Заложник

      Сон был тяжелым и муторным. После бесконечного нервного дня, Тилля то рыбой выбрасывало на поверхность, то снова утягивало в крепкое серое марево, то будило странными далекими звуками, то, словно, забивало голову поролоновой тишиной.       В конце концов он надолго перестал воспринимать действительность и очнулся от странного чувства: за окнами было то ли раннее утро, то ли хмурый вечер и сколько он спал — пару часов или пару суток — совершенно не понималось.       Джона под боком не было, в спальне сквозь щель в шторах рассеивалась голубоватая уличная муть. Кондиционер почти бесшумно выдавал 21 градус.       Тилль сел на кровати — на пробу. Вроде не просто хорошо, а раз в миллиард лучше, чем вчера — или когда это все с ним было? Голова посвежела, ноги гудели, но приемлемо.       Ощущая, что сил прибавилось, и это почти прекрасно, Тилль аккуратно встал, прошлепал в ванную, наскоро принял душ и даже похвалил свое немного ожившее отражение в зеркале.       За дверью буднично и по-домашнему шумело.       Тилль выбрался в коридор и медленно прошел на кухню: квартира выглядела неожиданно чисто и аккуратно, словно вчерашний день вообще привиделся — такой расклад, кстати, был бы самым наилучшим.       За большим столом, заваленным чипсами и свежими тарелками, сидел Джон, по-турецки скрестив ноги на стуле, почему-то в очках в тонкой оправе — они делали его чуть старше, строже и как-то… беззащитнее что ли.       Напротив него располагалась… Ого, да он много чего проспал: видимо, Круспе все же нашел на складе совесть и вернулся к роли полуприличного семьянина, потому что по другую сторону стола мотала ногами очень довольная Максим в розовом спортивном костюме и смеялась в голос.       С какой скоростью они растут, с ума сойти? — дочка Рихарда вытянулась раза в два, с тех пор, как он видел ее примерно год назад. Неприятно кольнуло — его собственная мертвая дочь сейчас была бы примерно такой же. Мысль надо было отогнать срочно и безвозвратно. — Дядя Тилль! — Максим ловко спрыгнула со стула, мелькнув в воздухе полосатыми носками, подлетела в два шага и обхватила все, на что хватило рук. — Ух ты, привет, ни чего себе, ты здоровая стала! Как дела? — Все норм, дядя Тилль. Мы с Джоном играем в морской бой! Я топлю его линкор. Мы с мамой днем прилетели. Папа еще неделю назад обещал, что сегодня я останусь на ночь у него, а сам опаздывает, как обычно, — девочка скорчила гримасу и снова прильнула к животу Тилля.       Джон подался навстречу, вертя в пальцах ручку, кисло улыбнулся и одними губами прошептал: — По-мо-ги-те, — общение с младшими явно не входило в число прокачанных им умений. Вслух же очень весело произнес, — Мы, вот ждем, пока Рихард вернется со своей операции. А он все задерживается и задерживается. И задерживается, и задерживается. — Ага, — сообразил Тилль, и грустно покивал головой; значит, Рихард все-таки конкретно проебался. — Задерживаться Рихард умеет. — Да он по ходу вообще только это и умеет! — Максим обиженно фыркнула и вернулась за стол. — Заставил бедного Пауля встречать нас с мамой вместо себя. Но Пауль хотя бы лучше, чем та странная секретарша, что привозила нам билеты прошлый раз. Наконец-то папа нанял приличного помощника. И водит он лучше папы. Мама ему даже чаевые оставила!       Джон прикрыл кривую усмешку листком с полями морских сражений — и по количеству закрашенных клеточек стало заметно, что играют они уже конкретно давно. Микроволновка показывала, что в мире почти восемь вечера. — Дядя Тилль, — Джон передразнил тон Максим и всучил Линдеманну листок с ручкой. — Я на чаевые не претендую, поэтому будьте так добры, замените меня на время в этой нелегкой игре. В духовке есть стейк, — и, чуть сгорбившись, вышел на балкон. Тилль думал ретироваться следом, но девочка оказалась упорной, и пока они не доиграли, и флот Линдеманна не оказался разбит в хлам — не успокоилась. Тилль, если честно, больше интересовался стейком. Минут через двадцать он спасительно сообразил, что Максим неплохо бы разобрать свои вещи и проводил ее в спальню. — Не, тут Пауль спит, — серьезно сказала Максим. — Он страшно устал. По-моему, папа — совершенно бессердечный человек, если заставляет людей так много работать. А мама еще и в химчистку его отправила свое платье сдавать. Я пойду в гостевую.       Да куда хочешь иди, только дай минут пять разобраться что к чему.       Джон курил на балконе. Тилль хотел много чего сказать, но вместо этого выдал: — Не знал, что ты носишь очки. — Первый раз за год надел. Глаза устают, — ехидно развернулся. — Я ж не просто так тогда капли просил. — Тебе идет, — зачем-то ляпнул Тилль и отвернулся. — Буду чаще носить. — Что я проспал? — Да ничего грандиозного. Рихард не объявлялся, Пауль встретил его жену… или кто она? — с дочкой; оказалось, там были обещаны ресторан с ночевкой. Ресторан, как я понимаю, Пауль чудом вытянул — у жены на вечер планы. Ночевка ребенка, очевидно, на нас. Точнее на вас, я уже тоже конкретно никакой и, если честно, еще один клип BTS или еще одна партия в морской бой, и я пойду по стопам Рихарда. — Тилль! Джон! Давайте я покажу вам какие комиксы рисую! — Максим впорхнула на балкон, размахивая увесистым планшетом, пробежала по кругу, с размаху врезалась Линдеманну в бок. — Ага, подожди на кухне, тут прохладно, сейчас подойдем, — Тилль потрепал девочку по голове и та, сорвав ветку с дерева в кадке, убежала назад. — Какой пиздец, — выдохнул Джон. — Да ладно. По-моему, ты ей нравишься. — Лучше бы не ей. — Ты всем нравишься. Дашь сигарету?       Джон привычным жестом прикурил, на секунду задержался, раздумывая, вытянул из губ сигарету и подал Тиллю. Помолчали. — У меня важный вопрос, — Линдеманн ощущал, как Кайнц напрягся на вдохе, и понял, что сейчас в очередной раз сделает все не так и не то, и заговорит вообще не о том, чего от него ждут. Но голова начала наконец-то работать в полную силу и думала в первую очередь о профессиональных вещах. Они — эти дурные вещи — как всегда в его жизни, выстраивались в первый ряд и оттесняли другие, те, с которыми было сложнее, не сподручнее и дольше возиться. Всегда легче и спасительнее сначала сделать то, что можешь, и хоть как-то умеешь, и только потом, если повезет, переходить к необязательной программе. — Я все же не понимаю. Как папочка отпустил тебя сюда без охраны? — Джон выдал что-то вроде задавленного усмешкой разочарованного вздоха. — Я же приходил к вам в дом с обыском, там в каждом углу по амбалу. И ты всегда с крепкими ребятами. — Я часто где бываю без охраны. — Да ладно. Я почти год за тобой следил, — Джон кинул колкий короткий взгляд, и Линдеманн смутился, уперся в строительный кран на фоне заката. — Извини. Но, как бы, нельзя выкрасть человека, если до этого за ним не наблюдать. С тобой всегда где-то рядом люди шарились. — Я жил в кампусе в институте сам по себе. — Черт, Джон, это же кампус в Оксфорде. Там мышь не проскочит. — Я десятки раз смывался один. — Слушай, смыться по-тихому — это другое. Здесь же ты как бы официально. В чужой квартире. У человека, который, ну, честно скажем, не самый первый в списке претендентов на доверие. Интересно, где он вообще… — Я жил месяц в Кардиффе прошлым летом с друзьями. — Хрен два. Там все время машина у вашего дома стояла. — Да ладно? — Да ладно.       Джон проглотил улыбку, словно мысль о том, что Тилль наблюдал за ним так давно и упорно, была дикой, но приятной, и поглубже затянулся, прикрыв глаза. — А в ноябре в Дагенхэме? — Там аж две машины дежурили, пока вы бухали. — В феврале?.. — Ты ездил с курсом по ебучим выставкам. Чуть ли не кортеж за вами мотался. Ты просто не замечал. — Гм. — Опиши точно, какие здесь с Рихардом договоренности?       Джон подробно расписал что и как, посерьезнев к концу истории. Тилль вздохнул. — Наверняка или внизу машина с охраной… Или камеры понатыканы. Или и то, и то… — Значит?.. — … есть большая вероятность, что твой отец знает, что я тут. И знает, что вообще происходит. — Вы пришли ночью. Почти сутки назад. Отец так долго на месте не сидит, тут бы уже шухер был, — Джон звучал не очень уверенно. — Или он просто наблюдает. — Вы — скоро? Курите, прямо, как папа — по полчаса! — Максим недовольно высунулась на балкон и снова исчезла. — Я писал отцу с телефона Рихарда утром. И после капельницы. Медсестра приходила из клиники. Вроде прокатило нормально. Не думаю, что он что-то знает.       Тилль пожал плечами. — Вы обговаривали, ты выходить на улицу можешь? — Гм. Нет. В смысле, не обговаривали. — Попробуй выйти сейчас, пока не очень поздно. В магазин, например. Посмотри кругом аккуратно. И сними на телефон. Только тихо… — Да понял я, — Джон грустно задавил бычок и направился в квартиру. У стеклянных дверей задержался и кинул через плечо, — Вам нравилось? — Что? — Ну, наблюдать за мной? — Слушай, я тогда мало о чем думал. — А сейчас думаете? — Джон… — Простите, проехали. Я просто устал. Несу на нервах хрень всякую, как обычно. Больше не буду.       Линдеманн чертыхнулся.       …Джон вернулся примерно через час в мрачном настроении и со странным продуктовым набором из колы, упаковки мягкого сыра и плитки шоколада — такие, обычно, появляются, когда шаришь по полкам, машинально и не глядя. Тилль к этому моменту умудрился не просто бессмысленно пересмотреть кучу плохо нарисованных Максим комиксов про корейских музыкантов с разноцветными волосами, но и уложить ее спать — все же долгий перелет сделал свое благородное и нужное дело. — Спит? — с надеждой спросил Джон, скинул покупки на стол и устало привалился спиной к стене, смотря в потолок и закрыв глаза. — Спит. Все спят. Насколько все плохо? — Охрененно плохо. Я реально идиот. — Сфотографировал? — Да на хрена… Просто подошел и поздоровался, и попросил подкинуть до супермаркета. Зря? — Смотря, что узнал, — Тилль нахмурился. — Машина напротив подъезда. Три человека. Сидят посменно. Как я понял, они только вход со стороны выезда и одну камеру секут, которая на этаже, напротив лифта. Но секут. Я просто феерический идиот. Простите еще раз. По-моему, я окончательно отупел и всех подставил, — Тилль понял, что залип взглядом на шее Джона и не может нормально ни на чем другом сосредоточиться. — Да ты не при чем. Это я идиот. Полез сюда. Давай вспоминать, что они вообще видели, — Тилль проморгался, подтянул к себе лист бумаги, оставшийся от «морского боя».       Джон оторвался от стены, подсел за стол, нацепил очки: — Вчера. Сначала пришел курьер. Нет, два курьера. Потом Рихард ушел и не вернулся, — Тилль под диктовку выписывал имена в нумерованные строчки. — Потом… Потом пришли вы… — И не вышел. …и еще один курьер… — Точно, еще один курьер. Потом… — Джон развел руками. — Я заснул. — Утром пришел Пауль. Сначала привез Рихарда. Пусть будет в шесть. Потом зашел сам. И вышел когда? — Примерно в 11:45. Затем прибыла медсестра и уехала около двух. Еще в это время был курьер с продуктами. Около пяти вернулся Пауль с Максим. — И оба не вышли. — Да. — Это все? — Нет, еще курьер из Макдональдса, в шесть где-то. Максим чизбургер захотела. — И что мы получаем? — Проходной двор. — Это хорошо. Люди входят-выходят, это сбивает внимание. Что за ребята в машине, знают тебя? — Один точно знает. Двух других я впервые вижу. Удивились, что я к ним подошел, но восприняли нормально. Я просто сказал, что понимаю, чего они тут сидят, дескать, лень идти, довезите до магазина, раз все равно пасете. — Если я сейчас или ночью тихо уйду через парковку — заметят? — Ну, по камере точно заметят. С улицы может и нет, — сухо ответил Джон, поднял глаза, снял очки и потер лоб, устало спросил. — Что вы хотите? — Хочу сделать так, чтобы тебя не подставить. Или Рихарда. Где он, вообще, дебила кусок… — Мне его жалко. И Пауля очень жалко. Мне, если честно, кажется, что Пауля вся эта история больше, чем выматывает, и он держится просто потому, что он — хороший человек в ахуе. — Угу, — Тилль задумчиво зажевал остаток стейка, который еще полчаса назад счел слишком жилистым. — Впервые вижу рядом с Рихардом что-то приличное, даже странно, я совсем не так его себе по рассказам представлял. Обычно там сброд младшего школьного возраста или наркоманы, или натурально карлики. — Чего??? — Джон по-детски округлил глаза. — Я не шучу. Однажды Рихард ушел в запой — вот, как сейчас — и втюрился в карлицу. Или в лилипутку, я не разбираюсь и знать не хочу, как и где он с ней познакомился, но, оказывается, есть огромная разница между этими двумя видами людей — карликами и лилипутами — и, якобы, как ни странно, лилипутов скоро вообще в мире не останется, потому что их с детства научились лечить. Но не суть. Суть в том, что лилипутка, или карлица, была реально хорошей доброй бабой, и мы с ней почти сдружились всем отделом. Но даже она его бросила. — Как-то это всё печально. — Про лилипутов или про Рихарда? — И про тех, и про тех. — Лилипутов действительно жалко. А Рихард… Он очень хороший, но мудак, сам видишь. Его раз в полгода кто-нибудь да бросает. — Он не умеет быть собой, думаю. Никто по-настоящему не умеет, но к Рихарду, по-моему, так накрепко приелась эта неестественная маска плохого парня, что он сам не хочет ее снимать. Как рак в скорлупе. — Как рак в скорлупе, — грустно отозвался Тилль и внимательно, не отводя глаз, посмотрел на Джона. — Но, знаешь, меняться — вообще сложно. А меняться в старости — почти жутко. Даже тогда, когда очень хочется или очень нужно, или… — А если вас никто не просит меняться? — почти шепотом произнес Джон. — Это — иллюзия. Невозможно просто…       Тилль осекся и посмотрел в коридор, из которого за ним молча наблюдал Пауль, неизвестно сколько уже стоявший и хмуро смотревший из полутьмы. На нем были старая растянутая футболка Рихарда и печальное выражение абсолютной усталости. Пауль тихо прочистил горло деликатным «гхм-гхм», неслышно прошел на кухню, молча достал из холодильника бутылку воды и залпом выпил треть.       Стало резко неудобно, тихо и неуютно. — Рихард пока не пришел, — очень вежливо уточнил Джон и принялся ручкой чертить узоры на листке с именами, раздумывая и пересчитывая указательным пальцем всех действующих лиц. — Максим спит? — сухо поинтересовался Пауль. — Спит, — виновато отозвался Тилль. — Хоть что-то хорошее, — Пауль тяжело опустился на стул, легонько постучал пластиковой бутылкой по столу, и с вызовом посмотрел на Линдеманна. — Помимо залихватских историй, что еще интересного расскажете? — У нас тут есть одна проблема, — Тилль подцепил из рук Джона листок и коротко изложил Паулю расклад с охраной, завершив речь тем, что глобально есть два варианта развития событий. — Первое: никто ничего не заметил. Ни мой приход, ни отсутствие Рихарда, и тогда все хорошо и просто нужно продолжать вести себя, как вели. Писать телефонные отчеты. Можно вызвать еще пару курьеров для массовки, тогда возвращение Рихарда вообще может пройти безболезненно, тут реально проходной двор, — Пауль ехидно хмыкнул, вложив в лицо все свое сомнение по поводу вменяемости такого плана. — Второе. Отец Джона все заметил и сейчас выжидает. Предположу, что выжидает возвращения Рихарда, чтобы разъяснить нас всех одним махом. Тогда хорошо бы мне как-то все же незаметно уйти, потому что я единственный, кто здесь точно никак не должен находиться. Без меня вы нормально сумеете все объяснить.       Пока Тилль говорил, Джон сидел сложив руки лодочкой у лица, и закрыв глаза, словно искренне молился неизвестному богу у себя внутри головы. Медленно отмер и еще раз посмотрел на список, отчертив его по пунктам тонкими и толстыми линиями и подписав везде время: — Есть, думаю, и третий вариант…       Тилль посмотрел на листок, поднял взгляд на Джона, замер и замолчал. Повисла очень глупая — после всей предыдущей живости — пауза. — Ок, — Пауль потер виски и подтянул к себе пустую кружку. — Меня ваши шпионские страсти волнуют во вторую очередь. Рихард-то где? — Ну, слушай, — вздохнул Тилль. — Он может еще долго… я имею ввиду… — Вы его вчера просто не видели. У него нос разбит. Он был в ужасном состоянии. Побродить полдня еще куда ни шло, но сейчас его нет уже неправильно, нелогично долго. Может, он в больнице, или ему плохо стало, или еще что. Я думаю, надо заявить в полицию.       Тилль грустно отвернулся. — Для заявления о пропаже человека должно пройти трое суток. А такого, как Рихард, и через неделю искать не начнут…       Пауль звонко стукнул кружкой по столешнице: — Можно попросить перестать все время говорить вот это: «Такого, как Рихард-такого, как Рихард»?! Вы сами, вообще, людей воруете. Вам просто повезло, что вы украли такого ебнутого персонажа — прошу, только без обид, — Пауль развернулся в сторону Джона. — Пожалуйста, пожалуйста, — Джон миролюбиво поднял руки. — … и вам повезло, что вы сейчас сидите здесь, а не за решеткой, где вам и место. И именно вы виноваты во всем происходящем. В этой херне с олигархами, с Рихардом, со мной, с девочкой этой которая ждет отца — вы просто приходите сюда, делаете что хотите и ведете себя так, словно это обычное дело. Но воровать людей, портить всем жизнь и быть мудаком — это не обычное дело. Люди так не живут. Поэтому, можно, вы просто заткнетесь? — Пауль резко встал, развернулся к кофе-машине, нажал не ту кнопку и на него громко пшикнуло кипятком. — Блять!!! — Дайте сюда. Можно, никто из вас не будет трогать ебучую кофеварку? — Джон вытер лужу и начал возиться с отсеком для капсул. — Можно, люди, которые в 21 веке не способны приготовить себе кофе, будут просто сидеть и ничего не трогать??? — Что случилось? — из спальни высунулась сонная, но очень заинтригованная Максим. — Мы обсуждаем твоего папу, — примирительно начал Тилль. — Тогда понятно, почему вы кричите. Он так и не пришел?       Пауль грустно улыбнулся: — Он в пробке, но уже едет. Ложись. В Лондоне жуткие пробки, знаешь ли.       Максим сонно подошла к Тиллю и положила ему голову на плечо: — Вы скажете папе, что я обиделась? — А то! Пошли обратно уложимся, — Тилль потянул девочку в сторону комнаты под вопросительный взгляд Пауля: — Вы знакомы что ли? — Конечно мы знакомы, — Максим заговорила назидательно, как совершенно взрослая с проштрафившемся малышом. — Тилль — папа Нелле, моей лучшей подруги. Когда я была еще маленькой, во-о-от такой, — и Максим показала что-то на уровне своей детской коленки. — И пешком под стол ходила — хотя я, конечно же, никогда не ходила пешком ни под какой стол, что я, ребенок что-ли? Так вот, Нелле уехала, но, дядя Тилль, вы совсем не говорите, как она там поживает? — Нормально поживает, — бесцветно ответил Тилль. — А она все еще в Шотландии? — Все еще. — А где в Шотландии-то? — Там, где озера. — А почему ее в мессенджерах нет? — Дружок, Максим, — Джон сделал усилие над собой и перехватил девочку за руку. — Знаешь, почему Шотландия все время хочет отделиться от Британии? Потому, что там очень фиговый интернет. Я тебе точно говорю. Пошли, дай планшет, я тебе покажу Шотландию, сама поймешь, какая эта дыра. Оттуда не то что писать, даже приехать сложно. Слышала про Лох-Несское чудовище…?       Джон резко захлопнул дверь спальни и еще примерно полчаса было слышно, как он пугает Максим рассказами про Лох-Несс и все остальное, что только может вспомнить. Тилль неестественно резво принялся мыть тарелки, Пауль молча ушел на балкон.       Он дышал холодеющим воздухом, стоял закрыв глаза и старался просто быть, ни о чем не думая. Жизнь к такому никогда не готовит, она вообще ни к чему не готовит, но, обычно, людям, все-таки, хватает опыта, чтобы перенести и принять основную массу событий. Тут же дело было зашкаливающее, ненормально, невероятно дурным, сложнее бесконечно тянущегося ночного кошмара и…       Мысли Пауля прервал Джон со стаканом — очевидно виски — шумно привалившийся к перилам и затянувшийся сигаретой с видом отчаянного и злого утопленника, недовольного действиями спасателей. — Мой отец убил дочь Тилля. — Что? — Мой отец убил дочь Тилля. И жену. Поэтому если вы еще раз скажете, что Тилль в чем-то виноват, я вас ударю. — Согласен. — Спасибо. И я понял, где Рихард. — Нет. — Дайте его телефон. — Нет. — Дайте, мать вашу. — Нет.       Пауль медленно развернулся и ушел в гостиную, где Тилль тупо сидел на диване и бездумно щелкал каналами большого телевизора. Сел рядом, дождался, пока Джон подойдет и тоже устало плюхнется на сидение. — Похоже, мы все пришли к одной и той же мысли, верно? — Тилль остановился на каком-то сериале и выкрутил звук до нуля.