Седьмой Лорд / Lord Seventh перевод.

Выцветший конверт был плотно набит всякой всячиной. Семейное прошлое Ли Яньняня, полный список родственников и абсолютно все сорок три года его жизни, расписанные поминутно мелким почерком. Он бегло прошелся взглядом по строчкам (1). Чем дольше Распорядитель Ли смотрел на свитки, чем сильнее его пожирал животный ужас и к последнему слову на бумаге его руки била мелкая дрожь. (1) 一目十行(yīmù shíháng) — одним взглядом охватывать десять строк (обр. в знач.: быстро читать; пробегаться глазами). Он не мог избавиться от чувства, что все эти годы за ним по пятам ходила пара глаз, и его спина в миг покрылась холодным потом. — Господину Ли и впрямь несказанно повезло в семейной жизни, — Цзин Ци невозмутимо отставил свой кубок с вином. — Несмотря на толпы служанок в своем доме благодаря богатству носителя чиновничьего титула, вы все еще можете отведать сделанные рукой вашей жены сладости — подношения богу домашнего очага (2) перед малым Новым годом (3). Этому, несомненно, можно позавидовать. (2) Речь о Цзаоване (灶王 zàowáng), боге домашнего очага. Предельно следующие традициям люди совершают ему подношения (карамельные сладости) за день до малого Нового года, чтобы Цзаован приглядывал за благополучием семьи весь следующий год. (3) Малый Новый год (или малый сочельник) — это праздник сяонянь (小年; xiǎonián), который отмечают на 23-й день 12-го месяца по китайскому лунному календарю. Сяонянь отмечается за неделю до китайского Нового года и в 2023 году, например, выпадает на 14 января по григорианскому календарю. Малый новый год... он ведь прошел вчерашней ночью! Цзин Ци вздохнул с деланным беспокойством: — Вы вместе пьете чай за чтением книг, любите и почитаете друг друга, живете душа в душу (4), так ради чего вы так рискуете? Разве не высшее благо — иметь под Небесами место, где после пройденных вами трудностей ваш близкий человек ждет вас с зажженными лампами? Я прав, господин Ли? (4) Один из эпиграфов авторства Чжао Минчэна (1081-1129гг.), известного китайского поэта и политика династии Сун. На обычно приветливом и доброжелательном лице Распорядителя появилось мертвецкое выражение вперемешку со страхом. Не обратив на это ни капли внимания, Цзин Ци повторил вопрос: — Скажите, прав ли я? На мгновение воцарилась тишина. Цзи Сян молча стоял в стороне, не смея издать ни звука, и ему казалось, что в этом маленьком павильоне вдруг стало нестерпимо холодно и одиноко. Улыбка не сползала с лица Цзин Ци, но страх на лице Ли Яньняня уже вскоре сменился непоколебимой решительностью и бесстрашием. — Князь прав, — кивнул он. Глава поместья наконец убрал эту испытующую улыбку. Когда он переставал улыбался, с него будто сходила пелена облаков и тумана. Он медленно встал, завел руки за спину и прислонился к перилам павильона, глядя вдаль. Тысячи ли хлопьев белоснежного снега вокруг напоминали огромный чистый океан, далекий от хлопот земель и способный смыть всю грязь человеческого мира за один закат. Прошло немало времени, прежде чем раздался голос Цзин Ци: — С момента прибытия этого главы поместья в Лянгуан, вы с завидными рвением и прилежностью выполняли свою работу, господин Ли. Это ведь градоначальник Ляо выдвинул вас на должность при дворе? На мой взгляд, способности и методы господина Ли весьма хороши и не должны находить себе применение в подобном месте. Ли Яньнянь слушал его, затаив дыхание. — Градоначальник Ляо весьма близок со Старшим Высочеством, — продолжил Цзин Ци. — Вам ведь хорошо известно, как часто он использует имя Хэ Ляньчжао в своих интересах? Этот глава поместья хотел бы спросить вас о том, сколько воинов армии сейчас служат под личным командованием Ляо Чжэндуна? Сколько купцов на землях Лянгуана были вынуждены давать ему взятки? Сколько должностей было продано им ради того, чтобы набить собственный карман? Сколько человеческих жизней здесь скосили, как траву? Как много людей воспользовалось недавним восстанием, чтобы посеять смуту по дворце? Распорядитель Ли остался спокоен. — Отвечая князю, у Ляо Чжэндуна в распоряжении шестьдесят тысяч человек частной армии и бессчетное количество личного вооружения, которое хранится на четырех складах. Не считая мелких коррупционных сделок с небогатыми торговцами, он долгое время поддерживает нелегальный рынок четырех влиятельнейших местных купеческих семей. Количество лично проданных градоначальником должностных титулов с того момента, как этот скромный чиновник начал вести учет, составляет восемьсот шестьдесят четыре места. Имена всех убитых из-за этих махинаций зафиксированы в ведомостях. А что до восстания... — Ли Яньнянь сделал небольшую паузу и мягко улыбнулся. — Князь, небо знает, земля знает, он знает и я тоже знаю. Было очевидно, что вы лишь притворяетесь глупцом, но прекрасно все понимаете. Цзин Ци спокойно ответил, повернувшись к нему спиной: — Ли Яньнянь, ты совершенно позабыл о благодарности. Всё это ты понял еще тогда, когда впервые меня встретил. Ты из тех, кто с легкостью читает желания людских сердец и невольно вызывает симпатию. Нет кандидата лучше тебя, чтобы противостоять Хэ Ляньчжао. Ляо Чжэндун так долго подлизывался перед столицей и получал поддержку на стороне, что ты без проблем взлетел бы по карьерной лестнице и переехал бы в столицу, не так ли? Полагаю, господин Ли поистине невероятно скромен, ведь даже когда все сложилось в твою пользу, ты лишен стремлений подняться выше. Уверен, Ляо Чжэндун даже предположить не мог, что взрастил белоглазого волка (5), который записывал компромат на него в мельчайших деталях. (5) 白眼狼 (báiyǎnláng) — обр. неблагодарный, бессовестный, бесчестный человек. Ли Яньнянь опустился на колени, снял свою чиновничью шляпу и отложил ее в сторону в знак покорности. — Этот скромный чиновник лишь желал справедливости. Я родился в небогатой семье, был воспитан своими родителями до совершеннолетия и ответил князю потому, что дорожу ими. Вы, право, умело заправляете нитями дворцовых интриг, но обвинение о "белоглазом волке" на своем имени я не вынесу. Уважаемый глава Наньнина, нет нужды говорить о том, что я заслуживаю наказания. Я, Ли Яньнянь, всю жизнь вел себя достойно и встречал невзгоды с прямой спиной, поэтому моя смерть не будет бессмысленной. С этими словами он опустил глаза, словно ему было неприятно смотреть на Цзин Ци. Князь еще раз прошелся по распорядителю оценивающим взглядом и выражение его лица постепенно смягчилось. Он наклонился и с привычной улыбкой протянул руку, чтобы помочь мужчине подняться. — Если я накажу господина Ли, то кто поможет мне отдать Ляо Чжэндуна под суд и привлечь его к ответственности вместе со всеми сообщниками? Ли Яньнянь резко поднял голову с таким выражением лица, что Цзин Ци невольно расхохотался.

***

Снег несся по бирюзовому небу, очищая все вокруг. После ста пасмурных дней в Лянгуане пробился солнечный свет. Цзин Бэйюань и Ли Яньнянь обсудили дальнейший план и Хэ Цзи выпроводил распорядителя. Темная беззвучная тень (6) мелькнула на заднем дворе и невесомо запрыгнула в открытое окно: (6) Цингун (輕功) — это совокупность техник, позволяющих мастеру боевых искусств передвигаться с невероятной скоростью; высоко прыгать и бегать по вертикальным поверхностям. — Князь! — взволнованно сказал пришедший Лян Цзюсяо. Цзин Ци кивнул и протянул ему руку. Лян Цзюсяо вытащил из лацканов мантии письмо и протянул его князю со словами: — Это ответ генерала Цуй. Полным именем "генерала Цуй" было Цуй Иншу. Когда-то он находился непосредственно под командованием Фэн Юаньцзи. Несколько лет прошло с тех пор, как великий главнокомандующий почил, и теперь Цуй Инши не годился ни на что, кроме роли массовки при подавлении восстания. Взяв конверт, Цзин Ци распечатал его, бегло прочел письмо и усмехнулся: — Лучше не придумаешь. Теперь мы можем просто наблюдать, как кое-кто сам загонит себя в ловушку, — и всё же, с этими словами глава поместья предусмотрительно поднес бумагу к пламени свечи и сжег дотла. Цзин Ци терпеливо дождался, пока Цзи Сян подаст им обоим чай, прежде чем кивнул взбудораженному юноше, принесшему письмо: — Садись. Лян Цзюсяо уставился на него своими большими глазами, полными заботы. Его умение менять свой лик было действительно выдающимся. После того, как он умылся, линии его лица стали более четкими, а выражение по-детски откровенным. Несмотря на непомерный опыт Цзин Ци, даже он испытал укол разочарования от того, что невероятная красота и аромат орхидей в ночь встречи с Лян Цзюсяо были точно такой же подделкой, как и эта, пусть даже он знал это с самого начала. — Глава поместья, позвольте мне снова встретиться с генералом Цуй! — воскликнул Лян Цзюсяо. — Мы махом схватим этого ублюдка Ляо Чжэндуна! Цзин Ци бросил на него искрометный взгляд. — Если ты посмеешь сунуться туда и создать мне проблем, я сломаю... я позову твоего шисюна, чтобы он сломал тебе ноги. Лян Цзюсяо обиженно уставился на него, но внимательно слушал, как ему объясняют с завидным терпением: — Ляо Чжэндун не первый год градоначальник Лянгуана, его влияние здесь глубоко пустило свои корни. Всякие крупные торговцы-сплетники не раз пытались его подставить, но всегда оставляли себе пути отступления. Дураков мало. Все остальные же наблюдают за пожаром с противоположного берега (7) и внимательно следят за действиями правящей династии. Каким образом генерал Цуй без стоящего предлога прижмет градоначальника Лянгуана к стенке? Ни один старый идиот на высокой должности в здравом уме не высунется и не поддержит нас, не говоря уже о личной армии Ляо Чжэндуна. Кто справится с шестьюдесятью тысячами человек? Мы с тобой? (7) 对岸观火 (duìànguānhuǒ) — оставаться безучастным зрителем; оставаться безучастным к чужому несчастью, моя хата с краю. Глупо моргая от ругани главы поместья, Лян Цзюсяо не сводил с него любопытных глаз. Цзин Ци тяжело вздохнул. Пока ситуация не была накалена до предела, он мог позволить себе долгим и нудным путём объяснить эту болвану, как ненароком не влипнуть в неприятности. — В любом случае, яма уже вырыта. Ляо Чжэндун обязательно в нее попадется, а пока я спрошу тебя: чего градоначальник сейчас желает больше всего на свете? — Ээ... Потеряв всякую надежду на то, что Лян Цзюсяо сможет так просто ответить, Цзин Ци объяснил: — Люди вроде него, привыкшие играть роль местных императоров, очень высокомерны и своенравны. Сейчас Ляо Чжэндун больше всего полагается на поддержку Первого Высочества. Уверен, с началом восстания он думал, что это плевое дело, которое мигом разрешится и больше не повторится, именно поэтому самое его заветное желание сейчас — восстановление и укрепление отношений с теми крупными сплетничающими торговцами. Если бы они не посеяли смуту за его спиной, восстание в Лянгуане никогда бы не случилось. Лян Цзюсяо завороженно ловил каждое слово. — Кто бы мог подумать, что Хэ Ляньчжао лично даст мне список их имён... солдаты были брошены ради защиты колесниц (8). Все сводится к тому, что градоначальник Ляо для первого принца лишь бесполезная марионетка (9), — Цзин Ци сделал глубокий вдох перед тем, как продолжить: — Весь секрет искусства подкупа в том, чтобы знать себя и своего врага — все, что он хочет получить, ему нужно дать. Я дал ему эту идею и так уверен в своих словах как раз потому, что в глубине души Ляо Чжэндун тоже это понимает. Если бы было наоборот, вне зависимости от моих доводов он счел бы меня несмышлёной игрушкой Императора и вежливо выпроводил бы. Хотя, зная его, пусть наши мнения и совпали, этот старикан все равно воспользуется ситуацией иначе. (8) Речь о Сяньци (象棋; xiàngqí) — это китайские шахматы. Сравнивая с более привычными нам шахматами (западными), солдаты — это пешки, а колесницы — ладьи (туры). (9) В анлейте "is only a round fan in the autumn chill" — "лишь круглый веер в осеннюю стужу", обр. бесполезный, незначительный. Цзин Ци внезапно прервался, мысленно вернувшись в столицу. Всё это было так похоже на время, когда он читал лекции тому немногословному юноше, и невольно вызвало у князя легкую улыбку. Но всё же, когда Цзин Ци повернул голову, вместо упрямого, но умного ребёнка он обнаружил глупого мальчика с отвисшей в недоумении челюстью. Он в миг почувствовал себя до крайности раздосадованным и в нетерпении спросил: — Понимаешь, о чём я? — Нет, — предельно честно ответил Лян Цзюсяо. Цзин Ци раздраженно закатил глаза и прямо отчеканил: — Такие старые вьюны, как они, постоянно выскальзывают из рук. Все, что они могут — наживаться на чужих бедах. Я поднял тот вопрос при Ляо Чжэндуне, поэтому, конечно, он захочет извлечь выгоду и из меня. А что до торговцев? Все они в глазах градоначальника Ляо мешки с деньгами, поэтому он уже начал подумывать о том, чтобы скормить слонов этим жадным змеям (10) ценой моего имени. Как удобно — замять все дела моей рукой и аккуратно переложить на меня клеймо ублюдка, промышляющего взятками на посту чиновника. (10) Речь о Башэ (巴蛇; bāshé) — подобном удаву громадном змее из китайской мифологии, который поедал слонов. Сообразительный Цзи Сян тут же огляделся: — Господин, разве не вы просили господина Ли провести расследование обо всех людях из того списка имён? Вы сказали, что торговцы — это мешки с деньгами, так разве они не получают выгоду от сотрудничества с Ляо Чжэндуном? Цзин Ци улыбнулся, подумав, что Пин Ань лучше справляется с должностью управляющего, но в изобретательности не идет ни в какое сравнение с Цзи Сяном. — Не переживай. Когда придёт время, ты устроишь банкет для всех этих вставших на праведный путь знатных господ. Цзи Сян хитро улыбнулся в ответ. Лян Цзюсяо опомнился спустя долгое время и, запинаясь, спросил: — Э... тогда, князь, а что... что мне делать? — Я столько всего наговорил, а ты ничего не понял? — раздраженно сказал Цзин Ци. — Нет... — "Нет" да "нет", ты что, призрак утопленника? — князь схватил ближайшую книгу и с размаху ударил ей по бестолковой голове юноши. — Всё уже готово и единственное, чего нам не хватает, это весеннего ветра, поэтому иди и раздобудь себе женскую одежду ради этого главы поместья! В канон Нового года Цуй Иншу вернулся с триумфом, ведя за спиной войска и пленных, и в эту честь глава поместья Наньнин устроил официальный банкет. Однако посреди песней и танцев в банкетный зал ворвалась пара гвардейцев, за которыми следовала огромная вереница людей — богато разодетые торговцы в блестящих украшениях, притворно высоконравственные ученые и все жертвы стихийных бедствий в изодранной одежде, исчисляющиеся в тысячах. С собой они принесли невероятно длинное письмо на бессчетное количество слов, где кровью были выведены обвинения против градоначальника провинции Лянгуан Ляо Чжэндуна и большой группы должностных лиц. Застигнутому врасплох Ляо Чжэндуну ничего не оставалось, кроме как прикинуться идиотом, рухнуть на колени и громко зарыдать из-за якобы несправедливых обвинений. Цзин Ци взял кровавую записку, притворился, что читает, а затем со смешком сказал два слова: — Схватить его. Пока охрана Ляо Чжэндуна не спешила ничего предпринимать, занимательные "красавицы" на сцене вдруг обратились демонами и легко взяли под контроль всех присутствующих. Вместе с тем Цуй Иншу уже расставил свои войска и оцепил периметр. — Да как ты смеешь ко мне прикасаться, Цзин Бэйюань?! — рассверипел Ляо Чжэндун. — Страх потерял?! Совсем не боишься, что десятки тысяч моих солдат станут бродячими преступниками и с этого дня Лянгуан не будет знать покоя?! Цзин Ци подпер подбородок рукой, полностью его проигнорировав. — Господин Ли? Где Ли Яньнянь? — Этот скромный чиновник здесь, — названный мужчина шагнул вперед. — Отчитываясь перед князем и генералом, жалованье солдатам успешно выплачено. Те, кто хотел уйти, взяли деньги и отправились на покой, остальные же примкнули к войскам генерала Цуя. От шока глаза Ляо Чжэндуна были готовы вывалиться из орбит; он уставился на Ли Яньняня, потеряв дар речи. — Разве я не говорил вам, господин Ляо? — с улыбкой спросил Цзин Ци. — У вас нет ни единого качества знаменитых генералов. Когда Хань Синь (11) вёл войска, он осмелился заявить, что чем их больше, тем лучше, но разве ты можешь так сказать? Неважно, сколько людей в твоем подчинении, если все они лишь разрозненная толпа. Эй, задержите их уже! (11) Хань Синь (韓信) — известный военный генерал, служивший Лю Бану (первому императору династии Хань, Гао-цзу) и внесший огромный вклад в основание династии Хань. Его также называют одним из трех великих героев Хань (漢初三傑). Ляо Чжэндун скоропостижно скончался в тюрьме через три дня после заключения, причина смерти не установлена. В докладе Цзин Ци значилось "Мятежный предатель покончил с собой", и единственным ответным комментарием Хэ Ляньпэя был "Какая милосердная смерть для такого гнусного предателя!". Куча мелких сошек, которые обычно подхалимничали перед Ляо Чжэндуном, либо стали козлами отпущения и пострадали от последствий раскрытия заговора, либо переобулись и поливали почившего градоначальника грязью каждый божий день, чтобы все вокруг знали, что они далеко не такие. Дело Лянгуана было успешно завершено, и всё это благодаря главе поместья Наньнин. Цуй Иншу внес огромный вклад в раскрытие преступлений Ляо Чжэндуна и воодушевленно вернулся ко двору со своими войсками, получив разрешение привлечь в свои ряды еще больше людей. Ли Яньнянь еще долгие годы будет тише воды, ниже травы. Один раз попав ударом точно в цель, он исчерпал тьму внутри себя и наконец вздохнул спокойно. Каждый житель Лянгуана праздновал. Хэ Ляньпэй был только рад провести обыск и изъять все имущество предателя двора, перенаправив нечестно нажитое в казну внутренних дел. Хэ Ляньчжао, на удивление, тоже был доволен. Цзин Ци превосходно справился с этим делом — предотвратил въезд преступника в столицу живым, не оставил следов и никак не обвинил самого первого принца. Потеря потенциальных личных войск стала большим горем, но Хэ Ляньчжао ясно видел ситуацию — Ляо Чжэндун сумел свести потери к минимуму. Ли Яньнянь тоже был хорошо ему знаком — спустя несколько лет, когда разговоры поутихнут, земли Лянгуана снова станут его неиссякаемой сокровищницей. Толку искать разницу между Ляо Чжэндуном и Ли Яньнянем? Разные имена и фамилии, но все они одной породы шавки. Цзин Ци испустил легкий вздох облегчения по пути в столицу.