И снова бал и снова те же встречи Опять все пары вместе собрались. Судьбу решает их осенний вечер Ну а пока они танцуют вальс-каприз. И сбудется ль у них, о чём мечтают, Позволено им будет жизнь соединить? Об этом ничего они пока не знают И ждут, когда вердикты смогут огласить. И вот слышны шаги, оркестр замирает И расступаясь в стороны, отходят все. Тяжёлой поступью идёт. Лишь Он решает Кому, куда, за что и как нас всех судить. Кому вернуться, а кому уже не стоит, Кому-то заново дают серебряную нить. И превратить кого во что-нибудь простое, А чью-то пару, наконец, навек соединить. И ноша тяжела Его — какою мерой мерить Приходится судом Превышним всех судить. Его усталость никому ведь не измерить И как решится всё — и так тому и быть. Аминора «И снова те же встречи»
5 июня 1997 года. Малфой Мэнор, Уилтшир, Великобритания. И грянул оркестр. Руки невидимого музыканта заскользили по клавишам рояля, исторгая мажор в самом чистом виде. Ему вторила скрипка, чьё игривое пение попеременно подхватывала флейта пана. Музыка наполнила Малфой Мэнор, освещённый сотнями огней. Она пропитывала стены сладким сиропом, скользила по залам, вливаясь прямиком в души гостей. Аристократы всех возрастов и званий подходили к нарядным дамам, чтобы увлечь их в танец. Столы, ломящиеся от яств, изысканный алкоголь, шёлк, парча, смех, танцы, безупречные смокинги — вот лишь малая часть того, что представляло собою то празднество. Музыка проникла даже в самые дальние комнаты. В одной из них сейчас находился Драко Малфой. Он неподвижно замер перед ростовым зеркалом, вглядываясь в отражение. Начищенные до блеска туфли, брюки свободного покроя, скрывавшие худобу ног, были дополнены пиджаком с шёлковыми лацканами и безукоризненно белой рубашкой. Драко было привычно изысканное одеяние, но в этот раз оно будто сдавило тело дьявольскими силками, не давая ни шанса на вдох. — Чёрт, — рука зарылась в платиновые волосы, уродуя укладку, — чёрт... Нарцисса замерла на пороге. Короткий стук известил о её приходе, впрочем, Драко давно научился различать тихие шаги матери. — Милый, гости заждались тебя. Их взгляды пересеклись в зеркале. Наверняка материнское сердце почувствовало, что творится в душе её ребёнка, потому что Нарцисса подошла и, привстав на носочки, положила подбородок ему на плечо. — Всё будет хорошо. Вот увидишь. Верилось с трудом. Вместо этого он улыбнулся и подставил матери согнутую в локте руку. — Пойдём, невежливо заставлять гостей ждать.***
Пол приятно холодил ноги. Гермионе пришлось снять туфли, чтобы лишние звуки не привлекли внимание преподавателей, следящих за покоем ночного Хогвартса. Что-то подсказывало ей, что Минерва Макгонагалл не придёт в восторг, узнав, что старосту Гриффиндора застали за подобными прогулками. Впрочем, старосту она сейчас мало чем напоминала: джинсы, наспех застёгнутая кофта, туфли в руках. Ансамбль «всезнайки Грейнджер» дополняли забавные розовые носки с котиками и спутанные ветром волосы. Увидь её кто-то из первокурсников, наверняка и не признали бы в ней предмет своего искреннего обожания. Мысль эта почему-то изрядно развеселила Гермиону: она сдавленно прыснула и сразу же зажала рот ладошкой, чтобы эхо не разнесло её голос во сто крат. Выбраться из Хогвартса в этот раз оказалось даже проще, чем она надеялась. Рон обещал ждать её у огромного валуна на самой кромке Чёрного озера, а значит, пройти оставалось метров семьсот. Гермиона сорвалась на бег. Времени было ещё в запасе, но ноги сами понесли её по влажной траве. В лёгкие ворвался ночной воздух, изобилующий всевозможными оттенками: ароматом цветов, молодой травы и окружающего замок царства сосен. Вместе с ним пришло блаженное ощущение лёгкости. В этот момент будущее казалось Гермионе поистине светлым, простым и в то же время головокружительным от желанных перспектив и планов. Настоящее опьяняло не хуже. Сама того не заметив, она пересекла рощу и ступила на песчаный пляж. Впереди расстилалась гладь Чёрного озера, у которой маячил мужской силуэт — Рон уже был здесь.***
Рука легла на обвитую корсетом талию. Указательный палец коснулся шёлковой шнуровки, быстрым, едва уловимым движением скользнул вверх, лаская обнажённую кожу спины. Тепла, даже разгорячена несколькими танцами подряд. Щёк Астории коснулся лёгкий румянец смущения. — Драко, уверена, вы уже слышали последние пересуды. — Конечно слышал. Все только об этом и говорят. Она отстранилась, изящно кружась вокруг своей оси. Взметнулись пышные юбки нежно-голубого платья. Прелестная головка слегка откинулась назад, демонстрируя тонкую шею. «Хороша», — не без удовольствия отметил про себя Драко. Их тела вновь слились в ритме танца. — И что же вы об этом думаете? — Выбор, сделанный гобеленом, — воля не одного и даже не нескольких предков. Их десятки. Как вы считаете, Астория, десятки одарённых волшебников могут сделать ошибку? Я так не думаю. И мои родители тому пример. Он всмотрелся в серо-голубые глаза, желая найти в них хоть каплю эмоций. Чёрта с два. В холодных глубинах плескался расчёт, желание разузнать, что он думает о перспективе разделить с ней поместье, круглый счёт в банке, ах да, и супружеское ложе в придачу, не считая всякой эмоциональной ерунды. — Ну разумеется, — защебетала она. — Люциус и Нарцисса и для меня пример идеального брака. Ваша мать просто чудо как хороша собой, а... «А ты чудо как глупа», — закончил мысленно Драко. —... а об искусности Люциуса ходят легенды. Я лично слышала, как отец рассказывал друзьям, как они вдвоём побороли норвежского горбатого дракона. Он подхватил её за талию и закружил. Пусть оркестр и вытеснил почти все звуки, всё же Драко услышал, как она рассмеялась. На мгновения с юного, почти детского лица спала равнодушная маска, и он залюбовался выразительностью черт, приобретших живость. Первый оборот, второй, третий и, наконец, четвёртый. В круговерти то тут, то там мелькали лица знати: вот лорд Аддерли под руку с брюзгой Кеннсингтон, вдова Нэш, намертво вцепившаяся в беднягу Гойла, смеющаяся над чем-то, что ей нашептал на ухо незнакомый мужчина, тётушка Беллатриса, чуть поодаль — родители, увлечённо беседующие с Харольдом Гринграссом и Корбаном Яксли. Сплошные лица: малознакомые и окружающие его едва ли не с самого рождения, привлекательные и отягощённые пороками, обрюзгшие от старости и совсем молодые. Глас оркестра, лёгкий флирт, едва уловимый аромат вина, духов, голоса и лица — всё смешалось вокруг Драко, отчего он даже ненадолго позабыл, в честь чего устроено пиршество. Отыграл последние ноты рояль. Танец закончился. — Драко, благодарю за приятную компанию, — словно невзначай Астория склонилась к его уху ближе, чем того позволял этикет. Кожу обдало горячее дыхание — губы коснулись скулы, запечатляя невесомый поцелуй. Он немного повернул голову, так, чтобы их лица находились в считаных сантиметрах друг от друга. — Думаю, мне стоит поблагодарить вас. Превосходно танцуете. Астория кивнула и упорхнула в толпу, стекающуюся к подножию центральной лестницы. На одной из верхних ступенек величаво замер отец, чуть ниже — мать. Сейчас ему следовало присоединиться к ним, чтобы оттуда на весь Малфой Мэнор озвучить волю гобелена.***
— Рон, — Гермиона тронула его за плечо. Выглядел он растерянным, будто разум ещё не покинул вязкие силки раздумий. — Да, Гермиона, я тут. И я не просто так тебя позвал, ты не подумай. Я... — он запнулся, подбирая слова. Тьма не позволяла рассмотреть его лицо, но она была готова поклясться, что сейчас он облизнул пересохшие губы. Это была давняя, можно даже сказать, детская привычка Уизли, к которой он прибегал, когда находился в крайней степени смятения. — Может быть, присядем? Не хочу всё рассказывать вот так сходу. Неподалёку высилась каменная насыпь. Огромный, кажущийся чернильным в неверном свете луны валун преграждал песчаную гряду. Вокруг него расположились более скромные по размеру собратья. Часть из них, подобно верным псам, жалась к нему, другие же, наоборот, тянулись вниз, к воде, позволяя волнам озера с тихим плеском лизать их каменные бока. Они устроились почти у самой кромки воды. Гермиона с наслаждением подставила лицо ветерку, позволяя ему перебирать пряди волос. — Знаю, ты сейчас очень удивишься тому, в чём я признаюсь. Но поверь, это правда, и я хожу с ней уже не первый год. Всё откладывал, боялся. — Боялся? Рон, я не понимаю. — Боялся, что ты оттолкнёшь. Но потом понял, что гораздо страшнее больше не увидеть тебя после выпуска и остаться со всеми этими эмоциями, чувствами один на один, без возможности рассказать тебе, — выпалил он на одном дыхании. Гермиона поражённо замерла. Чувствами? Идя сюда, она ожидала, что Рон предложит очередную авантюру, на худой конец — попросит помощи с практикой в защитных заклинаниях, с которыми он недавно потерпел крах. Мерлин, да что угодно, но только не признание в чувствах. Перед глазами почему-то пронёсся Хогвартс-Экспресс, забавный рыжий мальчонка, разговаривающий с ней, тогдашней первокурсницей, с набитым ртом. Кажется, тогда это изрядно вывело её из себя. Поезд оглушительно просвистел и унёсся прочь, сменившись Хижиной Хагрида. Великан с сочувствием протягивал Рону ведро, чтобы тот облегчил желудок после стычки с Малфоем. Но и эта картинка скомкалась, подобно исписанному листу бумаги. Её ослепил свет зала, в котором сошлись в танце сотни пар — бал в честь Турнира Трёх Волшебников. Сознание услужливо увлекло её к лестнице, прямиком к парню в нелепом бабушкином фраке. Она не могла расслышать голоса, но это и не требовалось: в тот вечер Рон сказал достаточно, чтобы после она разрыдалась прямиком на той же лестнице. — Я понимаю, что это не взаимно. Но всё-таки я хотел, чтобы ты знала, что я люблю тебя, и ты всегда можешь рассчитывать на меня. Не глядя на неё, он поднялся с камня и медленно побрёл вдоль пляжа. — Рон! — не отдавая себя отчёта, Гермиона нагнала его. — Не надо, — грустная улыбка тронула его губы. — Ты же и сама это знаешь. Только сейчас она заметила, что между ними почти не осталось расстояния. Слишком близко для давних друзей и недостаточно для любовников. Считаные сантиметры неопределённости... не сговариваясь, оба подались навстречу, сокращая их до нуля.***
Люциус постучал по бокалу. — Прошу всех — внимание! Почти мгновенно толпа затихла, сомкнувшись у подножия лестницы. Все до единого смотрели на чету Малфоев, ожидая кульминации вечера — момента, когда глас предков оживит гобелен, чтобы тот исторг на свет имя избранницы. Убедившись, что внимание толпы всецело принадлежит ему, Малфой-старший горделиво приосанился и продолжил: — Когда-то давно мой славный предок, Арманд Малфой, завещал, чтобы все последующие поколения неотступно блюли святую истину — чистоту крови. Николас Малфой, Люциус Малфой первый, Брутус Малфой, Септимус Малфой, Абракас Малфой — все они вписали свои имена золотыми буквами в историю Великобритании. Признаюсь, у нашей династии были и времена упадка, но даже самые тёмные дни освещал огонь величия Малфоев. И мы никогда не позволяли ему жалко тлеть. Век за веком наследник распалял угли своим даром, мастерством и чистотой. И этим мы обязаны гласу предков, которые в день семнадцатилетия озвучивали имя ведьмы, достойной стать спутницей и привнести в род Малфоев продолжение, — он выдержал паузу, обведя лица зрителей взглядом. Люциус остался доволен: все они если не выражали подобострастие в крайней степени, то замерли в немом почтении. — В этот вечер пришёл черёд моего сына — Драко. Нарцисса, будь так добра, открой окна. В доли секунды всякий свет покинул Малфой Мэнор. Непроглядная тьма с ароматом тысяч тлеющих свеч захлестнула зал. В наступившей тишине прозвучали неторопливые шаги хозяйки дома. Движением, исполненным материнской гордости, она взмахнула палочкой — бархатные портьеры, до этого плотным саваном скрывавшие окна поместья, словно подхваченные десятком невидимых рук, двинулись в стороны. Снаружи за ними наблюдала круглолицая луна. Будто обидевшись, что её не пригласили на празднество, она вперила укоряющий взгляд глаз-кратеров в лица гостей. Голос Нарциссы дрогнул от волнения: — Созвездие Дракона осветило небосвод. И правда: если приглядеться, можно было увидеть, как глубины неба усеивали семнадцать изюмин звёзд, отличающихся от своих собратьев изрядными размерами. Подобно мощным прожекторам, они искрились изнутри мертвенно-бледным светом, в сочетании составляя корпус, хвост и голову некоего легендарного дракона. — Созвездие Дракона осветило небосвод, — эхом повторил Люциус. — Драко, сын мой, подойди к гобелену. Стоило наследнику Малфоев оказаться у стены, почти доверху убранной семейной реликвией, как старинное полотно ожило. Десятки лиц, чьи обладатели когда-то ступали по этой земле под славной фамилией, пришли в движение. С шорохом, скрипом предки вращали головами, разминая затёкшие шеи, двигали плечами, вскидывали руки. Кажется, Брутус Малфой, очнувшись от многолетнего сна, едва слышно выругался. Впрочем, разобрать слова было почти невозможно — рты их были залеплены пылью, как и обезумевшие глаза, припорошенные серым крошевом. Бездумное, звериное выражение исказило лица аристократов, чьи тела давно сгнили под земляным покровом, а истерзанный столетиями разум продолжал жить по воле магии. Вот Абагэйль Малфой, разинув чёрный провал рта в немом крике, впилась острыми ногтями себе же в голову, с остервенением терзая волосы. Дрожащей рукой Драко вынул палочку и крикнул: — Ostendam tibi erit. Золотое свечение зародилось у корней семейного древа. Медленно, но верно оно заскользило по его стволу, заполняя искрящимися нитями ветви. Стоило им коснуться рам с портретами предков, как он или она мгновенно завершали свою агонию, принимая облик, полный умиротворённой мудрости. Даже почтенная Абагэйль сложила окровавленные руки, стоило древней магии осветить её лицо. Все замерли, наблюдая, как свечение добралось до самой верхушки, где расположился Арманд Малфой со своей супругой. В отличие от большинства своих потомков он не подвергся мучениям, либо же не выказал их, поэтому изменения были почти незаметны. Лишь блёкло-голубые глаза, до этого исполненные молчаливой печалью, ожили, зажёгшись озорным блеском. Драко перестал дышать, когда заметил, как шевельнулись тонкие губы предка. Невыразимое предчувствие чего-то тёмного, дурного сжало ледяными тисками всё его нутро. Сейчас он скажет. Вот-вот. Пальцы с коротко стриженными ногтями впились в ладони, оставляя на них багровые борозды. Казалось, даже воздух в зале загустел от напряжения. Губы Арманда сложились в лукавую усмешку. Его зычный, глубокий голос заполнил весь Малфой Мэнор без остатка, когда он озвучил свою нерушимую волю тремя словами. — Гермиона Джин Грейнджер. Тремя словами, которые впоследствии повлекут за собою бесчисленную череду бед и смертей.***
— Рон! — не отдавая себя отчёта, Гермиона нагнала его. — Не надо, — грустная улыбка тронула его губы. — Ты же и сама это знаешь. Только сейчас она заметила, что между ними почти не осталось расстояния. Слишком близко для давних друзей и недостаточно для любовников. Считаные сантиметры неопределённости... не сговариваясь, оба подались навстречу, сокращая их до нуля. Их губы слились в неловком, изучающем друга друга поцелуе, и только звёзды да луна были тому немыми свидетелями. Созвездие Дракона с высоты небес безмолвно наблюдало за девушкой, чья участь считаные секунды назад была предрешена древней магией.