Седьмой Лорд / Lord Seventh перевод.

Несмотря на приятную внешность, ауру благородного величия и несоизмеримый талант Хэ Ляньи, Цзин Ци принял железное решение пересекаться с ним как можно реже. Так называемая "предутренняя аудиенция", на которой младший наследный принц Хэ Ляньи обязан был присутствовать, на самом деле предполагала бессмысленные посиделки в тронном зале ни свет ни заря. Если имелось какое-то срочное дело, то его "отправляли на рассмотрение", а если ничего такого, то все чиновники просто общались друг с другом, используя свободное время для укрепления внутренних отношений. После этого все расходились и возвращались к своим делам. Обычно Император был слишком занят чаепитием и кормлением господина Придворного Цензора, своей излюбленной птицы, поэтому почти никогда не присутствовал на этих скучных утренних встречах. Именно поэтому, когда Хэ Ляньи прибыл в поместье Наньнин, солнце едва поднялось над горизонтом. На момент своего перерождения Цзин Ци было всего десять лет, поэтому, несмотря на взрослые суждения и мысли, его голос оставался детским, и даже если он выдавал что-нибудь не по годам мудрое, в ответ на это получал одни лишь снисходительные улыбки. Однако, когда его взрослый опытный разум продолжал выказывать подобные рассуждения и в более старшем возрасте, это уже не казалось окружающим изречениями ребенка, поэтому у его собеседников частенько волосы на затылке вставали дыбом. Цзин Ци был чересчур ленив, поэтому не утруждал себя игрой в светского ребенка. С каждым годом ему всё больше хотелось никогда не покидать стен поместья и как можно меньше контактировать с внешним миром. Вот почему, не считая моментов, когда его простак-управляющий почти силой заставлял своего господина что-то делать, глава поместья никогда не отказывал себе в желании лишний раз остаться в постели. Иногда Цзин Ци все ещё оглядывался на события прошлого, но, несмотря на крупицы привязанности к Хэ Ляньи, у него остались опасения на его счет. Вместо его компании он предпочитал жить в бесконечном сне, желая оставаться в этом состоянии как можно дольше. Удивительно, но спустя некоторое время Хэ Ляньи привык к этому и просто считал, что Цзин Бэйюань сильно изменился после приступа тяжкой болезни, связанной со смертью его отца Цзин Ляньюя. Детская травма изменила этого некогда шумного ребёнка с огромным запасом подлых выходок и мелких пакостей, сделав его почти что немым в последние несколько лет. Цзин Ци проснулся от шума, когда Хэ Ляньи вошёл в его комнату. Только взглянув на него своими заспанными глазами, всё еще пребывая в полудрёме, он неосознанно нахмурился, натянул на себя одеяло с головой и отвернулся к прибывшему спиной, преспокойно продолжая спать. Хэ Ляньи был нередким гостем в поместье, поэтому за долгие годы уже привык к этому, да и не собирался читать ему лекции о соблюдении этикета. И хотя наследный принц уже оставил все свои попытки перевоспитания Цзин Ци, он всё ещё думал, что всё это слишком легко сходит тому с рук, но со временем смирился. Изначально он даже пытался надавить на него своим старшинством и статусом, но всё оказалось тщетно. И всё-таки, несмотря на это, с самого раннего детства они были друзьями намного более близкими, чем даже кровные братья. Разум и мысли Цзин Ци были закрыты ото всех, он не стремился вносить свой вклад в общественную и государственную политику, у него отсутствовал юношеский максимализм и больше всего на свете он любил тишину, поэтому его поместье было идеальным местом для Хэ Ляньи. В Наньнине тот мог по-настоящему расслабиться и спрятаться от отвратительного смрада лицемерия во дворце. Наследный принц часто приходил сюда и просто наслаждался тишиной и спокойствием поместья, которое будто не принадлежало этому суетному миру. Такое тихое, отрешенное от всего живого, это место позволяло сердцу и разуму успокоиться, прежде чем ему снова приходилось возвращаться во дворец. Поэтому из-за того, что поместье Наньнин стало личным убежищем Хэ Ляньи, Цзин Ци многое прощалось. Не обращая внимания на его грубость, принц с улыбкой похлопал по его кокону из одеяла: — Ты к концу года решил откормить себя на убой? Если ты не ешь, то ты спишь, а если не спишь, то ешь. Нет ни одной столь же прожорливой свиньи при дворе, с которой ты мог бы сравниться. А ну вставай! Хэ Ляньи оглянулся на проводившего его в дом, такого же сонного Пин Аня, который то и дело потирал глаза и зевал, и мысленно недовольно пробурчал "какой хозяин, такой и слуга". Он приказал Пин Аню: — Принеси воды своему Господину и помоги ему переодеться. Пин Ань неразборчиво что-то пробормотал, кивнул и вышел из комнаты, слегка покачиваясь. Хэ Ляньи обернулся и посмотрел на Цзин Ци, выражение лица которого словно говорило "начхать мне, что ты предпримешь, я намерен спать до последнего". Наследного принца раздражало это выражение, он подошёл ближе и дважды грубо толкнул его: — А ну подъем, Цзин Бэйюань! Сколько можно спать?! Я подготовил все необходимые документы по поводу твоего официального представления ко двору и Его Величество уже утвердил прошение. Ты намерен и церемонию в честь своего пятнадцатилетия проспать?! Цзин Ци, вполуха слушая его сокрушающийся голос, крепко сжал одеяло и с трудом сел: — Церемония... — Какого черта ты всё еще в кровати? Поднимайся и начинай что-то делать, если не горишь желанием испортить свою репутацию среди этих старых учёных-недоносков, которые навесят на тебя ярлык государственного идола гедонизма (1) среди молодого поколения. (1) Гедонизм — раздел философского учения о том, что удовольствие и развлечения являются высшим благом и смыслом человеческой жизни, единственной истинной ценностью. Пин Ань вошёл в покои с водой и еще одним слугой по имени Цзи Сян. Хэ Ляньи отошёл в сторону, позволив слугам привести в порядок этого ленивого и раздражающего главу поместья, а Пин Ань предложил принцу чай. Цзин Ци позволял Цзи Сяну управлять своим ослабевшим после долгого сна телом, пока тот его переодевал, он словно всё ещё дремал, и только спустя кучу времени он смог произнести что-то внятное: — Ах да... Ваше Высочество, могу я попросить вас забрать это прошение и отменить церемонию? После этих слов Хэ Ляньи вцепился в гайвань (2) обеими руками, и его глаза округлились от удивления: — Официальное представление ко двору после пятнадцатилетия — это обычное дело. Если ты не хочешь заниматься делами империи, тогда что же ты собираешься делать? (2) Гайвань (蓋碗) — это китайская чаша с крышкой без ручки, используемая для настаивания чайных листьев и употребления чая. Цзин Ци зевнул, прикрыв лицо рукой, его полуприкрытые сонные глаза цвета персика тут же заслезились. Хэ Ляньи засмотрелся на него, а затем резко опустил голову, допил чай и закрыл гайвань, ощущая глубокую дыру, возникшую в его сердце. Он не понимал, когда этот взрослый ребёнок с детским голосом вырос в столь элегантного и красивого юношу, напоминающего драгоценную нефритовую ветвь ивы, и даже эта вечная утомлённость на красивом лице и постоянные смены настроения от хмурого до весёлого не казались недостатком на фоне его благородной ауры. Его обаяние и миловидная внешность, унаследованные от прежнего главы поместья Наньнин, вкупе с благосклонностью Императора уже в скором будущем могли сделать его довольно известной фигурой, которая заставит несчётное количество влюблённых дев страдать от бессонницы. Однако всё, что сейчас видел Хэ Ляньи, так это то, как этот "Юноша, красоты сравнимой с нефритовой ветвью" сейчас настолько лениво растягивал слова, будто у него не было достаточно сил даже для обычного разговора. — Да... что же мне делать... хорошей работы без благословения дворца я не найду, но, может, Его Величество позволит мне охранять императорский мавзолей? — Он снова зевнул, вытирая собирающиеся слезы в уголках глаз тыльной стороной ладони. — Там так много охраны, поэтому всякий раз, когда я утомлюсь, я буду спать, спать и спать... а затем... Его перебил очень громкий звук. Хэ Ляньи со злостью швырнул гайвань, ударившись о край небольшого стола, она разбилась вдребезги. Пин Ань, который, наблюдая за зевающим Цзин Ци, утомился пуще своего господина, тут же вздрогнул и вытянулся по струнке, подавив собственный зевок и отметая остатки сна. Цзин Ци же наоборот — абсолютно не поменялся в лице и медленно поднял свои невинные глаза на Хэ Ляньи. Вот уж правда... каким бы золотым и прекрасным глава поместья ни был снаружи, внутри он полностью испорчен. Воистину, из гнилого дерева благой вещи не вырежешь, а стену из навоза невозможно замарать (3). (3) Из гнилого дерева благой вещи не вырежешь, а стену из навоза невозможно замарать — тут мы соединили две пословицы, (образно) это будет означать ни на что не годного человека, которого уже не переучить, безнадежного глупца. — С каждым годом ты всё старше, сколько ещё ты собираешься быть таким беззаботным идиотом?! — отчитал его Хэ Ляньи. — Ты родился среди знати, с пелёнок имея превосходящие других людей возможности и перспективы, так как ты можешь в своём положении совершенно не заботиться о собственном будущем? Цзин Ци окончательно пришёл в себя после громкого звука разбитой гайвани и всех этих громких возгласов; даже постоянное выражение крайней усталости, которое, казалось, навсегда впиталось в его лицо, медленно сошло на нет. Этот маленький наследный принц перед ним так рьяно и серьёзно ругал его за глупость, неумелость и отсутствие амбиций, что Цзин Ци внутренне расхохотался, но тело ошеломлённо замерло, а взгляд его широко раскрытых глаз уставился на Хэ Ляньи. Сейчас весь мир видел на месте главы императорской династии развязного и праздного Хэ Ляньпэя, однако на самом деле в тени во главе династии уже стоял этот бешеный пёс — старший принц Хэ Ляньчжао, который нещадно кусал всех, кто был ему неугоден. А рядом с ним трусишка Хэ Ляньци, у которого все идеи и мысли внутри были смешаны в непонятное, страшное и ужасно опасное месиво. Ну и с кем из этих чудиков Цзин Ци следовало бы сблизиться, чтобы «позаботиться о собственном будущем»? Стоявший перед ним Хэ Ляньи вечно ему перечил. Вот и сейчас бесчисленные упрёки и недовольства бурлили в сердце принца, однако он всё же сдержал большинство из них. Он действительно не мог разозлиться в ответ на это искренне непонимающее лицо со следами от подушки, так невинно смотрящее на него. Всё, что ему оставалось, это устало вздохнуть, потерев переносицу: — Ладно, вставай и съешь что-нибудь. У Великого Учёного Лу сегодня день рождения, Его Величество будет лично вручать ему подарки. Поприсутствуй там на всякий случай. Цзин Ци подумал, что если он сейчас ничего не скажет, то Хэ Ляньи снова начнёт вещать о его лени. И зачем бог дал людям импульсивность… — Ты всё еще собираешься бездельничать?! А ну встал! — Как по расписанию. Цзин Ци внутренне вздохнул, действительно почувствовав себя бездельником. К тому времени, как он привел себя в подобающий вид, Пин Ань уже подготовил необходимые подарки и всё остальное, о чём Цзин Ци не подобало заботиться. Немного подумав, он отдал приказ: — Пин Ань, посети столичное поместье Южного Синьцзяна и спроси, собирается ли Юный Шаман присутствовать на банкете. Если он идёт, то пригласи его составить нам компанию. — Он сделал паузу и бросил взгляд на Хэ Ляньи, прежде чем добавить: — И скажи ему, что Его Высочество Наследный Принц также будет там. Пин Ань принял приказ и ушёл. Хоть ему и не нравилось распоряжение Господина и сердце его было полно обид, за эти годы он уже привык ходить в поместье заложников из Южного Синьцзяна, и чуть ли не все южные варвары знали его в лицо. Даже самый противный из них, А Синьлай, однажды обхватил его одной рукой за плечи и пригласил разделить с ним кувшин целебного вина. Конечно, когда Пин Ань узнал, что это вино было настояно на ядах пяти тварей (4), то по возвращению в поместье Наньнин его желудок вывернуло наизнанку. (4) Яды пяти тварей — древние Китайцы верили, что лучшая борьба с ядом — это яд, поэтому большинство их целебных настоек и вин содержали обработанные яды, не содержащие токсинов. Традиционно существуют пять тварей, содержащих наисильнейшие токсины — змея, скорпион, сороконожка, жаба и паук. — Ты и... Юный Шаман, похоже, довольно близки? — Лицо Хэ Ляньи был непроницаемо, на нем не было ни толики радости или гнева. Наследный принц витал в облаках, и его слова были сказаны отчасти неосознанно. Цзин Ци наклонил голову, избегая его оценивающего взгляда: — Разве не это было изначальным намерением Императора? Он искренне надеется, что Ваше Высочество и Юный шаман смогут подружиться. Хэ Ляньи видел в Юном Шамане лишь опасность. Его методы, лицо и зловещая аура, окутывающая Шамана снаружи и изнутри — всё это не казалось чем-то, что могло принести что-то хорошее империи. Тем не менее, он был не в том положении, чтобы наживать себе врагов, тем более учитывая то, что Юный Шаман, похоже, пользовался благосклонностью Императора, потому что все последние года первый принц Хэ Ляньчжао направлял все усилия на его устранение, но так и не смог ничего сделать. У Си вёл тихую и уединённую жизнь в своём поместье; он крайне редко лично общался с людьми. Кроме улаживания вопросов с Цзянь Сыцзуном во дворце, он больше не контактировал с посторонними. Второй принц Хэ Ляньци положил на него глаз, но кто бы мог подумать, что смягчить варварский нрав этого упрямого и чёрствого куска железа не сможет ни грубая сила, ни долгие убеждения. Хэ Ляньци был довольно настойчив от природы и редко отказывался от своих планов и задумок, но, к сожалению, Юный Шаман оказался ему не по зубам — порог поместья У Си был на удивление слишком высок для второго принца. Конечно, Хэ Ляньи был против того, чтобы человек вроде Хэ Ляньци добился своего. Однако, раз уж Юный Шаман и Цзин Бэйюань завязали дружественные отношения, то это если и не поможет наследному принцу, то уж точно не помешает. Прокрутив это в уме несколько раз, Хэ Ляньи улыбнулся: — Так это было истинным намерением отца? Вот было бы здорово, если бы вся твоя запредельная проницательность шла в благое дело. По правде говоря, мне тоже интересен Юный Шаман, однако он, похоже, отрешен от простых смертных вроде нас. Если у тебя с ним хорошие отношения, ничто не помешает тебе нас познакомить. — Какие хорошие отношения? Мы всего лишь соседи. Время от времени делать вид, что мне на него не всё равно — обычная формальность, — хоть Цзин Ци и говорил так, будто это абсолютно не имеет значения, с другой стороны он был предельно уверен, что У Си обязательно придёт. Несмотря на то, что Цзин Ци виделся с Хэ Ляньи куда чаще, чем с У Си, он всё же подмечал некоторые детали личности Юного Шамана. Например, обычно он всеми силами противился попаданию в неприятности, но если кто-то создавал ему проблемы, ему было всё равно Бог это или родственник Императора. В этом случае его гнев выплескивался незамедлительно, и все его неприятели сполна получали по заслугам даже за самое незначительное оскорбление. С другой стороны, если кто-нибудь был добр к нему, Юный Шаман чувствовал себя неловко, но при этом вел себя настороженно, ставя все слова и действия под сомнение; ему казалось, что доброта в этой стране не может быть искренней. Он постоянно пытался обнаружить за любой фразой скрытые намерения или расчёт на будущее. Если кто-то оказывал ему услугу, то он либо не принимал эту помощь, либо тотчас неизбежно отвечал чем-то равноценным, чтобы сразу отплатить за доброту. Жители Центральных Равнин хоть и были зациклены на взаимной добродетели, но даже в этом у них существовали приличия и правила. Например, если соседская семья отдала вам полкорзины куриных яиц, то не стоит сразу выносить им поднос с паровыми булочками в ответ, иначе это будет не благо, а лишь обмен, ограждающий от хороших отношений в будущем и показывающий, что вы не только выразили нежелание дальше общаться с этой семьей, но и посмотрели свысока на их добрые намерения. Правильным было бы запомнить этот благой жест, а затем, спустя какое-то время, безмолвно ответить на него. Только подобное поведение считалось бы "взаимной добродетелью". У Си знал только лишь о важности взаимности в Центральных Равнинах, но не знал, что, пытаясь соблюдать её, совершает грубые и непростительные ошибки в глазах других людей. Как бы то ни было, Цзин Ци всё ещё плохо понимал этого ребёнка. Он просто знал, что тот не имеет ни малейшего представления о том, как заниматься делами поместья и, скорее всего, слишком долго жил в уединении с Великим Шаманом. Он даже слышал, что У Си всю сознательную жизнь следовал за своим наставником и не знал в лицо ни родителей, ни братьев, поэтому то, что он не понимал многие мирские обычаи было в порядке вещей. К тому же, люди с его земель были раскованными и своевольными, думали и говорили что хотят, а если их что-то не устраивало — они просто открывали рот и выражали своё недовольство словами. Вероятно, прожив там много лет, Юный Шаман был не до конца готов к тому, что за каждое подобное слово в Центральных Равнинах придётся сполна ответить. У Си не хотел связываться с Цзин Бэйюанем, но чувствовал себя обязанным ему ещё с того самого дня, когда глава поместья хоть и довольно грубо, зато искренне предупредил его. Дать второго принцу Хэ Ляньци от ворот поворот было для него довольно легко, но сделать то же самое по отношению к главе Наньнина стало бы для У Си невозможным испытанием. Вещи, редко отсылаемые ему от имени Цзин Бэйюаня, были отличного качества и абсолютно новыми, но отказываться от них было бесполезно — упёртый слуга главы Наньнина ни единого раза не позволил ему отклонить подарок. В итоге каждый раз У Си вверх дном переворачивал всё своё поместье в поисках чего-то, что он мог бы отправить ему в ответ. Поначалу Пин Ань был в шоке, когда после посещения поместья южан для передачи каких-то повседневных мелочей от имени своего Господина, он возвращался с тем же количеством вещей. Он видел себе это так, будто ходил на рынок: шёл туда с курицей и обязательно обменивал её на мешок риса. После нескольких подобных посещений Пин Ань, полностью изучив неординарные привычки У Си, перестал находить его странности такими уж странными. Так случилось, что накануне Цзин Ци посещал дворец, чтобы почтить здравие Императора, и приметил в стороне полученную императором дань из Южного Синьцзяна со всяческими дарами тех земель. Хэ Ляньпэй тогда был в хорошем расположении духа и щедро поделился ими с Цзин Ци, поэтому, после возвращения в свое поместье, князь Наньнина отобрал несколько диковинок для подарка Юному Шаману. Это заставило У Си до боли почувствовать тоску по дому. Этот подарок был бы не очень ценен для других, но слишком сильно ценен для него. Важность этого подарка была неизмерима и У Си не знал, что с этим делать. Чем он должен отплатить? Это был первый раз, когда Пин Ань, наконец, вернулся в Наньнин с пустыми руками, и из-за этого его охватила необъяснимая гордость. Цзин Ци предположил, что из-за того случая У Си не откажется от его приглашения и воспримет это за хороший шанс отблагодарить его. Тем более, рядом будет наследный принц. Когда Цзин Ци услышал о банкете в честь дня рождения Великого Учёного Лу, он знал, что не сможет отказаться от его посещения, и Хэ Ляньи неизбежно потянет его вместе с собой, поэтому он стал придумывать способ заставить Юного Шамана и наследного принца встретиться лицом к лицу. Даже если они просто представятся и разойдутся, люди непременно заметят это. Тогда станет уже неважно, будет ли их знакомство близким и полезным для обоих, или нет, Хэ Ляньи вполне сможет приспособиться к любому развитию событий. А вот У Си... он понятия не имел, кто есть кто при дворе, поэтому вполне мог бы в растерянности стать частью близкого окружения наследного принца. Хоть Цзин Ци и не испытывал к Хэ Ляньи тех же сильных чувств, как в прошлых жизнях, но... отрешённо смотря на то, как он что-то медленно вычислял на карманных счётах, Цзин Ци не сдержал горестного вздоха. В конце концов, вся судьба Великого Дацина лежала на плечах этого юноши. Сколько бы лет не прожил Цзин Ци, он всё еще оставался предан Дацину. Некоторые вещи из его памяти могли поблёкнуть, но что-то он всё еще воспринимал слишком близко к сердцу.