Глава 41. Секрет в цвету.
8 января 2024 г. в 22:16
— "Тактическим отступлением" называют часть стратегии, соблюдая которую войско нарочно отступает после успешного продвижения вперед.
Цзин Ци был одет в широкую светло-голубую мантию, белый воротник которой резко контрастировал с прядью его темных растрепанных волос, будто чернильное пятно. Он едва очнулся от послеобеденного сна и, лёжа на излюбленном кресле, полусонным голосом вел монолог. Немного погодя его слова стали более четкими и ясными, тембр стал низким и приятным, и каждый звук отзывался в сердце слушателя.
— Многие верят, что, продвинувшись вперед в битве, нужно отступить на пару шагов назад, чтобы не загородить путь всевышним и небожителям. Они верят, что если ты отступишь на эти несколько шагов, получишь благословение и следом обязательно сумеешь продвинуться еще дальше вперед. Об этом говорят "идти вперед, даже если сто тысяч человек стоят по ту сторону баррикад".
У Си наблюдал за ним, мыслями находясь далеко отсюда. Цзин Ци лениво болтал, готовый заснуть в любой момент, поэтому поначалу не заметил, но после того, как Юный Шаман полчаса не подавал признаков жизни, князь наклонил голову и посмотрел на него:
— О чем ты думаешь?
Резко очнувшись, У Си в панике отвел взгляд и опустил голову.
— Так значит, прям как ты?
— Э-э... что? — Цзин Ци приоткрыл глаза. — Что "как я"?
— Когда все говорили, что тебе не следует ехать в Лянгуан, ты все равно поехал. Как только ты возвратился, все думали, что ты будешь действовать, но ты ничего не сделал и остался прежним.
— Поездка в Лянгуан состоялась только потому, что Хэ Ляньци хотел создать мне побольше проблем. Но проблемы решены. Да и когда еще мне играть богатого бездельника, как не по возвращении в столицу?
У Си обдумал его слова и покачал головой:
— Ты неискренен.
Цзин Ци расхохотался, встал с кресла и потянулся, чтобы размять затекшее тело. Цветущие персиковые деревья во дворе были похожи на снежные сугробы, и с дуновением ветра будто начался снегопад, принося всюду прохладу. Когда "снегопад" упал на плечи князя, У Си невольно подумал, что тот сошел с самой красивой картины. На ум сразу пришла строчка из стихотворения, которое он услышал несколько дней назад:
— Скромный и изящный странствующий юноша... (1)
(1) Из стихотворения “Отмеченный флагом курган”, автор неизвестен. Оставляю гиперссылку на прочтение здесь.
Цзин Ци не расслышал и повернулся, вопросительно вздернув бровь:
— Что ты сказал?
У Си отчаянно покачал головой, уткнувшись взглядом в стену внутреннего двора. Он чувствовал сырость на сердце такую же, как этот вросший в угол стен мох. Сейчас придется сопротивляться некоторым словам.
Внезапно У Си почувствовал себя малость обиженным.
— Не мог бы ты рассказать мне сегодня о Трехстах Стихотворениях (2)?
(2) Также известны как "Триста танских поэм" — это антология китайских стихотворений династии Тан, составленная ученым Суй Чжу, содержащая в себе чуть больше трех сотен произведений.
У Си не видел смысла в этике и поэзии, поэтому больше любил слушать про историю, различные тактики и мирное управление. Он не планировал сдавать имперский экзамен, поэтому у него не было необходимости слагать стихотворения — эти написанные в рифму классические мантры постоянно звучали у него в ушах, но он не особо их запоминал. Пока он мог понимать все, что слышит, этого было достаточно.
Цзин Ци был озадачен, когда заметил, как У Си отстраненно уставился в стену, витая в облаках. Взгляд Юного Шамана, казалось, блуждал где-то совсем далеко, а на сердце была высечена та самая железная преданность. Князь не смог сдержать улыбки, подумав про себя: "Этот юноша дорос до влюбленности?".
— Что именно ты хочешь услышать?
— То, откуда строки "Взявшись за руки, состариться вместе" (3).
(3) Из стихотворения “Удар барабана”, автор неизвестен.
Ах, так это правда.
Несмотря на собственное ликование, Цзин Ци вспомнил кое-что, но не сказал об этом и лишь заметил:
— Произведение само по себе печальное, так ты еще и запомнил две самые душераздирающие строчки.
У Си непонимающе посмотрел на него.
Цзин Ци взял в руки несколько лепестков персика со своих плеч и медленно заговорил:
— Под барабанный бой мы выступаем с оружием в руках, и ров уж вырыт у стен города, пока мы одиноко уходим на юг. Мы следуем за Гунсунь Цзычжуном с тех пор, как был заключен мир с Чэн и Сун, но нас все еще не привели домой, посему мы в тревоге и печали. Сотни войн ведутся посреди желтого песка, покуда доспех не окрасится в цвет золота, а слава воинов, утопленная в чужой крови, не обойдет весь свет. Некоторые хотели бы услышать о Лулане (4) и обещании стоять до конца, пока не падет последний воин, но большинство предпочли бы "Сломанную иву" (5), где не утихали весенний ветер и романтические строки. И посреди грохота боевых барабанов и ржания кавалерийских коней нашелся человек, который обернулся, чтобы посмотреть на родной город. Он наблюдал за живыми людьми вокруг него, которые уходили воевать на рассвете и не возвращались с наступлением ночи. Этот человек лелеет мысль о родине, а затем, похоже, погибает.
(4) Битва при Лулане (108 г. до н. э.) знаменует собой самое раннее китайское военное вторжение в Центральную Азию.
(5) Неясно, о каком конкретно стихотворении с таким названием речь (их насчитывается больше 50), но речь здесь о распространенной практике "обрывать ивовые ветви", чтобы попрощаться с кем-то.
У Си не ожидал, что князь действительно все перескажет, но продолжил завороженно слушать.
Вздохнув, Цзин Ци продолжил:
— Обещание, даваемое нашим возлюбленным... и в жизни, и в смерти взяться за руки и состариться вместе. Эти слова были сказаны не генералом и не императором, который косит миллионы жизней парой слов, а простым воином. Он не был наделен особым талантом и жил надеждой на спокойную жизнь, где у него не будет проблем с едой и одеждой, а небогатая жена, макияж которой со временем полностью смоется и молодая красота состарится, умрет рядом с ним. После он найдет могилу в три чи, чтобы похоронить и ее, и себя, и, если суждено, будет надеяться на встречу с ней в будущей жизни. Если же нет...
Князь внезапно замолчал. Прошло немало времени, прежде чем он произнёс:
— Преуспеешь — простолюдины будут страдать. Проиграешь — простолюдины пострадают. Я не должен спрашивать, но все же осмелюсь. Юный Шаман, что ты собираешься делать, когда вернешься в Наньцзян?
У Си снова встретился с этим предельно серьезным видом обычно небрежного и развязного главы Наньнина. Он почувствовал, как разница между этим человеком и тем, кого он знал, было похоже на расстояние от Наньцзяна до столицы. На сердце Юного Шамана стало горько, и взгляд его потускнел.
— ….Я понимаю, что ты хочешь этим сказать.
Ты ведь боишься меня, так почему ты так добр ко мне?
Цзин Ци, привыкший следить за выражениями лиц и жестами других людей, сделал паузу вместе с задумавшимся У Си. Налив свежего травяного чая себе и Юному Шаману, князь сложил руки в замок и выдохнул.
— Как ты относишься к наследному принцу?
У Си почувствовал, как начинает болеть голова.
— Неплохо, разумеется. Будь он плохим человеком, ты бы не делал столького ради помощи ему.
— И всё же я боюсь его, — улыбнулся Цзин Ци. — Его Высочество сейчас находится в самом сложном положении при дворе, и временами ему нравится ограждаться от всего этого, сбегая в мое спокойное поместье. Честно говоря, я не настолько смел, чтобы много болтать с ним, поэтому меньше всех его раздражаю.
У Си нахмурился. Он был уверен, что Бэйюаню чужд страх, ведь даже на самых ужасных и ядовитых существ его поместья он никак не реагировал, продолжая так же беззаботно смеяться и болтать без умолку. Раньше У Си казалось, что князь просто ничего не воспринимает всерьез. Чуть позже он увидел все те усилия, что прикладывает Цзин Ци, но притворился, что верит в то, с какой легкостью и уменьем тот проворачивает все свои задумки.
— Почему ты боишься его? — У Си не мог удержаться от вопроса.
— Он наследный принц. Пусть даже Хэ Ляньчжао за двадцать лет ни разу ему не поклонился, он никогда не списывал наследного принца со счетов, продолжая оказывать ему братское уважение, — Цзин Ци покачал головой. — Хэ Ляньчжао смелый и состоявшийся человек. Хэ Ляньци ненасытно жаден, порочен, недалек и непостижим. Только наследный принц... после его совершеннолетия даже такой как я, кто рос с ним бок о бок, теперь не может понять, о чем он думает. Но никто кроме меня не знает, какой он на самом деле коварный и проницательный человек. Скажи, как я могу побороть свой страх перед ним?
— Раз ты его недолюбливаешь, зачем тогда помогаешь? — еще сильнее нахмурился У Си.
— Когда это я сказал, что недолюбливаю его? — ухмыльнулся Цзин Ци. — Его Высочество единственный, кто обладает властью поддерживать мир, располагая достижениями как политическими, так и военными. У меня нет причин его недолюбливать, ведь кто поможет ему, если не я? Хэ Ляньчжао или Хэ Ляньци?
Долго думая, У Си пришел к простому выводу, что ему не понять подобного склада ума: почитать, восхищаться и быть готовым сделать все возможное для того, кого боишься до такой степени, что и лишнее слово говорить не хочется...
Юный Шаман всегда проводил четкую грань между любовью и ненавистью — ему нравилось то, что нравилось, и не нравилось то, что не нравилось. Сейчас он не был способен понять, что в мире существует великое множество фальшивых чувств, поэтому просто продолжил увлеченно слушать Цзин Ци.
— Вспомнить даже мой визит в Восточный дворец после возвращения из Лянгуана. Те последние слова, что он сказал мне перед уходом... даже сейчас я не могу понять, что он имел в виду и что творилось у него в голове. Чем дольше я не могу их понять, тем больше думаю о них, и в конце концов такими темпами я сойду с ума.
— К чему твои размышления? Почему бы тебе не пойти к нему и не спросить напрямую? — спросил сбитый с толку У Си.
Цзин Ци замолчал, посмотрел на Юного Шамана и... разразился громким смехом. Дымка серьезности и тень ушли с его лица, освещенного яркой улыбкой, похожей на яркое, ясное солнце.
Несмотря на то, что У Си совершенно не понимал этого человека, ему нравилось смотреть, как он вот так весело смеется. Прошло немало времени, прежде чем Цзин Ци вытер проступившие от смеха слезы и похлопал У Си по плечу.
— Я всегда восхищался тем, что в твоем сердце нет места вечным подозрениям. Только что я заговорил о Наньцзяне, но тебя это ничуть не взволновало. Ты шаман Южного Синьцзяна, будущий Великий Шаман, но все равно из прихоти подружился со мной... когда я все еще князь Наньнина Великой Цин, и, разумеется, буду поддерживать политику этой империи. Это похоже на то, как я шаг за шагом освобождаю наследному принцу место на троне, но отказываюсь быть с ним рядом, а тебя, иноземца, признаю своим близким другом.
Разве это не значит... что наследный принц князю менее близок, чем Юный Шаман? У Си внезапно почувствовал легкость во всем теле, будто он вот-вот воспарит от радости.
Однако, как назло, в этот момент, казалось, Цзин Ци о чем-то вспомнил и придвинулся поближе.
— Тема как-то увильнула, и я чуть не забыл. Сегодня ты сам попросил меня поговорить о поэзии, а строками, приглянувшимися тебе, были "взявшись за руки, состариться вместе". Мне очень любопытно, неужели... тебе приглянулась некая юная госпожа?
Когда он так внезапно приблизился чуть ли не вплотную, его изысканно и сложно расшитый серебром вырез, казалось, начал источать слабый аромат. Головой У Си понимал, что запах исходит от одежды, которую после стирки помещали в ящик с благовониями, но почему-то не мог не думать о том, что этот едва уловимый аромат исходит от тела Цзин Ци. Сердце учащенно забилось и Юный Шаман отвел глаза, боясь ненароком заглянуть под чужой ворот.
Цзин Ци расценил это по-своему и убедился в своих догадках, ведь редко можно было увидеть этого ребенка таким взвинченным. Его озорное сердце будто восстало из мертвых, и он с усмешкой положил локоть на плечо У Си.
— Неужто не хочешь говорить? Разве у нас не доверительная дружба, а? Если тебе приглянулась некая из наложниц Его Величества, скажу по секрету, он бы не отказал тебе в этом, ведь вашим браком укрепил бы связь с Наньцзяном.
У Си резко отшвырнул его руку и с грохотом встал. То ли от гнева, то ли от волнения его лицо покрылось легким румянцем. Он несколько секунд просто смотрел на Цзин Ци, прежде чем развернулся и молча ушел.
— Я ведь и впрямь не мог удержаться от нескольких безобидных шуток, — невозмутимо сел Цзин Ци и взял чашку с чаем. — Глупый ребёнок. Не первый день знакомы, а он все еще нервничает в моей компании.
Князь улыбнулся и крикнул в сторону, вставая с места:
— Пин Ань, приготовь мне экипаж. Я уезжаю.
Пин Ань отозвался, принял приказ и передал его слугам.
— Куда направляетесь сегодня, господин? — бесцеремонно поинтересовался он.
— В Жёлтый цветок. Я не посещал его несколько дней и уже соскучился по чаю Мин Хуа. Кстати, иди, найди его.
Пин Ань сразу сморщился, став похожим на паровую булочку.
— К чему вы снова идете в это грязное место, господин?
— Почему сразу грязное? — небрежно бросил Цзин Ци, пока Цзи Сян заплетал его волосы. — Разве место с вином и красавицами не лучшее пристанище для такого развратника, как я? Император велел мне поддерживать репутацию богатея и бездельника, а слово Его Величества превыше всего. Как этот слуга может ослушаться?
Пин Ань был сильно измучен.
Жёлтый цветок — это бордель с "красавицами" мужского пола, и в понимании людей это заведение было еще более неприемлемым, чем "Изумрудный павильон", "Изящная мгла" и прочие подобные места. Прекрасный князь, каждый день посещающий... катамитов, как это понимать?
Почему отклонение принца с каждым днем становится всё хуже?