он говорил, что это просто в его духе. Смотреть, как люди ломаются, и ничего не предпринимать — в его духе. Или добивать их окончательно. Зависело от настроения. На самом деле, Сяо просто не умел по-другому. На самом деле, когда ты отличаешься от остальных просто по факту рождения, то это несправедливо. И Сяо принял правила этой игры — жизнь никогда не играла с ним по чести. В этой игре не было установок и рамок изначально. И если «Порча» буквально пророчила ему неэмпатичность, то Сяо сам пришёл к тому, что сострадание ему и не нужно. Когда у всех людей есть две стороны монеты, у Сяо реверс оказался блеклым и полупустым. Прикосновения Сяо никогда не передавали полный спектр эмоций — он способен делиться только негативными чувствами. Сяо переживал из-за этого раньше, но после ужился со своей особенностью, даже нашёл преимущество. И улыбался с чувством превосходства от возможности разрушить другого человека своими касаниями, своими словами, своим отсутствующим взглядом и скрещенными руками у груди. Сяо был уверен, что эмпатия ему не нужна. Ему нравилось быть надменным мальчиком, который обижает первым — может, зародись это в нём раньше, тот мальчишка на лавочке, с которым никто не хотел общаться, никогда бы не плакал. Потому что никто не станет лезть к человеку, которого боишься. Ему не нужно защищаться — его защита стала нападением. Только сейчас всё немного иначе. Сейчас он вырос, и многие вещи стали куда яснее, чем в детстве. Отсутствие эмпатии не идёт вровень с жестокостью. И Сяо не хотел разрушать мир вокруг себя. Сяо просто хотел жить. Когда человеку грозит опасность, у него три возможные реакции: бежать, атаковать или замереть. Сяо для себя перевёл это в другую систему координат, которая в школе работала — ты человек, которого ломают, ты человек, который ломает или ты человек, которому каким-то чудом удаётся держаться в стороне. Принцип тот же. Здесь некоторые моменты были схожими, но не точь-в-точь, а лишь фрагментарно — в университете все больше озадачены своей жизнью, нежели чужими. Поэтому не вмешиваться становится в стократ легче. И Сяо эта позиция устраивает. Сяо хочет просто присмотреться. Не атаковать, не убегать, а остаться в стороне, глядя, как загораются и сгорают истории вокруг него. Парень, который никогда никого не касается. И при этом в университете его любят. Это правда… интересно. Потому что у Сяо опыт в жизни был совершенно другой. Они списались утром — договорились встретиться после пар. Сяо заходит в опустевшую аудиторию на втором этаже — 203, отписывается ему и ложиться на парту со скучающим видом. Мог бы музыку включить, но считает это неуместным. Музыка перебивает мысли. Он не знает, сколько проходит времени — в аудитории, в контраст дождливой холодной улицы, тепло, и его клонит в сон. По ощущениям, он дожидался либо несколько минут, либо целую вечность — где-то в этом промежутке, — прежде чем раздаётся скрип двери и чужой голос: — Извини, меня задержали. Около парты замирает мальчишка, которого Сяо замечал мельком в коридорах и неоднократно видел на фотографиях в группах и чатах университета. Но этого не хватало, чтобы картинка сложилась. Фотографии не отражают сути — фотографии однограны. И человек на них выходит по-разному, но всегда с искажением — будто видишь кого-то через призму. В жизни люди совсем другие. Сяо сидит, молчаливо оглядывая его, пока Венти говорит что-то про дотошного преподавателя, репетицию и… Сяо ловит его взгляд. В глазах напротив плещет бирюзовое море — на снимках оно не такое пронзительное. А вот его улыбка совершенно от той, что на фотографиях и видео, не отличается — Сяо невольно думает, что у Венти улыбка другой не бывает. — Я Венти, если что, — на всякий случай уточняет он, кажется, сбитый с толку молчанием. — Знаю. Говорят, первое впечатление о человеке складывается за семь секунд. И Сяо понимает, почему в университете Венти любят — у парня даже глаза мягко светятся радушием и приветливостью. И может ли это первое впечатление измениться, если он никого к себе близко не подпускает? Он же для всех и остаётся человеком, с которым только-только познакомились. А с учётом того, что Сяо слышал — Венти часто помогал другим, Венти был общительным, Венти был инициатором университетских мероприятий — он прижился к этому образу. И Сяо смог бы проникнуться к нему, но… он чувствует несоответствие. Сам не знает почему, не может объяснить. В нейтральных и аморальных намерениях подобное прослеживается не столь сильно. Но когда человек наоборот стремится быть светом, то фальш падает тенью за спиной. И эта тень от Сяо не укрывается. Одежда у Венти пёстрая: яркая зелёная кофта, чёрные джинсы и ремень с кислотными узорами. Его больше всего предательски сдают перчатки — кожаные, угольно чёрные, которые хоть и выглядят органично, но совершенно противоречат его натуре. Без них одежда не выглядела бы закрытой — просто казалась бы подобранной по погоде. Но, если честно, ему правда идёт. — Я Сяо, — протягивает он руку. Венти смотрит на тёмные перчатки и с облегчением, и с интересом. Но они ничего друг у друга не спрашивают — Венти, наверное, из вежливости, а Сяо… всё равно Венти навряд ли ему расскажет сейчас, когда они едва-едва знакомы. Поэтому он ничего не уточняет. Пожимать руки в перчатках когда-то давно было дурным тоном — на истории неоднократно упоминали, как через такие детали прослеживали отношения правителей, рассказывали, как значимых личностей часто изображали — вопреки правде — без закрытых рук, и это для Сяо этот материал до сих пор оставался самой интересной частью урока. По меньшей мере, это считалось невежливостью к человеку, по большей… доходило до революций. Сейчас же люди были вольны выбирать, и предпочитали касаться более выборочно, но всё ещё довольно открыто. Только всё равно в кругу знакомых казалось чем-то странным прятаться от прикосновений. Сяо слышал разговоры о Венти пару раз — кажись, в университете он взаправду никого не касался. А если и касался, то явно виду не подавал. И при этом он умеет располагать остальных к себе так, что Сяо правда не понимает, как он может быть таким закрытым. Венти пытается держать зрительный контакт, говорит и шутит с улыбкой, что внимание переключается, оставляя в покое перчатки. Сяо отмечает про себя эту деталь. Этот парень… увлекательный. Сяо всматривается в черты лица, вслушивается в голос и пытается прочитать между строк. В большей степени закрытые люди лучше умеют видеть насквозь других людей — такое вот преимущество, частично перекрывающее недостатки. Сяо не нужны касания, чтобы почти в полной мере понимать кого-то. Он смотрит на парня со светлой улыбкой и… Ему просто любопытно. Любопытно то, что он пока что понять не может, но хотел бы. Любопытно найти ответ на один вопрос, засевший в голове. Почему стоящий напротив мальчишка вдруг кажется ему таким лживым? Сяо говорит с ним, невольно усмехаясь своим мыслям. Всё же, Сян Лин была права. Они просто обязаны съехаться. Сяо однозначно будет весело.