***
Тилль закашлялся, очнулся и тут же об этом пожалел — тело прошила боль — от нее снова затянуло в какое-то тягучее небытие, а потом снова выкинуло в реальность. Было очень тошно дышать. «Ребра, наверное, сломаны». Темнота. Линдеманн проморгался. Дико холодно. Под ним что-то зашевелилось и тоже закашлялось. От этого легчайшего движения прошило новой порцией болезненного тока. Снизу его ощупала рука. — Тилль? — Да. — Это пиздец. «Не то слово» — подумал Линдеманн, но отвечать сил не было. — Джон, ты цел? — Вроде цел — выдохнуло снизу. Их спасла крыша крыльца и то, что Тилль успел среагировать в последнюю секунду и, ловко сгруппировавшись, закрыл собой Джона толкнув под навес. Ну, как спасла. С одной стороны их не расшибло в муку, с другой — выбираться из-под толстенного навеса, засыпанного грязью и камнями было вообще не ясно как. Джон чудом смог перевернуться на живот и, обдирая пальцы, рыл что-то вроде подкопа. К счастью, их домишко стоял на неплохом таком возвышении. Сель задел его грязевым краем — основная тяжелая масса ухнула левее вниз по склону, в долину. Пробило стену, снесло крышу, затянуло крошевом из камня, воды и льда. Крыльцо осело вниз, сложилось как карточный домик и накрылось метровой шапкой грязи, под которой Джон с Тиллем и застряли. Умирая от каждого движения, Линдеманн тоже начал копать. Грязь гудела, чавкала, жила какой-то странной жизнью, вокруг была стена из нереальных звуков и стонов. Начало подмораживать. Выбирались по ощущениям вечность. Окопавшись, Тилль долго собирался с силами и, вложив в движение всю злость, на какую был способен, приподнял край деревянного полотнища, кажется, доломав при этом себе плечо. Выползли. Трясло от холода. — Надо двигаться вниз. Иначе околеем, — сказал Тилль и понял, что как раз он-то больше двигаться и не может. В темноте гротескно чернел колесами перевернутый и пробитый камнями «Форд». Сделали усилие, помогая друг другу встали на ноги. Медленно, проваливаясь в ледяную жижу, поддерживая друг друга под руки, направились вниз, примерно туда, где в прошлой жизни была дорога. Трясло. Каждый шаг отдавался даже не болью, а каким-то садистским мучением. Ноги окоченели. Тилль почему-то четко осознал, что сколько бы ни старался, ни вниз, ни куда бы то ни было он не дойдет. Попытается, конечно, но нет. Без шансов. — Так…слушай… Джон… — каждое слово давалось с трудом. — У меня в кармане портмоне, проверь… Джон, спотыкаясь и сипло дыша, нашарил его карман. — Есть. — Там карточки и…немного денег. И твои документы… Забери. — Идите на хер. — Забери. Он оперлись друг о друга, подышали, снова двинулись вниз, крепко сцепившись. — У меня походу ребра сломаны и рука… Давай объективно, я могу не дойти… Ты — дойдешь… Дорогу знаешь. — На хер идите, — Джон прижался плотнее, словно пытаясь перенести часть веса Тилля на свои плечи. — Ты меня не допрешь… — Допру. — Пароль от моей карты 3301… запомнил? — Я сказал, что допру. Вместе дойдем. Тут идти-то. Говно вопрос. — Хорошо, дойдем… — Именно. Отмоемся. — Да уж… Под горячим душем… — Тилля трясло. Они снова встали и подышали. От остановки стало только морознее и хуже. — Давай двигаться…нельзя стоять. — Значит не будем стоять, — промерзшим голосом отозвался Джон. Линдеманна куда-то повело и они чуть не рухнули в грязь. — Не отключайтесь, блять. — Я тут… — Думайте о горячем душе. — Думаю… — Еще чуть чуть и мы дойдем до города, нажремся там виски. Купим самый охуенный виски. Чтобы горло жгло. Снимем номер. Давайте снимем номер в отеле? Будем стоять под горячим душем и целоваться, а потом я вам отсосу. — Врешь. — Не вру. Представьте: душ, бухло, тепло, кровать и я вам долго, долго, долго отсасываю. — Пиздец какой… — Не хотите — как хотите. — Хочу… Тилль зашелся в приступе кашля и подумал, что это настолько глупый финал, настолько странный разговор, настолько жуткий конец, что даже логично. Или, может, он вообще уже умер и воспаленный мозг посылает последние отравленные смертью сигналы. — Потом мы найдем моего отца и вы набьете ему морду. Идет? — Идет… — Мы, конечно же, отсюда выберемся и все будет хорошо. Но на всякий случай я хочу сейчас сказать, чтоб вы знали: вы мне очень нравитесь. — Ты мне тоже… Очень… нравишься. — Я хочу с вами спать. — Я обязательно… буду… с тобой… спать. — Договорились. — Договорились… Поднялся холодный ветер. Тилль закрыл глаза и двигался машинально, как шарнирная кукла. Промокшая куртка начала дубеть от мороза. …В рассвет они вышли молча, потому что говорить было больно, губы обмерзли. Линдеманн почти висел на Джоне, и единственная мысль, которая почему-то осталась в голове и думалась-крутилась по кругу, это: «Как он меня тащит, это невозможно физически, как он меня тащит». Из полусна выбил шум, Тилль разлепил глаза — за деревьями садился вертолет. Пнул Кайнца — тот осоловело оглянулся. Привалил Тилля к дереву. Подумал. Вытащил из его кармана портмоне, едва слушающимися пальцами добыл кредитку с фамилией Линдеманн и купюры. Остальное — свой паспорт и разные бумажки — со всего размаху запустил в кусты. Быстро заковылял в сторону звуков. Медицинский вертолет спустил их в город. В маленькой больнице царили ад и хаос — раненых туристов и фермеров свозили со всего склона, мест не хватало, в коридоре стоял тяжелый запах хлора и крови. Самых сложных пациентов накачивали препаратами и, по возможности, везли в столицу — местные просто не справлялись. Тилля не раздевая положили на каталку, нацепили маску и капельницу, бегло осмотрели, привезли прямо в коридор какой-то прибор и долго прилаживали его. Джону тоже дали подышать чем-то терпким, вручили теплое полотенце и термическое покрывало, запихали в руку таблетки, извинились: «Вы на ногах, значит вы еще ничего, мы осмотрим вас позже, сейчас только самые тяжелые». От криков болела голова. У входа в здание волонтеры разбили палатки, раздавали воду, чай, бинты и пытались собирать данные о пострадавших и пропавших. Какая-то женщина рыдала и искала мужа. Медсестра с планшетом выстраивала в очередь тех, кто не говорил на немецком, записывала имена, жалобы и данные. Джон пил горячий чай и смотрел на свои разбухшие от холода пальцы. Отметился у медсестры: — Йозеф Линдеманн. — Возраст? — 22 года, — Джон подумал, что быть полностью совершеннолетним в такой ситуации не повредит. — Я тут с отцом. Тилль Линдеманн. Он в коридоре под капельницей. Мы туристы. Из Британии. Медсестра подняла усталый взгляд. — Всех иностранцев сейчас будут перевозить в центр. У нас мест не хватает. Возраст? — вопросительный взгляд. — Возраст отца. Джон понял, что совершенно неподготовлен описывать детали несуществующей биографии. Он как-то вообще не думал, сколько Тиллю может быть лет. За сорок-то точно, а вот дальше… Наверное, все-таки пятьдесят с гаком. — Сорок девять. — Документы у вас есть хоть какие-то? — Все осталось на горе. Даже телефон. Кредитка папина, вроде, только есть. — Машина сейчас увезла тяжелых в Тироль, мы ждем новую. Где-то минут через тридцать-сорок приедет, будьте здесь, мы вас отправим в другой госпиталь. Джон вышел в солнечный день. Жутко хотелось есть. Визжали скорые. Мирные прохожие грустно оборачивались. Джон перешел дорогу, дотопал до супермаркета. Там ему немедленно бесплатно вручили сэндвич и только тут он осознал, что выглядит однозначно погано и пугающе. Да и хрен. В соседней лавке купил дешевый мобильный. Продавец сразу смекнул что к чему, сделал скидку и предложил какой-то тариф с хорошим интернетом. Их погрузили в скорую. Джон покачивался, смотрел на лежащего на каталке Тилля, на то, как мотает его голову на поворотах. И отрубился.***
В Тироле Тилль впал в кому. Обширное поражение легких, разрыв какой-то вращательной манжеты в плече, сломано два ребра, холодовая травма, еще что-то… Врачей опять не хватало, раненые прибывали и прибывали, аппараты и кислород кончались. Узнав, что среди пострадавших есть британцы, в больницу приехал то ли консул, то ли еще кто — напуганный и вежливый господин записал все данные Джона-Йозефа и еще одной грустной женщины со сломанной ногой — у нее под капельницей лежал муж. — Мы организуем медицинский борт. Завтра утром перевезем вас с отцом на родину, определим в лучший госпиталь. В ближайшем отеле вас ждет комната, вы выспитесь и утром мы отвезем вас в аэропорт. Нихрена себе сервис. Аж тошнит. В отеле Джон долго стоял под горячим душем. Вспоминал, как обещал Тиллю минет. Представил себе эту картину в деталях. Хлопнулся в кровать и перестал быть на долгих восемь часов. …А вот утром стало страшно. Жутко. Аж липко. Кайнц отоспался, начал соображать и досоображался до реальности. Вот Тилля грузят в реанимобиль. Вот Джона, грустную женщину с ногой и еще двоих бедолаг-британцев с обморожениями сажают в автобус. И едут они, такие, значит, в аэропорт Инсбрук, а оттуда радостно летят в Лондон. Прилетают, значит. И …что? Если здесь хаос и его знать не знают, то дома его характерная скуластая рожа висит на каждом столбе и смотрит из каждой газеты. Ок, лысый, умучанный и побитый Джон, может, и сойдет за другого человека. Скажет на границе: «Я — Йозеф… Йонас… хуй вспомнит, как он вчера представился… короче, Линдеманн-младший без документов». Ок, спросят на границе: «Дайте ваш адрес? Номер страховки? Мама, дядя, тетя, бабушка где? Куда вас отвезти?» Его не будет ни в одной государственной базе. А вот пропавший Джон Кайнц, на которого он чертовски похож всем, включая отпечатки пальцев — будет. Первая же биометрия на границе — и полиция сложит два плюс два. И Тилля упакуют не в лучший госпиталь, а прямиком за решетку. До решетки, скорее всего не довезут — папа приедет быстрее. От ужаса затошнило. Джон вывернул автобусный кондиционер на максимум. Вспомнил всех своих друзей и не очень противных знакомых отца — нет, с этой стороны помощи точно ждать неоткуда. Женщина с ногой плакала на соседнем сидении. Ок. Думай-думай-думай. Джон достал телефон и загуглил Тилля Линдеманна. Полицейский… (ну, это мы знаем), бывший глава участка Центрального Лондона… (недурно), посадил банду… (однако), вдовец… жена и дочь погибли (о, господи), начинал карьеру в участке Дагенхеме, затем в Майл Энде… (те еще райончики), открыл дело против олигарха русского происхождения… (ну-ну), дело закрыто за недостаточностью улик… (еще бы), смерть жены и дочери считается местью олигарха, что, впрочем, так и не было доказано… Джон похолодел и одновременно почувствовал, как по спине катится пот. Стало мерзко и стыдно. Странно, что Тилль его вообще сразу не прихлопнул. Может у него есть какой-то полицейский-приятель, который может войти в положение, приехать и сказать: «О, привет Джон-Йонас, сын Линдеманна, я тебя знаю!» Может договориться и провести его без биометрии. Или поможет скрыться. Или что-то. Джон закрыл глаза, прокрутил в голове их с Тиллем разговоры. Никакой зацепки. Или просто не лететь? Пусть Тилля отправят одного, а Джон найдет предлог, останется. Разрулит как-нибудь. Если они не будут рядом, то Тилль вне подозрений. Сука, думай, думай. Социальных сетей у Тилля не было. С кем он может быть дружен? Автобус проехал указатель на аэропорт. Черт, черт, черт. Поисковик выдал фейсбучный профиль Марики Линдеманн. Точно, жена — все последние сообщения — свечки да «покойся с миром». «Красивая» не без грусти отметил Джон. Ткнул в список друзей — 64 человка — совсем немного. Лихорадочно просматривал в надежде непонятно на что. Проехали еще один указатель и свернули ко въезду, задержались на шлагбауме. У Джона начали трястись руки. Может, есть мама какая-нибудь… А чем она поможет? Сестра? — тоже чем? Джон вчитывался в имена, взгляд зацепился за слово «Рихард». Тилль упоминал Рихарда. Вроде бы. Кажется. Возможно. Ткнул в профиль. Рихард З.Круспе, врач. Глава клиники RZK-Clinic. Бинго. Некий врач Рихард дал Тиллю снотворное для Джона, Тилль еще говорил, что они там с этим чуваком чего-то высчитывали и требовал забыть его имя. Хуй тебе. Если Рихард замешан в этой хрени, возможно он сможет помочь. Только как? Судя по редким постам в профиле, доктор Круспе не отличался альтруизмом и сердечностью, а отличался любовью к себе, вину, сигаретам и женщинам с пышной грудью. На редких снимках холеный доктор с красивой укладкой все время обнимался с какими-то пластиково-гламурными людьми, курил и явно злоупотреблял. Контактов в профиле не было. Джон загуглил клинику. Автобус остановился и раскрыл двери. Сотрудник в жилетке помог пассажирам выйти и достать вещи, проводил в аэропорт, попросил подождать. Надо сматываться. Немедленно. Или попытаться? Джон выдохнул, досчитал до трех, зажмурился и набрал телефон клиники.