Заложник

— Доктор Круспе, — устало начал следователь, лениво и театрально перекладывая бумаги из одной стопки в другую. — Учитывая ваш… давайте называть это «послужным списком».? Так вот, учитывая ваш феноменально богатый послужной список, я бы очень, очень рекомендовал быть со мной предельно честным. — Мой адвокат полностью с вами солидарен, верно, дружище? — Рихард наигранно улыбнулся, подмигнул адвокату справа от себя и прямо кожей почувствовал, как того передернуло от фамильярности. — Мой клиент осознает все риски и готов сотрудничать по любым направлениям, но мы бы хотели узнать, о чем вообще идет речь. — Речь о том… — свинцовый взгляд начал прицельно буравить Рихарда — … что в данный момент совершается особо тяжкое преступление и весь наш отдел готов… — следователь заговорил с еще большим нажимом — …рыть землю до тех пор, пока не найдет виновного. Как вам должно быть известно, похищен сын… — оперативник сделал паузу, видимо подбирая правильное слово — … сын крупного предпринимателя Александра Кайнца. Мы составили список лиц, недружественных пострадавшему или его семье… — Там же миллионов сорок человек должно быть, до ядра дороетесь…       Следователь жестко опустил руку на стол. — Вы зря тут шутки шутите, господин Круспе. Я бы очень рекомендовал вам… — Мой клиент просит прощения и весь внимание.       Рихард хмыкнул и принял деловую позу, положил руки на стол, приосанился, посмотрел на собеседника, склонив голову на бок. — Господин Круспе. Нами установлен определенный круг лиц, так или иначе имевших… сложности с господином Кайнцем. Среди этих лиц особо выделяется ваш бывший коллега и, как я понимаю, текущий пациент, господин Тилль Линдеманн. Вам знакомо это имя?       Ну, вот и все, приехали. Никаких чудес, только реальная реальность. Весьма хреново. И голова болит. И спина еще эта… Рихард прикрыл глаза и почему-то вспомнил, как же хорошо было еще несколько часов назад. Как Пауль дышал ему в шею, вжимался лбом в лопатки, как он двигался — резко и правильно, как от каждого этого движения не хватало воздуха в легких, как за шторой то темнело, то снова загоралось от пролетающих облаков. Да и до этого нормальный секс был, чего Пауль полез утром с извинениями? Вот тоже странный человек, типа: «Прости, что я тебя как-то без энтузиазма трахал».       Надо было не тупить в машине, а поцеловаться что ли нормально. Сухо как-то расстались. Все, мудак, испортил. Ехали, вообще как чужие. Орал еще зачем-то на секретаршу при нем. Теперь точно не позвонит. Если позвонит, то один черт — ну, переспят они еще разок-другой и все равно разбегутся. Тут надо просто понять, хочется ли с Паулем переспать еще разок-другой? Однозначно, хочется. Но самому звонить, наверное, уже и нет смысла, чего ему осталось-то? Ну, в лучшем случае дадут условное. Интересно, младшая дочь — она же будет к нему в тюрьму ездить? Или ну нафиг, не надо ей вообще знать. Стоит всем позвонить и, пока есть деньги, нанять нормальных адвокатов для детей, чтобы посоветовали, как лучше уберечься и разделить имущество. Можно попробовать по-быстрому продать клинику, пока слухи не пошли, на школу хотя бы младшей останется. Мудак — он и есть мудак.       Еще мелькнуло: если его прямо сейчас упакуют, то он вернется домой из-за решетки лет, скажем, через 10, что, все это время в комнате так и будет стоять смятая ими с Паулем постель? А, нет, не будет, конфискуют же все или обыск учинят. Войдут, такие в его апартаменты, начнут везде шарить: «Ха-ха, да вы, доктор Круспе, перед арестом неплохо проводили время».       Рихард отмер. — У вас же в бумажечках все написано, зачем спрашивать?       Следователь зло выдохнул и откинулся на спинку стула, ненавидяще посмотрел на адвоката. Тот прочистил горло: — Господин Круспе, это формальный вопрос. Вы должны вслух ответить на все вопросы для официального протокола. — Хорошо. Я был бы очень рад сказать, что знать не знаю никакого Линдеманна, но я знаю Линдеманна. Нормальный парень он, этот Линдеманн. — Вы знаете, где этот «нормальный парень Линдеманн» находится сейчас? — Слава богу нет, — вот тут он точно не проебется. Тот редкий случай, когда говорить правду легко и приятно. — Почему «слава богу»? — следователь еще пристальнее уставился на Рихарда. — Я так понимаю, вы его подозреваете в разном нехорошем. Для здоровья очень полезно ничего не знать про людей, делающих разное нехорошее.       Повисла тяжелая пауза. — Вы вместе работали три года, так? — Так. — Опишите отношения с господином Линдеманном после вашего ухода из Дагенхемского участка. — Да не было особо никаких отношений. Пили пиво иногда по пятницам, — про то, как они зависали в стрип-клубах с кокаином, наверное, вслух говорить не надо. — На рыбалку пару раз ездили. Тилль любит все это — озёра там, горы, деревню, удочки, тишину, птичек, запах говна по утрам. Я просто терпеть не могу. Не понимаю радости кормить комаров, — сухое «кхм-кхм» следователя показало, что Рихард отклонился от темы. — Короче, встречались очень редко, как старые боевые товарищи. После смерти его жены и дочери вообще пару раз, не более, в основном на кладбище. — Расскажите, как, при каких обстоятельствах, где и когда вы в последний раз виделись с господином Линдеманном. — Примерно месяц назад, точная дата есть у меня в офисе в календаре. Он позвонил, — вот тут надо было как-то очень аккуратно подбирать слова, — пожаловался на старую травму. Просил, чтобы я его осмотрел. Приехал ко мне домой. В клинику не очень хотел. Ну, знаете, он такого, брутального плана типаж, пока отваливаться не начнет, будет подорожник прикладывать. Это, кстати, очень неверная линия поведения, как врач вам говорю… — Кхм-кхм. — Так, о чем я. Отвез его в клинику, осмотрел нормально, сделал назначения. Все. — Все? — Все. — Он вам рассказывал о каких-нибудь своих… планах? Говорил, что куда-то собирается или, может быть, упоминал какие-то имена? — Имен не упоминал, про планы не рассказывал, — Рихарду стало приятно от того, что, чисто формально, это тоже не было ложью. — Так. И какой диагноз вы поставили господину Линдеманну? — Ну, послушайте. Я же врач, хоть и с послужным списком. Врачебная тайна, все дела. Если хотите — в клинике по первому требованию предоставят карту и все документы, — слава богу, все бумаги действительно были, как минимум на первый взгляд, жизнеспособными — они даже не поленились действительно сделать рентген Тиллева плеча. Правда, если копнуть получше, то там такая «травма», что назначения можно счесть слишком уж… чрезмерными. С другой стороны, это еще надо доказать. Нет, формально все точно чисто. — То есть если мы — гипотетически — получим ордер, и — уже практически — проверим ваши звонки с мобильного и из клиники, документы, карты, распечатки сообщений, мы, господин Круспе, обнаружим там что..? — Что я честный гражданин, который тратит слишком много денег на бухло. — Если господин Линдеманн выйдет с вами на связь, вы сообщите? — Немедленно. — Может быть, имеются какие-то факты, которые вы бы все-таки хотели нам сообщить? Подумайте хорошо, господин Круспе. Повспоминайте. Я вас не тороплю.       Не торопит он, конечно. Это ведь не он, а Рихард провел в полиции уже семь часов. Сначала долго ждали адвоката — без него Рихард содействовать закону не хотел, на что имел полное право. Потом бесконечно что-то оформляли. Ну и вишенкой на торте стала очередь в допросную. Нормально они тут план выполняют, что на допрос нужно стоять дольше, чем в клуб при полном солд-ауте. — Уважаемый, я вчера до четырех утра пил, курил и жил активной половой жизнью, я могу сейчас вспомнить разве что где у меня в доме кровать.       Когда все закончилось, Рихард обессиленно опустился на грязную лавку в коридоре. Ожидание продолжалось — теперь нужно было терпеть, пока секретарь оформит протокол для подписи. В сон клонило чудовищно. Живот свело — за весь день у него во рту был только утренний сэндвич, да пяток стаканов с отвратным кофе в участке. Почему-то ныла пятка. Рихард вздохнул, клюнул носом и задремал, пока его не растолкал адвокат с бумагами.       Выйдя в вечер, Рихард закурил и прислушался к себе: вроде разрулилось? Или нет? Адвокат выражал полную уверенность в том, что если дела обстоят именно так, как их представил господин Круспе, то причин для беспокойства нет никаких. А если это только «первая ласточка»? И потом с этими же вопросами, но придут уже лично от Кайнца и компании? Им он сможет так же уверенно наболтать хрени, или это они его наболтают на хрен?       Может, уехать? Будет выглядеть подозрительно. Но детей надо пока растасовать подальше от Лондона. Хорошо мужикам, у которых все пострелята от одной бабы — сгреб в охапку и увез. А тут, блииииинн. Сколько же вони он сейчас выслушает.       Рихард вынул из кармана телефон — несмотря на то, что его конкретно мутило от недосыпа и вчерашнего загула, вопрос надо было решать срочно. Включил аппарат — на время пребывания в участке его потребовали вырубить полностью. На экране запрыгали пропущенные звонки и сообщения. Клиника-клиника-пациент-опять клиника-неизвестный номер-Максим…       Блять, Максим! Они же с договорились с младшей дочерью созвониться сегодня в шесть, у нее там какая-то сценка в школе и девочка требовала от папы оценить уровень подготовки по Скайпу.       Тут же следом шли проклятия от Марго, собственно, матери Максим, с рассказом о том, какой он никудышный отец. Ок, с нее и начнем. Рихард набрал номер бывшей и мерно зашагал от участка.       Через двадцать минут напряженного разговора определенно выяснились три вещи: Марго с Максим уедут на месяц в Америку к бабушке с дедушкой, если Рихард им все оплатит (ясен пень, кто ж еще), Рихард — ублюдок (тут ничего нового) и что если он сделает еще хоть один шаг пешком, то просто хлопнется на асфальт. Спать, спать, спать. Он привалился к какому-то дому, вызвал такси. Остальное решим по ходу.       Пока ждал машину, прокрутил оставшиеся вызовы и сообщения. Клиент-клиент-клиент-банк… О-па.       Рихард аж проснулся и открыл сообщение, пришедшее часа полтора назад. «Привет, это Пауль. Как и обещал, звонил тебе, но ты, видимо, занят. Хотел еще раз сказать спасибо за вечер и утро. За сэндвичи, доброту, аперитив и вообще... Если моя компания кажется тебе не очень заманчивой, я пойму. Но я был бы рад увидеться еще раз. Или, как минимум, просто сводить тебя в ресторан или бар. Обнимаю. П.Л.»       Такси подъехало и загудело, выбив Рихарда из оцепенения.       На заднем сидении он тупил в экран минут пять. Мозг как-то совсем отказывал. Рихард почему-то очень хотел, чтобы Пауль приехал прямо сейчас — а лучше, чтобы машина времени просто откатила его обратно в утро.       В конце-концов написал: «Привет, Пауль. Если хочешь поржать и поглумиться над сонным голодным трупом — то жду немедленно. К активным физическим утехам, подозреваю, буду готов не раньше выходных. Целую. Р.З.К.»       Дурак. Зачем так сухо написал? Он тебе и спасибо и ресторан, а ты все про физиологию. Пиздец.       Телефон пикнул. «Ты ешь рамен?» «Скорее да, чем нет» «Приеду минут через тридцать. Напомни номер квартиры» «115. Ты на машине?» «Да» «Приедешь — набери, открою шлагбаум на парковку»       Оставшегося времени хватило как раз на то, чтобы распихать еще двух детей и попросить секретаршу купить Марго билеты.       На место они прибыли почти одновременно. Рихард вывалился из такси и устало шел к подъезду, смоля сигарету, когда ко въезду подкатил аккуратный черный джип-паркетник и телефон тут же зазвонил. — Привет, это Пауль, я внизу, надеюсь ничего не напутал. — Вижу тебя, — Рихард поднял руку. — Ты мне в глаз фарой ебашишь. Сейчас открою.       Рихард доковылял до ворот, машинально выуживая из кармана жвачку, рукой показал куда парковаться. Пауль выбрался из машины с какой-то большой пластиковой плошкой в руках. На нем были простые серые джинсы с кофтой, на голове — тонкая шапчонка уютного вида из бежевой пряжи. Рихард фыркнул: — Милая штука. А это что? — Это рамен. У меня сегодня похмелье встретилось с бездельем. Наготовил антипохмельного супа на год вперед. Ты сказал, что голодный.       Рихард еще раз фыркнул.       В лифте не выдержал, привалился к Паулю и начал целовать, как в последний раз в жизни. Словно все, конец, это какая-то самая последняя-распоследняя секунда и в нее надо вложить любые доступные силы и эмоции. Пластиковая плошка остро давила под ребро и даже это сейчас нравилось. — Прости, пожалуйста, — Рихард шептал Паулю прямо в ухо. — Я сегодня вообще ни на что не годен.       Лифт тренькнул и прибыл на этаж. Пауль улыбнулся и тоже прошептал: — Я ни на что и не претендую. Сожрем суп, ляжем спать. — Звучит, как план.       План работал плохо. На кухне они просто устало привалились к столешнице и снова бездумно целовались. Пауль спросил: — Совсем поганый день, да?       Рихард целовал его в высокий лоб, спустился к виску, вернулся к губам. — Да не говори. Пациент проебался, причем вот прямо во всех смыслах этого слова. — Умер, что ли? — искренне удивился Пауль. — Да лучше б умер, честное слово, — Рихард впервые за вечер засмеялся. — Нет, натурально проебался. Там сложная история, не бери в голову. — Ты завтра как? Занят? — Неет, все, нафиг. Завтра я сплю. В смысле мы спим. Потом трахаемся. Потом опять спим. Потом как пойдет, у меня через дорогу шикарный бар, ты же хотел сводить меня в бар. — Звучит как план.