Седьмой Лорд / Lord Seventh перевод.

Поместье Наньнин, которое было пустынным и спокойным множество лет, казалось, за одну ночь превратилось в кусочек сахара для пчёл. Посетители пребывали непрерывным потоком в течение нескольких дней, перед воротами поместья постоянно двигались экипажи. Цзин Ци чувствовал, что его лицо уже одеревенело от улыбки. Он сокрушённо вздохнул: постоянно улыбаться, прислонившись к дверному проему, действительно было хуже любого физического труда. У Си всю ночь не мог сомкнуть глаз, когда вернулся домой после разговора с Ню Харом у Изумрудного павильона. Он думал, что его воин был разумен, как никогда; действительно, какая разница, мужчина он или женщина, если между ними царила искренность? Юный Шаман понял это совершенно внезапно. Он всегда думает о Цзин Ци, и, чего бы тот ни хотел, У Си сразу хочет заполучить это для него, чтобы сделать его счастливым... и он скучает по нему, если они долго не видятся... разве не это называют любовью? Бесценные материальные сокровища всегда можно отыскать, но честных и добрых людей — отнюдь. Только вот, У Си поистине верил, что тот, кто ищет, тот всегда найдет, будь то богатство или любимый человек. Если не нашел, значит недостаточно искал. Именно поэтому на следующий же день он отправился в Наньнин. Но... на этот раз что-то было не так. Каждый день на рассвете Цзин Ци отправлялся в дворец, но в остальное время всегда бездельничал. Стоило У Си навестить его, и неважно, как давно солнце в зените, глава Наньнина всегда пил, ел да веселился. Только вот... в этот раз, когда Юный Шаман явился после пары дней пряток, Цзин Ци внезапно оказался завален работой. У Си несколько раз приходил, но не увидел даже его тени. Пин Ань носился взад-вперёд, только пятки сверкали, и лишь когда Юный Шаман окликнул его, он объяснил, что занимается подготовкой багажа своего господина. Заметив У Си, Пин Ань поспешно заварил чай. Стоило ему услышать вопрос о том, куда запропастился Цзин Ци, как он тут же увидел в юноше напротив подушку для слёз, поэтому без умолку жаловался, не закрывая рта. — Кто-то в Лянгуане создает переполох... и я не знаю, что... — Пин Ань огляделся по сторонам и понизил голос. — Я понятия не имею, чем думал Его Старейшее Величество, назначая нашего господина Императорским посланником. Я лучше кого бы то ни было знаю, что господин не переносит сильный холод и палящее солнце, а слуги всегда одевали его по велению руки и кормили так же. Стоило ему устать во время прогулки по столице, как за ним присылали повозку, и, сколько я его помню, он никогда не работал ни на минуту дольше положенного, спеша на перерыв за чашкой чая. Это такая долгая поездка, но он запретил мне следовать за ним и приказал внимательно следить за поместьем в его отсутствие. Везде сейчас такая смута, а ему всё по боку, и что нам теперь делать? Как только Пин Ань начинал говорить, его словесную реку было невозможно остановить. У Си выделил главное и сразу ошарашенно спросил: — Он уезжает так далеко? — Вот именно! — слуга ворчал без передышки, закатывая глаза и думая, что единственная жизненно необходимая Цзин Ци вещь заключалась в поиске неприятностей на свою голову. — Не знаю, кто получил с этого выгоду. Во дворце так много чиновников, зад которых не отрывается от кресла и уже порос сорняками, но отправили именно господина. Разумеется, Пин Ань благоразумно опустил то, что в глазах всей столицы Цзин Ци был частью сообщества "приросших задом к креслу". Немного подумав, У Си вытащил из одежд восемь маленьких бутылочек, которые он всегда держал при себе. Он попросил кисть и бумагу, подробно расписал названия и назначение их содержимого, после сего осторожно передал всё Пин Аню: — Передай это ему от меня. Они не займут много места, он сможет держать их рядом. Настолько далеко... там никто не сможет позаботиться о нём, поэтому пусть он хранит их на всякий случай. Пин Ань действительно удивился, поскольку упустил момент, когда этот "умру, если скажу хоть слово" молодой господин вдруг научился почаще открывать рот, но знал, какие штуки тот хранил. То были если не первоклассные яды, значит эксклюзивные и лучшие на свете лекарства, не говоря уже о невероятно редких веществах, распиханных по его тайникам. Едва оправившись от шока, Пин Ань выразил свою глубокую благодарность. У Си покачал головой, встал и молча ушёл. Следующим же утром Цзин Ци покинул столицу настолько поспешно, что успел лишь отправить кого-то в поместье заложников, дабы передать "спасибо". Вставать каждый день еще до восхода солнца вошло У Си в привычку, но на рассвете он не пошел привычно тренироваться, а в одиночестве сел на крыше ближайшего к городским воротам ресторана, молча наблюдая за удаляющимся экипажем Цзин Ци. Сохраняя гробовое молчание он незаметно вернулся в свою клетку, именуемую поместьем заложников. Это расставание длилось бы по меньшей мере полгода... осень и зима пройдут, отдав черёд весне и лету. "Любовь" такая странная. Если бы У Си не приснился тот возмутительный и абсурдный сон, он все так же спокойно разговаривал бы с Цзин Ци, иногда ругая его, а иногда воспринимая его шутки слишком серьёзно. Если бы Юный Шаман не заботился так сильно о значении того сна, то не стал изо дня в день тайно бросать на Цзин Ци беглые взгляды, сравнивая его с тем седовласым мужчиной, и не стал бы так сильно скучать по нему, не осмеливаясь прийти. Если бы не тот разговор с Ню Харом или такие трогательные строчки той женской песни около Изумрудного павильона... Если бы У Си не захотел узнать Цзин Ци лучше и не пошел бы сейчас, чтобы стать ему ближе, возможно, что это едва зажегшееся чувство в сердце еще не разгорелось бы и тихо-мирно потухло бы со словами "что было, то прошло" спустя несколько лет после отъезда главы Наньнина. Впрочем, все шло идеально гладко, будто было предопределено судьбой из прошлой жизни. Если видеть что-то каждый день, то это не всегда найдет отклик в сердце, но стоит начать ворочаться по ночам от невозможности встречи, скучать по чертам лица, каждому волоску и нитке на подоле, которые медленно впитались в душу, — только тогда это та любовь, предопределённая судьбой, когда тоска по возлюбленному становится стократ горче и печаль селится в костях... Всё это было похоже на грядку: семена были брошены врассыпную, случайно пустили корни и пробились сквозь почву, а эти чувства стали уникальным удобрением, заставив их расти, как на дрожжах. Вода тихо журчала перед дворцовыми воротами (1), пока в жизни У Си внезапно ощутилась острая нехватка одного-единственного человека. Потеряв этот огромный кусок, его юношеские чувства вышли из-под контроля в постоянных воспоминаниях о прошлом. (1) Вода тихо журчала перед дворцовыми воротами — отсылка к театральной постановке "Проводы весны на реке Чан": "Прохожие не должны слышать шум воды перед дворцом, ведь то — звук проходящих мимо лет". Цзин Ци не было дела до любви, ведь на горизонте маячила куда более серьезная проблема — его поездка. За исключением стражника по имени Хэ Цзи, назначенного лично Хэ Ляньпэем, и нескольких стражей из его собственного поместья, Цзин Ци взял с собой только Цзи Сяна. По сути, восстание в Лянгуане было просто взбунтовавшейся группой жертв голода, тирании властей и природных катастроф, поэтому они похватали куски битого металла и махались ими направо и налево. Их количество и впрямь пугало, но все они были просто разрозненной толпой. Пусть армия империи уже и не была такой сильной, как при жизни генерала Фэна, но армия оставалась армией. Может, Цзин Ци не справился бы с другими, но для успокоения этих людей у него были свои способы. Глава Наньнина спешил как мог, и ко времени его прибытия восстание уже было успешно подавлено. Все его немногочисленные провокаторы были взяты под стражу и допрошены, а градоначальник Ляо Чжэндун только Цзин Ци и дожидался. Хозяин Лянгуана давно узнал новость о прибытии императорского посланника, поэтому вывел всех своих людей на церемонию приветствия ещё за тридцать ли. Пусть оба они выполняли дело дворца, очевидно, что с Цзин Ци были более вежливы и обходительны — Ляо Чжэндун сейчас попал в крупную переделку, поэтому нервно приказал убивать участников восстания по одному и по двое. Ведь он лучше всех понимал, что, если его деяния станут достоянием общественности по вине какого-нибудь паршивого простолюдина, ему не отделаться и десятью тысячами собственных смертей. Благословение Небес пришло к нему нежданно-негаданно: он узнал, что прибывший в Лянгуан господин встречался с первым принцем до своего отъезда. Предположим, если сейчас Ляо Чжэндун заполучит благосклонность главы Наньнина, это может даровать ему шанс. Сотни тысяч жертв летнего наводнения в Лянгуане оказались обездолены, а затем, будто по проделке Небес, холодные времена года выдались настолько суровыми, что даже ноябрь было невозможно пережить. В некоторых районах Лянгуана, где люди несколько лет к ряду и снега-то не видели, внезапно посыпался град. Количество безымянных трупов после этих событий не поддавалось счёту. Прибытие Цзин Ци пришлось как раз на время небольшого потепления в этих аномалиях, которое случается раз в столетие. Тревожась, как бы почтенный представитель не замёрз, Ляо Чжэндун срочным указом призвал более десяти тысяч человек, чтобы за несколько дней построить огромный навес на тридцать ли из плотного атласа для защиты от ветра и холода, а пространства внутри как раз хватало для проезда экипажа и свиты Цзин Ци. В столице Дацина глава Наньнина насмотрелся на изобилие и роскошь, поэтому замедлил шаги, вдыхая холодный воздух. Цзи Сян и Хэ Цзи шли по обе руки от него и слушали тихие упрёки: — ...украшенные витрины лавок, карнизы павильонов и ступени пагод, поднятые навесы и горой наваленные сокровища, торговцы овощами — и те суетятся, расстилая всюду циновки из драконьей бороды... (2) (2) Из произведения "Зеркало для помощи правительству", где Император Суй Ян, чтобы показать богатство империи, перед прибытием торговцев из другой страны привел в порядок рынок, организовав экскурсии. Тогда каждый павильон подвергся реконструкции, и даже мелким торговцам овощами пришлось расстелить ковры в своих лавках, а деревья вокруг рынка обмотали шёлком. В итоге иностранные торговцы были сбиты с толку тем, что все вокруг сочится изобилием, а нищие у дорог по-прежнему ночевали под открытым небом с коркой хлеба в руке. Ни Хэ Цзи, ни Цзи Сян никогда не притрагивались к божественным писаниям, поэтому они едва поняли, что говорил Цзин Ци, но отчетливо слышали злую нотку в его голосе. — Господин... — прошептал Цзи Сян. Цзин Ци прикрыл глаза, и, когда он слова открыл их, гнев и холодность полностью ушли с его лица, уступив место знакомой улыбке. Ляо Чжэндун привел столько людей за тридцать ли, чтобы встретить его. Все они поклонились ему до земли в знак величайшего уважения, на что Цзин Ци ответил "Его Величество Император в добром здравии", и на этом приличия были соблюдены. — Здесь холоднее, чем я ожидал. Едва я вышел из экипажа, как северо-западный ветер чуть не сбил меня с ног. Благодарю господина Ляо за проделанную работу с навесом. — Почтенный глава Наньнина проделал сюда долгий путь, — тотчас улыбнулся Ляо Чжэндун. — Этот скромный градоначальник просто сделал то, что было в моих силах. Если князя не устроил приём, прошу, не гневайтесь. Градоначальник мысленно вздохнул с облегчением. Судя по виду главы Наньнина, в основном его всё устраивало, да и говорил он вежливо, не придирался. Увидев Цзин Ци воочию, Ляо Чжэндун вспомнил письмо, которое первый принц тайно отправил ему. В нём говорилось, что градоначальнику не стоит беспокоиться, поскольку Император безразличен к Лянгуану и восстанию там, и он просто позволил пытаться разобраться с ним всякому, кто сунется. Похоже, так оно и есть. Как только камень упал с души Ляо Чжэндуна, он сразу оживился. Заведующий образовательными процессами Лянгуана, Ли Яньнянь, был невероятно общительным и весёлым человеком. Уловив характер Цзин Ци, он тут же затянул его в праздный разговор. Впрочем, Цзин Ци был из тех, кто всегда умел ладить с людьми и уместно льстить, поэтому они нашёл общий язык. Сразу же после приёма Ляо Чжэндун устроил невероятный пир в честь прибытия Цзин Ци. Несмотря на дружелюбный вид последнего, никто не мог понять, что на самом деле творилось в его голове, но, по крайней мере, он с примерным видом принимал заботу о себе. Все несколько сотен чиновников Лянгуана собрались, чтобы составить ему компанию. На банкете были поданы восемьдесят один редкий деликатес и шестьдесят четыре вида высококлассных морепродуктов. До этого Цзин Ци думал, что идеально разбирается в еде, питье и веселье, но половину из всего этого списка блюд он впервые видел. — Страж Хэ, слышал ли ты так много названий, когда Его Величеству накрывали на стол? — Цзин Ци не смог бы спокойно спать, если бы не подшутил над ним. — Сегодня этот подчинённый впервые понял, сколь он неосведомлён, — тихо ответил Хэ Цзи. — Да? Этот глава поместья тоже только сегодня узнал, что значит "владеть несметными богатствами", — с улыбкой сказал Цзин Ци. Стоило прозвучать этим словами, как Ляо Чжэндун покрылся холодным потом с головы до пят прям посреди морозной зимы. Разве такие речи не означали, что он затмил императора?.. Э-это... это ведь было просто безмерно неуважительно! Он поднял взгляд, чтобы посмотреть на Цзин Ци, пока внутренности сводило от испуга, но глава поместья только лишь улыбался. — Теперь ясно, почему многие так стремятся приехать в эти края. Оказывается, занимать высокий пост в Лянгуане очень прибыльно. Как повезло этому главе поместья, раз именно мне позволили отправиться сюда. Обычно всё свое свободное время я провожу в поместье, поэтому у меня никогда не было возможности повидать мир. Господин Ляо, если в будущем ты когда-нибудь навестишь столицу, не обходи Наньнин. Я хотел бы отплатить за тёплый приём. Был ли этот юноша идиотом или он специально?.. Пристально всматриваясь в невинное и улыбчивое лицо Цзин Ци, Ляо Чжэндун поддакивал ему снаружи, пока в голове царил беспорядок. Под предлогом похода в уборную он свернул на задний двор и взмахом руки подозвал к себе слугу, дав ему некие указания. Вот почему, когда все уже наелись и напились досыта, откуда-то вновь поднялся галдёж. Никто не успел отреагировать, как Ляо Чжэндун уже гневно прикрикнул: — Кто здесь содрал шкуру живого леопарда, раз осмелился шуметь в присутствии почтенного представителя Императора?! Обратив внимание, Цзин Ци неторопливо отложил свои палочки и огляделся.