Седьмой Лорд / Lord Seventh перевод.

Увы, даже на том свете Цзин Ци с легкостью распознал бы этот голос среди тысячи подобных. Когда у Реки Забвения Бай Учан упомянул Хэ Ляньи, одного имени оказалось недостаточно для того, чтобы эмоции Цзин Ци вышли из-под контроля. Прошли столетия, наполненные бесчисленными попытками забыть о первой жизни, и это имя оказалось похоронено очень глубоко, в самом дальнем уголке его памяти, и шансы вытащить эти воспоминания почти равнялись нулю. Но сейчас, в этот самый момент, стоило Цзин Ци лишь услышать голос этого человека, и он моментально вспомнил всё. В его памяти вновь в деталях ожили все присущие одному Хэ Ляньи привычки. Например, как тот, не в силах удержаться, постоянно зарывался ладонью в волосы Цзин Ци. Всё, что касалось Хэ Ляньи, оказывается, намертво въелось в его кости. Цзин Ци иногда думал о том, существовал бы вообще тот Седьмой Лорд, который шестьдесят три года покорно ждал Хэ Ляньи у Камня Трёх Жизней, если бы он изначально не был так крепко связан с этим человеком бесконечной судьбой. Уже начертанная испорченная судьба — это то же самое, что при выходе за порог моментально вступить в кучу собачьего дерьма. Вы можете строить сотни планов, придумывать пути обхода, ломать голову над стратегией и предаваться размышлениям сутки напролёт, но в итоге всё равно найдётся та самая, единственная собака, которая нагадит прямо у вашего порога. Неудачи, порожденные такой судьбой, будут преследовать вас до самой смерти, невзирая на ваши усилия и желания. Цзин Ци мысленно вздохнул. Он понимал, что его ритм его дыхания изменился при пробуждении, поэтому смысла притворяться спящим больше не было, и открыл глаза. Мальчику, который склонился над постелью, было не больше десяти лет от роду, но его фигура буквально источала благородную ауру молодого господина. Седьмой Лорд подумал, что этот Хэ Ляньи… был ещё слишком чистым и невинным. Когда Хэ Ляньи заметил, что Цзин Ци проснулся, сердитое выражение на его лице бесследно растаяло. Он наклонился к Цзин Ци и мягко спросил: — Как ты себя чувствуешь? Что-нибудь болит? Цзин Ци ожидал, что в этой жизни, как и во всех предыдущих, при встрече с Хэ Ляньи его захлестнет неудержимый поток самых разнообразных эмоций, ведь именно этот человек вызвал в нем безумную любовь, чтобы затем жестоко раздавить. Однако... прошли уже сотни лет. Сейчас, увидев его, Цзин Ци почувствовал себя неуютно и подумал: "Неужели это Хэ Ляньи? Почему же... почему он кажется мне настолько чужим?". Наблюдая за выражением лица больного, мальчик решил, что тот всё ещё мучается от последствий лихорадки, поэтому снова приложил ладонь к его лбу, чтобы проверить его состояние. Нахмурившись, Хэ Ляньи повернулся к толпе слуг: — Где носит этих лекарей? Отвар уже готов? Нельзя позволять лихорадке затянуться, иначе это может помутить его рассудок. "Это уже помутило мой рассудок, — подумал Цзин Ци. — Я бы предпочел сгореть и обратиться пеплом от этой лихорадки, лишь бы мне больше не пришлось вспоминать прошлое". Немного придя в себя, молодой хозяин осознал, что сам он лежит, в то время как человек более высокого статуса остается на ногах. Вновь ощутив слабость и головную боль, Цзин Ци попытался приподняться на локтях, сглотнул, чтобы смочить горло, пересохшее после долгого сна, и хрипло произнес: — Ваше Высочество наследный принц... Хэ Ляньи остановил его и, рассмеявшись, снова уложил в постель: — Неужто с горячки ты, наконец, научился манерам? Отдыхай уже. У ныне правящего Императора в голове иногда возникали странные идеи. Стоило ему что-то придумать, как он тут же воплощал это в жизнь, и в большинстве своем его капризы часто оказывались чересчур чудными и нелепыми. Однажды мысль усадить на трон новорожденного первенца Императрицы в обход старших детей от наложниц, показалась ему просто великолепной. Специальным императорским указом он присвоил этому сморщенному пельменю, которому не исполнилось ещё и месяца, титул наследного принца, и больше не вспоминал о нем вот уже десять лет. На самом деле, Императора совершенно не заботило, кто будет его преемником. Говоря прямо, наследник был для него не более чем пустым звуком и уж точно не мог соперничать по важности с породистыми попугаями, которых Его Величество держал у себя в покоях. Вдобавок к этому, у Хэ Ляньи имелись два мерзких и алчных брата. Второй принц Хэ Ляньци был на добрый десяток лет старше наследника, а влияние и слава первого принца Хэ Ляньчжао получили широкую известность уже к моменту рождения младшего отпрыска. Эти двое сыновей Императора полностью затмевали собой "очередной бзик" Его Величества, так что придворные воспринимали Ляньи не серьёзнее шутки, не отличая его от пернатых обитателей внутренних покоев "Главнокомандующего попугаями", "Визгливого придворного наставника" или "Наиглавнейшего сказочника-министра" (1). (1) В оригинале "Great General Parrot", "Lady Tutor of Royalty", и "Mr. Storyteller Prime Minister". Это насмешливые издевательства императора над титулами придворных. Единственным близким ему человеком оставался маленький наследник поместья Наньнин, с которым они вместе выросли. Юный Лорд Цзин Бэйюань быстро привык к дикому и несуразному поведению своего дяди-императора и даже перенял некоторые его скверные привычки. Хоть они с Хэ Ляньи весьма отличались друг от друга характерами и статусом, лишенные отцовского внимания и предоставленные сами себе они словно стали товарищами по несчастью. Хэ Ляньи вздохнул, укрыл Цзин Ци одеялом и мягко похлопал его по плечу, словно пытаясь утешить малыша. — Наверное, мне не стоит этого говорить, но... не утопай в своём горе. Смерть явно стала для твоего отца утешением, он не мог больше жить без госпожи поместья. После похорон ты поедешь во дворец вместе со мной, и всё наладится. Цзин Ци ничего не ответил, пристально рассматривая профиль принца. В этот момент они оба были лишь детьми, у которых в жизни кроме друг друга больше никого не было. Их взаимная бесконечная привязанность была очень сильной, но всё же... даже эта связь не смогла уберечь их от столь же взаимной ядовитой враждебности в будущем. Цзин Ци был несколько опечален, обнаружив, что любовь, которая в прошлой жизни непрерывно разрывала его сердце и душу на тысячи кусков, в этой жизни блёкла и меркла на глазах, прежде чем полностью потерять власть над ним, оставив вместо себя лишь зияющую пустоту в груди. Увидев, как и без того наполненные мрачностью глаза Цзин Ци заслезились, Хэ Ляньи обеспокоенно коснулся его плеча. — Бэйюань? Цзин Ци сморгнул слёзы. — А... Да, я знаю. — Что ты знаешь? — Хэ Ляньи очень хотелось подшутить над ним, но в то же время он был крайне обеспокоен. Вопрос остался без ответа — вошедший в комнату Пин Ань передал Хэ Ляньи приготовленные лекарства и отошёл в сторону. Наследный принц придвинулся к кровати, намереваясь покормить больного с ложки. Цзин Ци, почувствовав лёгкое движение воздуха, когда юноша наклонился к нему ближе, вдруг инстинктивно отпрянул, судорожно уклоняясь и выставив руку перед собой. Только через миг он внезапно вспомнил — ведь это всё ещё было их детство, а не то время, когда они повернулись друг к другу спиной. Сейчас он не нуждался в прежнем слое защитной брони на своём сердце, а для паники и страха пока не было причин. Он чувствовал, что из-за болезни его сознание превратилось в мутное варево, в котором, сплавившись и перемешавшись между собой, бурлили воспоминания всех его прошлых жизней. Хэ Ляньи взглянул на стремительно бледнеющее лицо Цзин Ци и, усмехнувшись про себя, пришел к выводу, что тому просто не нравится горький вкус лекарства. Он засмеялся и с силой потянул Цзин Ци ближе к себе. — Сколько же тебе лет, раз ты противишься невкусных лекарств? Цзин Ци, моментально осознав возникшее недоразумение, нахмурил лицо и поджал губы, будто действительно не хотел пить горькую жидкость. Он перевёл взгляд на миску, затем на Хэ Ляньи, прежде чем снова отодвинуться от того ещё дальше. Хэ Ляньи поднес миску к своим губам и сделал небольшой глоток, после чего повернулся к Пин Аню: — Принеси своему господину засахаренных фруктов. Хоть у него и не было на то весомых причин, Пин Ань всегда с опасением относился к наследному принцу. Он без лишних разговоров подчинился и подал ему сладкие фрукты на шпажках с маленького столика. Хэ Ляньи не оставлял попыток уговорить Цзин Ци принять лекарство. — Я попробовал немного, оно не очень горькое. Выпей сколько сможешь, а потом я покормлю тебя фруктами, хорошо? По всему телу Цзин Ци побежали мурашки, и он, наконец, понял, что означает фраза "Ум порабощен чувственными страстями» (2). Он молча взял миску и выпил все до дна, стараясь не касаться руки Хэ Ляньи. (2) Ум порабощен чувственными страстями — в оригинале «Разум был порабощен телом». Адаптируя литературный перевод для русских читателей переводчица использовала фразу из книги авторства преподобного Никодима Святогорца «О хранении чувств». Длинный бессмысленный разговор, который последовал за этим, состоял из скрытых попыток Хэ Ляньи повлиять на Цзин Ци и осторожных ответов больного, отчего последний совсем утомился. Через некоторое время Цзин Ци почувствовал, что с трудом держит глаза открытыми. Сидевший у кровати Хэ Ляньи заметил это и произнес всё тем же мягким тоном: — Отдыхай. Я уйду после того, как ты заснёшь. Цзин Ци прикрыл глаза, услышав, как тихо вздохнул Хэ Ляньи. Естественно, он понимал, отчего тот вздыхает. Его матушка-императрица покинула этот мир слишком рано, его отца интересовало все что угодно кроме управления империей, а его старшие братья уже сейчас боролись между собой за право унаследовать престол, повсюду сея смуту. Министры устроили борьбу за влияние, пытаясь решить, кто же из них лучше и талантливее, но когда дело действительно касалось работы, все они оказывались бесполезными настолько, что это приводило в ярость даже самых добрых и терпеливых людей. Если бы Хэ Ляньи действительно был тем славным мальчиком, под маской которого он показывал себя миру, то во всём этом не было бы ничего интересного. Но он им не был. Цзин Ци знал это лучше, чем кто-либо другой. Сердце молодого принца было мягким только на вид, в действительности же он был рожден, чтобы достичь невероятных высот и потрясти весь мир. Иногда Цзин Ци думал, что Его Величество Император, единственным делом которого, казалось, было наслаждаться криками своего попугая на весь двор, сделал что-то невероятное в своей прошлой жизни, заслужив море добродетелей. Как иначе ему удалось бы произвести на свет столь достойного наследника? В комнате воцарилась тишина, и Цзин Ци быстро заснул, не обращая внимания на туман в голове и тонкий аромат, исходивший от Хэ Ляньи и наполнивший собой всю комнату. Пин Ань разбудил его поздно вечером. Цзин Ци сильно вспотел, но жар отступил, и его разум снова начал понемногу проясняться. Сегодня наступала первая ночь траурной седмицы по его отцу. О гостях, принесших дары, уже позаботились, и все они разошлись. Традиции предписывали преданным сыновьям молиться перед поминальной табличкой родителя до утра, поэтому Цзин Ци торопливо привёл себя в порядок и, покачнувшись, поспешил из комнаты, отмахнувшись от попытки Пин Аня поддержать его под руку: — Я в порядке. Иди вперёд. В зале предков царила мрачная, траурная атмосфера. Висевшие у дверей большие белые фонари колыхались, дрожа от малейшего дуновения ветра, создавая ощущение, будто ты направляешься по дороге в преисподнюю. Пожилой управляющий поместья уже ждал Цзин Ци и Пин Аня с подготовленными благовониями, ритуальными деньгами (3) и свечами. Увидев, что молодой господин прибыл, он велел принести плащ из лисьего меха, чтобы тот не замёрз холодной ночью. (3) Ритуальные деньги — в большинстве азиатских стран верят, что, если сжигать в честь мёртвых бумажные деньги и предметы, покойники смогут унести их с собой в загробную жизнь. Цзин Ци вдруг почувствовал прилив отвращения к этому предмету одежды, вспомнив свою пятую жизнь, когда, будучи лисом, он пережил сдирание шкуры заживо. Но, не желая обижать преданного слугу, он всё же позволил старику дрожащими руками застегнуть на себе плащ. Несколько раз детские руки Цзин Ци тянулись содрать накидку, мысленно он всё ещё оплакивал животное: "Сегодня ночью я сожгу ритуальные деньги² и для вас, мои пушистые братья, так что примите их и дайте кому-то на лапу в подземном мире, чтобы в следующий раз не переродиться мешком ценного меха, из которого сделают плащ". Старый управляющий подвел Цзин Ци к поминальной табличке усопшего и низко поклонился: — Молодой господин, преклоните колени перед вашим отцом, принимая на себя титул и обязанности Его Высочества Главы Наньнина. Отныне дела поместья и все слуги здесь будут в вашем подчинении. На лице старика отражалась умиротворенность, характерная для пожилых людей, понимающих, что их час близок. Следуя правилам достойного воспитания, Цзин Ци мягко опустился на молитвенный коврик коленями и глубоко поклонился отцу, лица которого давным-давно не помнил. Первая траурная церемония была предназначена для того, чтобы преподнести умершему в дар пищу для загробной жизни. Цзин Ци понятия не имел, помнил ли вообще одержимый желанием как можно скорее воссоединиться с почившей женой Глава поместья о том, что у него есть сын. Он также понятия не имел, сможет ли сам вновь оказаться в подземном мире после того, как попал в своё седьмое перерождение, нарушив все существующие правила. Может, ему и не нравилась эта его жизнь, но, встретив старых друзей... он больше не считал её такой уж невыразимо ужасной. В этот момент один из младших слуг зашёл в траурный зал, чтобы сообщить о прибытии главнокомандующего из Пинси (4). Управляющий бросил взгляд на молодого господина, ожидая указаний. По спине Цзин Ци прошла дрожь, а в голосе прозвучало удивление, когда он сказал: — Скорее пригласите его войти. (4) Пинси — С китайского можно перевести как «Направляться на запад», поэтому Фэн Юаньцзи можно назвать «Главнокомандующим западных земель». Главнокомандующий Фэн Юаньцзи из Пинси был близким другом его отца. На самом деле Цзин Ци даже мог бы назвать этого человека своим учителем, поскольку все его скудные боевые умения были переняты именно от него. Вскоре в зал вошёл мужчина крепкого телосложения, а за ним, отставая на шаг, следовал Пин Ань. Цзин Ци было известно, что главнокомандующему наплевать на формальности, поэтому вместо официального приветствия он лишь коротко и печально ему улыбнулся. Цзин Ци слишком хорошо помнил, что уже совсем скоро жизнь генерала подойдет к концу. Фэн Сюаньцзи списал мрачный вид Цзин Бэйюаня на необъятное горе от потери отца, со смерти которого прошло ещё совсем мало времени. Он сочувственно вздохнул и, протянув широкую, как лист веерной пальмы, ладонь, потрепал мальчика по макушке. — Для своего возраста... ты слишком многое пережил. Он повернулся к алтарю и отдал дань уважения усопшему, сделав один поклон. Цзин Ци повернулся к Пин Аню и сказал: — Принеси ещё один молитвенный коврик для генерала. Управляющий открыл было рот, чтобы возразить, ведь, посвятив всю свою жизнь службе поместью, он ценил обычаи и порядки превыше всего, но Цзин Ци, заметив это, поспешил повторить: — Просто сделай это. Ничего страшного. Затем уходите, мне есть о чем поговорить с генералом. Пусть молодому хозяину было всего десять лет, после смерти главы поместья старик-управляющий намеревался продолжить хранить верность его сыну, следующему главе поместья Наньнин. Он поклонился и, не обронив ни слова, принёс второй коврик, после чего удалился из траурного зала. Мужчина и мальчик остались наедине перед жаровней. Фэн Юаньцзи грубо плюхнулся на коврик. Этот человек всегда славился твёрдым характером и отсутствием манер, а вся его жизнь практически целиком состояла из сражений. Он долго думал, что сказать, но не знал, с чего начать. В конце концов, он неловко произнёс: — Этот мальчишка... Минчжи, твой отец, и впрямь был бесполезным, когда был жив, а теперь... ты... твоё тело выглядит слишком худым, тебе стоит больше есть, иначе когда-нибудь тебя сдует встречный ветер. Цзин Ци улыбнулся, вытянул ноги на коврике и рассеянно бросил в жаровню кипу ритуальных денег. — Со мной все будет хорошо. Вы ведь скоро уезжаете из столицы, генерал? Фэнь Юаньцзи удивленно уставился на него: — Откуда ты знаешь?