Седьмой Лорд / Lord Seventh перевод.

Миновал январь, а столица все ещё была переполнена энергичностью и бодростью. В конце концов, У Си был юн, а рана была не такой уж и серьёзной, поэтому он быстро пришёл в норму. Спустя каких-то десять дней после травмы Юного Шамана Цзин Ци уже поволок его на прогулку по всему периметру столицы. У Си было не больше десяти лет, когда он приехал в столицу. Все эти годы он удивительным образом усмирял свой нрав и свыкся с одиночеством в поместье заложников, как и с одной-единственной компанией в виде своих ядовитых животных. Тогда Цзин Ци бесцеремонно распахнул дверь его поместья и окунул У Си в столичную суматоху. Наслаждался ли Цзин Бэйюань музыкой на фоне заросших цветами изгородей, посещал ли чайные ради историй рассказчиков или внимал чудным операм учеников Лиюаня, рисуя вокруг себя картину элегантности и этики, он ещё ни разу не посрамил прозвище, которым однажды наградил его Хэ Ляньи — "Дьявольский смутьян". Впрочем, У Си никогда не интересовался столичными развлечениями. Как бы юн он ни был, он отродясь любил тишину и не переносил шума. Цзин Ци в свою очередь был непостоянным: в один момент он мог резвиться и шалить, а в следующую же секунду стать серьёзным и быть против какого-либо веселья. Несмотря на нескладные характеры обоих, юноша со стальным сердцем признал Цзин Ци своим другом. У Си считал, что, раз уж Цзин Ци пригласил его прогуляться, то он не должен отказываться. В начале февраля состоялось первое важное слушание этого года, и для Главы Наньнина это означало, что он больше не сможет отсиживаться в поместье. Цзин Ци сопроводили во дворец для посещения этого слушания, и тогда же он встретился лицом к лицу с Хэ Ляньпэем, который в этом году довольно часто появлялся на людях. Трудно было сказать, к добру это или к худу. Может, Хэ Ляньпэй тогда сразу же пожалел о том, что слушание состоялось, или его мысли опять были далеки от дворцовых дел, но не успел он усесться на трон в главном зале, как уже начал вести себя так, будто в его зад впивались гвозди. В тот день он всем своим видом говорил: "Если у тебя нет лишнего памятника для твоей скромной персоны, то нарисуй собой сквозняк". И так, со скверным настроением и раздражённым выражением лица Хэ Ляньпэй ясно дал понять, что лучше бы всем собравшимся не говорить глупостей, молча отдать дань уважения императору на коленях и катиться вон из дворца. И всё же среди большого количества народа нашлась бы парочка недалёких. Верховный цензор Цзян Чжэн не упустил момента и прилюдно обвинил секретаря военного министерства Ли Хунвэя и пограничного генерала Ян Далина из Бэйтуня в ненадлежащем поведении, с праведным видом вещая, что они "абсурдно высказывались о работе северо-западного региона и распространяли лживые слухи". Голова Хэ Ляньпэя разболелась еще на первом слове Цзян Чжэна. Этот самый верховный цензор был унылым стариком, а когда говорил, то от переизбытка эмоций его густые темные брови забавно выгибались вверх-вниз. Стоило ему открыть рот, как это было если не обвинение, то осуждение. Это ещё никогда не заканчивалось ничем хорошим. На этот раз все присутствующие, как и Цзин Ци, попросту не успели среагировать. Старика Цзяна нельзя было назвать тем чиновником, кто играл какую-либо важную роль, но его беспрекословная праведность внушала невольное уважение. Его репутация, в отличии от доброй половины министров, была заслуженной и честной, в отличии, например, от Чжао Минцзи, который кидался на всех неугодных и пинял на удачу да на подхалимаж. За каждым словом Цзян Чжэна действительно имелся смысл. Только вот странно... тот самый Ян Далин, которого обвинили тогда, был всего лишь пограничным генералом в небольшом городке. Сказать, что он был кунжутным семечком, было бы оскорблением для всех кунжутных семечек. А вот Ли Хунвэй... сейчас он был одним из немногих трудолюбцев среди своры бездельников, просиживающих кресла в министерстве. Такого человека всем лентяям в мире было за что невзлюбить, поэтому, стоило обвинить его в чём-то — и весь дворец подхватит. Только вот обвинителем должен быть не Цзян Чжэн. Еще более странным было то, что, вроде как, старика Цзяна и Ли Хунвэя связывала многолетняя дружба. Именно поэтому Цзин Ци глянул на Хэ Ляньи, но тот лишь вернул ему недоуменный взгляд и покачал головой. В отличии от Цзян Чжэна, Ли Хунвэй оставался спокойным, как скала, когда прозвучало его имя. Он не проронил ни слова, лишь слегка склонил голову. Хэ Ляньпэй сокрушённо потер переносицу, мысленно собираясь с силами, чтобы избавиться от Цзян Чжэна со всеми его обвинениями как можно скорее. — Ли Хунвэй и Ян... кхм. Что же такого сказал пограничный генерал Ян, что так задело вас? Цзян Чжэн тотчас преклонил колени и отчеканил: — Отвечая Вашему Величеству, седьмого числа предыдущего месяца секретарь военного министерства Ли Хунвэй на основании субъективных слов пограничного генерала Бэйтуня Ян Далина обсуждал с ним ситуацию на границе с кланом Вакураха за спинами всех чиновников, безрассудно дискредитируя и критикуя безучастие Вашего Величества. Само собой, все его слова о том, что он подавал прошение, были клеветой и полной чушью. Этот слуга настолько смел, что спросит секретаря Ли: поскольку наш император милостив, Четыре Моря спокойны, а империя процветает, то какие гнусные помыслы вами движут, когда вы так громко и бесстыдно говорите "Народ Бэйтуня, Вакураха, собрался вместе, и наша граница будет стерта в прах, если мы ничего не предпримем"? Ленивое выражение лица Хэ Ляньпэя в миг побелело, как полотно. Цзин Ци и Хэ Ляньи машинально переглянулись. Первый мысленно вздохнул и повернулся на навеки застрявшего в своем красочном монологе Цзян Чжэна, уже зная, что все его речи были пустым выступлением на публику, а его истинный мотив совсем иной. "Ли Хунвэй поверил Ян Далину"... в первые годы основания Дацина её границы были постоянно подвержены нападениям, поэтому Великий Основатель тогда позволил абсолютно всем генералам, вне зависимости от ранга, отсылать письма чрезвычайной важности прямиком императору. В таком случае, коли на границе и впрямь возникли бы проблемы, даже если Ян Далин был мелкой сошкой, он имел право отправить письмо прямо в руки Хэ Ляньпэя. Эту проблему можно было решить еще и через Хэ Ляньи, который постоянно мелькал во дворце, но почему-то Ян Далин решил сплетничать через Ли Хунвэя. Да и вообще, хоть Хэ Ляньпэй и редко появлялся на собраниях и заседаниях, но всё же просматривал все отчеты чиновников без исключений. Хэ Ляньпэй был не столько глуп, сколько ленив и склонен к ветряным развлечениям, поэтому он не мог не беспокоиться о безопасности границ Дацина. Пусть старик Цзян и наговорил всякого, сам Ли Хунвэй все еще хранил молчание, а Хэ Ляньпэй не спешил спрашивать его о том, правдивы ли обвинения Цзян Чжэна. Император был невнимателен или... обращения по этому поводу попросту не было? Раз так, то куда оно могло деться? Похоже, помимо своей истинной цели, Цзян Чжэн, вероятно, затаил и личную обиду на Ли Хунвэя. "Как бы то ни было, его план... — Цзин Ци тайно посочувствовал, — не увенчается успехом". Хэ Ляньпэй сидел на своем императорском троне, его лицо не было ни радостным, ни гневным. Прошло немало времени, прежде чем тишину нарушило его длинное "О-о-о", а взгляд скользнул по Ли Хунвэю: — Мой добрый друг Ли, ты докладывал о ситуации на границе? Ли Хунвэй рухнул на колени: — Отвечая Вашему Величеству, этот слуга докладывал. Каждое слово, что сказали мы с пограничным генералом Яном, — ничто иное, как истина. В этом году Вакураха постоянно собирают группы своих людей на границе, используя в качестве прикрытия Весенний Рынок. Если не проследить за этим, то, боюсь, на северо-западе могут возникнуть проблемы. Прошу, Ваше Величество, предпримите что-нибудь. Хэ Ляньпэй даже и не думал отвечать на вопрос северо-запада, когда прозвучала его усмешка: — Вот оно как. Эти двое уже вцепились друг другу в глотки, а я и тени от доклада за седьмое число прошлого месяца не видел. Его голос становился все жестче и холоднее, стальные нотки заставляли говорливых присутствующих машинально прикрыть рты в боязни проронить лишний звук. Цзин Ци был довольно удивлен, что столкнулся с таким серьёзным делом в первый же день своего официального вступления во двор. Никогда раньше он не был в зале суда, поэтому знал о дворцовых междоусобицах только со слов Хэ Ляньи, да со своих потресканных и мутных воспоминаний. Он никак не ожидал, что разногласия чиновников пустили свои корни столь глубоко. "Возможно, планы немного изменятся", — хмуро рассудил Цзин Ци. Северо-запад был столь же далеко, сколь Хэ Ляньпэю было до него дело. Императора волновал лишь непорядок, созданный под его носом прямо на ровном месте, поэтому он задал вопрос: — Чжэн Си, кто там сейчас глава отдела передач? — Отвечая Вашему Величеству, это евнух Вэй Чэн из хранилища внутренних дел, — поспешно отозвался евнух Си. — Пригласите этого позорника в зал суда, — холодно фыркнул Хэ Ляньпэй. У отдела передач, состоящем из одного-единственного евнуха Вэя, не было никаких других дел, кроме как ежедневно сгребать все манифесты, отчеты и письма, после чего приносить их в кабинет императора. До правления нынешнего Сына Неба, Святейшего нефритового дракона, такой должности вообще не существовало. Он придумал ее из воздуха, дабы ему было еще легче — хотя, казалось бы, куда — решать неизбежные имперские дела. Многие пытались его образумить, утверждая, что это странно и нелогично, но Его Величество никого не слышал и ничего не видел. Цзин Ци бесстрастно наблюдал, как в зал суда под плечи втащили евнуха Вэя. Сердца всех собравшихся были словно стекло: как они могут добиться благосклонности, когда император с утра до ночи с таким паршивым настроением, что и слова не вставить? Евнух Си, который в абсолютно любой ситуации оставался в "любимчиках", был всего один, второго такого в зале суда не наблюдалось. И как другим повернуть эту неразбериху в свою пользу? Само собой, евнух Вэй привык получать горы взяток. Когда во дворце царила смута, тот, кто давал больше золота, побеждал. Сумма взяток определялась порядком, в котором император увидит доклады чиновников. Кто разберет, сколько он получил на этот раз, но видимо достаточно, чтобы его глаза налились кровью, разум поблек, а обращение Ли Хунвэя опускалось все ниже и ниже, в конце концов и вовсе исчезнув. Стало очевидно, что обращение Ли Хунвэя не попало в руки императору именно по вине Вэй Чэна. Одно дело, если бы рассмотрение заняло много времени — всё же император был уже не молод, да и память могла подкачать, но совсем другое, когда обращение вовсе не дошло до него. Кто знает, хотел ли Хэ Ляньпэй напомнить всем, что все еще является императором Дацина, или просто плохо спал, явившись в зал суда после припадка, но на этот раз показался на первом же слушание этого года, что сразу же обернулось новыми проблемами. Восточное окно только и ждало, пока случатся неприятности. И они действительно случились. Хэ Ляньпэй был в ярости, он приказал немедленно закрыть Вэй Чэна за железными прутьями королевской темницы, а его дело предоставить в отдел судебной инспекции. Его Величество, конечно, приказал бы убить Вэй Чэна прямо здесь, но тогда кропотливо созданная им оболочка императорской милости и справедливости с грохотом рухнула бы, поэтому он попридержал решение об обезглавливании преступника на потом. Кроме того, Хэ Ляньпэй хотел знать, какой умник скрыл своё злодейство, подкупив евнуха-передатчика. После слушания Хэ Ляньпэй поговорил наедине с Цзян Чжэном и Ли Хунвэем, объяснив им, что рассмотрит дело северо-запада, как только вынесет окончательное решение по вопросу Вэй Чэна. Цзян Чжэн полыхал и пошатывался от едва сдерживаемого гнева, когда благодарил императора за милость. Цзин Ци потянулся, разминая затекшие конечности после длительного утреннего слушания и поклонения императору. Хэ Ляньци пронесся мимо него, не удостоив того и взглядом, на что Цзин Ци показушно вскинул брови в удивлении, со злорадством вспоминая свою новогоднюю выходку. Хэ Ляньчжао напротив, в на редкость хорошем настроении даже первым поприветствовал Цзин Ци: — Это первое твое официальное слушание, Бэйюань? — Да. Есть еще множество вещей, которых я не понимаю. Этот Бэйюань надеется, что Ваше Старшее Высочество поможет мне, — поклонился Цзин Ци, после чего они обменялись еще парой шуток и попрощались. Цзин Ци не спешил уходить. Убрав дежурную улыбку с лица, он хмуро смотрел вслед удаляющемуся Хэ Ляньчжао, пребывая в глубоких раздумьях. Только когда Хэ Ляньи подошел к нему в компании Лу Шэня и помахал ладонью перед его глазами, Цзин Ци очнулся. — И чего же этот негодник хмурится? — весело бросил Хэ Ляньи. — Пойдем, прогуляемся. Цзин Ци не успел ничего сказать, как заметил недоуменное, мрачное лицо образцового учёного Лу и понял, что именно наследный принц имел в виду под "прогуляемся". Цзин Ци всё думал, почему Хэ Ляньи всё реже и реже возвращается в свои покои после заседаний во дворце, а он просто-напросто убегает посмотреть на свою даму сердца. Лу Шэнь видел всё это как... "Наследный принц пренебрегает дворцовыми делами и отдыхом, чтобы увидеться с женщиной... не шибко достойного прошлого". Слухов было мало, но если его похождения хоть раз засечет публика, то незамедлительно воспримет это как тайные любовные встречи. Лу Шэнь с надеждой глянул на Цзин Ци, но он преспокойно сделал вид, что не видел этого взгляда и спокойно кивнул: — Раз Ваше Высочество угощает, то нет причин отказываться. Лу Шэнь тащился за ними, сея вокруг себя угрюмую ауру. Он понял, что на этого юношу можно было вообще не рассчитывать. Цзин Бэйюань был столь молод, но до ужаса похож на ненадёжного смутьяна, из-за чего Лу Шэнь впал в уныние за неимением поддержки. Похвала Чжоу Цзышу в сторону Главы Наньнина до сих пор оставалась для Лу Шэня непонятной, потому что он не увидел в этом юноше ни единого достоинства кроме складных речей и привлекательной наружности. Хэ Ляньи пару минут наслаждался песней Су Цинлуань, прежде чем их троица зашла в небольшой ресторан, где их уже ждали Чжоу Цзышу и Хэ Юньсин. — Ваше Высочество, хотя госпожа Цинлуань и неплохой человек, ее общественное положение все еще незавидное. Она может быть вашей наложницей, но не стоит слишком сближаться с ней, — осмелился сказать Лу Шэнь, когда вино и яства были поданы, а посторонние ушли. Хэ Ляньи задумчиво повертел в руке чашу с вином. Он не ответил, но всё же затронул эту тему: — Позавчера я навещал отца-императора и он заговорил о моём браке. Все собравшиеся были в шоке, а Чжоу Цзышу машинально бросил взгляд на Цзин Ци. — Мои поздравления, Ваше Высочество, — усмехнулся Хэ Юньсин. — И на какую же молодую госпожу пал ваш выбор? — Пока ни на какую, — покачал головой Хэ Ляньи. — Я ещё не получил согласия. Если получу, то все вы узнаете это через несколько дней, когда будет издан указ отца-императора. — Главное не то, кем будет жена наследного принца, а сам факт тот, что он женится, — неторопливо проговорил Цзин Ци. — В народе говорят "Сначала создай семью, затем занимайся карьерой". Совсем скоро наследный принц начнет учиться управлять империей, но... разве старшие принцы так просто с этим смирятся? Если первые два принца будут думать, что Его Высочество покидает дворец для встреч с суженной да веселья ради, то для них это будет куда лучше, чем если бы их младший брат был трудолюбивым и послушным, получая благосклонность императора. За столиком воцарилась тишина; вся компания замолчала, обдумывая сказанное, а Хэ Ляньи посмотрел на Цзин Ци с благодарностью. — Должно быть, Вашему Высочеству тяжело вечно прятаться в тени и работать, не покладая рук, — вздохнул Лу Шэнь. — Этот слуга был глуп и не следил за языком, поэтому я накажу себя чашей вина.