Седьмой Лорд / Lord Seventh перевод.

Весна шла медленно и молчаливо; зверский мороз понемногу отступал. Холодную погоду сменяла тёплая, а затем снова холодная, будто это были тактические наступления и отступления. Цзин Ци с безразличным лицом вышел из покоев императора и в экипаже направился обратно в Наньнин. Про себя он подумал, что на этот раз и впрямь перегнул палку. Из-за вида молчаливого паиньки большинство чиновников дворца воспринимали его как обычного богатого бездельника, но начиная от слушания с обвинениями Цзян Чжэна в сторону секретаря и пограничного генерала и заканчивая инцидентом в Лянгуане все действия Цзин Ци шли вразрез с его игрой на публику. Те, у кого имелась хоть толика подозрений, теперь видят его намерения насквозь. Слова "Однажды он захотел петь, и его первая песня поразила мир" были сказаны о короле Чжуан Чу (1), и если они вдруг свалятся на голову Цзин Ци, приятного будет мало. (1) Король Чжуан Чу (楚莊王) — монарх династии Чжоу Государства Чу в период Весен и Осеней (Чуньцю, с 722 по 481 гг. до н. э.) в древнем Китае. По одной из легенд он несколько лет жил праздной жизнью и болт клал на дела страны, а потом вдруг резко одумался и начал делать огромные успехи в качестве правителя. Однажды успокаиваются даже самые бурные воды. Цзин Ци отослал всех слуг и остался один в своих покоях, бессознательно теребя меж пальцев висящее на шее кольцо с жадеитом, подаренное ему У Си. Судя по словам Хэ Ляньпэя, похоже, пришла пора отступить. В конце концов, это борьба сыновей по фамилии Хэ. Весьма заманчиво время от времени подливать масло в огонь, но подниматься вместе с ними на сцену и устраивать громкие представления... ну уж нет. — Где Пин Ань? Пин Ань! — внезапно позвал Цзин Ци. За стеной донесся приглушенный ответ, и слуга тотчас толкнул дверь, проходя внутрь покоев: — Господин. — Во время женитьбы наследного принца я был в отъезде, — поразмыслил Цзин Ци. — Он — мой близкий друг, и все эти годы он был к нам добр, поэтому мне кажется, что мое отсутствие на таком важном событии стало грубостью. Пин Ань понял скрытый намек в его словах и в шоке уставился на Цзин Ци: — Господин, будьте уверены, несмотря на ваш отъезд из столицы мы, слуги, хорошо позаботились о свадебных подарках. Когда они готовились, я просил вас взглянуть на них... и, кроме того, вы ведь можете лично отправиться в Восточный дворец, чтобы извиниться за ваше отсутствие. Всякий раз Цзин Ци безмерно веселили умозаключения Пин Аня, поэтому он намеренно поддразнил слугу: — Отправиться лично? Разве этого князя не обвинят в неискренности, если я явлюсь туда с пустыми руками? — Как вы можете быть неискренним? — быстро опомнился Пин Ань. — Разве есть подарки лучше, чем ваш личный визит? — Мне все еще хватает ума понять, что я не настолько ценен, — ответил князь. Он повернул голову и столкнулся с перекошенным, большим и плоским лицом Пин Аня. Внутренности Цзин Ци свело из-за этого выражения, и он щелкнул пальцами меж бровей слуги: — Поместье что, обеднело в моё отсутствие? Это просто небольшой подарок для наследного принца, никто не сочтет мою любезность неуместной. Ты такую гримасу состроил, будто я заставляю тебя гробовые доски в ломбард закладывать. Не глупи и делай то, что сказано, — отругал он. В Наньнине было не так много слуг. Цзин Бэйюань родился в знатной семье, поэтому о таких огромных cуммах, которые он тратил каждый день, в обществе говорить было не принято, но лишний раз он деньгами не разбрасывался и щедрился в соответствии с какой-никакой нормой. Несмотря на его любовь к шалостям и развлечениям, это никогда не было чем-то из ряда вон выходящим, а большая часть расходов поместья уходила на связи и взятки. Пин Ань мысленно горевал и сетовал. Тот, кто никогда не зарабатывал деньги, в итоге стал тем, кто не знает, как с умом их тратить, но слуга здесь был бессилен, поэтому не переставал измученно ворчать себе под нос. Не ночуя в Наньнине, Цзин Ци сразу отправился в Восточный дворец. Обычно лица молодоженов первое время светятся от счастья, но почему-то наследный принц выглядел изможденным и куда более измученным, чем сам Цзин Ци, который едва вернулся в столицу, но уже вынужден бегать взад-вперед без возможности сделать глоток воды. Только увидев Бэйюаня, на угрюмом лице Хэ Ляньи появилась толика того послебрачного света, и он потянул его ближе за запястье, прежде чем тихо вздохнуть: — Ты похудел. Не дождавшись ответа Цзин Ци, наследный принц обратился к слуге: — Ступай, посмотри, готов ли лечебный отвар, и попроси кого-нибудь подать миску князю. — Нет, только не это! Я не вынесу этот ужасный вкус, — замахал руками Цзин Ци. Хэ Ляньи полностью проигнорировал его громкие протесты: — Как твоя поездка? Я слышал, что в этом году в Лянгуане было холоднее обычного, ты замерз? — его взгляд был даже мягче привычного, и то ли из-за минутного забытья, то ли из-за всплеска эмоций от встречи наследный принц забыл отпустить запястье Цзин Ци. Тихо кашлянув, князь отступил на полшага в сторону и беззаботно вынул свою руку из хватки Хэ Ляньи. — О чем ты говоришь? Ляо Чжэндун угощал меня хорошей едой и питьем, а еще соорудил огромный навес длинною в несколько ли лишь ради того, чтобы я не замерз. Моя жизнь там была куда более комфортной, чем в столице. На короткое мгновение Цзин Ци показалось, что выражение лица наследного принца скрывает под собой еще что-то, но он сознательно отказался об этом думать. После укуса змеи люди десяток лет боятся веревок. Иногда, пока ты пытаешься справиться с болью, страх подкрадывается незаметно. Внезапно для себя Цзин Ци понял, что напуган до полусмерти, и что только и ждет, пока подвернется повод отойти еще на пару шагов дальше от Хэ Ляньи. Поговаривали, что в далеких странах существовали животные, которых называли слонами. Громадные и с длинным носом, они обладали силой десятков тысяч львов. Если кого-то с детства приковать цепью к деревянному столбу, то даже много лет спустя, когда у этого человека появится возможность обвиться вокруг столба и вырвать его с корнем, он все равно не сумеет избавиться от остатков крошечного кола. Цзин Ци лучше других знал, что инстинкту нельзя сопротивляться, ведь временами он ставил всё на Хэ Ляньи. Выражение лица наследного принца немного потускнело; он самовольно отпустил Цзин Ци, ровно сел и сделал пару глотков чая, как ни в чем не бывало. — Я слышал, что ты только сегодня вернулся и почти сразу пошел с докладом к отцу-императору, так почему ты сейчас не отдыхаешь, а пришел ко мне? — Потому что у меня есть для вас подарок, Ваше Высочество, — улыбнулся Цзин Ци. — Я беспокоился, что позже вы уже не сможете получить его. Князь велел слугам принести сундук, и Хэ Ляньи, мельком оглядев его, сразу понял, что это за "подарок" такой. Он наклонил голову, молча улыбнулся и махнул рукой, чтобы все посторонние вышли. — Неужто ты отыскал нечто интересное на Хэ Ляньчжао? Цзин Ци тщательно выбирал слова, когда объяснял подробности своей поездки в Лянгуан и открывал сундук, поочередно выуживая из него картины, кисти, чернильницы и другие изысканные подарки, подобранные его наметанным глазом. Они выглядели действительно дорого, достойно подарку Восточному дворцу. В любое другое время Хэ Ляньи был бы рад получить их, но сейчас у него отбило всякое желание. Он внимательно наблюдал, как Цзин Ци раскладывал на полу эти ручные и с трудом добытые изделия так, будто открывал собственную лавку, пока не заметил, что под слоем этих картин сундук битком набит плетеными книгами учёта. Хэ Ляньи встал, взял одну и книг и пробежался глазами по строчкам. Чем больше он читал, тем больше потрясался и норовил быстрее схватиться за следующую часть учёта. Глаза обычно спокойного и сдержанного наследного принца превратились в два медяка. — Где... ты откуда это взял? — приглушенно спросил он. — В этих книгах описаны абсолютно все незаконные сделки между Ляо Чжэндуном и торговцами Лянгуана на протяжении многих лет, без исключений, когда и как он продавал должности и титулы, — сказал Цзин Ци. — В своем положении Ли Яньнянь без проблем записал их все. А остальное... это записи каждой из встреч градоначальника Лянгуана с людьми из дворца. Все это удалось найти, когда управляющий поместья Ляо Чжэндуна не стерпел ожесточённых пыток и послушно показал нам ход в потайную комнату. Услышав неладное, Хэ Ляньи сразу нахмурился: — Вы осмелились пытать осужденного во время допроса? Великая Цин никогда не терпела жестокости, за исключением особых решений Имперского управления. Даже посланник Императора не мог зайти в допросе дальше, чем передать дело суду или нанести пару ударов хлыстом. Никому не было дозволено пытать осуждённых в частном порядке. Цзин Ци улыбнулся, тихо бросив: — Никто не узнает. ...Все, кто знал, уже мертвы. Хэ Ляньи долго смотрел на Цзин Ци сложным выражением лица, после чего вздохнул: — Бэйюань, ты не должен... делать такие вещи. Цзин Ци приподнял уголки губ в улыбке. — Ваше Высочество, я готов трудиться ради вас, как собачонка на побегушках, лишь бы вы не забыли о моих стараниях в будущем, — многозначительно заявил он. Наследный принц наблюдал за ним своими глубокими глазами, в которых, казалось, промелькнуло разочарование, и, стоило Цзин Ци договорить, он махнул рукой: — Что сделано, то сделано, ладно уж. Ты... так или иначе, будь осторожен. — Разумеется, — поднял руку Цзин Ци. — Благодарю за ваше наставление, наследный принц. В таком случае, не смею и дальше нарушать ваш покой. Глядя на болезненное выражение лица Хэ Ляньи, князь замолчал, поклонился и поспешил к двери. Когда он уже собирался толкнуть её, наследный принц внезапно заговорил за его спиной: — Ты отказался отдыхать после посещения дворца, сразу же бросившись ко мне. Отец-император тебе что-то сказал? Цзин Ци встал, как вкопанный. Вообще-то... не медля ни секунды отчитываться перед императором после раскрытия такого огромного дела считалось нормой, но сразу же бежать к кому-то еще было сродни добровольному возложению на себя подозрений в заговоре. Например, даже если бы Хэ Ляньчжао разрешили, он никогда бы не набрался смелости идти к Цзин Ци сразу после его возвращения с Лянгуана, чтобы подарить ему всякие безделушки в знак доброй воли. Своим беспокойным личным визитом в Восточный дворец сразу после отчета Его Величеству он не оставил никому сомнений, что является сторонником партии наследного принца. Но всё оставалось весьма неявным, пока Хэ Ляньи почему-то не решил прямо ткнуть ему в это. — Не понимаю о чём вы, Ваше Высочество, — ошеломленно оглянулся Цзин Ци. Хэ Ляньи даже не смотрел на него, только тихо сказал, с неясным подтекстом: — Не переживай, хорошо? Не переживать? Не переживать о чём? "Не переживай" о Хэ Ляньпэе, Хэ Ляньчжао или о самом Хэ Ляньи? Мысленно позабавившись, Цзин Ци решил до последнего играть роль дурачка: — Ваше Высочество, с вами всё в порядке? О чем же я могу переживать? С этими словами он поклонился и покинул Восточный дворец. После его ухода пламя свечей замерцало. Хэ Ляньи почему-то почувствовал себя и умственно, и физически истощённым. Когда Хэ Ляньчжао понял, что Цзин Ци обвёл его вокруг пальца, все возможные документы и улики уже были в руках наследного принца. Первое Высочество был в истинном ужасе, но понял одну вещь — теперь он действительно в одной лодке с наследным принцем. Он выплеснул свою ярость, мысленно линчевав Цзин Ци на куски несколько сотен раз. Каждый год он стрелял в гусей, но на этот раз гусь выклевал ему глаза. Кто бы мог подумать, что этот наивный бездельник, Цзин Бэйюань, на самом деле был тёмной лошадкой и принимал во внимание всех и вся, плетя собственные нити интриг? Этому старику на императорском троне лучше бы пока не умирать, иначе... если он вдруг умрет... Если бы план восстания в Лянгуане прошел без осечек, все книги учёта в руках Хэ Ляньи превратились бы в бесполезную груду бумаги. В это время Цзин Ци разговаривал с У Си. — Старший принц своей родной империи имеет великое множество рычагов давления, но я не смогу отдать ему то, чего у меня нет. Раз уж я не могу его подкупить, пришлось принудить его сесть на один со мной стул... кстати, здесь я должен быть признателен Хэ Ляньци. У Си успешно возобновил свою привычку ежедневно являться в Наньнин в одно и то же время, только теперь он начал относиться к этому чересчур серьезно. Он специально купил целую кучу книг — от простых писаний "Трехсимвольной классики" (2) и "Стандартов хорошего ученика и ребёнка" (3), до всех "Четырёх книг и Пяти канонов", и приходил в поместье каждый день, чтобы приставать к Цзин Ци с объяснениями этих трактатов. (2) Классический трёхсимвольный текст (三字经 ) — один их классических текстов конфуцианства для детей, написан в 13 веке. (3) Еще один классический конфуцианский детский текст, написан в 17-18 веке. Цзин Ци полюбилось читать лекции, а У Си искренне слушал его, и со временем они стали выглядеть как истинные учитель и ученик. Цзин Ци как-то раз даже пошутил, что У Си должен проявить к нему сыновнее почтение и оплатить частные уроки, но кто же знал, что в тот же день Юный Шаман наведет справки о надлежащей плате учителям за обучение и следующим утром явится на порог Наньнина с внушительной суммой. Князь Наньнина, который впервые за все жизни заработал деньги собственным трудом, на миг опешил. А Синьлай, человек прямолинейный, встревоженно думал "Разве Юный Шаман не сказал, что этот человек ему нравится? Почему тогда он ничего не предпринимает?". С аурой встревоженного императорского евнуха, обращающегося к невозмутимому императору, он тихо спросил У Си: — Юный Шаман, если вы продолжите в том же духе, разве согласится он вернуться в Наньцзян вместе с вами? Взгляд У Си ни на секунду не оторвался от книги в его руках, но он ответил: — Я ещё не говорил ему. — Почему же? — засуетился А Синьлай. — Вы боитесь, что он вам откажет? У Си кивнул, затем сразу же покачал головой: — Даже если бы он был согласен, сейчас я слишком слаб. Разве смогу я оградить его от волнений, если вновь случится что-нибудь непредвиденное? Сначала я должен стать сильнее, чтобы быть в силах защитить его. А Синьлай задумался, но все же осторожно спросил: — Тогда... тогда что вы будете делать, если не понравитесь ему? У Си растерялся, но спустя время уверенно ответил: — Я буду хорошо с ним обращаться, но, так или иначе, он будет знать о моих чувствах. Юный Шаман поднялся, зашагал в свой кабинет и оставил А Синьлая в одиночку дергать себя за волосы от отчаяния.