Добычи здесь нет

      Если честно, Тенок не в первый раз звали замуж во сне. Но боги — еще никогда, это было что-то новое. Обычно ей грезился статный Кааль, который недавно уже посватался к девушке из соседнего поселка, или черноволосый Лутак с орлиным профилем и холодным взором, которого давно прочили в женихи одной из дочерей вождя. Но сироте без приданого и даже без своего угла не следовало и мечтать, что столь достойные кандидаты обратят на нее внимание. Да и вообще кто-либо. Ведь не иметь ничего за душой в ее случае — было лишь полбеды…       Тенок давно минуло шестнадцать, и все ее ровесницы, даже самые неказистые, надели ожерелья замужних женщин. Однако ни один юноша не хотел связать свою судьбу с помощницей жреца, которая не только слишком близко соприкасалась с высшими силами, но и сама, возможно, владела колдовством. Хотя Тенок никогда никому не давала реального повода так думать. Она немного разбиралась в лекарственных травах — только и всего. Но злые языки шептали, что девушка наверняка была изначально одержима духами, иначе как объяснить, что болезнь, унесшая ее отца и мать, не тронула слабого ребенка?       Старый Коатл забрал ее из пустой хижины совсем малюткой — Тенок едва умела говорить. На другой день хижина сгорела, огонь чудом не перекинулся на соседние постройки. Так девочка попала к жрецу сперва под опеку, а затем во служение. Но ошибались те, кто думал, будто он растит себе преемницу. Жрец не учил Тенок ремеслу, а основными ее обязанностями были приготовление пищи, уборка и заготовка сырья. Девушка наблюдала некоторые ритуалы, но не могла их постичь, хотя в тайне и страстно желала этого. Ведь Коатл был не вечен. Какая судьба ждала сироту после его смерти? Прислуживать его ученику, которого Коатл все грозился взять, да так по сей день и не выбрал? И это в лучшем случае…       В целом, женщина могла стать жрицей — это не противоречило законам природы и законам богов. Тем не менее традиции были против этого, и, что еще важнее, сам Коатл тоже был против. Однако так было раньше. Теперь сон, в котором девушке явилось божество, мог все изменить.       Заснуть снова Тенок так и не смогла. Она долго думала, раз за разом возвращаясь мыслями к встрече на пороге святилища. Божество звало ее к себе, и свадебная накидка на ее плечах говорила о том, что все уже решено — там, в небесной обители. Возможно, вещий дым, который девушка накануне вдыхала вместе с жрецом, наконец-то даровал ей видение. Возможно, просто время пришло? И раз боги начали с ней говорить, значит, она была достойна стать их новым голосом в мире людей. Только как она могла в том убедиться? И как затем могла доказать это Коатлу?       Ответ, вероятно, тоже крылся в самом сновидении. Божество взывало к Тенок со ступеней большой хижины, высочайшей из всех. Значит, нужно было отправляться туда и встретить свою судьбу. Либо вернуться ни с чем, если боги просто решили посмеяться над доверчивой смертной.       В то утро Тенок никому ничего не сказала. Она поднялась рано, до рассвета, собрала в дорогу лепешки и надела лучшую одежду, чтобы перед богами не было стыдно за свой внешний вид. Потом девушка проверила Коатла — тот крепко спал — и зашагала навстречу своему предназначению.       Первая ночь прошла успешно и спокойно. Преодолев значительное расстояние, молодые охотники выполнили программу минимум под кодовым названием «осмотреться и поесть». Первым делом определившись с направлением, они рассредоточились, взяв умеренную дистанцию — чтобы держаться самостоятельно, но не совсем уж отдельно. Решение подкрепиться тоже стало обоюдным.       Раскат первым подстрелил пернатую тварь и, утолив голод ее суховатой плотью, сообщил товарищам о своем удовлетворительном самочувствии, сопроводив данные изображением добытого. Срыв вскоре после него поймал толстого ползуна, также продемонстрировав на собственном примере, что ползуны данного вида вполне съедобны. Пожар, как всегда, отличился. Он загнал копытное и сразу съел столько, сколько смог, наплевав на риск отравиться и к тому же прилично отстав от собратьев. Осилил юнец при этом лишь половину туши, остатки же повесил на дерево в дар духам этого леса. Ирония состояла в том, что мяса хватило бы с избытком на всю троицу, да только у воинов было не принято делиться добычей.       Наевшись, самцы восстановили дистанцию и двинулись дальше, периодически перебрасывая друг другу сообщения о своем местонахождении и обо всем, что видно вокруг. Сначала лес казался довольно однородным. Образованный в основном тонкоствольной растительностью, он был очень густым, местами — почти непролазным. На пути постоянно попадались лианы, как будто стремящиеся заплести все свободное пространство, отовсюду торчали и свисали причудливо извитые воздушные корни, а кроны деревьев формировали над головой удивительно плотный полог, с которого беспрестанно капало. Судя по звуку, несколько раз снаружи начинался дождь, но интенсивность капанья от этого не особо менялась. Воздух был подходящий для дыхания яутжей — тяжелый, насыщенный влагой, — так что шли с открытыми фильтрами. Под ногами ощущался сырой каменистый грунт, покрытый тонким слоем листового перегноя.       За время пути выяснилось, что лес прямо-таки изобилует разным зверьем, но, к сожалению, по большей части мелким. Раскат лишь однажды увидал местного хищника с роскошной золотой шкурой, покрытой глазчатыми черными пятнами, однако преследовать животное не стал, так как оно передвигалось в сопровождении двух детенышей. Строго говоря, для профессионала бой с таким зверем все равно бы являлся лишь небольшой разминкой. Навскидку существо не достигало в холке и середины бедра любого из охотников — сомнительное украшение для трофейной стены. Хотя мех, бесспорно, был богатый.       Чем больше Молодая Кровь забирали на юг, тем сильнее менялся рельеф. Местность становилась более гористой, стали встречаться замшелые валуны — некоторые, что интересно, со следами обработки и даже каким-то орнаментом. Судя по всему, тоже Инженеры когда-то давно баловались. Возможно, для них это были какие-то ориентиры. Возможно, здесь даже когда-то пролегала старинная дорога, которую затем поглотил ненасытный лес…       Вскоре начался заметный подъем, и заросли поредели. Деревья здесь произрастали преимущественно низкие и кривые, они как будто пытались льнуть к горе, цепляясь за бедную почву узловатыми, точно пальцы старой Матки Священной Дичи, корнями. Живности стало попадаться меньше. Хотя, возможно, она просто попряталась в предрассветные часы.       Ближе к утру принялась ерундить связь, что было ожидаемо. Антенны в посадочных капсулах обеспечивали довольно внушительную зону покрытия, а на орбите болтался спутник, благодаря которому со второй половины дня появлялся устойчивый сигнал, только сейчас спутник уже уходил. На первых порах друг за другом следовало приглядывать, поэтому, когда связь стала совсем плохой, охотники вновь объединились. Тем более что впереди показались темнеющие на фоне пепельного неба гигантские контуры пирамид.       — И что, полезем мы туда? — с сомнением и заметной надеждой на отрицательный ответ, спросил Срыв.       — Конечно, — тряхнул башкой неугомонный Пожар.       — Только будьте начеку, — предупредил Раскат, извлекая из-за спины копье.       — Никого здесь нет, — констатировал сын Ясного, бодро как малек сбегая по ступеням вниз.       Раскат медленно спустился следом, глубоко дыша раскрытой пастью и щурясь на поднимающееся над лесом солнце. Маску он держал в руках.       — Да, — подтвердил сын Зноя. — Внутри пусто, следов присутствия нет, преобладающих запахов — тоже. Вероятно, Инженеры покинули это место уже давно.       — По периметру тоже чисто, — отозвался Срыв, поднимаясь навстречу товарищам. — Нет ни тепловых следов, ни техники, ни излучений. Думаю, мы можем смело здесь базироваться — стены надежные, полы ровные, помещения хорошо проветриваются. Можно разместить здесь трофеи, шкуры тоже будет удобнее выделывать, чем на весу. И забрать нас потом отсюда тоже будет удобно.       Раскат добродушно застрекотал.       — Ну вот, а ты больше всех не хотел идти, — слегка поддел он сына Берега.       — Да я не то что бы не хотел… — начал было оправдываться Срыв, однако Пожар внезапно зашипел, призывая собратьев к молчанию.       — Там кто-то есть, — уходя в скрытие, сообщил он. Раскат и Срыв тут же последовали его примеру.       В кустарнике на границе заброшенного города и впрямь что-то шевельнулось, но с высоты видно было плохо. Самцы лишь поняли по тепловому контуру, что это что-то живое, причем в количестве не менее трех штук.       — Смотрите, с той стороны еще, — повернув голову, заметил Срыв.       — Да их тут вообще толпа… — тихо вторил ему Раскат. — Они переговариваются. Только это не Инженеры, парни. Похоже, это мягкотелые, которых я еще вчера слышал.       — Тогда пойду убью парочку, — рыкнул Пожар. — Для начала.       — Сначала нужно убедиться, что это именно они и среди них есть воины, — напомнил Раскат, но сын Ясного, не слушая его, уже продолжил спускаться вниз. Раскат с раздражением махнул рукой, помедлил, затем все же двинулся следом. Срыв сделал несколько нерешительных шагов, замер, обдумывая перспективы, после чего тоже припустил за товарищами.       Заметив, что двое других самцов увязались за ним, сын Ясного притормозил и зарычал, предупреждающе дернув головой.       — Это моя Охота!       Двое вновь остановились. Он был прав. Кто заметил, того и дичь. Остальным следовало найти себе другую добычу. Раскат примирительно склонился и направился обратно в пирамиду. Срыв поколебался и, убедившись, что Пожар уже достаточно далеко, все-таки пошел посмотреть, вдруг и ему что перепадет. Рисковал нарваться, конечно. Но он же не собирался прямо сейчас охотиться или мешать, хотел просто разведать обстановку, узнать, откуда явились мягкотелые и куда побегут, когда почуют опасность.       Раскат же, поднимаясь по лестнице, тихонько ворчал в респиратор и бессильно сжимал кулаки. В нем боролись противоречивые чувства. С одной стороны, все было по Кодексу, с другой, если уж совсем честно, то аборигенов первым засек не Пожар, а он, но почему-то не кинулся сразу их ловить, а сперва дошел до товарищей, поделился с ними информацией… Но теперь уже поздно было что-то оспаривать. Ладно. Ничего. Он еще наверстает и добудет такие трофеи, что у сына Ясного не останется даже малейшего повода задирать жвала.       Внезапно от мыслей отвлек пронзительный крик. Уже почти добравшийся до вершины сын Зноя мгновенно обернулся и узрел у подножия сооружения неоднозначную картину. Маленькое мягкотелое двуногое, выскочив из леса, со всех ног бежало сюда, вереща так громко, что пернатые твари в страхе взлетали с деревьев. Сначала Раскат подумал, что существо спугнули его товарищи, но в следующий миг увидел, что за малявкой гонятся два сородича покрупнее. Их кожа была более темной, а одежда сильно отличалась. Первая особь была облачена в подобие светлой туники — примерно такие носят молодые самки яутжей, пока им не приходит время надеть традиционную юбку Матриарха. Преследователи же оставались обнаженными по пояс; их головы и плечи венчали неряшливые уборы из перьев, а на лицах виднелись полосы, нанесенные алой краской. Всмотревшись и припомнив матчасть, Раскат догадался, что это самка, за которой гонятся два самца. Прекрасно. Судя по всему, тут было токовище. Выкуси, Пожарище!       Трогать размножающихся особей запрещал Кодекс, особенно это касалось видов с неопределенным статусом, таких как Мягкое Мясо. Еще толком не была известна ни их численность, ни темпы восстановления популяции. Да и вообще мало о них знали. И сын Зноя не без доли злорадства уже собирался разослать сообщение, что с Охотой лучше повременить, как вдруг понял, что ни черта это не токовище. Один из самцов грубо схватил самочку, уронив ее на нижние ступени. Второй подскочил, достал из-за пояса обсидиановый нож и рванул жертву за волосы. Самочка снова душераздирающе вскрикнула и умудрилась вывернуться. Спотыкаясь, она буквально на четвереньках ринулась вверх по лестнице, но убежать от двух здоровых самцов уже не смогла. Те снова ее повалили и запрокинули ее голову. Нож опять сверкнул на солнце и опасно приблизился к тонюсенькой шее…       Вытаращившись на происходящее, Раскат просто лишился дара речи. Вроде бы и не положено было сейчас вмешиваться, но зрелище откровенно коробило. Разве можно так с женскими особями? Им потомство рожать и кормить. Да и вообще… Самка — она у любого вида самка, не зря же Кодекс запрещает их добывать и подразумевает серьезные санкции даже за случайное убийство.       Раздумывать было некогда. Сын Зноя сделал несколько шагов навстречу мягкотелым и громко на них зарычал. Самочка уставилась на воина круглыми от боли и ужаса темными глазами. Самцы тоже замерли и обратили свои взоры на того, кто посмел им помешать. Раскат встряхнул гривой и издал повторный рев, постаравшись сделать его как можно более угрожающим. При этом яутжа продолжил надвигаться, рассчитывая спугнуть эти два чуда в перьях. Насколько было известно, зрение мягкотелых было довольно слабым. Они не видели инфракрасной составляющей, и охотник в маскировке представал перед ними в виде размытого пятна, подобного воздушному мареву на жаре. Поэтому рычащий сгусток, как и все другое непонятное, должен был произвести отменный эффект. Отчасти так и произошло. Мягкотелый с ножом заголосил и, скатившись с пирамиды, опрометью бросился прочь. А вот второй самец медленно выпрямился, извлек нечто вроде топора, расставил руки и… заорал в ответ.       Раскат остановился, стиснул жвала и выругался сквозь них. Это был вызов. Ну вот какого Жесткача этот идиот…       Воспользовавшись заминкой, самочка вновь рванулась и побежала вверх. Уже краем глаза сын Зноя успел заметить, как малявка, поравнявшись с ним, шмыгнула ему за спину. Видимо, смекнула, где может обрести защиту… Но в целом охотнику было сейчас не до нее. Предстояло принять сложное решение.       Раскат снова предупреждающе зарычал, давая мягкотелому последний шанс. Однако тот и не думал отступать. Подняв свое оружие, он сделал выпад, как бы проверяя незримого соперника на прочность. Что ж… Больше противоречий Кодексу не оставалось. Чтобы уравнять шансы, охотник отключил маскировку и обнажил лезвия. Надо сказать, это привело соперника в краткое замешательство. «Беги, пока не поздно, дурень», — мысленно взмолился Раскат. Но мягкотелый уже ринулся в атаку…       Тенок достигла больших хижин к рассвету. Путь показался ей легким — легче, чем был всегда. Тропа словно бы сама ложилась под ноги, и какие-то неведомые силы как будто подталкивали в спину и поддерживали подобно добрым, заботливым рукам. Девушка шла и думала, что увидит, когда ступит в город богов, и что скажет, когда ее суженый встретит на пороге святилища. Пока она слабо представляла себе, как именно все произойдет, но почему-то почти не волновалась. Кто-то незримый словно шептал ей, что все будет так, как нужно, все будет хорошо.       Замечтавшись, Тенок сама не заметила, как дошла до границы плато, на котором высились большие хижины. Не заметила она также и того, что давно идет не одна…       Когда враждебный голос раздался совсем рядом, девушка вздрогнула и остановилась. Язык был ей незнаком, но Тенок сразу же поняла, что обращаются к ней. А затем она увидела кочевников .       Про них говорили в деревне, ими пугали детей, их боялись, но видеть — почти никто не видел. Лишь торговцы, ходившие до дальних поселений, приносили вести о то, что здесь и там на мирных жителей нападало некое племя, поклоняющееся страшным идолам и практикующее кровавые жертвоприношения, в том числе и человеческие. Их боевой раскрас устрашал, а копья, топоры и луки не знали промаха. Встреча с ними сулила погибель.       Несколько чужих мужчин окружили Тенок, и вид их девушке не понравился. Их лица были неприятны — как будто грубо вытесаны из дерева. И выражения этих лиц тоже отталкивали, так как воплощали собой одновременно жестокость и похоть. На щеках мужчин горели алые полосы, и набедренные повязки имели грязно-бурый цвет, как будто их окрашивали живой кровью. А в спутанных волосах трепетали на ветру перья священных птиц.       Кочевники попытались подойти к Тенок, и Тенок бросилась бежать. Ее схватили за платье и порвали его, но девушка вырвалась и, бросив котомку с пищей, понеслась что есть силы к спасительному подножию обители богов. Именно там ее и настигли двое чужеземных воинов. Ее повалили наземь, и начали заламывать руки, но Тенок ухитрилась вывернуться и начала карабкаться по ступеням. Ее уронили снова, разбив подбородок о каменные плиты. Потом первый мужчина схватил ее за лоб и задрал голову к небу, а второй приставил к горлу острый нож…       Казалось, все кончено, но внезапно Тенок увидела его. Вернее, сначала услышала. Громовой рык, превосходящий рычание десяти ягуаров, сотряс вековые стены, и кочевники, устрашившись, замерли. Гигантская безликая фигура, возникшая словно бы из ниоткуда, медленно приближалась к ним, и лучи восходящего солнца пронизывали ее, заставляя сиять в десять раз ярче, чем само сонное светило.        «А вдруг я сгорю?» — «Не бойся!» — вновь прозвучало в голове у девушки. В этот же миг хватка убийц ослабла, и Тенок бросилась к своему спасителю, чтобы обрести защиту у его ног.       Божество, в свою очередь, как будто не обратило на нее внимание. Оно снова издало звериный рык и двинулось к кочевникам. Тогда Тенок продолжила карабкаться наверх, чтобы укрыться в святилище. Оборачиваться было страшно. Не обернулась она и тогда, когда за спиной раздался предсмертный хрип пронзенного насквозь чужака.       — Это моя добыча была, — злобно прошипел Пожар, сверля Раската взглядом. Сыну Ясного было от чего сердиться: перепуганные мягкотелые оперативно сбежали в лес, оставив охотника ни с чем. А сын Зноя в это время преспокойно заколол отличный экземпляр и теперь без зазрения совести свежевал его прямо на постаменте пирамиды.       — Он бросил мне вызов, — невозмутимо продолжая чистить череп, объяснил Раскат. — Не веришь — запись могу показать.       — Да пошел ты! — гневно выплюнул Пожар. — Все, хватит, здесь мы расходимся. Не хватало, чтобы ты и дальше у меня лучшие трофеи уводил!       — Пожар, не кипятись, рано еще расходиться, — сын Зноя все-таки оторвался от работы и умиротворяюще застрекотал. — Ну какой же он лучший, да ты глянь только, кожа да кости. Я его отпугнуть хотел, а он сам на меня попер, что мне было делать?       — Не лезть! — Сын Ясного с гневным клекотом развернулся и зашагал куда-то в неизвестном направлении.       — Да стой ты! — привстав, попытался задержать его Раскат.       — Слушай, отсохни, ладно? — огрызнулся товарищ, сопроводив свои слова неприличным жестом.       Раскат пожал плечами, сел обратно и вернулся к выделке. Что он, в конце концов, Наставница в училище, за этим глупым мальком бегать?