Седьмой Лорд / Lord Seventh перевод.

Проезжая величественные ворота столицы Дацина, У Си не удержался и тайком приподнял занавеску кареты. Он знал об огромной площади и густонаселенности Центральных равнин лишь из рассказов наставника, и только сейчас, проведя несколько месяцев в пути сюда из Южного Синьцзяна, он лично убедился в правдивости тех преданий. Городские стены смыкались между собой и вплотную ограждали город; вереница повозок казалась бесконечной, а улицы были столь широкими и длинными, что, наверное, ушла бы целая жизнь, чтобы дойти до их конца. Резкие рельефы Южного Синьцзяна из высоких гор и густых лесов круглый год были покрыты тёмным туманом; они казались совершенно ничтожными по сравнению с этой тысячемильной полосой холмов и рек. Так почему же именно такая неблагоприятная для жизни страна, как Южный Синьцзян, настолько приглянулась войску Центральных Равнин, что они не пожалели почти полмиллиона солдат, чтобы захватить её? У Си спрашивал об этом Великого Шамана, самого авторитетного, мудрого и влиятельного человека его народа, чьи слова олицетворяли волю Всевышнего Бога Цзя Си. У Си также предстояло в будущем стать Великим Шаманом, но сейчас он был ребёнком и ещё многого не понимал. Тогда Великий Шаман ответил ему: — Это очередное испытание Великого Бога Цзя Си. Цзя Си вездесущ и видит все наши поступки, и даже если грех погребён сегодня, его последствия отразятся на будущем. Жизнь смертных для нашего Бога столь же быстротечна, как для нас жизнь жука, который, едва успев появиться на свет, быстро умирает, так и не познав воли истинного бога. Пути Создателя неисповедимы, но, взрослея, ты начнешь всё больше их понимать. Когда Великий Шаман сказал это, морщинки в уголках его глаз, казалось, разгладились, а тёмные глаза пристально наблюдали за туманными горами вдали, такие же чёрные и блестящие, как неподвижная гладь озера. У Си посмотрел на него и отчего-то почувствовал себя особенно грустно. Великий Шаман погладил его по голове и сказал: — Тебе исполнилось одиннадцать, ты уже довольно взрослый и начинаешь думать своей головой, принимать собственные решения. Есть еще множество вещей, которым я научу тебя, но пора бы тебе посмотреть мир и поискать себя. У Си потянулся и крепко вцепился в мантию Великого Шамана, но, с силой сжав губы, держал рот на замке. Шаман вздохнул: — Центральные равнины похожи на ловушку: они полны красивых видов, изысканных кушаний, драгоценных камней, людей невиданной красоты и других вещей, которых тебе ещё не доводилось видеть. Посетив те земли, ты, скорее всего, подумаешь, что по сравнению с Центральными равнинами Южный Синьцзян бедный, древний регион с неизменным горным пейзажем, поэтому ты можешь забыть, кто ты есть, и не захотеть покидать дворец в будущем. — Я не забуду, — У Си поднял на него свой полный гордости взгляд и торжественно поднял свою детскую ладошку. — Клянусь перед Великим Создателем, я никогда не забуду свой народ и обязательно вернусь домой. Однажды я дам всем этим людям отпор и запомню каждого, кто над нами издевался, чтобы в будущем они не отделались легкой смертью! Великий Шаман расхохотался и стал похож на обычного старика, с добротой и старческим изнеможением наблюдавшего за ребёнком, который день за днем рос на его глазах. Сейчас он не был похож на Великого мастера или небесного посланника, обремененного божьей волей. Он смотрел на мальчика перед собой, и постепенно его сердцем овладела тревога: — Тогда вспомни. Когда придёт тот самый день, вспомни слова, что ты сказал сегодня. Неважно, насколько ты далеко от дома, помни о своей родной земле и о людях, которые ждут тебя здесь. Центральные равнины поражали своей ослепительностью и вызывали у У Си невероятное любопытство. Когда он проезжал какое-либо интересное место, он даже хотел отрастить себе дополнительную пару глаз, чтобы успеть рассмотреть всё как можно внимательнее. Но его любопытство на протяжении всего пути постоянно сопровождалось страхом. Всю дорогу до дворца он как мантру мысленно повторял напутствие Великого Шамана. Но с каждым днём ему всё больше казалось, что ни одно место на земле не было столь же процветающим, как столица Дацина. Это место было невероятно прекрасным и сказочным. Сквозь приоткрытое окно кареты до У Си донёсся необычный запах. Он решил, что это запах людской толпы и конных повозок. Аромат был очень густым, но что-то в нём казалось таким утонченным и завораживающим. Мальчик поднял голову и увидел множество людей, стоявших по обе стороны дороги от него. Некоторые из них несли клетки для птиц, кто-то нёс корзины с фруктами, но все они смотрели на экипаж У Си так, как обычно смотрят на экзотических животных. Карета постепенно выровнялась и перестала трястись, выехав на вымощенную известняком дорогу. Посреди огромного города текла длинная извилистая река, вдоль по её течению медленно плыли большие и яркие прогулочные лодки. Поникшая ивовая ветвь около берега, казалось, сама тянулась к У Си, но когда тот потянулся, чтобы коснуться ее, карета остановилась. У Си услышал звук приближающихся шагов и поспешно одёрнул занавеску, сев как следует. Когда дверь кареты открылась, он увидел А Синьлая — его сопровождающего из Синьцзяна, который вытянулся по струнке, стараясь казаться выше. Позади него стоял странный улыбающийся старик в чудной высокой шляпе и с чересчур широкими рукавами одежд, спускающимися до колен. Спрятав руки в рукава, этот старик сказал своим резким и тонким голосом: — Ох, Вы и есть Юный Шаман из Южного Синьцзяна? Эти земли приветствуют вас. Сопровождающий У Си переводчик, которого звали Лу Байчуань, объяснил мальчику на грубом языке Южного Синьцзяна: — Это евнух Си, приближенный императора, он — высокопоставленное лицо в этой стране. Император специально прислал его к воротам, чтобы поприветствовать вас, а также он обеспечит ваше безопасное и комфортное пребывание во дворце, что вы должны расценивать как императорскую добродетель и благосклонность. Лу Байчуань был ханьцем (1) с границы Южного Синьцзяна. Во время недавней войны он был проводником, нанятым Фэн Юаньцзи. Его хорошее знание традиционного китайского языка (2) и синьцзянского диалекта сильно помогли в урегулировании конфликта, он стремительно взлетел по служебной лестнице, став далеко не последней персоной при императорском дворе. (1) Ханьцы — народ Хань, в русском языке те же самые китайцы, ханьцы составляют 92% населения Китая. (2) Традиционный китайский язык — в оригинале «Mandarin». Общее название для традиционного китайского языка, на котором говорят преимущественно в Северном Китае. На пиньине будет звучать как «гуанхуа». Делегация Южного Синьцзяна знала только основы основ традиционного китайского, поэтому Лу Байчуаня специально наняли переводчиком для Юного Шамана. Лицо У Си было сокрыто черной вуалью, но взгляда его тёмных глаз хватило, чтобы улыбка на лице Лу Байчуаня застыла. Он чувствовал, что взгляд этого ребёнка не имел ничего общего с детским; такой темный, такой дикий, его глаза были словно сотканы по той же форме, что и у богоподобного Великого Шамана. Такого взгляда хватало, чтобы заставить людей дрожать. У Си медленно поднялся с места, и Лу Байчуань протянул ладонь, чтобы помочь ему покинуть карету, но тут же получил хлесткий удар по руке от А Синьлая. Лу Байчуань почувствовал жгучую ярость внутри и со злостью обернулся на южанина, но тот вернул ему искрометный взгляд с еще большим гневом. Лу Байчуань перевел взгляд на красочные татуировки на оголённой верхней части тела А Синьлая и медленно остудил свой клокочущий гнев, смущенно отходя в сторону. А Синьлай наклонился и скромным движением подставил своё предплечье, приглашая У Си опереться и сойти с кареты. У Си поднял глаза и скользнул взглядом по громкогласому и манерному евнуху Си. Он собирался пойти дальше, но внезапно застыл и повернулся обратно к евнуху. Юный наследник вспомнил напутствие Великого Шамана: он напоминал сдерживать свой нрав на Центральных Равнинах, чтобы не выставить свой народ в дурном свете. Мальчик слегка склонил голову в сдержанном приветствии, но евнух Си тут же отвернулся в сторону, не желая принимать его: — Этот старый слуга не заслуживает вашего приветствия, я бы не посмел! Большой имперский город находился в центре и так огромной столицы. В нём дворцы соединялись с еще бóльшим количеством дворцов, все вокруг сияло золотом и драгоценностями. У Си посмотрел вверх и подумал, что эти дворцы были действительно необычайно высокими; он с трудом видел их крыши. Ребёнка начал одолевать инстинктивный страх, но он всё еще помнил, что сопровождающие его люди стояли позади, поэтому он не позволял своим слабостям хоть как-то отразиться внешне. Он представляет своих людей, а народ Южного Синьцзяна не должен потерять достоинство перед чужаками. У Си бесшумно глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, поправил одежды и прошел следом за евнухом Си в главный зал. Когда военная делегация Южного Синьцзяна вошла вслед за Юным Шаманом, перешептывания гостей и чиновников внезапно затихли; всё их внимание переключилось на импозантных южан. Много лет жизни в горной дикой природе сделали их плечи особенно широкими, а кожу загорелой. Их волосы были распущены, а большие участки кожи, не закрытые одеждой, покрывали татуировки в виде тотемных узоров. Глава поместья Наньнин, Цзин Бэйюань, по милости Императора Хэ Ляньпэя сидел подле Его Величества. Он постоянно подавлял желание зевнуть, но иногда всё же позволял себе это, когда думал, что его никто не замечает. Перед очередным зевком он услышал громкое объявление и сдержался, моргая, чтобы его не выдали слезящиеся глаза. Он смутно помнил, что в прошлой жизни только и слышал, что южане сдались, Император утолил свое тщеславие и дело с концом. На его памяти не было всей этой возни с заложниками. Видимо, несмотря на то, что эта жизнь была той же самой, что-то в ней могло меняться. Он с любопытством наблюдал за маршем синьцзянских воинов, уничтоживших армию Дацина в четыреста тысяч элитных солдат, прошедших жестокие тренировки лучшего из генералов. Он оглянулся на ребёнка, которого сопровождали эти достойные воины. Всё тело новоприбывшего было укутано чёрной мантией, а лицо скрыто плотной вуалью, оставляющей открытыми только глаза. Он выглядел как призрак: стоял с прямой спиной и высоко поднятой головой, будто его ничуть не пугали все эти людские перешептывания и громкие церемонии. Цзин Ци не знал почему, но внутри он испытал чувство жалости к этому ребёнку. Военные офицеры Дацина преклонили колени, восхваляя Императора на все лады, как и репетировали. Воины Южного Синьцзяна лишь на миг задержали взгляд друг на друге, прежде чем также преклонить колени. И только Юный Шаман в чёрной мантии всё ещё стоял на месте, выглядя сейчас особенно одиноким. Министр по фамилии Цзянь, отвечающий за церемонии и приёмы, посмотрел на мальчика, показательно покашлял и в гневе упрекнул его: — Какая дерзость! Ваш народ сдался нашей Империи. Перед вами Его Величество Император Дацина и вам дóлжно бы почитать его как следует, как смеете вы не преклонить колени перед Его Величеством? Южанин А Синьлай также громко ответил ему: — Верно, мы потерпели поражение в этой войне и подчинились воле Его Величества Императора, поэтому преклоняем колени. Но этот юноша — наследник Великого Шамана, посланник Великого Бога Цзя Си, и он не будет ни перед кем становиться на колени! — и так звонкий голос Синьлая отражался от громадных стен главного зала и тем самым казался еще оглушительней. Цзин Ци оценивающе на него посмотрел и прищурился. Этот человек выглядел высоким и сильным, но когда прозвучала его упрямая речь, Цзин Ци увидел в этом рослом мужчине лишь телёнка, который прыгнул в пасть тигра. Лицо министра Цзяня стало темнее тучи, он был в ярости: — Наш Император — единственный истинный Сын Неба, образцовое божество! И даже если ваши варварские недобоги лично спустятся с небес, они не посмеют проявить неуважение в этом зале, не говоря уже о мальчишке с ничтожным титулом под ногами Его Величества! А Синьлай вызывающе смотрел на него своими глазами цвета меди, сверкающими от гнева. Министр Цзянь был далеко не таким способным, как Лу Байчуань, хоть и выглядел как учёный муж. Пусть он и был самым дисциплинированным в министерстве проведения церемоний, на деле все считали его лишь старым раздражительным ослом. На протяжении всей его жизни лучше всего у него получались две вещи — оскорбление людей и взирание на оскорбленных свысока, поэтому даже сам Император Хэ Ляньпэй по возможности избегал общения с ним. Теперь же этот вздорный чиновник и А Синьлай оба стояли на своем, не желая уступать. Цзин Ци слегка опустил голову, чтобы скрыть ухмылку, которую не смог сдержать. Но внезапно У Си сделал шаг вперёд и мягко отодвинул А Синьлая в сторону, на пару секунд закрыв его рукой, а затем вышел из толпы сопровождающих его солдат и мягко опустился на колени, нарочито вежливо произнеся: — Юный Шаман Южного Синьцзяна, У Си, выражает глубокое почтение Его Величеству Императору Дацина. Его голос был ровным и холодным, без намека на мягкость или покорность, лишь спокойная вежливость. Его ладони изящно опустились на красный ковёр, обнажая из-под чёрной мантии бледную кожу пальцев, создавая великолепный контраст. Он глубоко поклонился, коснувшись лбом пола. В этот момент Цзин Ци приметил, что синьцзянские воины все как один сжали руки в кулаки, а парень, который спорил с министром Цзянем полминуты назад, застыл на месте и выглядел так, будто сейчас заплачет. — Ну что вы, встаньте с колен, — Хэ Ляньпэй цокнул языком и махнул рукой, глянув на министра Цзяня. — Цзянь Сызун, ты так громко доказывал, что Дацин — это Небесная Империя, разве не должны мы быть терпимы к детям, проделавшим сюда столь долгий путь? Как долго ты еще собираешься беспокоить его? Пригласи сюда слуг, пусть они позаботятся о размещении Юного Шамана во дворце. Дождаться от юного заложника поклона ниц (3) и только после этого упрекнуть министра, выставив его в дурном свете, а себе заработать ореол праведного и сострадательного правителя. Цзин Ци саркастично подумал, что их Император действительно был "великолепен". (3) Поклон ниц — поклон в пол, касаясь лбом земли. Его Величество Хэ Ляньпэй чуть наклонился вперёд, с детским любопытством рассматривая У Си. — Ну что ж, Юный Шаман, поскольку тебя называют шаманом, есть ли у тебя какие-нибудь выдающиеся способности? — задал вопрос император, махнув рукой. — Совершенствуясь, сумеешь ли ты вознестись на небеса? Ты управляешь ветром или землёй? О... а может, ты умеешь проходить сквозь стены? Все на мгновение затихли, главный зал погрузился в неловкую тишину. Возвышенный и великолепный император, Сын Неба, находился на церемонии сдачи пленных, но первым делом произнёс не слова утешения, не угрозы и не свойственные ему громкие хвастливые заявления. Он на полном серьёзе спросил, могут ли жители Южного Синьцзяна проходить сквозь стены? Вполне вероятно, что реакция большинства присутствующих была схожа с реакцией Цзин Ци — хотелось закрыть лицо длинными рукавами одежд, раствориться в воздухе и сделать вид, что их здесь никогда не было. Остальные были похожи на министра Цзяня — хотя они ничего не говорили, их усы дёргались так, будто они готовились кого-нибудь убить.