Заложник

      Тишина и полутьма очень давили.       Вообще, все вокруг словно специально стало тяжелым, густым и угрожающим — как в детстве, когда неожиданно вырисовывается период страха темноты и неопределенности. И как раз в этот момент родители, словно, специально зачем-то оставляют тебя совсем одного дома на всю ночь побеждать собственных монстров.       Ощущение вымученной беспомощности.       С ним Тилль и сидел за столом, слушая, как Джон мерно и ровно сопит во сне.       Чудовищно хотелось есть и, — вроде как, — спать, но мозг упорно требовал от тела не принимать горизонтальное положение, словно, в любой момент из-под дивана реально могло вылезти черное мрачное существо и утянуть их обоих в ад.       Проглотив все, что можно было найти в полутемной кухне, Линдеманн немного пришел в себя и начал пытаться оценить ситуацию.       Вид квартиры, конечно, заставлял задуматься, но Рихард вообще жил живописно и, если вспомнить-подумать, то и не такое всплывало.       Раз Джон смог вызвонить Рихарда из Австрии, то найти его в Лондоне чтобы всучить деньги, или чего он там хотел — тоже дело нехитрое. Похоже, два одиночества встретились и отметили исчезновение Тилля, как умели, после чего, по всей видимости, Рихард отправился продолжать банкет в ночь, что и хорошо: он и в трезвом виде наотмашь любит все, что шевелится, в пьяном — тем более. Джону, считай, повезло, что столкновение с Круспе закончится только крутым похмельем.       Не обнаружив беглым взглядом ничего, что выдавало бы наркотики, Тилль облегченно вздохнул: похоже, ребята деньгами всего лишь раскуривались, а не разнюхивались.       Не сочеталось, правда, «Рихард» и «бить морду», но тут уж, как говорится, чем бы душа не тешилась.       «Лишь бы не вешалась» — Тилль вспомнил продолжение поговорки и вздрогнул.       Поведение Джона анализировать сейчас никаких внутренних резервов не было. А вот свое ему не понравилось категорически — стоял столбом, ничего не сказал, вообще вел себя, как последний еблан, откровенно говоря. Спишем на усталость и эффект неожиданности, но все же: он столько раз думал об их возможной встрече, представлял, что кто кому скажет или сделает и, вот — в итоге, просто присутствовал при этом событии, как зритель в театре, а не участник и главное действующее лицо.       Да, второй герой спектакля был точно пьян и однозначно не очень в себе, но это не значит, что он не был искренним: Джон вообще всегда был искренним, тем и цеплял.       Что, реально «любит»?       Дичь, конечно.       Но, как будто и без слов не было понятно: человек, который соорудил Тиллю такое бронебойное алиби, не стал бы делать это просто так. Ни для каждого родного расстараешься подобным образом.       Тилль закрыл глаза, и ощутил на губах очень сладкий и терпкий поцелуй, горячий, жадный, глубокий, сквозь полушёпот про «Я скучал» — знал бы ты, парень, как скучал я, но почему-то не смог даже намекнуть на это.       То ли все чувства атрофировались, то ли реакции сбились, то ли черт знает что еще.       Но плохо не это.       Плохо вот что: кто бы как ни скучал, выхода из этой истории у них нет. Что они сделают? Съедутся и будут жить парочкой пока старость Тилля скоропостижно не разлучит их?       Глупо предполагать, что два человека с разницей в 30 лет, и совершенно противоположной историей, могут быть хоть сколько-нибудь по-настоящему вместе. Да, в горах острые ощущения смешались с романтикой и общей дикостью ситуации. Да, каждое событие в домике, от случайного прикосновения до тихой улыбки кислотой въелось в голову, и постепенно становилось четче и ярче, проявляясь, как застарелая Полароидная карточка, обрастая в голове мелкими деталями — похоже, так и пишутся исторические «воспоминания», превращаясь в легенды о самих себе.       Но, будь ты, сука, честным: что вас связывает? Ни хрена же не связывает, кроме общей нелюбви к отцу Джона и покусанной руки — тоже мне, «точка отсчета».       Мысль о Джоновом папе изрядно мучала отдельной строкой. Вряд-ли он знает, как и с кем сын сегодня тренирует на ночь печень, иначе тут уже бы атомная воронка красовалась. Но можно ли было Тиллю вообще приходить, раз такое дело? Не подставляет ли он Джона прямо сейчас одним своим присутствием, мало ли какая там охрана внизу за ним следит?       Стало окончательно неуютно. Захотелось даже растолкать Кайнца и разъяснить этот момент, но Тилль себя одернул и велел отставить панику. Все одно — ночь.       Подумалось, что неплохо бы убрать — хотя бы по верхам — мало ли кто придет, картина-то, в целом, хреновая. Попробовал тихо, на цыпочках, чтобы не разбудить Джона, пошарить по кухне в поисках как минимум тряпки, — протереть стол, — или веника. Бесила показная модность помещения — все эти пустые пространства, чистые стены, где в этом царстве скандинавского дизайна может храниться банальная половая тряпка?       Вместо нее обнаружил в столе у плиты упаковку просроченных хлебцев и засел их есть с большим воодушевлением, по ходу дела профессионально пальцами ощупывая-изучая валявшиеся вокруг деньги: ощущались обычными, не меченными и не краплеными купюрами.       Гм.       Спать, — нет — только не спать, — день выдался слишком перенасыщенный. Потупил, бродя по квартире, покурил на балконе, глазея на рассвет, доел хлебцы и, кажется, на секунду закрыл глаза, чтобы обнаружить, что отрубился прямо на столе, лицом в купюры.       В глаза резал все еще рассеянный, но уже вполне уверенный свет — хули Рихард так и не купил себе на кухню шторы? — часы на микроволновке показывали 7:30. Домофон пищал и разрывался.       Тилль услышал, как Джон заворочался на диване, и очень быстро нажал на кнопку отбоя, чтобы тот не разбудился окончательно.       Надеясь, что это просто Рихард вернулся из ночного запоя, и мечтает о кровати и опохмеле, Тилль рассудил, что ключи у того все одно есть, справится и откроет сам. Видимо так и случилось, домофон пикнул. Тилль прошел коридором до двери и все же опасливо посмотрел в глазок. А, не, никак не Рихард, а какой-то невысокий товарищ уверенно нажал на звонок. На громилу точно не тянет. Если что, ощущение, что можно будет легко с ним разобраться, но все же, пожалуй, лучше не открывать. Интересно, как он одолел дверь в подъезде? Наверное, консьерж впустил.       В замок уверенно вставили ключ и повернули.       Хуйня какая -то.       Тилль сначала на автомате отпрянул, а потом наоборот, налег на дверь, плотно обхватил ручку, не дав гостю опомниться, сам резко приоткрыл створку и максимально неприветливо — то есть так, как у него в принципе получалось лучше всего — посмотрел. Визитер носил странную прическу с высоко стриженным лбом, был в потертых джинсах и линялой кофте, выглядел дико устало, зло и как-то абсолютно несчастливо и разбито. При виде Линдеманна даже не вздрогнул, словно был готов и ни к такому, хотя, обычно люди, неожиданно столкнувшиеся с Тиллем в его недовольной форме, как минимум, отшатывались или менялись в лице. Тут, кажется, злости только прибавилось. — Вам кого? — Ого. — Я спрашиваю: вам кого? — Гм. Как интересно. Мне… — человек явно сделал усилие, чтобы звучать вежливо и последние слова прямо-таки выплюнул. — …господина Круспе пригласите, пожалуйста. — Его нет, — Тилль четко-резко кивнул и захлопнул дверь. Звонок снова задребезжал: да черт подери, Джон теперь точно проснется. — Чувак, — Тилль резко распахнул дверь. — Ну нет Круспе дома. Хули ты сюда лезешь?       У непрошеного гостя аж желваки от злобы заходили. Осознав, что перед ним вроде довольно адекватный взрослый человек, да еще и с ключами от этой квартиры, и пришел он, очевидно, не просто так ранним утром с очевидным желанием прописать Рихарду в табло, Тилль сменил гнев на милость. — Слушай. У меня у самого к Рихарду есть вопросики, так что занимай очередь, вторым будешь. Но, зная его, думаю, ждать придется долго, бухает он где-то. Честное слово. У тебя ключи откуда?       Из-за спины Тилля послышались звук падения чего-то стеклянного на пол и тихая брань — очевидно, Джон все-таки проснулся, попытался встать и не вписался в поворот. — Я пройду посмотреть? — зло и ехидно подняв брови, спросил гость. — Нет, — Тилль оскалился. — Я пройду посмотреть, — вопросом это уже не было, и, увидев сколько в оппоненте решительности, Тилль сдался, миролюбиво поднял руки и отошел в сторону.       Гость уверенно прошел в квартиру, судя по движениям в пространстве хорошо ориентировался и бывал не раз. Тилль следил за тем, как он обвел взглядом кухню с гостиной, немного опешив, но по-прежнему резко заглянул в кабинет, затем в обе спальни по очереди. В одной из них в туалете возился Джон, гость встал у дверей, руки в карманы, и, склонив голову, ждал.       Тилль примостился рядом, смотрел внимательно.       Послышался звук спускаемой воды, ручка дернулась, Джон медленно вышел из туалета, протирая пальцем глаз, увидел перед собой незнакомого человека, вздрогнул и громко, но совершенно безэмоционально сказал: — Блядь. — Не пугайся, Джон, это дядя пришел проведать Рихарда и уже уходит, — Тилль сделал упор на «уже уходит» и внимательно посмотрел на товарища со стрижкой. Тот неопределенно кивнул, удивлённым взглядом отслеживая, как Джон удаляется в строну кухни — было ясно, что увидел он вообще не то, что ожидал. Джон медленно продолжал тереть глаз, пару раз озадаченно обернулся, замер. — Стоп. А дядю как зовут?       Повисла пауза. Тилль начинал раздражаться. — Чувак, имя твое как? — Вы же Пауль, верно? — Джон не дал гостю ответить, развернулся, изучая. — Точно, это вы, Рихард полночи мне ваше фото с грибом показывал.       До Тилля начало доходить и, поскольку фото с грибом Рихард пытался показать и ему в больничном дворике, жутко смутился: — Блин, друг… В смысле, Пауль, прости. Ты бы сразу объяснил, я ж не понял. Ломится какой-то хрен с утра пораньше. Мы и так на нервах все тут… Неловко получилось. Да ты садись, что ли… — Вы. Кто. Такие?       Тилль окончательно замялся. — Я… Мы с Рихом работали вместе сто лет назад. В полиции… Я чисто денег заехал занять… — Тилль почувствовал, что в окружающей обстановке фраза звучит странно. — А это…       Джон перехватил инициативу, чуть поморщившись от явной боли в голове: — Я у Рихарда лечусь. Частным образом. Кстати, черт, про лечусь. Мне скоро медсестра должна приехать ставить капельницу… — Джон в ужасе обвел взглядом квартиру, уперся глазами в Тилля, смутился и сел на стул. Пауль перекатился с носка на пятку и обратно, засунул руки в карманы и, словно пытаясь впихнуть в себя хоть что-то из услышанного, ехидно спросил, многозначительно кивнув на стол с бутылками: — И от чего вы… лечитесь подобным образом, позвольте узнать? — Слушайте, я понимаю, как все это выглядит, но это вообще не то, что вы думаете, — Джон устало смотрел на бардак. — Я уже вообще ничего не думаю. — Вот и хорошо, — примирительно начал Тилль. Пауль задумчиво вытащил из кармана связку ключей и мобильный телефон. — Я полчаса назад высадил Рихарда здесь, на парковке. Он шел домой. Выронил у меня в машине телефон с ключами. Почему он сейчас не здесь?       Тилль устало пожал плечами и кивнул на Джона: — Вы с ним вчера много выпили? — Чтоб я помнил, — Джон грустно фыркнул. — Походу, конкретно много. Ему было очень плохо… — Джон замялся и кинул взгляд на Пауля. — От того, что вы его бросили. Мы вам сначала звонили. Потом Рихард решил, что вы у какого-то… — Оливера? — …Оливера. И он поехал «бить ему морду». Это цитата.       Пауль нахмурился и перевел взгляд на Тилля: — А вы в этот момент что делали?       «Вешался на вокзале» — хотел ответить Тилль и поморщился. — Я в этот момент еще не приехал. Я бы его не пустил. Наверное. Просто Рихарду, откровенно говоря, много пить нельзя. Он дурной становится. — Это я уже заметил. Он вчера отправился к моему другу драться, получил сильно в лицо, мы с ним ночью в травму ездили. Потом я отвез его домой… Еще раз вопрос: где он?       Повисла тупая пауза, на протяжении которой каждый явно думал о чем-то своем. Пауль, продолжая задумчиво перекатываться с носка на пятку, отмер первым и зачем-то прошел на огромный балкон, грустно оценил пустой шезлонг, вернулся на кухню, поднял со стола купюру, посмотрел, хмыкнул. — А можно как-то коротко и сжато узнать, что вот это вообще все такое? — Пауль развел руками. — Ох, черт… — Тилль двинулся к кофе-машине. — Не трогайте кофе. Даже не прикасайтесь, — Джон резко встал и сам заправил капсулу, нашарил в холодильнике остатки сливок. — Если очень коротко, то я действительно лечусь у Рихарда. Ну, то есть официально я лечусь, в реальности мне просто нужно было передать ему деньги для Тилля, — Джон кивнул на Линдеманна. — И где-то отсидеться. У меня… проблемы дома, скажем так. Я вчера сюда приехал. Видимо, вы тоже вчера как раз пришли, когда я курил на балконе, увидели меня, все не так поняли, обиделись и оставили ключи. Рихард… это увидел и… Потом выяснилось, что… господи, реально, какая же это тупая и бездарная история… Даже и не объяснишь ни фига, — Джон нервно заржал над готовой чашкой кофе, протягивая ее Тиллю и стараясь на него прямо не смотреть. — Вам тоже кофе?       Пауль задумчиво кивнул: — Я ничего не понимаю.       Парень вернулся к кофе-машине, вздохнул.       Тилль в тысячный раз за их с Джоном, так сказать, общение, отметил, как тот умеет мягко и деликатно перехватить инициативу, и совершенно ненавязчиво, но четко, сделаться главным в комнате. Как он это проворачивает? Как можно одновременно занять и захватить вообще все руководящие линии? Мы же сейчас — два взрослых мужика — почему-то просто сидим, смотрим, как он делает кофе, послушно слушаем конкретно его версию событий, делаем ровно то, что он нас просит. — Короче, — Джон устало потер переносицу. — Вы слышали про историю с Джоном Кайнцем, сыном русского олигарха? — Пауль кивнул. — Так вот, я — Джон Кайнц. Вот этот тип, — Джон ткнул чайной ложкой в строну Тилля. — Меня украл. Рихард ему помог… — Случайно помог. Вообще не специально. То есть, он был совершенно не в курсе, — Тиллю показалось важным это озвучить, хотя, если честно, он был никак не готов к тому, что вся эта история будет сейчас обсуждаться, да еще и при таких обстоятельствах. — Рихард случайно ему помог и был не в курсе. Дальше… — Джон подал ошалело моргавшему Паулю чашку с кофе и продолжил коротко, устало и буднично пересказывать историю про лавину, выкуп в миллион, путешествие по Европе, звонок Рихарду и ночную пьянку, которой они, как вишенкой на торте, отметили, как им обоим тогда казалось, полную разруху в своих жизнях. — Как я понял после вчерашнего, Рихард встретил вас в тот момент, когда, случайно, из новостей обнаружил, что сделал и в чем невольно оказался соучастником. И все это время он был уверен, что для него эта история закончится очень плохо и был, ну… на нервах, так сказать. Подозреваю, он и сейчас психует и поэтому ничего вам не рассказал. Мне очень жаль, простите, — Джон грустно пожал плечами и сел за стол, уставившись в косточки от курицы на тарелке.       Пауль вращал на столе чашку по часовой стрелке. Тилль сидел на подоконнике у окна и переваривал услышанную версию событий, которую, как бы, знал, но в полноте и глубине всего пиздеца осознал только сейчас. Сонная голова работала медленно и лениво. — Так, — заключил Пауль, обращаясь к Джону. — Судя по тому, как вы это все рассказываете, вы к похитителям без претензий? — Абсолютно, — Джон облизал палец, нашарил им крошки панировки в тарелке, отправил в рот. — Охуеть.       Телефон Рихарда, все это время лежавший на столе, тихонько пискнул — Пауль на автомате бросил на него взгляд и прочитал на заблокированном экране начало сообщения от некоей Марго: «Доброе утро, мы на пересадке. Ты же не забыл, что нас надо встретить?) Наш рейс заде…» — Марго — это кто? — Это бывшая Рихарда, — устало отозвался Тилль. — Рихард, вроде, ее с младшей дочкой услал куда-то в Америку.       Телефон еще раз пикнул — Марго прислала какое-то фото. Пауль тупо покрутил в пальцах телефон. — Есть идеи, какой тут может быть пароль? — «28.09.11» в каком-нибудь из вариантов. Это день рождения дочки.       Пауль набрал цифры, и со второго раза разблокировал черный гаджет, проглядел переписку. — Они прилетают в 13:30. И ждут, что Рихард их встретит в Хитроу. Куда он провалился? — Обычно Рихард проваливается в бар. Тут рядом нет круглосуточного бара? — Тилль пожал плечами. Джон добыл из кармана свой телефон и начал искать. — Есть какая-то хрень с вином на соседней улице, все остальное, вроде, закрыто, — протянул Паулю. Тот грустно изучил карту, сонно поднялся и подцепил пальцем ключи. — Я схожу, проверю. Если что, перезвоните мне. Запишите номер… — Да я его наизусть уже помню. — А, да, точно.       Пауль прихватил со стола початую пачку сигарет и вышел, тихо затворив входную дверь.       Тилль неожиданно осознал, что подвис, сильно и конкретно, и его не просто рубит, а буквально выключает прямо на подоконнике. Он посмотрел на Джона, сгорбившегося над столом и продолжавшего бездумно собирать с тарелки крошки пальцем. — Во сколько придет медсестра? — Джон, не поворачивая головы, пожал плечами. — Давай заведем будильник и попробуем поспать хоть пару часов, вряд ли она заявится раньше десяти- одиннадцати?       Кайнц грустно поднял голову, старясь смотреть куда угодно, только не на Тилля.       Это было так странно, болезненно и очевидно, что Линдеманн, несмотря на ощущение полной и чудовищной дремоты, не выдержал, подошел, потянул Джона со стула за плечи, кивнул в сторону спальни и просто аккуратно подтолкнул к двери. Они, не раздеваясь, легли прямо на покрывало, Тилль с силой подтянул к себе Кайнца, обнял, устало на ухо прошептал: — Прости, что я такой тупой. Очень много всего. Я не успеваю нормально реагировать. — Простите, если напугал вчера, — Джон едва заметно, почти не прикасаясь, ткнулся носом Тиллю в шею и замер, как-то очень неестественно, словно боялся хоть на сантиметр нарушить дистанцию. — Не напугал, — отголоски засыпающего сознания буквально кричали: «Да скажи же ты еще хоть что-нибудь. Скажи, что было хорошо. Скажи, что было прекрасно. Скажи, что ты ждал этого больше всего на свете». Тилль молчал, давясь подступившим к горлу комом.       Джон добыл из кармана телефон. — Я на одиннадцать поставлю. — Хорошо, — сознание продолжало бить молоточками в голову, требуя обнять, прижаться и как-то хоть немного обозначить свою позицию по поводу происходящего. Вместо этого Тилль обнаружил, что задает максимально тупой, хотя и вполне уместный вопрос: — Твой папа вообще, как, не нагрянет? — Не должен, — Джон аккуратно развернул голову в сторону подушки, стараясь отстраниться, после чего они оба отключились, как по команде.